А. Лукашенко: «Я бы приехал на Болотную площадь» / продолжение /
...продолжение...
А.ЛУКАШЕНКО: Знаете, Сергей Леонидович, контролируют. Мы с вами поколение взрослое. Сегодня контролировать не так надо. Сегодня нельзя, контролируя, повернуть в каком-то одном направлении общественное мнение через что-то, невозможно. Мир настолько взаимоувязан стал, особенно с появлением Интернета, и не только Интернета. Мы просто раскрылись. Мы же ничего не контролируем, мы открылись. И к нам потекли от идей до людей, которые проповедуют эти идеи. Как сейчас контролировать? Ты должен не давать причин к таким выступлениям, а если они появляются, ты должен иметь у себя в арсенале такое оружие или орудие: выйдя к народу открыто так, ты мог выстрелить и люди разведут руками. Вот на Болотной у вас собрались. Выйди и скажи…
С.ДОРЕНКО: А вы бы приехали на Болотную?
А.ЛУКАШЕНКО: Если это нужно было, конечно.
С.ДОРЕНКО: А то, что эта сакральная власть русских царей разрушается от общения с народом? Понимаете? В России есть концепция, что говорить с народом, реагировать на такие проявления - это разрушает сакральную власть русских царей, некую харизму трона. Вы не печетесь о харизме трона?
А.ЛУКАШЕНКО: У меня другая политика. Я окунаюсь в гущу. Я сразу же иду в гущу. Взорвали в метро - через час я был там, в метро. Меня там держали за руки, потому что была вероятность второго взрыва. Я говорю «нет, даже если второй взрыв». Моя судьба в этой ситуации, человека, допустившего это, - моя судьба пойти. И что уже там будет… Но если есть Господь, наверное, только от него зависит. И я пошел. И не один.
С.ДОРЕНКО: И на Болотную пошли бы.
А.ЛУКАШЕНКО: Нет, я не говорю, что я бы пошел. Но если бы… правильно вы говорите: царь и власть должна действовать должно и не бегать по всем этим… она должна пойти только туда и тогда, когда это надо. Если на Болотной сложилась ситуация, что там должен быть глава государства, я бы не раздумывая пошел туда. Но я не знаю, я не вовлечен, должен быть там кто-то… Не это главное, Сергей. Или ты прямо придешь и скажешь, или через ящик, Интернет или что - у тебя должно быть право. И у тебя должно быть то, что ты должен положить на стол людям и сказать. И они разведут руками. У вас есть такое право? Вы можете прийти открыто к людям, исходя из их требований?
С.ДОРЕНКО: Русская власть не придет. Это тоже отличие Белоруссии. Поймите, вы европейцы. Вы, например, вождь. Все европейские лидеры - вожди. И когда вы промахнетесь, вам так и скажут «вы промахнулись».
А.ЛУКАШЕНКО: Все европейские лидеры - это ничто. Они никто, они без яиц, извини, это не мой термин.
С.ДОРЕНКО: Ну, Саркози-то с яйцами. За то, что на Карлу Бруни пару слов сказали, взял и отбомбил Ливию. А нами правит царь-жрец. В этом отличие.
А.ЛУКАШЕНКО: Знаете, отбомбить беззащитного человека, это даже не по-русски, не по-славянски, ничего не представляет. Это же беззащитная страна. Там ПВО никакого не было. И отбомбить, имея аэродром подскока на юге Италии. Через Средиземное море подлетел, с 10 тысяч километров, к GPS привязаны все цели. Танк можно поразить с современного самолета, ракетой. Что и делали. Это ума много не надо. Пусть он в одиночку отбомбил. А когда собралась коалиция, и притом Великобритания рядом, и Германия так-сяк себя вела.
С.ДОРЕНКО: А вдруг ему выгодно было, что оскорбили его жену? Может, он за нефтью пошел?
А.ЛУКАШЕНКО: Я вам приведу другой пример. Вы недавно наклонили Таджикистан за двух летчиков. Ну, такая патриотическая волна пошла. Конечно, перед выборами это нужно было и прочее. Но там же и так вопрос решался. Я же был вовлечен в это, был с официальным визитом. Их задержали. Они летали на самолете, на который не было документов фактически, у них лицензии не было. И процесс начали американцы. Они американские грузы перебрасывали, оказывая услуги. А потом американцы раз - а что это за самолет? Дошли до этого, они испугались и посадили его в Таджикистане. Там тоже, может быть, американцы еще подсуетились, тоже заинтересовались: а, ребята, так вы же закон нарушаете. Ладно, закон - не закон, задержали ребят. Но там не сработала ситуация и правоохранительная система как-то оторвалась от президента. И им вклеили восемь лет. Эмомали говорит: мы решили этот вопрос, это неправильно, зачем они вообще мне нужны? Это была его позиция. То есть это вопрос времени. Но надо, в конце концов, ему и лицо сохранить. А вы начали наклонять его.
С.ДОРЕНКО: Нам нужна внутренняя политика тоже.
