Про самоколонизацию и колонизацию
Надо обновить-освежить страницу, поэтому, расскажу я вам про самоколонизацию, про то, как колонизируемые становятся колонизаторами, и про роль интеллектуалов (философов в частности) в этом процессе самоколонизации и превращении колонизируемых в колонизаторов.
А также, про то, как Древний Рим захватил Галлию, колонизировал Галлию, и как интеллектуалы в XVII веке, ведомые, надо понимать, чувством обиды за свое колониальное прошлое, дискурсивно воспротивились этой колонизации в знаменитом ʺСпоре о древних и новыхʺ.
Случайно наткнулся на любопытную статью про самоколонизацию во Франции в XVII веке и в эпоху Просвещения:
Damien Tricoire (Дамьен Трикуар)
«The Enlightenment and the Politics of Civilization: Self-Colonization, Catholicism, and Assimilationism in Eighteenth-Century France» (Просвещение и политика цивилизации: Самоколонизация, католицизм и ассимиляционизм во Франции восемнадцатого века)
Статья входит в сборник «Enlightened Сolonialism-Civilization Narratives and Imperial Politics in the Age of Reason» под редакцией того же Дамьена Трикуара, и, как я понял, статья является частью общей концепции, но вникать в концепцию я не стал, остальные статьи в сборнике не посмотрел пока. Статья попалась мне отдельно от сборника, и сама по себе понравилась (перевел я ее с помощью сетевых переводчиков, естественно).
Итак, в статье говорится, что Просвещение - это нарратив, родившийся во Франции, и в сборнике рассматривается как нарратив Просвещения связан с цивилизаторской имперской политикой Франции. В статье утверждается, что историю французского Просвещения можно рассматривать как продолжение самоколонизации во Франции в XVII веке.
При этом автор обращает внимание, что, как это часто встречается, колонизируемые присвоили и поглотили программу колонизаторов.
Эти самоколонизаторские усилия были одной из главных причин, почему нарратив Просвещения приобрел такую привлекательность во Франции. А усилия Просвещения по самоколонизации отчасти объясняют, почему философы пользовались такой сильной поддержкой политиков. Более того, имперская цивилизаторская политика также была тесно связана с самоколонизацией.
Итак, все дело в том, что в представлениях французов XVII века (по крайней мере тех, кто обладал нужным образованием) галлы уже считались непосредственными предками французов, а в древности галлы до того, как их захватили римляне были сущие варвары. В то время как римляне - это просвещенный народ, который не просто оккупировал Галлию, но и принес туда свет знаний и высокую культуру - тот самый классицизм, который во Франции XVII века стал непререкаемым каноном пока, как известно, в 1687 году Шарль Перро (стараниями которого, как известно, и бродит по культурным просторам нашего отечества девочка в красной шапочке), так вот, Шарль Перро не заявил, что в нынешнее время при великом и могучем короле-солнце Людовике XIV живется и пишется ничуть не хуже, чем в древности, и науки и художества достигли совершенства не уступающего достижениям древних. (О, ужас! Как он мог такое написать!) Разгорелся страшный спор, непонятный нынешнему времени. И современные исследователи удивляются: Почему спор принял такой ожесточенный характер?
Сара Мельцер (Sara Melzer) утверждает, что задор спора подогревался постколониальным комплексом, когда постколониальные модели, доставшиеся от завоевателей римлян, начали раздражать некоторых французских писателей и художников. И таким образом, подняв дискурсивное восстание против Античности, взбунтовавшиеся интеллектуалы тех времен освобождались от навязанных колонизаторами классических правил игры в искусство. В ходе спора пришли к доктрине, что классикам не обязательно подражать, и копировать их один в один, а можно держать классиков в качестве образца, и следовать стандартам классического искусства, создавая при этом собственные произведения. Но, это была только одна стратегия сопротивления древним колонизаторам. В другом случае, колонизированные французские интеллектуалы нашли утешение в изобретении идеи прогресса в истории, и древние были помещены на более нижнюю ступень, чем французы конца XVII века. Именно, идея прогресса и получила свое дальнейшее развитие в период Просвещения.
Любопытно, что в названии книги Сары Мельцер проблематизируется неопределенность при идентификации героев книги: «Colonizer or Colonized: The Hidden Stories of Early Modern French Culture». Колонизаторы или колонизированные?
