Josef Sudek
У меня дома не так уж много фотоальбомов. Зато все они очень-очень дороги мне. Один из них - альбом Йозефа Судека. Что забавно, любовь к работам этого Мастера началась у меня с текста. Т. е. сначала я прочитала статью, потом стала искать и влюбилась в его фотографии, ну и в конце-концов у меня появилась столь желаемая книга. А вот и тот самый текст (очень длинный, хотя это только первая часть!).
Прогулки с паном Судеком
Никитин В. А. Рассказы о фотографах и фотографиях. - Л.: Лениздат, 1991.
Часть 1.
По узеньким улочкам засыпающей Праги я спустился к Влтаве. Повеяло сыростью. Легкий туман стелился над черной водой, а на противоположном берегу разноцветными огнями светились дома. Особенно красиво в этот поздний час выглядел Народный театр. Небольшая протока между берегом и Стрелецким островом была погружена в темноту. Внезапно ночная тишина нарушилась какими-то странными звуками - легким клекотом, хлопаньем крыльев. Я пристально вглядывался в кромешную тьму и вдруг как-то сразу увидел множество крупных величественных птиц. Это были лебеди. Их было очень много, и так странно было их видеть в это позднее время. Я, пораженный, стоял на берегу, а они все плыли и плыли, пропадая так же внезапно, как и возникали.
Заканчивался первый день моего недолгого пребывания в Праге, первый день знакомства с городом, который я так хорошо знал по фотографиям Судека - удивительным изображениям, полным таинственной красоты и поэзии. Знакомство с ними состоялось очень давно, когда я, еще будучи студентом, впервые увидел снимки замечательного чешского фотомастера.
Однажды - это было в начале 60-х годов - зайдя, как обычно, на Невском в магазин иностранной литературы, я купил фотоальбом. Тогда там было много книг по фотографии: чешское издательство «Одеон» выпускало замечательную серию «Фотографы мира» - небольшие книжечки в черной мягкой обложке. Именно из них многие впервые узнали о Брессоне, о Роберете Капа, о Бишофе Кертеше и других мастерах.
Я помню, как раскрыл альбом и остобленел: было такое впечатление, что ты ранним утром выходишь из темного помещения, еще не совсем проснувшись, и, ежась от утреннего холода, подходишь к запотевшему окну. За окном зябко пробивается сквозь густую листву неяркое солнце, а белые простыни, развешенные кем-то на веревках, создают причудливый рисунок. Капельки на окне постепенно становятся все больше, вот в одном месте они уже собрались в большую каплю и текут вниз, отчего на стекле появляется прозрачная узкая полоска. Все это было на фотографии. Она была совсем как живая.
Я стал перелистывать страницы альбома. На каждой были окна, запотевшие, подернутые легким морозцем или усеянные бисером мелких водяных брызг, а за окном был один и тот же пейзаж, снятый в разное время года, дня, в разную погоду, при разном освещении. И все это было сделано так филигранно, что создавалась полная иллюзия реальности.
Я помчался домой и принялся подробно рассматривать снимки. И чем больше я на них смотрел, тем больше поражался невероятной способности их автора увидеть необычное в самых обыденных вещах. Вот опять запотевшее окно, а на подоконнике - высокий стакан с розами, небольшая морская раковина, разбросанные кнопки, металлическая вазочка, в ней - яичная скорлупа, лужица воды около стакана… Все было просто в этом снимке, но глаз было не оторвать. Непонятной магией были пронизаны фотографии, они буквально завораживали. Из этого невероятного и таинственного мира я был спущен на землю приходом матери.
- У тебя сессия на носу, а ты опять картинки разглядываешь. Ну когда же ты за ум возьмешься, колгда делом станешь заниматься?
Начиналась обычная «песня». Но я знал, что мать, тонко чувствовавшая все красивое, не останется равнодушной к этим снимкам. И я придвинул ей книгу. На час, если не больше, в доме установилась тишина.