А.ЛУКАШЕНКО: Ах, внутренняя вам нужна. Хорошо. Я тогда сказал: пройдет этот момент, и люди, которые поймут, в чем дело и будут знать, как я вам рассказал, они, что, это нормально оценят? А впереди у вас президентские выборы. Знаете, что сказали другие руководители государств? Ну, если в Москве так действуют, понятно, что будет с нами. Вы по мелочи пыль устроите, а там за этой пылью огромный лес с вековыми деревьями. Там же важнее. Надо же вдлинную играть, а не так.
С.ДОРЕНКО: Вдлинную надо было либо не трогать, либо придушить Эмомали. Вообще придушить, сместить.
А.ЛУКАШЕНКО: Правильно. Если уж пошли, так идите.
С.ДОРЕНКО: Не дергать тигра за усы, а добить.
А.ЛУКАШЕНКО: Добить - не добьете, сместить не получится, это факт. Они должны знать. Поэтому выход был только один: спокойно, без гвалта, но достойно показать, сказать более мягко. А не то что таджиков собирать «мы сейчас вас выкинем». За что? Не все же они идиоты. Вы были когда в Таджикистане? Терпеливый, трудолюбивый народ, древний народ. Нельзя к людям так относиться. Надо в корень здесь зреть. Вот вам такой пример, это я к Ливии. Ну, разбомбили Ливию. Дальше что?
С.ДОРЕНКО: Дальше нефть забирают. И дальше контролируемый хаос. Это теория американцев - установить хаос.
А.ЛУКАШЕНКО: Было 15 или 10 тысяч ПЗРК. Сколько осталось на складах?
С.ДОРЕНКО: Их растащили все.
А.ЛУКАШЕНКО: Растащили. А что завтра будет?
С.ДОРЕНКО: Будет Сомали.
А.ЛУКАШЕНКО: Хуже. Это же досталось террористам, которые сегодня действуют от России, Кавказа и дальше по всей дуге. А что такое ПЗРК, вы знаете. Я хорошо знаю, что такое ПЗРК. На плечо, при приземлении самолета - три километра, самолета нет. Кому мы отдали оружие?
С.ДОРЕНКО: Племенам.
А.ЛУКАШЕНКО: Если бы даже племенам. Ладно, надежда, что они свое будут... это международный картель.
С.ДОРЕНКО: Вы знаете о концепции контролируемого хаоса. Американцы установили, что часть территорий… и вообще территории они не любят теперь контролировать, чтобы не терпеть потери в личном составе, и они в местах, которые не могут контролировать, устанавливают некий порядок контролируемого хаоса.
А.ЛУКАШЕНКО: Да, близкого к хаотичному.
С.ДОРЕНКО: По крайней мере, там хаос, а когда-нибудь подумают, что с этим делать. И вот я думаю, Ливия теперь будет одной из точек хаоса.
А.ЛУКАШЕНКО: Не получится. Они там бездумно, без всяких на то оснований создали не просто Ливию, а там же целый пояс. В Египте исламисты победили. Что, в Тунисе лучше ситуация? Процветающая была страна. Они же создали, как образец, помогали Тунису.
С.ДОРЕНКО: Получается, что мы заинтересованы в диктатурах везде, где народ склонен к архаизации. Какой-то вот диктатор, который держит всю эту массу, которую условно можно назвать быдлом, держит их и осуществляет диктатуру. Но это тоже ведь конечно, это рано или поздно сломается.
А.ЛУКАШЕНКО: Сегодня надо делать по особенно чувствительным вопросам то, что можно сделать. Давайте возьмем вашу логику. Если этот диктатор - Каддафи, Хусейн, Лукашенко, Чавес…
С.ДОРЕНКО: Ой, вы себя поставили через запятую?
А.ЛУКАШЕНКО: Так это они там говорят. Мне Ахамадинежад, лидер мусульманский... Если это меньшее зло, чем то, которое может быть, а это легко было просчитать, и россияне гвалтом кричали, плохие СМИ, и мы об этом говорили, что будет исламизация. Можно было просчитать. Я не говорю о евреях. Там спецслужбы давно поняли, что будет. Они первые сказали: не трогайте Египет. Да, нам с ними тяжело, но будет хуже. Сейчас говорят: не трогайте Асада. Да, мы с ним все время в напряжении, но этот человек уберегает нас от войны с Сирией. А американцы это не послушали. Этого не понимают. Так зачем же нам сегодня сбрасывать этого архаичного человека, лидера, для того, чтобы сделать еще хуже? Ну, так мы вообще безумные люди, без ума. Вы правильно сказали: это конечно. Допустим, хотя вы не можете мне доказать, что это конечно. Сошлетесь на историю, не в этом дело.
С.ДОРЕНКО: На качество личности. Кто номер два в Белоруссии, раз вы поставили себя в этот список? Номера два в Белоруссии нет. Есть Лукашенко номер один, а потом номер десять тысяч. За вами идет сразу номер десять тысяч, номера два не существует.
А.ЛУКАШЕНКО: Я так не думаю. Я вам приведу пример из Белоруссии. Помните, 1994 год, когда мы с вами встречались? Я, что, тогда был номер один? Я просто никто был, таких было много.
С.ДОРЕНКО: По драйву вы были номер один, по энергетике.
