"…этот незаметный, лишний человек [Пигафетта] станет для Магеллана важнейшим участником экспедиции. Ибо какое значение имеет подвиг, если он не запечатлен словом… мы мало что знали бы о Магеллане и его подвиге, будь в нашем распоряжении только одна "декада" Петра Ангиерского, краткое письмо Максимилиана Трансильванского да несколько сухих заметок и лаговые записи кормчих. Лишь этот скромный рыцарь Родосского ордена, сверхштатный и лишний, увековечил для грядущих поколений подвиг Магеллана. Разумеется, наш добрый Пигафетта не был ни Тацитом, ни Ливием. В литературе, как и в мореплавании, он оставался всего только благодушным дилетантом. Знание людей отнюдь не было его коньком, важнейшие психологические конфликты между адмиралом и его капитанами он, видно, просто-напросто проспал на борту. Но именно потому, что Пигафетта мало интересуется причинными связями, он тщательно наблюдает мелочи и отмечает их с живостью и старательностью школьника, описывающего свою воскресную прогулку. На него не всегда можно положиться: иной раз по наивности он верит любому вздору, который ему рассказывают немедленно раскусившие новичка старые кормчие; но все эти мелкие небылицы и ошибки Пигафетта с лихвой возместил любознательной точностью, с которой он описывает каждую мелочь... Он удостоился еще большей чести: сам Шекспир использовал в своей "Буре" эпизод из путевых записок Пигафетты. Что может выпасть на долю посредственного писателя более величественного, чем если из преходящего его творения гений заимствует нечто для своего бессмертного и на своих орлиных крыльях возносит его безвестное имя в сферу вечности?" Стефан Цвейг. "Магеллан. Человек и его деяние" (1938 г.)
А вот интересно: самого себя Цвейг, путающий Малаккский пролив с Сингапурским, …
…относил к гениям или же к "посредственным писателям"? Все же, видимо, к первым: "…и правильно отмечает Пигафетта, что при столь ослабленной живой силе три судна не могли бы выдержать ни бури, ни ненастья". Согласился, значит, Цвейг. Похвалил "благодушного дилетанта"… :-)
Но в любом случае плавание Магеллана от берегов Испании до почти самих Филиппин я пропущу - эта серия все же посвящена
ИСТОРИИ ПРЯНОСТЕЙ, а не мореплавателям как таковым. Желающие сами могут ознакомиться с этими страницами у Цвейга или Пигафетты - которого давно пора вам
ПРЕДСТАВИТЬ (или где-то еще - об этом написано предостаточно). Я упомяну лишь о том, что 28 ноября 1520 флотилия из трех (уже только трех!) кораблей начала свое почти четырехмесячное плавание через Южное море - и поскольку за все это время ни разу не встретила там бурь и штормов, то на радостях и назвала его Тихим океаном (о том, насколько это название отражает реальность -
ЗДЕСЬ), ...
…и 6 марта уже следующего года дошла до нынешних Марианских островов.
Магеллан сначала назвал их "островами Латинских Парусов" (по треугольным парусам туземных каноэ), а потом - "Разбойничьими" (Ladrones; Марианскими они стали лишь в 1668 году). Почему - "Разбойничьими"?
"…жители этого острова забирались на корабли и крали там все, что было под руками, мы же не могли защититься от них. Наши решили уже спустить паруса и высадиться на берег, но туземцы весьма ловко похитили у нас небольшую лодку, прикрепленную к корме флагманского судна", - пишет Пигафетта.
Еще бы! На Марианских островах в те годы только формировался родовой строй, а посему - "все вокруг народное, все вокруг мое". Их жители сами охотно отдавали экспедиции Магеллана все, в чем та нуждалась …
…- но и к себе ожидали такого же отношения. А зря...
