Тюремный дневник , тетрадь 1 ч. 1.
27.09.2010г. Краснодар. СИЗО № 23/1. Карантин
Настроение хреновое. Также как и самочувствие. Очень похоже на ОРЗ. Я сильно промерз на этапе, потом около часа нас держали на холоде в автозаке и еще час на плацу. Плюс местная пища, точнее то, что здесь называют пищей и местная гигиена, точнее отсутствие оной.
Но по порядку. Сижу я уже с 01 сентября 2010 года, т.е. 27 дней. В карантине тоска - самый подходящий момент взяться за ручку - то о чем я так долго мечтал, но все откладывал от нехватки времени.
Чего-чего, а времени здесь с избытком. Вот и пишу - чтоб не свихнуться.
За эти 27 дней я побывал в Сочинском ИВС, Армавирском СИЗО и СИЗО Краснодара, плюс 4 этапа. Прям вояж какой-то по пенитенциарной системе Края.
Из всех мест, где мне довелось побывать, краснодарский карантин - самое отвратительное, несмотря на то, что в окно иногда видно солнце.
[Продолжение]Сочинский ИВС.
Если быть объективным, то привели меня туда не 01, а 02 сентября. Часа в 2-3 утра. К тому времени, я был настолько измотан, что рухнул на железную кровать (здесь их зовут шконки) и уснул. Камера (по местному - хата) №3. Мне позже сказали, что это, типа блатная хата. Дескать, в ней аж целых три дня провел сам Колодяжный! Возможно, мы даже спали на одной шконке. Хотя думаю, врут все клеветники проклятые. Не мог, ну не мог человека такой кристальной честности как Виктор Викторович попасть в ИВС.
Опишу эту камеру. Размером она 2,5х2,5 м. Изголовьями друг к другу стоят две двух ярусные шконки, образуя угол. В углу камер по диагонали расположен туалет. На эдаком помосте вмонтированный… как бы это сказать? Унитаз? И стеночка по пояс. Двери нет. Прямо напротив сортира, под потолком висит видеокамера, через которую специально обученные люди внимательно наблюдают за всеми твоими манипуляциями с «унитазом».
Посреди стены камеры (напротив шконок) и по правую руку от туалета - железная дверь. По левую руку от туалета - умывальник. Есть ведро для мусора и тазик для стирки. Стены зеленые, обшарпанные. Окно - 0,5х0,5 м. Естественно зарешечено. Солнца не видно. Неба тоже. Видно окно противоположенной камеры и кирпичная стена этой же камеры. Из окна по ночам доносятся этнические песни стражных под аккомпанемент таза-барабана. В общем весело. Да! Забыл. Пол - деревянный! (говорят - это нереальная круть) и даже есть замызганный прикроватный коврик - просто дикая роскошь. Электро-розеток - нет, зеркала тоже. Свет горит круглые сутки. Хитрые зеки придумали как в таких блядских условиях варить чефир (как мы все знаем, нормальный зэк помирает без чефира и курева)!
Поскольку решетка (решка - по местному) огораживающая лампу от хитрых зеков имеет достаточно большие ячейки, то арестанты берут бутыль с водой, маленько недовинчивают крышку и пихают днищем в лампу. - Вода греется. За 1-1,5 часа вода согревается градусов до 80-85. После чего бутыль вытаскивается и «сивка-бурка чеферит».
В первое же утро, ко мне в камеру запихнули крепкого паренька, по виду примерно ровесника. Мы почти не общались. Я читал, он спал. Проснувшись, он показал фокус с бутылкой и решкой. Попили чай, познакомились. Выяснилось, что зовут его Владимир, врач. Взяли по 290 ч. 4. Взятка, группа лиц, с вымогательством. Володя молчал как пленный партизан, и валялся на шконке, пока меня не позвали в следственную комнату. Услышав мою фамилию, он проснулся и резко принял вертикальное положение.
- Ты Б.? - спросил он.
- Ну да, - отвечаю.
- Здорово, - сказал Володя и протянул мне руку. - Я - Ш.
По возвращению в камеру выяснилось, что Володя не совсем врач, а бывший начальник департамента по Санаториям и Курортам при Администрации города. Он знает мою мать, поэтому наша фамилия произвела такое впечатление. Мы разговорились, и он рассказал свою грустную историю о том, как его брали, о жене и родителях сходящих с ума, о детях - малолетках. История его задержания вызвала много разговоров в Сочи. Дело настолько явно заказное, что даже смешно. Впрочем, как догадываюсь, мое задержание, вызвало не меньшую волну сплетен. Да и хуй с ними! Сколько таких историй мне потом пришлось выслушать!