А.ЛУКАШЕНКО: Ну, может быть, что-то там от природы было.
С.ДОРЕНКО: Вы говорили точно то, что люди думали.
А.ЛУКАШЕНКО: И что, я один такой умный был тогда?
С.ДОРЕНКО: Почему же услышали вас? Значит, вы говорили точнее.
А.ЛУКАШЕНКО: Значит, сегодня, когда я номер один, не дай бог, возникнет такая ситуация, и номер два появится. Я уверен, что это так. Я никогда не обольщаюсь, что я номер один. Я номер один, потому что я президент, у меня огромные полномочия, меня больше всех видят. Я делаю правильные или не правильные, в основном, наверное, правильные, действия и так далее. Много причин. Но как только возникнет вот эта причина, когда народ уже нестерпим к тебе и относится так, всё - и номер два, и номер три, и номер пять появятся. Даже те, которых сейчас не видно. Меня же не видел никто тогда. Буквально за один год... я до сих пор не понимаю, почему люди так за меня проголосовали? Не только потому, что я правильные вещи говорил, а потому что ситуация созрела к этому. Если бы не было этой ситуации, я бы никогда президентом не был.
С.ДОРЕНКО: И все-таки, говоря о номере один и номере два. Через 50 лет, я беру с запасом, вы - отец современной белорусской государственности, через 50 Белоруссия существует как суверенное государство? Второе: есть ли памятник Лукашенко на одной из центральных площадей, проспект Лукашенко, отца белорусской государственности, или нет? Поймите, во всяком случае, в русской традиции главный бизнес любой новой власти - это оплевывание предыдущей. Вы знаете, закрыв глаза, вы видите, как это будет через 50 лет?
А.ЛУКАШЕНКО: Очень серьезный вопрос, и я об этом думал. Нельзя сказать, что я не думал об этом. Первое: я готов к тому, что этого не будет, и даже более того, как бы мне ни страшно (не обидно), а ни страшно было, я даже готов, что, я не говорю оплевывать, а в окно палками будут бросать, если я еще буду жив или не жив. Даже при жизни я к этому готов. Потому что понимаю, что ситуация может быть, мне бы очень этого не хотелось, но она может быть такой.
С.ДОРЕНКО: А может такой, что вы пенсионер и гуляете, кормите голубей? Может такое быть?
А.ЛУКАШЕНКО: Нет.
С.ДОРЕНКО: Вы наоборот, в земле с лопатой?
А.ЛУКАШЕНКО: Это не мое. Я буду или с клюшкой бегать, или на коньках кататься, но голубей я буду кормить? Я люблю зверей, птиц, но не так по городу, это недопустимо. Я буду сидеть тихонько где-то…
С.ДОРЕНКО: Украинцы, смотрите, Кравчук гуляет по городу. Ющенко, при всем, что он нахомутал, гуляет по городу. Кучма может пройтись по Киеву спокойно. А вот в России это невозможно. В Белоруссии возможно?
А.ЛУКАШЕНКО: Спокойно пройти по городу бывшему? Думаю, да.
С.ДОРЕНКО: Но для этого вам нужен преемник.
А.ЛУКАШЕНКО: Нет, я страшно не понимаю этого, это исключено. Много меня упрекают: вот, сыновья и прочее. Поймите, я больше всего не хочу, чтобы мой сын был после меня президентом. Во-первых, зачем? Я в состоянии по здоровью работать сегодня и так далее. Зачем? Он помогает мне, насколько это возможно. Дальше, глядя на меня, мои дети уже наелись президентства. У нас президент - это даже не у вас. У вас власть - это состояние, деньги…
С.ДОРЕНКО: Это священное состояние.
А.ЛУКАШЕНКО: А я что имею? Покажите. Это же не проблема - найти у президента. Даже вы можете рассмотреть, в каких трусах каждый день он ходит. Кто сказал, что Лукашенко чего-то взял, украл и у него где-то миллиард, два или три. Покажите мне эти деньги. Поэтому мои дети это хорошо понимают. Я сейчас думаю: ладно, я есть, а вдруг чего-то и меня нет? Вот они живут через забор в Дроздах со мной, так им деваться некуда. А у них детки маленькие. Поэтому, извините меня, ради чего? Но я не хочу так, как у Ющенко и Кучмы. Почему? Ведь Ющенко готов был быть президентом, но он не стал. Кучма страшно хотел остаться президентом, и вы знаете, просил у тех и этих поддержки, но он не стал. И пошел на улицу. Я так не хочу. Я хочу, чтобы это было красиво, нормально: я устал, я не могу, пусть поработает другой. Я так должен поступить, у меня такая идеология и философия. Да, я далеко не первый год президентом, и вроде бы я уже перешагнул тот нормальный срок, дайте другим порулить и прочее. Хотя это опять же глупость очередная - дайте ему порулить. Что значит, порулить? Что значит - дайте ему поработать? Это надо прийти и доказать на выборах, свою состоятельность и стать президентом. Только так, а не иначе. Если просто я тебя взял бы, Сергей Доренко, вот мой преемник, иди. А если ты не президент? А ведь президент это не только умеющий хорошо говорить на разных языках, красивый и прочее. Он должен быть, прежде всего, харизматичным человеком с точки зрения, что ты должен быть не то что некий слепок, а какой-то, грубо скажу, выродок из народа. Ты вот из этого народа, народ тебя должен почувствовать нутром. У вас был такой президент - это Ельцин.