Мать сидела в своем любимом зеленом кресле и внимательно рассматривала фотографии. Солнце медленно опускалось за окном, отчего стены в доме становились золотистыми. Таинственный свет исходил от странных часов на книжном шкафу, от вазы с букетом давно засохших цветов, от корешков книг. Свет дробился на мельчайшие частицы. И я впервые заметил многое, на что раньше никогда не обращал внимания.
- Ужинать будем, конечно, завтра? - вывел нас из молчаливого оцепенения пришедший с работы отец.
- Толя, ты только посмотри, какие замечательные фотографии!
- Вы что, сговорились? Этот, - отец кивнул в мою сторону, - негативчики целыми днями перебирает, а теперь и ты фотографией занялась?
Но тем не менее он взял протянутую ему книгу и тоже замолчал. Так получилость, что в тот вечер впервые в доме заговорили о фотографии серьезно. С тех пор всегда, когда на меня обрушивались, упрекая в несерьезности моего увлечения, я напоминал родителям об этом алльбоме. Это было самым веским аргументов в защиту фотографии. Автором тех снимков был чешский фотограф Йозеф Судек.
Судек прожил большую и необычную жизнь. Она была нелегкой, и судьба все делала для того, чтобы помешать ему, а он же, словно не замечая этого, продолжал делать свое дело. «Спеши потихоньку», - любил он повторять. Иным фотографам, чтобы стать знаменитыми, нужно было объездить весь мир, другим - быть очевидцами необыкновенных событий. Судек всю жизнь прожил в Чехословакии, а большую часть в Праге, но при жизни был признан классиком фотоискусства. «Познай себя, и ты познаешь весь мир», - гласит древняя мудрость. Судек искал рядом, вокруг себя, и в этих поисках он создал свой мир, поражающий зрителя, за что один из соотечественников очень точно назвал его «Великим гармонизатором».
Родился он в 1896 году в небольшом городке Колин. Когда Йозефу исполнилось 14 лет, он уехал в Прагу, где стал обучаться переплетному делу. Тогдад же он впервые начал снимать, но фотография не очень увлекала его. Больше всего ему нравилось слушать музыку, любовь к которой он пронес через всю жизнь.
В 1915 году девятнадцатилетнего Судека призвали в армию. В 1917 году на итальянском фронте осколком гранаты ему перебило правую руку, которую пришлось ампутировать. Это увечье не позволило продолжать работу переплетчика, и отставной солдат-инвалид стал фотографом. Отсутствие специальной подготовки заставило его вскоре сесть за парту - он поступил в Государственное полиграфическое училище, где фотографическим отделением в те годы заведовал известный фотограф и педагог профессор Карел Новак. В своем курсе он стремился дать ученикам основы классического студийного портрета, которым мастерски владел сам. Это было вполне логично, ибо большинству выпускников впоследствии придется стать профессиональными портретистами. Одновременно профессор знакомил студентов с современными достижениями фотоискусства, стимулировал индивидуальный подход к съемке, терпимо относился к самым невероятным экспериментам, которые затевали ученики.
Спустя три года, после окончания училища, Судек, скопив необходимую сумму денег, приобрел собственное ателье, которое так высокопарно лишь именовалось. На самом деле это было ветхое деревянное строение во дворе одного из домов пражского района Мала Страна. Прежний влдаделц честно признался Судеку, что продет он свою мастерскую из-за крайне невыгодного ее расположения. Три большие казармы, находящиеся неподалеку, недавно прекратили свое существование, и отсутствие солдат - постоянных клиентов - заставило его свернуть дело.
- Это то, что мне нужно, - сказал Судек.
Фотограф удивленно посмотрел на однорукого покупателя и покачал головой.
Мог ли он предполагать, что пройдет несколько десятков лет и проданное им ателье станет такой же достопримечательностью Праги, как Карлов мост, Высокий замок или знаменитые пивные, где так любил рассиживаться солдат Швейк.
Естественно, первый адрес, который меня интересовал в Праге, было ателье Судека. И вот туманным осенним вечером, когда над Пражски Градом висело нечто студенистое, из чего сочился мелкий моросящий дождичек, я шел от Малостранской площади по Кармелитской к Уезду - ничем не приметной улочке, где во вдоре одного из домов в маленькой мастерской почти полвека жил и работал «Великий гармонизатор», умевший в самых обыденных вещах увидеть красоту и поэзию.