Следующие постояльцы нашей хаты, на практике показали мне, почему Володя не протянул мне сразу руку при знакомстве и сначала смотрел на меня как на врага народа.
Это было под конец 2 сентября. Лязгнул замок и в камеру впихнули грязного и пьяного в хлам мужичонку лет 40. Смуглый, всклокоченый. Он что то пробормотал о том, что спать на втором ярусе не позволяют отсиженные, скатал матрас и кинул его на пол. Т.к. камера небольшая, то кинул он матрас автоматом возле туалета. Мы с Володей прикололись, но комментировать не стали. Через полчаса дверь лязгнула повторно, и в камеру ввалился еще один пьянчужка. Чуть постарше храпящего под умывальником Гены (Геши), в белом костюме. Звали его Миша. Миша оказался на редкость длинным и беспокойным постояльцем. С первой же минуты он начал щемиться в дверь и кричать: «Старшой! Старшой!». Минут через тридцать Миша охрип и полез на второй ярус надо мной. Поскольку запас матрасов иссяк на Геше, то пришлось Мише спать на голом железе кровати.
Утром был этап из Армавира. К нам подселили еще двух. Антона (ВВшник) и Игорь (таможня). После обеда их перевели в другую камеру, но бритый наголо Антон, весь в татухах (военных в основном) успел выцыганить у меня «Путь самурая». Потом был суд - семь часов в стакане суда и автозаке и 15 минут фарса. Судья взял меня стражу от волнения даже забыв указать в постановлении ее срок. Пока я ездил в суд и обратно, и еще раз в суд и обратно (т.к. дела затянулись и его честь счел, что я не сломаюсь если покатаюсь в автозаке еще раз) Володю перевели и мы остались втроем.
Я уже знал, что Гешу взяли по 159-й ч. 2 и сидел он в своей жизни аж целых 16 лет.
Мишу (который протрезвев принял вид БИЧа, особенно когда надевал очки) приняли по 159-й, ч. 2 и сидел он ранее 12 лет.
Оба в татухах, но если Миша в более-менее скромных, то Геша в куполах и всяческой живности. Оба с первой же минуты бодрствования стали чефирить и курить. Узнав, что я адвокат - стали нудно консультироваться по всякой херне. Потом у них закончились сигареты. Т.к. ни я, ни Володя не курим, то стрелять они стали у баландера (сидельца привлеченного к работам) Юры. Юра давал, но не более одной-двух сигарет. Сначала слушать их скулеж было смешно, потом надоело, и я предложил им курить чай - гордо отказались и стали забивать самокрутки из бычков. Через полчаса самокрутки закончились и урки давясь стали курить чай. Это было воистину жалкое зрелище.
Мы разговорились. Они рассказывали о своей тюремной жизни - я внимал. Интересовались моей работой и причиной посадки - я обходился общими фразами. Ребята оказались веселыми и мы ночь напролет травили байки и анекдоты, заглушая смехом этнические песнопения из соседней камеры.
Когда я их расколол? - Не знаю. Точнее не помню. Постепенно происходящее стало терять черты реальности. Я был словно во сне - жутком и одновременно смешном. Усилием воли я заставлял себя смотреть на мир «широко раскрытыми глазами». И во мне стало рождаться подозрение по поводу двух своих сокамерников, очень быстро подружившихся друг с другом и со мной. Подозрение стало расти, когда некоторые из их вопросов показывали удивительную осведомленность, а советы, даваемые мне, совсем не походили на советы урок, хотя не скрою некоторые из них я учел и применил.
Возможно, сыграло отсутствие никотина, возможно то, что о своей посадке/деле я молчал обходясь общими фразами, но ночью пятого сентября Геша сломался и рассказал, что он и его корешь Миша - подсадные ВКРщики (ВКР - внутрикамерная разработка). Подсадил их ко мне, их шеф - начальник Центра по противодействию Экстремизму Края. Вот именно тогда я испытал т.н. дежа вю в которое не верю. Я словно находился в камере с двумя подсаженными ментами уркаганами и одновременно летал где-то в небе над городом и смотрел на камеру, урок и себя самого из далекой высоты.