С.ДОРЕНКО: На инстинкте.
А.ЛУКАШЕНКО: У него все это было. Но я уже говорил, что с ним случилось, ну, и здоровье, конечно, подвело. Вот этого преемником не сделаешь, согласитесь?
С.ДОРЕНКО: Мои друзья из Смиловичей, когда говорят мне: «и йон (они как-то так говорят) сказал…» и так много раз. И я в первый приезд, когда сюда приехал (а мы с ним работали в Африке) «и йон сказал, что мы все выходим убирать листву», «и йон сказал, что надо почистить…» и «йон сказал, что надо покрасить ПТУ», «и йон сказал, что слет какой-то, и мы готовим стенгазеты, все на байдарках куда-то идем». «Йон, йон, йон». Я как-то слушал, потом говорю: «кто йон»? - «Ойн, та Лукашенко». И потом я уже привык, имени нет, «йон». Это серьезная тема, для меня это концептуально важна. Потому что получается, что есть она - Белоруссия, и есть он - единственный субъектный мужчина.
А.ЛУКАШЕНКО: Это моя жена. Но я согласен, если бы так было. Беларусь - это моя жена. Это дорогого стоит.
С.ДОРЕНКО: Но нет такого ощущения, что если один мужик субъектен, а остальные тогда кто? Дети или кто?
А.ЛУКАШЕНКО: Ладно, хорошо, пусть будут дети.
С.ДОРЕНКО: А они состязаться с отцом не могут тогда. Они всегда «йон, йон, йон». Он один. Даже не надо говорить, кто. Он - то он, всё, мужчина единственный. А вы субъектны или нет. Кроме вас как будто нет больше. Вот почему я говорю, что не номера два, понимаете?
А.ЛУКАШЕНКО: Сергей Леонидович, спросите у этих людей, что я делаю для того, чтобы создать… я не думаю, что у нас в Белоруссии культ Лукашенко. Но допустим, вы так считаете.
С.ДОРЕНКО: Я так не считаю. Я просто считаю, что субъектность не разделена, она за одним человеком. То ли у вас чертовски много энергии, то ли в вас еще что-то. Но нет другого субъекта.
А.ЛУКАШЕНКО: Я себя искусственно не делаю. Я категорически запрещаю свои портреты на демонстрациях, кричать «Ура, ура, Лукашенко!» и прочее. Даже если где-то я на массовых мероприятиях - на съездах, официальных мероприятих, не дай бог, кто-то в своем выступлении излишне начнет говорить обо мне, я его прерываю. Я председательствую или не председательствую, рядом сижу, у меня микрофон, как у президента, всегда. Я его прерываю. Давайте, говорю, по существу. Никакого вождизма быть не должно. Кроме портрета в кабинете чиновника вы нигде не увидите вождизма в Белоруссии. Для меня это на генном уровне неприемлемо, я это не терплю. Я помню шамкающего Брежнева, я вижу, как у вас начинают разные лакеи покрикивать, посвистывать - у меня внутри все переворачивается. Не так надо. С людьми совершенно по-другому надо разговаривать.
С.ДОРЕНКО: Я запрещаю себя хвалить. А у меня сразу мысль: отец настолько велик, что даже запрещает себя хвалить. Ха-ха.
А.ЛУКАШЕНКО: По-разному же хвалят. К примеру, вчера была тренировка, готовимся к рождественскому турниру. Хоккей - это очень сложная игра. Путин попробовал играть, я говорю, давай сыграем?
С.ДОРЕНКО: Еще вес важен.
А.ЛУКАШЕНКО: Как раз у него данные для хоккеиста, для того, чтобы бежать. Да, если ты попадешься на прием... хотя это неважно, особенно у нас. Я не к этому. Вот мы играем. Играют ребята, ну, такие классные хоккеисты. Они вчера играли, сегодня уже нет. И я с ними, любитель, я же не хоккеист. И я забрасываю шайбу. Вижу, чертовски хорошо получилось. Случайно так бывает. И ко мне подъезжает парень, который может из десяти буллитов десять забросить. Это не так просто. Он подъезжает ко мне, я вижу в его глазах все, он говорит: ну, ничего себе, рукой похлопал и отъехал. Вот он меня похвалил. Я это воспринимаю. Потому что он просто искренне это сделал.
С.ДОРЕНКО: Я знаю, что перебрал время. Если позволите, про Путина хотел спросить. Путин, которого вы знаете. Путин - это друг Кудрина, Путин - это друг Чубайса, Путин - это кто? Путин - это создатель евразийства, но Путин - это и Онищенко с молочными войнами. Путин - кто?
А.ЛУКАШЕНКО: Я думаю так, видимо, как вы.
С.ДОРЕНКО: Что, всё вместе?
А.ЛУКАШЕНКО: Я думаю так, как вы.