То есть, получается, французы XVII века сначала видели себя в качестве колонизированных, но потом, просветившись (и даже превзойдя в науках и искусствах своих завоевателей) сами стали колонизаторами неся свет знаний и цивилизацию другим варварским народам.
=========================================
Отступление от статьи
Не сильно разбираясь в особенностях той эпохи, и в этой теме в частности, вспомнил, что у меня где-то завалялась, бог весть, когда и зачем купленная, книжка «Спор о древних и новых» (1985 года издания в серии ʺИстория эстетики в памятниках и документахʺ - помните, такие хорошие книжки в одинаковых коричневых обложках). Заглянул в эту книгу, пролистал, и вот как начинается поэма Шарля Перро «Век Людовика Великого» (с которой собственно и началась дискуссия-перебранка мастеров слова):
Чтить древность славную прилично, без сомненья,
Но не внушает мне она благоговенья.
Величье древних я не склонен умалять,
Но и великих нет нужды обожествлять.
И век Людовика, не заносясь в гордыне,
Я с веком Августа сравнить посмею ныне.
Когда водили в бой с таким искусством рать
И штурмом крепости, как мы, умели брать?
Случалось ли быстрей победы колеснице
На верх величия и славы возноситься?
То есть, оборона современности от древних начинается со славословий победам ʺфранцузского оружияʺ (зачёркнуто) армии Людовика XIV (разорительная Война за испанское наследство еще даже не мыслилась).
Войн в эпоху Людовика XIV было много, очень много, я в них путаюсь и плохо ориентируюсь. Людовика XIV, как тот джин из восточной сказки и повести братьев Стругацких, строил дворцы и воевал, воевал и строил дворцы. Как известно, довоевался он до полного истощения казны. Тем не менее, считается, что это была «великая эпоха».
Еще были недовольные аристократы, обиженная и рассерженная высшая знать, теряющая власть, права и влияние, что и подталкивало ее уходить в оппозицию абсолютной монархии. Дело здесь не в событиях времен Фронды, дело в том, что в этих оппозиционных аристократических салонах (мадам де Рамбуйе, например) создавался, с одной стороны, культ частной жизни и частных интимных чувств, независимых от государственных субординаций. А с другой стороны, формировалась коммуникативная сфера, где обсуждения и оценки могли не совпадать с мнениями высших государственных инстанций, и в этом отличии выковывалось противостоящее государство общественное мнение, вырисовывалось то, что теперь пытаются называть неудачным термином ʺгражданское обществоʺ.
Но, надо заметить, что и государство в своем современном виде создается и выкристаллизовывается именно в это время - наступает время чиновников, юристов и бюрократов.
Именно, как я понимаю, дискурсивные поиски ворчащей и злобствующей аристократии и породили рассказ о галлах как завоеванных предках французов, а до XVII века таких представлений практический не существовало. К такому выводу я пришел после чтения лекций Мишеля Фуко (которые я достал, вспомнив, что он вроде бы тоже говорил об этом в своем курсе 1975-1976 гг. сейчас известном под названием «Нужно защищать общество»). Может быть я сделаю еще отдельный пост об этом потом.
Но, так или иначе, с подачи представителей высокородных семейств Франции, косо глядящих на полноту власти доставшуюся королю, было создано новое историописание, которое теперь не обслуживало власть и государство, не дополняло власть и государство, а разоблачала злодейства сделанные властью и государством в прошлом. То есть, ропщущее дворянство через исторические нарративы критиковало существующую власть, отстаивала свои урезанные государством права, и расщепляло единство, до этого момента, подчиненного государству, исторического дискурса.
«До тех пор существовала история, которую власть рассказывала о себе самой: власть создавала историю власти. Теперь же история, выдвигавшаяся дворянством в противовес дискурсу государства о государстве, власти о власти, призвана была изменить само назначение исторического знания. Разрушается - и это важно - отношение между рассказом об истории, с одной стороны, и практикой власти, ее ритуальным укреплением, образным представлением государственного права - с другой» (Фуко «Нужно защищать общество»).
И здесь появляется рассказ о том, что предков французов галлов римский абсолютизм силой подчинил себе. А потом, в после заката Римской империи, пришли франки и освободили страдающих под гнетом оккупации галлов от римского владычества. «…Пришедшие в Галлию франки находят завоеванную страну. Это означает, что римский абсолютизм, основанное римлянами королевское или имперское право в Галлии вовсе не было акклиматизировано, принято, признано и не составляло единого целого со страной и народом. Это право было следствием завоевания, Галлия была порабощена. Царившее в ней право вовсе не представляло собой права суверенного народа, оно было результатом господства. Сам механизм господства поддерживался во все время римской оккупации» (Фуко «Нужно защищать общество»).