- Знаю. Догадался, - ответил я.
- И давно? - спросил Геша.
- Подозревать начал - когда вывели Вовчика, а уверен - после сегодняшнего разговора.
А наш разговор настолько походил на сцену из убогого НТВшного сериала про ментов/бандитов, что все мое естество протестовало реальности такого абсурда.
- И ты знаешь, Геша, - продолжил я, - ведь неизвестно куда бы нас завел затеянный тобой чуть раньше разговор (о моем клиенте - арестованном судье Новикове и земле в Адлере) и совсем неизвестно как бы ты стал его вести. Помнишь, Геш, я тебе говорил, что «путь самурая - это смерть»? Так вот, если бы наш разговор зашел куда-нибудь не туда, то вот эту ручку, - и я показал Геше гелевую ручку которую вертел в руках весь день, делая вид, что использую ее как закладку для книги - я засунул бы тебе прямо в глаз, а потом - будь, что будет!
Бедный Геша метнулся на другой конец шконки дурашливо закричал «ой, уберите его от меня, я его боюсь!» и радостно засмеялся.
Я засмеялся в ответ. Точки были расставлены. Как только эта парочка вскрыла все карты и перестала пародировать ментовские сериалы, то нудеж с их стороны по поводу курева, точнее отсутствия оного усилился многократно. Еще бы! Ценные сотрудники, в нечеловеческих условиях темницы колют опасного преступника, а начальство жмется на блок «Явы».
В перерывах между жалобами на оперов из центра Э и сочинский ИВС они продолжали рассказывать о своей жизни на воле и работу в тюрьмах. У Геши якобы оказался один из самых высоких показателей раскрываемости по Краю. Он то мне и рассказал, что во всех ИВС и СИЗО есть опер по ВКР - внутрикамерной разработке, который работает с подсадными и иным контингентом. Подсадные используются в нескольких направлениях:
- просто слушающие;
- разводящие на базар и базаром ломающие волю к сопротивлению;
- и прессовщики.
Что делают прессовщики я думаю объяснять не надо.
Таких как Геша по краю (по его словам) около двух сотен человек. В большей части случаев он забирает от задержанных явки с повинной, и носит их операм. Явки Геша выбивает, причем довольно жестоким способом. Поскольку у всех впервые попавших в застенки предшоковое состояние, и страх возможного насилия, то Геша воплощает эти страхи в жизнь. А проще говоря - ебет «кроликов». «Кролик» - это разрабатываемый. Сначала я не верил своим ушам, но истории сыпались одна за другой, под радостный смех длинного Миши. Чтобы не показывать свой шок я смелся не менее радостно. ВКРщики рассказывали как ломали блатных (которых искренне ненавидели), насильников, разбойников и убийц. И все писали явки. А после явки расписку о том, что акт мужеложества между ним и тов. имярек произошел по обоюдному согласию.
Когда я понял зачем ко мне подсадили эту парочку - честно говоря, стало не по себе. В последний день нашей совместной сидки (а сидели мы вместе неделю) Геша рассказал две вещи, которые безумно мне польстили (хочется верить, что он не врал).
Так вот, Геша сказал, что за последние пять лет внутрикамерной работы, я первый человек - который человек.
И еще. Геше передал вводные своего шефа, перед отправкой ко мне в камеру: «Наглухо обмороженный хам. Делай с ним, что хочешь».
Вот так я и сидел в сочинском ИВСе. Кормил бывших зеков, а ныне ментов едой из передачек, уговаривал Гешу вернуться к жене и сыну, а Мишу перестать пить. Развивал их мечты о скотоводстве и иных сферах жизни, предостерегал от афер и пьянства. Узнав о низких ставках их работы - 5 000 руб. за 10 дней работы в ИВСе - возмутился, предложил создать профсоюз ВКРщиков, чтобы организовать забастовку и диктовать работодятелу свои расценки за работу.
- Ведь поймите ребята, - витийствовал я, - без вас куда? - Никуда. Если вы полезете в плотную золупу, показатели рухнут и мусора будут вынуждены с вами договариваться. Вам только нужно объединиться. Если, вы согласитесь, я смогу написать для вашего профсоюза устав.
Потом их увели и я остался один.
Последние сутки я провел один, если не считать воришки - эпилептика (ч. 1 ст. 158) , которого завели ко мне т.к. 3-я камера самая близкая к дежурке, а я из контингента самый спокойный.