С.ДОРЕНКО: Спасибо большое.
А.ЛУКАШЕНКО: Знаете, Сергей Леонидович, контролируют. Мы с вами поколение взрослое. Сегодня контролировать не так надо. Сегодня нельзя, контролируя, повернуть в каком-то одном направлении общественное мнение через что-то, невозможно. Мир настолько взаимоувязан стал, особенно с появлением Интернета, и не только Интернета. Мы просто раскрылись. Мы же ничего не контролируем, мы открылись. И к нам потекли от идей до людей, которые проповедуют эти идеи. Как сейчас контролировать? Ты должен не давать причин к таким выступлениям, а если они появляются, ты должен иметь у себя в арсенале такое оружие или орудие: выйдя к народу открыто так, ты мог выстрелить и люди разведут руками. Вот на Болотной у вас собрались. Выйди и скажи…
С.ДОРЕНКО: А вы бы приехали на Болотную?
А.ЛУКАШЕНКО: Если это нужно было, конечно.
С.ДОРЕНКО: А то, что эта сакральная власть русских царей разрушается от общения с народом? Понимаете? В России есть концепция, что говорить с народом, реагировать на такие проявления - это разрушает сакральную власть русских царей, некую харизму трона. Вы не печетесь о харизме трона?
А.ЛУКАШЕНКО: У меня другая политика. Я окунаюсь в гущу. Я сразу же иду в гущу. Взорвали в метро - через час я был там, в метро. Меня там держали за руки, потому что была вероятность второго взрыва. Я говорю «нет, даже если второй взрыв». Моя судьба в этой ситуации, человека, допустившего это, - моя судьба пойти. И что уже там будет… Но если есть Господь, наверное, только от него зависит. И я пошел. И не один.
С.ДОРЕНКО: И на Болотную пошли бы.
А.ЛУКАШЕНКО: Нет, я не говорю, что я бы пошел. Но если бы… правильно вы говорите: царь и власть должна действовать должно и не бегать по всем этим… она должна пойти только туда и тогда, когда это надо. Если на Болотной сложилась ситуация, что там должен быть глава государства, я бы не раздумывая пошел туда. Но я не знаю, я не вовлечен, должен быть там кто-то… Не это главное, Сергей. Или ты прямо придешь и скажешь, или через ящик, Интернет или что - у тебя должно быть право. И у тебя должно быть то, что ты должен положить на стол людям и сказать. И они разведут руками. У вас есть такое право? Вы можете прийти открыто к людям, исходя из их требований?
С.ДОРЕНКО: Русская власть не придет. Это тоже отличие Белоруссии. Поймите, вы европейцы. Вы, например, вождь. Все европейские лидеры - вожди. И когда вы промахнетесь, вам так и скажут «вы промахнулись».
А.ЛУКАШЕНКО: Все европейские лидеры - это ничто. Они никто, они без яиц, извини, это не мой термин.
С.ДОРЕНКО: Ну, Саркози-то с яйцами. За то, что на Карлу Бруни пару слов сказали, взял и отбомбил Ливию. А нами правит царь-жрец. В этом отличие.
А.ЛУКАШЕНКО: Знаете, отбомбить беззащитного человека, это даже не по-русски, не по-славянски, ничего не представляет. Это же беззащитная страна. Там ПВО никакого не было. И отбомбить, имея аэродром подскока на юге Италии. Через Средиземное море подлетел, с 10 тысяч километров, к GPS привязаны все цели. Танк можно поразить с современного самолета, ракетой. Что и делали. Это ума много не надо. Пусть он в одиночку отбомбил. А когда собралась коалиция, и притом Великобритания рядом, и Германия так-сяк себя вела.
С.ДОРЕНКО: А вдруг ему выгодно было, что оскорбили его жену? Может, он за нефтью пошел?
А.ЛУКАШЕНКО: Я вам приведу другой пример. Вы недавно наклонили Таджикистан за двух летчиков. Ну, такая патриотическая волна пошла. Конечно, перед выборами это нужно было и прочее. Но там же и так вопрос решался. Я же был вовлечен в это, был с официальным визитом. Их задержали. Они летали на самолете, на который не было документов фактически, у них лицензии не было. И процесс начали американцы. Они американские грузы перебрасывали, оказывая услуги. А потом американцы раз - а что это за самолет? Дошли до этого, они испугались и посадили его в Таджикистане. Там тоже, может быть, американцы еще подсуетились, тоже заинтересовались: а, ребята, так вы же закон нарушаете. Ладно, закон - не закон, задержали ребят. Но там не сработала ситуация и правоохранительная система как-то оторвалась от президента. И им вклеили восемь лет. Эмомали говорит: мы решили этот вопрос, это неправильно, зачем они вообще мне нужны? Это была его позиция. То есть это вопрос времени. Но надо, в конце концов, ему и лицо сохранить. А вы начали наклонять его.
С.ДОРЕНКО: Нам нужна внутренняя политика тоже.
