В ту же копилку
Прошлое - забываешь, прячешь на дно, в пески.
Джинсы с нашивкой beatles стали тебе узки -
Смять и отправить в мусор? Может, отдать сестре?
Хочет - пусть ищет сказку в кроликовой норе.
Фенечки раздарились, выцветшие - в ведро.
Сломанное туда же фениксово перо,
Аслановы подарки, старый волшебный рог,
И тот, как парус, алый детской мечты цветок.
Станут запястья тоньше без нитяной брони -
Только вот нужен новый щит, чтоб сидеть за ним.
Носишь тяжелый make-up, платья и каблуки.
Курсы, работы, клубы - бегаешь от тоски.
Шкафа закрыты двери, кролик уже не тот,
Элф разучился звезды прятать в огромный торт.
Хочешь-не хочешь, верить стало еще больней -
Нарнии не осталось, только тоска о ней.
В бешенстве рвешь и мечешь, хочешь вперед бежать,
Жизни дорога вьется в бешеных виражах.
Что там в конце - пустоты вечности и тоски.
Сьюзен, ты променяла Нарнию на чулки.
#2
Приморский город пустеет к осени -
Пляж обезлюдел, базар остыл, -
И чайки машут над ним раскосыми
Крыльями цвета грязных ветрил.
В конце сезона, как день, короткого,
Над бездной, все еще голубой,
Он прекращает жить для курортника
И остается с самим собой.
Себе рисует художник, только что
Клиентов приманивавший с трудом,
И, не спросясь, берет у лоточника
Две папиросы и сок со льдом.
Прокатчик лодок с торговцем сливами
Ведут беседу по фразе в час
И выглядят ежели не счастливыми,
То более мудрыми, чем при нас.
В кафе последние завсегдатаи
Играют в нарды до темноты,
И кипарисы продолговатые
Стоят, как сложенные зонты.
Над этой жизнью, простой и набожной,
Еще не выветрился пока
Запах всякой курортной набережной -
Гнили, йода и шашлыка.
Застыло время, повисла пауза,
Ушли заезжие чужаки,
И море трется о ржавь пакгауза
И лижет серые лежаки.
А в небе борются синий с розовым,
Две алчных армии, бас и альт,
Сапфир с рубином, пустыня с озером,
Набоков и Оскар Уайльд.
Приморский город пустеет к осени.
Мир застывает на верхнем до.
Ни жизнь, ни то, что бывает после,
Ни даже то, что бывает до,
Но милость времени, замирание,
Тот выдох века, провал, просвет,
Что нам с тобой намекнул заранее:
Все проходит, а смерти нет