Вот наконец-то желанный адрес, но в подворотне абсолютно темно и не видно, куда идти. Я был вынужден выйти на улицу. На воротах нашел кнопку выключателя. Тусклая лампочка осветила длинный коридор, в конце которого - дверь. Я не успел дойти до нее, как погас свет: чехи - экономный народ. Уже на ощупь я открыл ее и оказался в небольшом дворике. Опять подворотня, и опять та же история со светом.
Наконец во втором дворе, слегка освещенном окнами домов, я нашел мастерскую Судека: приземистое деревянное строение, напоминающее сторожку в парке, заколоченные крест-накрест окна, ветхий забор, отгораживающий «владения» мастера. Все узнаваемо, и все так не похоже на то, что я десятки раз видел на его снимках. Те же туманные сумерки, которые он так любил снимать, тот же «дребезжащий» свет в окнах домов, но все как-то уж очень обыденно.
Я стоял и глядел в темную пустоту окон ателье. И хотя от моих чешских друзей я уже знал, что здесь решено сделать музей фотографа, что уже принято соответствующее постановление и выделены деньги, все равно было грустно видеть такое запустение. Что такое дом без хозяина?
Обратно я шел той же дорогой, которой, наверное, тысячи раз проходил фотограф, когда возвращался домой, - последние годы он жил на Градчанах, почти у стен Пражского Града. В начале Нерудовой улицы - там, где она упирается в Малостранскую площадь, Судек обычно заходил в небольшую пивную «У кота», где просиживал часок, и шел дальше.
Несмотря на поздний час, здесь много народу, стоит несмолкаемый гул. Проносится официант с бокалами знаменитого чешского «праздроя». За длинным столом напротив меня сидят нсколько пожилых людей - судя по всему, постоянных посетителей. Может быть, они помнят старого фотографа?
- Пан Судек? Конечно, помним. Кто же его не знал. Очень милый человек был и, говорят, большой художник.
Да, все-таки Прага - вечный город.
Продолжение следует...
Давно я хотела это опубликовать. Самое сложное, как оказалось, выбрать иллюстрацию - фотографию Судека - безумно нравятся почти все.
Прогулки с паном Судеком
Никитин В. А. Рассказы о фотографах и фотографиях. - Л.: Лениздат, 1991.
Часть 1.
По узеньким улочкам засыпающей Праги я спустился к Влтаве. Повеяло сыростью. Легкий туман стелился над черной водой, а на противоположном берегу разноцветными огнями светились дома. Особенно красиво в этот поздний час выглядел Народный театр. Небольшая протока между берегом и Стрелецким островом была погружена в темноту. Внезапно ночная тишина нарушилась какими-то странными звуками - легким клекотом, хлопаньем крыльев. Я пристально вглядывался в кромешную тьму и вдруг как-то сразу увидел множество крупных величественных птиц. Это были лебеди. Их было очень много, и так странно было их видеть в это позднее время. Я, пораженный, стоял на берегу, а они все плыли и плыли, пропадая так же внезапно, как и возникали.
Заканчивался первый день моего недолгого пребывания в Праге, первый день знакомства с городом, который я так хорошо знал по фотографиям Судека - удивительным изображениям, полным таинственной красоты и поэзии. Знакомство с ними состоялось очень давно, когда я, еще будучи студентом, впервые увидел снимки замечательного чешского фотомастера.
Однажды - это было в начале 60-х годов - зайдя, как обычно, на Невском в магазин иностранной литературы, я купил фотоальбом. Тогда там было много книг по фотографии: чешское издательство «Одеон» выпускало замечательную серию «Фотографы мира» - небольшие книжечки в черной мягкой обложке. Именно из них многие впервые узнали о Брессоне, о Роберете Капа, о Бишофе Кертеше и других мастерах.