А.ЛУКАШЕНКО: Ах, внутренняя вам нужна. Хорошо. Я тогда сказал: пройдет этот момент, и люди, которые поймут, в чем дело и будут знать, как я вам рассказал, они, что, это нормально оценят? А впереди у вас президентские выборы. Знаете, что сказали другие руководители государств? Ну, если в Москве так действуют, понятно, что будет с нами. Вы по мелочи пыль устроите, а там за этой пылью огромный лес с вековыми деревьями. Там же важнее. Надо же вдлинную играть, а не так.
С.ДОРЕНКО: Вдлинную надо было либо не трогать, либо придушить Эмомали. Вообще придушить, сместить.
А.ЛУКАШЕНКО: Правильно. Если уж пошли, так идите.
С.ДОРЕНКО: Не дергать тигра за усы, а добить.
А.ЛУКАШЕНКО: Добить - не добьете, сместить не получится, это факт. Они должны знать. Поэтому выход был только один: спокойно, без гвалта, но достойно показать, сказать более мягко. А не то что таджиков собирать «мы сейчас вас выкинем». За что? Не все же они идиоты. Вы были когда в Таджикистане? Терпеливый, трудолюбивый народ, древний народ. Нельзя к людям так относиться. Надо в корень здесь зреть. Вот вам такой пример, это я к Ливии. Ну, разбомбили Ливию. Дальше что?
С.ДОРЕНКО: Дальше нефть забирают. И дальше контролируемый хаос. Это теория американцев - установить хаос.
А.ЛУКАШЕНКО: Было 15 или 10 тысяч ПЗРК. Сколько осталось на складах?
С.ДОРЕНКО: Их растащили все.
А.ЛУКАШЕНКО: Растащили. А что завтра будет?
С.ДОРЕНКО: Будет Сомали.
А.ЛУКАШЕНКО: Хуже. Это же досталось террористам, которые сегодня действуют от России, Кавказа и дальше по всей дуге. А что такое ПЗРК, вы знаете. Я хорошо знаю, что такое ПЗРК. На плечо, при приземлении самолета - три километра, самолета нет. Кому мы отдали оружие?
С.ДОРЕНКО: Племенам.
А.ЛУКАШЕНКО: Если бы даже племенам. Ладно, надежда, что они свое будут... это международный картель.
С.ДОРЕНКО: Вы знаете о концепции контролируемого хаоса. Американцы установили, что часть территорий… и вообще территории они не любят теперь контролировать, чтобы не терпеть потери в личном составе, и они в местах, которые не могут контролировать, устанавливают некий порядок контролируемого хаоса.
А.ЛУКАШЕНКО: Да, близкого к хаотичному.
С.ДОРЕНКО: По крайней мере, там хаос, а когда-нибудь подумают, что с этим делать. И вот я думаю, Ливия теперь будет одной из точек хаоса.
А.ЛУКАШЕНКО: Не получится. Они там бездумно, без всяких на то оснований создали не просто Ливию, а там же целый пояс. В Египте исламисты победили. Что, в Тунисе лучше ситуация? Процветающая была страна. Они же создали, как образец, помогали Тунису.
С.ДОРЕНКО: Получается, что мы заинтересованы в диктатурах везде, где народ склонен к архаизации. Какой-то вот диктатор, который держит всю эту массу, которую условно можно назвать быдлом, держит их и осуществляет диктатуру. Но это тоже ведь конечно, это рано или поздно сломается.
А.ЛУКАШЕНКО: Сегодня надо делать по особенно чувствительным вопросам то, что можно сделать. Давайте возьмем вашу логику. Если этот диктатор - Каддафи, Хусейн, Лукашенко, Чавес…
С.ДОРЕНКО: Ой, вы себя поставили через запятую?
А.ЛУКАШЕНКО: Так это они там говорят. Мне Ахамадинежад, лидер мусульманский... Если это меньшее зло, чем то, которое может быть, а это легко было просчитать, и россияне гвалтом кричали, плохие СМИ, и мы об этом говорили, что будет исламизация. Можно было просчитать. Я не говорю о евреях. Там спецслужбы давно поняли, что будет. Они первые сказали: не трогайте Египет. Да, нам с ними тяжело, но будет хуже. Сейчас говорят: не трогайте Асада. Да, мы с ним все время в напряжении, но этот человек уберегает нас от войны с Сирией. А американцы это не послушали. Этого не понимают. Так зачем же нам сегодня сбрасывать этого архаичного человека, лидера, для того, чтобы сделать еще хуже? Ну, так мы вообще безумные люди, без ума. Вы правильно сказали: это конечно. Допустим, хотя вы не можете мне доказать, что это конечно. Сошлетесь на историю, не в этом дело.
С.ДОРЕНКО: На качество личности. Кто номер два в Белоруссии, раз вы поставили себя в этот список? Номера два в Белоруссии нет. Есть Лукашенко номер один, а потом номер десять тысяч. За вами идет сразу номер десять тысяч, номера два не существует.
А.ЛУКАШЕНКО: Я так не думаю. Я вам приведу пример из Белоруссии. Помните, 1994 год, когда мы с вами встречались? Я, что, тогда был номер один? Я просто никто был, таких было много.
С.ДОРЕНКО: По драйву вы были номер один, по энергетике.