Теперь снова вернемся к статье Дамьена Трикуара, где немного по-другому, скорее, даже наоборот: из рассказа о захвате римлянами Галлии, из рассказа о колонизации римлянами галлов рождается дискурс о прогрессе и Просвещении, подхваченный философами и власть имущими, то есть, интеллектуалы (философы) вместе с дискурсом Просвещения, верой в прогресс и цивилизаторской миссией оказались в союзе с властью, а не в оппозиции к ней, что помогло превратиться им из колонизируемых в колонизаторов
========================================================
Итак, Дамьен Трикуар настаивает, что после «Спора о древних и новых» в эпоху Просвещения процесс колонизации не завершился. Древние продолжали быть хозяевами дискурса и диктовали правила игры в искусстве, в этике и прочем. Древним подражали, на них равнялись, с ними себя отождествляли. «Таким образом, нарратив Просвещения означал не столько освобождение от классических моделей и деколонизацию французской культуры, сколько непрерывные усилия по самоцивилизации на основе классической культуры». То есть, убеждает читателя Трикуар «…нарратив Просвещения представлял собой синтез идей как древних, так и современных. С одной стороны, он предполагал продолжение усилий по самоколонизации, с другой - предлагал решение постколониального комплекса Франции». Вместе с Просвещением приходит вера в прогресс, но она не освобождает от древних до конца. «…Вряд ли можно назвать интеллектуальную жизнь восемнадцатого века просто "деколонизацией". Конечно, древние греки потеряли часть своего огромного престижа и считались более архаичным людьми, чем раньше. Но философы по-прежнему сильно отождествляли себя с римлянами - бывшими колонизаторами Франции».
Тут в дело вступает Вольтер.
В своих работах Вольтер указывает, что существовало всего лишь четыре эпохи, которые достойны того, чтобы их помнили, но только век Людовика XIV приблизил человека к совершенству. До эпохи Людовика XIV Франция была типичной варварской страной, не обладая ни искусством, ни торговлей, ни промышленностью. Небезопасные города, и к тому же наихудший вид варварства - религиозные войны. Варварами были и древние европейцы, включая галлов, которые погрязли в суевериях, и, даже, местами были людоедами (то есть ели человеческое мясо). Галлам “нужно было подчиниться просвещенной нации” (а память мне подсказывает: «Умная нация покорила бы весьма глупую-с и присоединила к себе» (с)).
Но, римская цивилизация принесла лишь временное облегчение, потом Франция снова погрузилась в варварство. «Для Вольтера римская колонизация Европы принесла лишь временный прогресс. История Франции была полна рецидивов варварства, и действительно, хотя век Людовика XIV поднял человеческий разум на новую высоту, Вольтер считал большинство французов все еще варварами или даже дикарями». Особенно Вольтер боялся религиозного фанатизма, способного вновь привести к войне. Но, и французских крестьян Вольтер считал дикарями более дикими, чем канадские аборигены. Далее, приводится высказывание Вольтера по поводу французских крестьян (которое напоминает первый абзац «Метафизического трактата» того же Вольтера - я, наверное, приведу эту цитату целиком в следующем посте).
------------------------------------------------------------------
Похоже, сравнивать какие-либо народы или социальные группы с американскими дикарями долго было модно. Фонтенель в «Споре о древних и новых», дабы унизить древних греков, указывал, что они ближе к американским дикарям, чем к современным ему французам. Почти через столетие после Вольтера Бальзак в презрительном недоумении сравнивал французских крестьян с индейцами. Правда, как известно, в ту пору было немало сравнений с американскими дикарями не пользу европейцев («Галантные Индии» Рамо до сих пор интерпретируют в антиколониальном и протестном духе, как, например, в постановке ʺОперы Бастилииʺ). Но, Вольтера, как известно, не привлекали руссоистские сентименты и тому похожее. Был Вольтер судя по всему, человеком весьма злоречивым, едким, токсичным, и свои струи яда любил выпускать во все стороны, оберегая (и то не слишком) лишь тех, кто его подкармливал тем или иным образом (и деньгами, и повышением престижа в обществе) вроде нашей матушки-императрицы.