Я помню, как раскрыл альбом и остобленел: было такое впечатление, что ты ранним утром выходишь из темного помещения, еще не совсем проснувшись, и, ежась от утреннего холода, подходишь к запотевшему окну. За окном зябко пробивается сквозь густую листву неяркое солнце, а белые простыни, развешенные кем-то на веревках, создают причудливый рисунок. Капельки на окне постепенно становятся все больше, вот в одном месте они уже собрались в большую каплю и текут вниз, отчего на стекле появляется прозрачная узкая полоска. Все это было на фотографии. Она была совсем как живая.
Я стал перелистывать страницы альбома. На каждой были окна, запотевшие, подернутые легким морозцем или усеянные бисером мелких водяных брызг, а за окном был один и тот же пейзаж, снятый в разное время года, дня, в разную погоду, при разном освещении. И все это было сделано так филигранно, что создавалась полная иллюзия реальности.
Я помчался домой и принялся подробно рассматривать снимки. И чем больше я на них смотрел, тем больше поражался невероятной способности их автора увидеть необычное в самых обыденных вещах. Вот опять запотевшее окно, а на подоконнике - высокий стакан с розами, небольшая морская раковина, разбросанные кнопки, металлическая вазочка, в ней - яичная скорлупа, лужица воды около стакана… Все было просто в этом снимке, но глаз было не оторвать. Непонятной магией были пронизаны фотографии, они буквально завораживали. Из этого невероятного и таинственного мира я был спущен на землю приходом матери.
- У тебя сессия на носу, а ты опять картинки разглядываешь. Ну когда же ты за ум возьмешься, колгда делом станешь заниматься?
Начиналась обычная «песня». Но я знал, что мать, тонко чувствовавшая все красивое, не останется равнодушной к этим снимкам. И я придвинул ей книгу. На час, если не больше, в доме установилась тишина.
Мать сидела в своем любимом зеленом кресле и внимательно рассматривала фотографии. Солнце медленно опускалось за окном, отчего стены в доме становились золотистыми. Таинственный свет исходил от странных часов на книжном шкафу, от вазы с букетом давно засохших цветов, от корешков книг. Свет дробился на мельчайшие частицы. И я впервые заметил многое, на что раньше никогда не обращал внимания.
- Ужинать будем, конечно, завтра? - вывел нас из молчаливого оцепенения пришедший с работы отец.
- Толя, ты только посмотри, какие замечательные фотографии!
- Вы что, сговорились? Этот, - отец кивнул в мою сторону, - негативчики целыми днями перебирает, а теперь и ты фотографией занялась?
Но тем не менее он взял протянутую ему книгу и тоже замолчал. Так получилость, что в тот вечер впервые в доме заговорили о фотографии серьезно. С тех пор всегда, когда на меня обрушивались, упрекая в несерьезности моего увлечения, я напоминал родителям об этом алльбоме. Это было самым веским аргументов в защиту фотографии. Автором тех снимков был чешский фотограф Йозеф Судек.
Судек прожил большую и необычную жизнь. Она была нелегкой, и судьба все делала для того, чтобы помешать ему, а он же, словно не замечая этого, продолжал делать свое дело. «Спеши потихоньку», - любил он повторять. Иным фотографам, чтобы стать знаменитыми, нужно было объездить весь мир, другим - быть очевидцами необыкновенных событий. Судек всю жизнь прожил в Чехословакии, а большую часть в Праге, но при жизни был признан классиком фотоискусства. «Познай себя, и ты познаешь весь мир», - гласит древняя мудрость. Судек искал рядом, вокруг себя, и в этих поисках он создал свой мир, поражающий зрителя, за что один из соотечественников очень точно назвал его «Великим гармонизатором».
Родился он в 1896 году в небольшом городке Колин. Когда Йозефу исполнилось 14 лет, он уехал в Прагу, где стал обучаться переплетному делу. Тогдад же он впервые начал снимать, но фотография не очень увлекала его. Больше всего ему нравилось слушать музыку, любовь к которой он пронес через всю жизнь.