А.ЛУКАШЕНКО: Ну, может быть, что-то там от природы было.
С.ДОРЕНКО: Вы говорили точно то, что люди думали.
А.ЛУКАШЕНКО: И что, я один такой умный был тогда?
С.ДОРЕНКО: Почему же услышали вас? Значит, вы говорили точнее.
А.ЛУКАШЕНКО: Значит, сегодня, когда я номер один, не дай бог, возникнет такая ситуация, и номер два появится. Я уверен, что это так. Я никогда не обольщаюсь, что я номер один. Я номер один, потому что я президент, у меня огромные полномочия, меня больше всех видят. Я делаю правильные или не правильные, в основном, наверное, правильные, действия и так далее. Много причин. Но как только возникнет вот эта причина, когда народ уже нестерпим к тебе и относится так, всё - и номер два, и номер три, и номер пять появятся. Даже те, которых сейчас не видно. Меня же не видел никто тогда. Буквально за один год... я до сих пор не понимаю, почему люди так за меня проголосовали? Не только потому, что я правильные вещи говорил, а потому что ситуация созрела к этому. Если бы не было этой ситуации, я бы никогда президентом не был.
С.ДОРЕНКО: И все-таки, говоря о номере один и номере два. Через 50 лет, я беру с запасом, вы - отец современной белорусской государственности, через 50 Белоруссия существует как суверенное государство? Второе: есть ли памятник Лукашенко на одной из центральных площадей, проспект Лукашенко, отца белорусской государственности, или нет? Поймите, во всяком случае, в русской традиции главный бизнес любой новой власти - это оплевывание предыдущей. Вы знаете, закрыв глаза, вы видите, как это будет через 50 лет?
А.ЛУКАШЕНКО: Очень серьезный вопрос, и я об этом думал. Нельзя сказать, что я не думал об этом. Первое: я готов к тому, что этого не будет, и даже более того, как бы мне ни страшно (не обидно), а ни страшно было, я даже готов, что, я не говорю оплевывать, а в окно палками будут бросать, если я еще буду жив или не жив. Даже при жизни я к этому готов. Потому что понимаю, что ситуация может быть, мне бы очень этого не хотелось, но она может быть такой.
С.ДОРЕНКО: А может такой, что вы пенсионер и гуляете, кормите голубей? Может такое быть?
А.ЛУКАШЕНКО: Нет.
С.ДОРЕНКО: Вы наоборот, в земле с лопатой?
А.ЛУКАШЕНКО: Это не мое. Я буду или с клюшкой бегать, или на коньках кататься, но голубей я буду кормить? Я люблю зверей, птиц, но не так по городу, это недопустимо. Я буду сидеть тихонько где-то…
С.ДОРЕНКО: Украинцы, смотрите, Кравчук гуляет по городу. Ющенко, при всем, что он нахомутал, гуляет по городу. Кучма может пройтись по Киеву спокойно. А вот в России это невозможно. В Белоруссии возможно?
А.ЛУКАШЕНКО: Спокойно пройти по городу бывшему? Думаю, да.
С.ДОРЕНКО: Но для этого вам нужен преемник.
А.ЛУКАШЕНКО: Нет, я страшно не понимаю этого, это исключено. Много меня упрекают: вот, сыновья и прочее. Поймите, я больше всего не хочу, чтобы мой сын был после меня президентом. Во-первых, зачем? Я в состоянии по здоровью работать сегодня и так далее. Зачем? Он помогает мне, насколько это возможно. Дальше, глядя на меня, мои дети уже наелись президентства. У нас президент - это даже не у вас. У вас власть - это состояние, деньги…
С.ДОРЕНКО: Это священное состояние.
А.ЛУКАШЕНКО: А я что имею? Покажите. Это же не проблема - найти у президента. Даже вы можете рассмотреть, в каких трусах каждый день он ходит. Кто сказал, что Лукашенко чего-то взял, украл и у него где-то миллиард, два или три. Покажите мне эти деньги. Поэтому мои дети это хорошо понимают. Я сейчас думаю: ладно, я есть, а вдруг чего-то и меня нет? Вот они живут через забор в Дроздах со мной, так им деваться некуда. А у них детки маленькие. Поэтому, извините меня, ради чего? Но я не хочу так, как у Ющенко и Кучмы. Почему? Ведь Ющенко готов был быть президентом, но он не стал. Кучма страшно хотел остаться президентом, и вы знаете, просил у тех и этих поддержки, но он не стал. И пошел на улицу. Я так не хочу. Я хочу, чтобы это было красиво, нормально: я устал, я не могу, пусть поработает другой. Я так должен поступить, у меня такая идеология и философия. Да, я далеко не первый год президентом, и вроде бы я уже перешагнул тот нормальный срок, дайте другим порулить и прочее. Хотя это опять же глупость очередная - дайте ему порулить. Что значит, порулить? Что значит - дайте ему поработать? Это надо прийти и доказать на выборах, свою состоятельность и стать президентом. Только так, а не иначе. Если просто я тебя взял бы, Сергей Доренко, вот мой преемник, иди. А если ты не президент? А ведь президент это не только умеющий хорошо говорить на разных языках, красивый и прочее. Он должен быть, прежде всего, харизматичным человеком с точки зрения, что ты должен быть не то что некий слепок, а какой-то, грубо скажу, выродок из народа. Ты вот из этого народа, народ тебя должен почувствовать нутром. У вас был такой президент - это Ельцин.