Настроение хреновое. Также как и самочувствие. Очень похоже на ОРЗ. Я сильно промерз на этапе, потом около часа нас держали на холоде в автозаке и еще час на плацу. Плюс местная пища, точнее то, что здесь называют пищей и местная гигиена, точнее отсутствие оной.
Но по порядку. Сижу я уже с 01 сентября 2010 года, т.е. 27 дней. В карантине тоска - самый подходящий момент взяться за ручку - то о чем я так долго мечтал, но все откладывал от нехватки времени.
Чего-чего, а времени здесь с избытком. Вот и пишу - чтоб не свихнуться.
За эти 27 дней я побывал в Сочинском ИВС, Армавирском СИЗО и СИЗО Краснодара, плюс 4 этапа. Прям вояж какой-то по пенитенциарной системе Края.
Из всех мест, где мне довелось побывать, краснодарский карантин - самое отвратительное, несмотря на то, что в окно иногда видно солнце.
[Продолжение]Сочинский ИВС.
Если быть объективным, то привели меня туда не 01, а 02 сентября. Часа в 2-3 утра. К тому времени, я был настолько измотан, что рухнул на железную кровать (здесь их зовут шконки) и уснул. Камера (по местному - хата) №3. Мне позже сказали, что это, типа блатная хата. Дескать, в ней аж целых три дня провел сам Колодяжный! Возможно, мы даже спали на одной шконке. Хотя думаю, врут все клеветники проклятые. Не мог, ну не мог человека такой кристальной честности как Виктор Викторович попасть в ИВС.
Опишу эту камеру. Размером она 2,5х2,5 м. Изголовьями друг к другу стоят две двух ярусные шконки, образуя угол. В углу камер по диагонали расположен туалет. На эдаком помосте вмонтированный… как бы это сказать? Унитаз? И стеночка по пояс. Двери нет. Прямо напротив сортира, под потолком висит видеокамера, через которую специально обученные люди внимательно наблюдают за всеми твоими манипуляциями с «унитазом».
Посреди стены камеры (напротив шконок) и по правую руку от туалета - железная дверь. По левую руку от туалета - умывальник. Есть ведро для мусора и тазик для стирки. Стены зеленые, обшарпанные. Окно - 0,5х0,5 м. Естественно зарешечено. Солнца не видно. Неба тоже. Видно окно противоположенной камеры и кирпичная стена этой же камеры. Из окна по ночам доносятся этнические песни стражных под аккомпанемент таза-барабана. В общем весело. Да! Забыл. Пол - деревянный! (говорят - это нереальная круть) и даже есть замызганный прикроватный коврик - просто дикая роскошь. Электро-розеток - нет, зеркала тоже. Свет горит круглые сутки. Хитрые зеки придумали как в таких блядских условиях варить чефир (как мы все знаем, нормальный зэк помирает без чефира и курева)!
Поскольку решетка (решка - по местному) огораживающая лампу от хитрых зеков имеет достаточно большие ячейки, то арестанты берут бутыль с водой, маленько недовинчивают крышку и пихают днищем в лампу. - Вода греется. За 1-1,5 часа вода согревается градусов до 80-85. После чего бутыль вытаскивается и «сивка-бурка чеферит».
В первое же утро, ко мне в камеру запихнули крепкого паренька, по виду примерно ровесника. Мы почти не общались. Я читал, он спал. Проснувшись, он показал фокус с бутылкой и решкой. Попили чай, познакомились. Выяснилось, что зовут его Владимир, врач. Взяли по 290 ч. 4. Взятка, группа лиц, с вымогательством. Володя молчал как пленный партизан, и валялся на шконке, пока меня не позвали в следственную комнату. Услышав мою фамилию, он проснулся и резко принял вертикальное положение.
- Ты Б.? - спросил он.
- Ну да, - отвечаю.
- Здорово, - сказал Володя и протянул мне руку. - Я - Ш.
По возвращению в камеру выяснилось, что Володя не совсем врач, а бывший начальник департамента по Санаториям и Курортам при Администрации города. Он знает мою мать, поэтому наша фамилия произвела такое впечатление. Мы разговорились, и он рассказал свою грустную историю о том, как его брали, о жене и родителях сходящих с ума, о детях - малолетках. История его задержания вызвала много разговоров в Сочи. Дело настолько явно заказное, что даже смешно. Впрочем, как догадываюсь, мое задержание, вызвало не меньшую волну сплетен. Да и хуй с ними! Сколько таких историй мне потом пришлось выслушать!
