Должен был бы построить...
Завтра у этих детей последний урок литературы. Вообще последний, потому что 11 класс. Эти дети -- математики. Это они так про себя решили. А пишут они вот какими словами:
"Те миры, которые построил Гумилев, они все равно волшебны. Просто они построены не из ничего, а ценой вполне настоящих чужих слез и в них распределено отнятое счастье. А параллельно возник другой мир, мир Ахматовой, совсем не такой светлый и яркий, а грустный, в котором совсем никого нет, тоже наверное волшебный, только неуютный. Но совсем не оттого, что он злой, а потому, что все счастье из него аккуратненько унесли в соседний, туда, к жирафу. Сама Ахматова почему-то представляется высоким и тонким деревом, очень красивым, но растущим где-то на обрыве, где больше ничего нет... А волшебник ходит где-то рядом, просто он настолько увлечен поисками диковинных зверей, что не замечает, как из того мира, который он тоже должен был бы построить, постепенно уплывают все краски".
Это не единичный кусок. Это не отдельный случай. Это я просто сегодня проверяю случайно взятое сочинение должника. Мальчика, если что.
Эти дети понимают и чувствуют так пронзительно тонко некоторые вещи из мира взрослых, из мира отношений между людьми, между мужчиной и женщиной, что я просто вздрагиваю от узнавания...
Завтра последний урок. Пытаюсь понять, какие ощущения у меня от этой фразы. И не могу. Я вообще перестал понимать кто кого и чему способен учить и что значит урок. Яснее всего для меня слово последний.
А про волшебника, который увлечен поисками диковинного и не замечает мира, который он должен был бы построить, -- очень точно. Это в том числе и про меня по отношению к этому классу...
"Те миры, которые построил Гумилев, они все равно волшебны. Просто они построены не из ничего, а ценой вполне настоящих чужих слез и в них распределено отнятое счастье. А параллельно возник другой мир, мир Ахматовой, совсем не такой светлый и яркий, а грустный, в котором совсем никого нет, тоже наверное волшебный, только неуютный. Но совсем не оттого, что он злой, а потому, что все счастье из него аккуратненько унесли в соседний, туда, к жирафу. Сама Ахматова почему-то представляется высоким и тонким деревом, очень красивым, но растущим где-то на обрыве, где больше ничего нет... А волшебник ходит где-то рядом, просто он настолько увлечен поисками диковинных зверей, что не замечает, как из того мира, который он тоже должен был бы построить, постепенно уплывают все краски".
Это не единичный кусок. Это не отдельный случай. Это я просто сегодня проверяю случайно взятое сочинение должника. Мальчика, если что.
Эти дети понимают и чувствуют так пронзительно тонко некоторые вещи из мира взрослых, из мира отношений между людьми, между мужчиной и женщиной, что я просто вздрагиваю от узнавания...
Завтра последний урок. Пытаюсь понять, какие ощущения у меня от этой фразы. И не могу. Я вообще перестал понимать кто кого и чему способен учить и что значит урок. Яснее всего для меня слово последний.
А про волшебника, который увлечен поисками диковинного и не замечает мира, который он должен был бы построить, -- очень точно. Это в том числе и про меня по отношению к этому классу...