В 1915 году девятнадцатилетнего Судека призвали в армию. В 1917 году на итальянском фронте осколком гранаты ему перебило правую руку, которую пришлось ампутировать. Это увечье не позволило продолжать работу переплетчика, и отставной солдат-инвалид стал фотографом. Отсутствие специальной подготовки заставило его вскоре сесть за парту - он поступил в Государственное полиграфическое училище, где фотографическим отделением в те годы заведовал известный фотограф и педагог профессор Карел Новак. В своем курсе он стремился дать ученикам основы классического студийного портрета, которым мастерски владел сам. Это было вполне логично, ибо большинству выпускников впоследствии придется стать профессиональными портретистами. Одновременно профессор знакомил студентов с современными достижениями фотоискусства, стимулировал индивидуальный подход к съемке, терпимо относился к самым невероятным экспериментам, которые затевали ученики.
Спустя три года, после окончания училища, Судек, скопив необходимую сумму денег, приобрел собственное ателье, которое так высокопарно лишь именовалось. На самом деле это было ветхое деревянное строение во дворе одного из домов пражского района Мала Страна. Прежний влдаделц честно признался Судеку, что продет он свою мастерскую из-за крайне невыгодного ее расположения. Три большие казармы, находящиеся неподалеку, недавно прекратили свое существование, и отсутствие солдат - постоянных клиентов - заставило его свернуть дело.
- Это то, что мне нужно, - сказал Судек.
Фотограф удивленно посмотрел на однорукого покупателя и покачал головой.
Мог ли он предполагать, что пройдет несколько десятков лет и проданное им ателье станет такой же достопримечательностью Праги, как Карлов мост, Высокий замок или знаменитые пивные, где так любил рассиживаться солдат Швейк.
Естественно, первый адрес, который меня интересовал в Праге, было ателье Судека. И вот туманным осенним вечером, когда над Пражски Градом висело нечто студенистое, из чего сочился мелкий моросящий дождичек, я шел от Малостранской площади по Кармелитской к Уезду - ничем не приметной улочке, где во вдоре одного из домов в маленькой мастерской почти полвека жил и работал «Великий гармонизатор», умевший в самых обыденных вещах увидеть красоту и поэзию.
Вот наконец-то желанный адрес, но в подворотне абсолютно темно и не видно, куда идти. Я был вынужден выйти на улицу. На воротах нашел кнопку выключателя. Тусклая лампочка осветила длинный коридор, в конце которого - дверь. Я не успел дойти до нее, как погас свет: чехи - экономный народ. Уже на ощупь я открыл ее и оказался в небольшом дворике. Опять подворотня, и опять та же история со светом.
Наконец во втором дворе, слегка освещенном окнами домов, я нашел мастерскую Судека: приземистое деревянное строение, напоминающее сторожку в парке, заколоченные крест-накрест окна, ветхий забор, отгораживающий «владения» мастера. Все узнаваемо, и все так не похоже на то, что я десятки раз видел на его снимках. Те же туманные сумерки, которые он так любил снимать, тот же «дребезжащий» свет в окнах домов, но все как-то уж очень обыденно.
Я стоял и глядел в темную пустоту окон ателье. И хотя от моих чешских друзей я уже знал, что здесь решено сделать музей фотографа, что уже принято соответствующее постановление и выделены деньги, все равно было грустно видеть такое запустение. Что такое дом без хозяина?
Обратно я шел той же дорогой, которой, наверное, тысячи раз проходил фотограф, когда возвращался домой, - последние годы он жил на Градчанах, почти у стен Пражского Града. В начале Нерудовой улицы - там, где она упирается в Малостранскую площадь, Судек обычно заходил в небольшую пивную «У кота», где просиживал часок, и шел дальше.
Несмотря на поздний час, здесь много народу, стоит несмолкаемый гул. Проносится официант с бокалами знаменитого чешского «праздроя». За длинным столом напротив меня сидят нсколько пожилых людей - судя по всему, постоянных посетителей. Может быть, они помнят старого фотографа?
- Пан Судек? Конечно, помним. Кто же его не знал. Очень милый человек был и, говорят, большой художник.
Да, все-таки Прага - вечный город.
Продолжение следует...
Давно я хотела это опубликовать. Самое сложное, как оказалось, выбрать иллюстрацию - фотографию Судека - безумно нравятся почти все.