Следующие постояльцы нашей хаты, на практике показали мне, почему Володя не протянул мне сразу руку при знакомстве и сначала смотрел на меня как на врага народа.
Это было под конец 2 сентября. Лязгнул замок и в камеру впихнули грязного и пьяного в хлам мужичонку лет 40. Смуглый, всклокоченый. Он что то пробормотал о том, что спать на втором ярусе не позволяют отсиженные, скатал матрас и кинул его на пол. Т.к. камера небольшая, то кинул он матрас автоматом возле туалета. Мы с Володей прикололись, но комментировать не стали. Через полчаса дверь лязгнула повторно, и в камеру ввалился еще один пьянчужка. Чуть постарше храпящего под умывальником Гены (Геши), в белом костюме. Звали его Миша. Миша оказался на редкость длинным и беспокойным постояльцем. С первой же минуты он начал щемиться в дверь и кричать: «Старшой! Старшой!». Минут через тридцать Миша охрип и полез на второй ярус надо мной. Поскольку запас матрасов иссяк на Геше, то пришлось Мише спать на голом железе кровати.
Утром был этап из Армавира. К нам подселили еще двух. Антона (ВВшник) и Игорь (таможня). После обеда их перевели в другую камеру, но бритый наголо Антон, весь в татухах (военных в основном) успел выцыганить у меня «Путь самурая». Потом был суд - семь часов в стакане суда и автозаке и 15 минут фарса. Судья взял меня стражу от волнения даже забыв указать в постановлении ее срок. Пока я ездил в суд и обратно, и еще раз в суд и обратно (т.к. дела затянулись и его честь счел, что я не сломаюсь если покатаюсь в автозаке еще раз) Володю перевели и мы остались втроем.
Я уже знал, что Гешу взяли по 159-й ч. 2 и сидел он в своей жизни аж целых 16 лет.
Мишу (который протрезвев принял вид БИЧа, особенно когда надевал очки) приняли по 159-й, ч. 2 и сидел он ранее 12 лет.
Оба в татухах, но если Миша в более-менее скромных, то Геша в куполах и всяческой живности. Оба с первой же минуты бодрствования стали чефирить и курить. Узнав, что я адвокат - стали нудно консультироваться по всякой херне. Потом у них закончились сигареты. Т.к. ни я, ни Володя не курим, то стрелять они стали у баландера (сидельца привлеченного к работам) Юры. Юра давал, но не более одной-двух сигарет. Сначала слушать их скулеж было смешно, потом надоело, и я предложил им курить чай - гордо отказались и стали забивать самокрутки из бычков. Через полчаса самокрутки закончились и урки давясь стали курить чай. Это было воистину жалкое зрелище.
Мы разговорились. Они рассказывали о своей тюремной жизни - я внимал. Интересовались моей работой и причиной посадки - я обходился общими фразами. Ребята оказались веселыми и мы ночь напролет травили байки и анекдоты, заглушая смехом этнические песнопения из соседней камеры.
Когда я их расколол? - Не знаю. Точнее не помню. Постепенно происходящее стало терять черты реальности. Я был словно во сне - жутком и одновременно смешном. Усилием воли я заставлял себя смотреть на мир «широко раскрытыми глазами». И во мне стало рождаться подозрение по поводу двух своих сокамерников, очень быстро подружившихся друг с другом и со мной. Подозрение стало расти, когда некоторые из их вопросов показывали удивительную осведомленность, а советы, даваемые мне, совсем не походили на советы урок, хотя не скрою некоторые из них я учел и применил.
Возможно, сыграло отсутствие никотина, возможно то, что о своей посадке/деле я молчал обходясь общими фразами, но ночью пятого сентября Геша сломался и рассказал, что он и его корешь Миша - подсадные ВКРщики (ВКР - внутрикамерная разработка). Подсадил их ко мне, их шеф - начальник Центра по противодействию Экстремизму Края. Вот именно тогда я испытал т.н. дежа вю в которое не верю. Я словно находился в камере с двумя подсаженными ментами уркаганами и одновременно летал где-то в небе над городом и смотрел на камеру, урок и себя самого из далекой высоты.
- Знаю. Догадался, - ответил я.