"Тогда капитан-генерал в гневе высадился на берег с 40 или 50 вооруженными людьми, которые сожгли 40-50 хижин вместе с большим числом лодок, и убил семерых туземцев. Он забрал свою лодку, и мы тотчас же пустились в путь, следуя по тому же направлению. Перед тем как мы высадились на берег, некоторые из больных нашего экипажа попросили нас принести им внутренности мужчины или женщины, в том случае если мы кого-нибудь убьем, дабы они могли немедленно излечиться от своей болезни. Когда кто-нибудь из туземцев бывал ранен дротиками наших самострелов, которые пронзали его насквозь, он раскачивал конец дротика во все стороны, вытаскивал его, рассматривал с великим изумлением и таким образом умирал. Так же поступали и раненные в грудь, что вызывало у нас сильное чувство жалости. Когда мы уезжали, туземцы провожали нас на расстоянии свыше одной лиги более чем на сотне лодок. Приближаясь к кораблям, они показывали нам рыбу, точно хотели дать ее нам, …
…и тут же забрасывали нас камнями. И хотя мы шли на всех парусах, они с большой ловкостью скользили в своих лодчонках между кораблями и небольшими шлюпками, привязанными к корме. Вместе с ними на лодках находились и женщины, которые кричали и рвали на себе волосы, вероятно оплакивая убитых нами". Антонио Пигафетта, "Путешествие Магеллана"
Вероятно, да…
Тут уж даже Цвейг не выдерживает: "Этим простодушным язычникам кажется столь же естественным и нормальным засунуть две-три блестящие безделушки себе в волосы - у голых людей карманов не бывает - как естественным и нормальным кажется испанцам, папе и императору заранее объявить законной собственностью христианнейшего монарха все эти еще не открытые острова вместе с населяющими их людьми и животными… С неимоверной поспешностью тащат они из покинутых туземцами хижин все, что попадается под руку: кур, свиней, всевозможные плоды, а после того как они друг друга обокрали - сначала островитяне испанцев, потом испанцы островитян - цивилизованные грабители в посрамление туземцев на веки вечные присваивают этим островам позорное наименование "Разбойничьих".
Вот так на радость женщинам Марианских островов и всего мира (в честь чего и стали потом отмечать Международный женский день) флотилия 8 марта отправилась дальше и спустя восемь дней прибыла к берегам
САМАРА - самому восточному кусочку суши
ВИСАЙЕВ - центральной части "страны семи тысяч островов" - Филиппинского архипелага.
Магеллан сначала окрестил его островами Святого Лазаря ("так как мы их открыли в субботу, в день св. Лазаря", - поясняет Пигафетта), а в 1543 году острова "перекрестили" в Филиппинские в честь Филиппа II Благоразумного (1527-1598) (еще бы! Попробовал кто назвать "неразумным" короля Испании, Португалии, Неаполя, Сицилии, Сардинии, Англии и Ирландии, герцога Милана и Бургундии, суверена Нидерландов :-) Хотя… попадались и такие оригиналы: " Студентом он был посредственным, не шибко грамотным, абсолютно неспособным к языкам: говорил только на латыни. Он был весьма косноязычен, потому и молчалив, за что современники прозвали его королем благоразумным или сдержанным [Prudente по-испански имеет оба значения]". Писатель и врач Антонио Мартинес Льямас.)
Затем экспедиция провела десять дней на островке
ХУМУНУ (Хомонхон) по соседству с Самаром, где обнаружила множество деревьев, характерных для Малайского архипелага - убедившись тем самым, что заветные "Острова пряностей" уже недалеко.
Цвейг: "В первом порыве восторга Магеллан решил, что подлинная цель его путешествия - "Острова пряностей", - уже достигнута. Но оказывается, что не у Молуккских островов он бросил якорь, ведь в противном случае невольник Энрике мог бы, должен был бы понять язык туземцев. Но это не его соплеменники, и, значит, в другую страну, на другой архипелаг завел их случай. Опять расчеты Магеллана, побудившие его взять курс по Тихому океану на десять градусов севернее, чем следовало, оказались неправильными, и опять его заблуждение привело к открытию. Именно вследствие своего ошибочного, слишком далеко отклонявшегося к северу курса Магеллан вместо Молуккских достиг группы никому не известных островов, попал на архипелаг, о существовании которого до той поры никогда не упоминал и даже не подозревал ни один европеец".