----------------------------------------------------------------
То есть, цивилизационный процесс не сделал жителей современной Вольтеру Франции в целом выше римлян. То есть, с одной стороны, вроде бы прогресс есть, с другой стороны прогресса нет, ибо население Франции в большинстве своем продолжает пребывать в варварстве и дикости. «Однако Вольтер не чувствовал противоречия между славой Франции и дикостью ее масс, поскольку считал, что ее слава исходит от интеллектуальной и художественной элиты».
«Таким образом, в повествовании Вольтера таким людям, как он сам, - художникам и философам - отводилась ведущая социальная роль в виде миссии по цивилизации своих варварских соотечественников».
При этом в своих поэтических и драматических произведениях Вольтер больше ориентировался на классику, тогда как Шекспир для него был ʺпьяным дикаремʺ, создавшим нечто противоположное цивилизующему искусству.
Таким образом, Вольтер примиряет древних и новых. Галлы действительно были варварами, и римская колонизация воздействовала на них плодотворно, цивилизуя их, хотя, конечно, после падения Римской империи произошел откат к дикости. Но, и в современную Вольтеру эпоху Франция вышла из варварства лишь частично, лишь в малой и лучшей своей части, которую составляли писатели и художники, в то время как основная масса людей продолжала пребывать в диком, чуть ли не первобытном мире. И эту массу людей необходимо было привести к цивилизации, и это тяжелой ношей легло на плечи интеллектуалов (философов и писателей), их задача теперь - принести свет цивилизации непросвещенному народу. У интеллектуалов появляется социальная миссия - просвещать народ и содействовать прогрессу и цивилизации. «По этой причине Просвещение под пером Вольтера предстает как программа самоколонизации».
Соответственно, особая и уникальная роль отводилась Франции. «Французская элита не только цивилизовала своих соотечественников, но и цивилизовала всю Европу».
Можно вспомнить о влиянии французской культуры на тогдашнюю Европу (Германию, Россию и т.д.), но и без этого рассказ о Просвещении низших народов хорошо легитимизировал колониальную и имперскую политику. Теперь народы, стоящие на низших ступенях развития, не просто завоевывали и эксплуатировали, а приводили в соответствие с ценностями цивилизации, то есть, не удручали их, а делали им благо.
То есть, просвещенческий нарратив не приобрел бы такого влияния, если бы не было его поддержки со стороны политиков, если бы философов не поддержали политики и королевский двор - утверждает далее Трикуар. Далее, он приводит факты в пользу этого тезиса и пишет про то, как прославленные философы Просвещения дружили с влиятельными государственными мужами и получали от них покровительство, и как философов и философию привечали при королевском дворе и т.п.
Почему же королевский двор поддерживал философов? «Одна из причин заключалась в том, что нарратив Просвещения наделял политиков, наряду с интеллектуалами и художниками, миссией цивилизовать своих соотечественников. Это помогало влиятельным лицам при дворе представить себя в качестве друзей прогресса и патриотов и тем самым узаконить свои притязания на власть. Одновременно узаконивался определенный тип колониальной политики: политику цивилизации и ассимиляции "варварских" и "диких" народов».
То есть, колонизированные-просвещенные брали на себя миссию по колонизации и просвещению. И это началось еще в XVII веке. «Мельцер показывает, что в семнадцатом веке представление французов о себе как о колонизаторах было тесно связано с их представлением о себе как о некогда колонизированном народе». А «…в Канаде французские элиты пытались играть ту же роль, что и римляне в древней Галлии: они стремились не только цивилизовать, но даже ассимилировать коренных американцев и превратить их во французов… (то есть оседлых, католических, франкоязычных крестьян). Эта ассимиляционная политика потерпела неудачу…», но алгоритм саморепрезентаций и действий уже был задан.
Как бы то ни было, но политикам нужен был рассказ о Просвещении и цивилизации. «Нарратив эпохи Просвещения о цивилизации себя и других мог обеспечить сильную поддержку колониальной цивилизаторской политике».