С.ДОРЕНКО: На инстинкте.
А.ЛУКАШЕНКО: У него все это было. Но я уже говорил, что с ним случилось, ну, и здоровье, конечно, подвело. Вот этого преемником не сделаешь, согласитесь?
С.ДОРЕНКО: Мои друзья из Смиловичей, когда говорят мне: «и йон (они как-то так говорят) сказал…» и так много раз. И я в первый приезд, когда сюда приехал (а мы с ним работали в Африке) «и йон сказал, что мы все выходим убирать листву», «и йон сказал, что надо почистить…» и «йон сказал, что надо покрасить ПТУ», «и йон сказал, что слет какой-то, и мы готовим стенгазеты, все на байдарках куда-то идем». «Йон, йон, йон». Я как-то слушал, потом говорю: «кто йон»? - «Ойн, та Лукашенко». И потом я уже привык, имени нет, «йон». Это серьезная тема, для меня это концептуально важна. Потому что получается, что есть она - Белоруссия, и есть он - единственный субъектный мужчина.
А.ЛУКАШЕНКО: Это моя жена. Но я согласен, если бы так было. Беларусь - это моя жена. Это дорогого стоит.
С.ДОРЕНКО: Но нет такого ощущения, что если один мужик субъектен, а остальные тогда кто? Дети или кто?
А.ЛУКАШЕНКО: Ладно, хорошо, пусть будут дети.
С.ДОРЕНКО: А они состязаться с отцом не могут тогда. Они всегда «йон, йон, йон». Он один. Даже не надо говорить, кто. Он - то он, всё, мужчина единственный. А вы субъектны или нет. Кроме вас как будто нет больше. Вот почему я говорю, что не номера два, понимаете?
А.ЛУКАШЕНКО: Сергей Леонидович, спросите у этих людей, что я делаю для того, чтобы создать… я не думаю, что у нас в Белоруссии культ Лукашенко. Но допустим, вы так считаете.
С.ДОРЕНКО: Я так не считаю. Я просто считаю, что субъектность не разделена, она за одним человеком. То ли у вас чертовски много энергии, то ли в вас еще что-то. Но нет другого субъекта.
А.ЛУКАШЕНКО: Я себя искусственно не делаю. Я категорически запрещаю свои портреты на демонстрациях, кричать «Ура, ура, Лукашенко!» и прочее. Даже если где-то я на массовых мероприятиях - на съездах, официальных мероприятих, не дай бог, кто-то в своем выступлении излишне начнет говорить обо мне, я его прерываю. Я председательствую или не председательствую, рядом сижу, у меня микрофон, как у президента, всегда. Я его прерываю. Давайте, говорю, по существу. Никакого вождизма быть не должно. Кроме портрета в кабинете чиновника вы нигде не увидите вождизма в Белоруссии. Для меня это на генном уровне неприемлемо, я это не терплю. Я помню шамкающего Брежнева, я вижу, как у вас начинают разные лакеи покрикивать, посвистывать - у меня внутри все переворачивается. Не так надо. С людьми совершенно по-другому надо разговаривать.
С.ДОРЕНКО: Я запрещаю себя хвалить. А у меня сразу мысль: отец настолько велик, что даже запрещает себя хвалить. Ха-ха.
А.ЛУКАШЕНКО: По-разному же хвалят. К примеру, вчера была тренировка, готовимся к рождественскому турниру. Хоккей - это очень сложная игра. Путин попробовал играть, я говорю, давай сыграем?
С.ДОРЕНКО: Еще вес важен.
А.ЛУКАШЕНКО: Как раз у него данные для хоккеиста, для того, чтобы бежать. Да, если ты попадешься на прием... хотя это неважно, особенно у нас. Я не к этому. Вот мы играем. Играют ребята, ну, такие классные хоккеисты. Они вчера играли, сегодня уже нет. И я с ними, любитель, я же не хоккеист. И я забрасываю шайбу. Вижу, чертовски хорошо получилось. Случайно так бывает. И ко мне подъезжает парень, который может из десяти буллитов десять забросить. Это не так просто. Он подъезжает ко мне, я вижу в его глазах все, он говорит: ну, ничего себе, рукой похлопал и отъехал. Вот он меня похвалил. Я это воспринимаю. Потому что он просто искренне это сделал.
С.ДОРЕНКО: Я знаю, что перебрал время. Если позволите, про Путина хотел спросить. Путин, которого вы знаете. Путин - это друг Кудрина, Путин - это друг Чубайса, Путин - это кто? Путин - это создатель евразийства, но Путин - это и Онищенко с молочными войнами. Путин - кто?
А.ЛУКАШЕНКО: Я думаю так, видимо, как вы.
С.ДОРЕНКО: Что, всё вместе?
А.ЛУКАШЕНКО: Я думаю так, как вы.
С.ДОРЕНКО: Спасибо большое.