25 марта флотилия покинула Хумуну и спустя три дня подошла к другому острову Филиппинского архипелага -
МАСАВА (Лимасава?) - и там Энрике, убедился, что местные жители его понимают.
Цвейг восторгается: "…ничтожный раб малаец, о котором мы знаем только, что в неволе ему дали имя Энрике, тот, кого бичом с острова Суматры погнали в дальний путь и через Индию и Африку насильно привезли в Лиссабон, в Европу [опаньки! Так вот кто первым придумал кнутом гнать в Европу! :-)] - первым из мириадов людей, когда-либо населявших землю, через Бразилию и Патагонию, через все моря и океаны вернулся в края, где говорят на его родном языке; мимо сотен, мимо тысяч народов, рас и племен, которые для каждого понятия по-своему слагают слово, он первый, обогнув вращающийся шар, вернулся к единственному народу с понятной ему речью".
На Масаве же Магеллан отслужил первую в историю Филиппин мессу: "В воскресенье, в последний день марта, день пасхальный, рано утром капитан-генерал отправил священнослужителя вместе с некоторыми нашими людьми на берег для приготовлений к мессе. Вместе с ними поехал и наш толмач предупредить властителя, что мы высаживаемся не для того, чтобы откушать вместе с ним, а слушать мессу.
Властитель прислал нам двух зарезанных свиней. С наступлением часа мессы на берег сошло человек около пятидесяти, не в полном вооружении, но все же имея при себе оружие и одетых как можно лучше. Перед тем как мы добрались до берега, были сделаны выстрелы из шести пушек в знак наших мирных намерений. После того как мы показались на берегу, оба властителя обняли капитан-генерала и поместили его рядом с собою. Боевым маршем прибыли мы на место, предназначенное для мессы и находившееся неподалеку от берега. Прежде чем приступить к службе, капитан окропил обоих властителей от головы до пят мускусной водой. Во время мессы властители выступили вперед, чтобы приложиться к кресту, следуя нашему примеру, но не вознесли жертвы. Во время возношения даров они оставались коленопреклоненными и возносили моления со сложенными руками. Как только Тело Христово вознеслось, раздался артиллерийский залп по знаку, данному выстрелами из мушкетов теми, которые были на берегу. По окончании мессы некоторые наши причастились. Капитан-генерал устроил фехтовальный турнир, который сильно понравился властителям. Затем он распорядился принести крест и венец с гвоздями, перед каковым все упали на колени. Властителям он объяснил через толмача, что это знамя, доверенное ему императором, его сувереном, и что он обязан воздвигать его повсюду, в какое бы место он ни приезжал. Он намерен водрузить крест этот ради их же блага, потому что, какой бы корабль ни явился сюда в будущем, они по этому кресту убедятся, что мы уже были тут, и, следовательно, не предпримут ничего такого, что могло бы причинить им неприятность или нанести ущерб их имуществу. Если бы кто-нибудь из туземцев был ими задержан, то его освободят тут же, как только им будет показан этот крест.
Крест же этот надлежит водрузить на вершине самой высокой горы так, чтобы, видя его каждое утро, они могли поклоняться ему; если они будут поступать таким образом, то ни гром, ни молния, ни буря ни в какой степени не повредят им. Властители сердечно поблагодарили его, заявив при этом, что они охотно сделают все, чего он от них потребует". Пигафетта
И это - первая причина скорой гибели Магеллана.
"Капитан-генерал попросил его сказать, нет ли у него врагов, дабы он вместе со своим флотом мог истребить их или привести в покорность. Раджа поблагодарил его за это и сообщил, что тут действительно находятся два острова, которые враждебно относятся к нему, но теперь не время идти на них войной. Капитан дал ему понять, что, если Господу будет угодно дозволить ему вновь вернуться в эти края, он приведет с собою столько людей, что сможет силой заставить врагов раджи повиноваться ему". Пигафетта.
А это - вторая причина. А о самой гибели я рассказал в
СЛЕДУЮЩЕМ ПОСТЕ серии, в котором 7 апреля корабли бросают якорь у берегов острова Субу (Себу)…
UPD 15.4.11:
Битва у острова Самар