- И давно? - спросил Геша.
- Подозревать начал - когда вывели Вовчика, а уверен - после сегодняшнего разговора.
А наш разговор настолько походил на сцену из убогого НТВшного сериала про ментов/бандитов, что все мое естество протестовало реальности такого абсурда.
- И ты знаешь, Геша, - продолжил я, - ведь неизвестно куда бы нас завел затеянный тобой чуть раньше разговор (о моем клиенте - арестованном судье Новикове и земле в Адлере) и совсем неизвестно как бы ты стал его вести. Помнишь, Геш, я тебе говорил, что «путь самурая - это смерть»? Так вот, если бы наш разговор зашел куда-нибудь не туда, то вот эту ручку, - и я показал Геше гелевую ручку которую вертел в руках весь день, делая вид, что использую ее как закладку для книги - я засунул бы тебе прямо в глаз, а потом - будь, что будет!
Бедный Геша метнулся на другой конец шконки дурашливо закричал «ой, уберите его от меня, я его боюсь!» и радостно засмеялся.
Я засмеялся в ответ. Точки были расставлены. Как только эта парочка вскрыла все карты и перестала пародировать ментовские сериалы, то нудеж с их стороны по поводу курева, точнее отсутствия оного усилился многократно. Еще бы! Ценные сотрудники, в нечеловеческих условиях темницы колют опасного преступника, а начальство жмется на блок «Явы».
В перерывах между жалобами на оперов из центра Э и сочинский ИВС они продолжали рассказывать о своей жизни на воле и работу в тюрьмах. У Геши якобы оказался один из самых высоких показателей раскрываемости по Краю. Он то мне и рассказал, что во всех ИВС и СИЗО есть опер по ВКР - внутрикамерной разработке, который работает с подсадными и иным контингентом. Подсадные используются в нескольких направлениях:
- просто слушающие;
- разводящие на базар и базаром ломающие волю к сопротивлению;
- и прессовщики.
Что делают прессовщики я думаю объяснять не надо.
Таких как Геша по краю (по его словам) около двух сотен человек. В большей части случаев он забирает от задержанных явки с повинной, и носит их операм. Явки Геша выбивает, причем довольно жестоким способом. Поскольку у всех впервые попавших в застенки предшоковое состояние, и страх возможного насилия, то Геша воплощает эти страхи в жизнь. А проще говоря - ебет «кроликов». «Кролик» - это разрабатываемый. Сначала я не верил своим ушам, но истории сыпались одна за другой, под радостный смех длинного Миши. Чтобы не показывать свой шок я смелся не менее радостно. ВКРщики рассказывали как ломали блатных (которых искренне ненавидели), насильников, разбойников и убийц. И все писали явки. А после явки расписку о том, что акт мужеложества между ним и тов. имярек произошел по обоюдному согласию.
Когда я понял зачем ко мне подсадили эту парочку - честно говоря, стало не по себе. В последний день нашей совместной сидки (а сидели мы вместе неделю) Геша рассказал две вещи, которые безумно мне польстили (хочется верить, что он не врал).
Так вот, Геша сказал, что за последние пять лет внутрикамерной работы, я первый человек - который человек.
И еще. Геше передал вводные своего шефа, перед отправкой ко мне в камеру: «Наглухо обмороженный хам. Делай с ним, что хочешь».
Вот так я и сидел в сочинском ИВСе. Кормил бывших зеков, а ныне ментов едой из передачек, уговаривал Гешу вернуться к жене и сыну, а Мишу перестать пить. Развивал их мечты о скотоводстве и иных сферах жизни, предостерегал от афер и пьянства. Узнав о низких ставках их работы - 5 000 руб. за 10 дней работы в ИВСе - возмутился, предложил создать профсоюз ВКРщиков, чтобы организовать забастовку и диктовать работодятелу свои расценки за работу.
- Ведь поймите ребята, - витийствовал я, - без вас куда? - Никуда. Если вы полезете в плотную золупу, показатели рухнут и мусора будут вынуждены с вами договариваться. Вам только нужно объединиться. Если, вы согласитесь, я смогу написать для вашего профсоюза устав.
Потом их увели и я остался один.
Последние сутки я провел один, если не считать воришки - эпилептика (ч. 1 ст. 158) , которого завели ко мне т.к. 3-я камера самая близкая к дежурке, а я из контингента самый спокойный.