Далее, указывается, что такого рода фантазии о цивилизаторстве особенно были свойственны физиократам (кстати, недавно вышла книжка о влиянии физиократов на императрицу Екатерину II). Сами слова "цивилизация" и "варварство" были придуманы маркизом де Мирабо - фигурой весьма значимой среди физиократов (и еще он отец того самого громогласного Оноре де Мирабо из Французской революции, потом разоблаченного в предательских сношениях с королевским двором). «Физиократы переняли эти термины и постулировали существование масштабного цивилизационного процесса в истории». Но, еще в конце XVI века подобная концепция была изложена миссионерами-иезуитами, «…которые классифицировали общества по четырем историческим "этапам" и развивали идею о том, что миссионеры сначала цивилизуют "дикарей" и "варваров", прежде чем превращать их в христиан. Физиократы переняли эту "стадиальную" концепцию истории, и связали с термином "цивилизация" ряд понятий, которые ранее были весьма неоднородны: смягчение нравов, расцвет искусства и науки, развитие торговли и промышленности, комфорт современной жизни».
Соответственно, в этом контексте физиократы выступили за поворот в колониальной политике, о чем дальше и повествует Трикуар.
В заключении он подчеркивает роль христианства, и иезуитов в частности, в зарождении концепции цивилизаторства: «…Идея цивилизующей миссии уходила корнями как во французскую самоколонизацию, так и в иезуитское мышление. Именно слияние французской самоколонизации, христианских концепций истории и католической миссионерской культуры послужило интеллектуальной основой как для нарратива Просвещения, так и для особого типа имперской культуры второй половины XVIII века - просвещенного колониализма».
======================================
Статья Дамьена Трикуара маленькая. Гипотеза им выдвинутая весьма уязвима для критики даже на эмпирическом уровне, ибо далеко не все кажется увязанным между собою, и факты местами не соприкасаются с выдвигаемыми тезисами (натянуты за уши), иногда фактов просто не хватает, или кое-что кажется спорными или поверхностно понимаемым.
-----------------------------------------------------------------------
Тут бросается в глаза, что некое представление о далеком прошлом - чистая фантасмагория, созданная недавно, вызывает к жизни постколониальный синдром, то есть не было реальной травмы от колонизации, был почти фантастический рассказ о колонизации, и он вызвал травму, которая в свою очередь породила реальную политику - реальную колониальную и цивилизаторскую политику. То есть, дискурсивный пласт смешивается с реальностью, нарратив порождает реальность
Полностью придуманное далекое прошлое, с которым телесно некто не соприкасался из живших во Франции XVII-XVIII вв., вызвало реальные болезненные переживания со последующей идентификацией себя как жертвы с последующим ʺтерапевтическим лечениемʺ через создание истории о прогрессивном превосходстве над древними (этакая нарративная психотерапия), с последующим принятием на себя роли обидчика - уподобление себя «древним»-колонизаторам с цивилизаторской экспансией на отсталые народы и страны
Придуманное унижение, которого не было ни с самими людьми, ни с их предками переживается как реальное. Переживать собственную неполноценность заставляют некие символические формы - классические правила игры в искусство, которые интерпретируются как колониальные.
---------------------------------------------------------------------------
Бросается в глаза, что дискурсивный алгоритм из этой статьи Дамьена Трикуара легко переносится на Россию. С одной стороны, самоколонизация российских элит в XVIII веке - феномен хорошо описанный (как, например, разрыв между образованными по западному образцу элитами и простым домоткано-лапотно кондово-исконным землянным народом, и т.п.), и феномен никем еще не поставленный под сомнение. С другой стороны, колониальная экспансия, которая со временем из простого захвата новых земель приобрела черты ʺцивилизаторской миссииʺ по просвещению других народов и своего собственного народа - особенно это заметно в период Советской власти, когда государство в союзе с интеллектуалами, вооруженные дискурсом Просвещения, вытаскивали из тьмы невежества и суеверий ʺнародʺ во всех его ипостасях (от рязанской деревушки до самых тунгусских и среднеазиатских окраин). И, конечно, все эти рассказы о прогрессорах и трудности божественного предназначения среди ʺсредневековогоʺ большинства - это все песни из той же оперы: сначала мы себя колонизировали (сделали по образцу и подобию западного человека - получилось, может быть, и не вельми хорошо, но ничего другого все равно нет), а потом, стали колонизировать других, размахивая, как знаменем, дискурсом Просвещения («И над кухней-замком возвышенно реет / Похожий на плавки и пахнущий плесенью флаг» (с)).
То, что говорение колонизированных колонизаторов может являть себя по-разному в различных социальных ситуациях - не важно; важно, что в любом случае: а) колонизированные колонизаторы противопоставляют себя хмурому недоразвитому большинству; б) колонизированные колонизаторы имеют или ищут союз с государством (во-втором случае, чаще всего, они желают прихода к власти в государстве ʺсвоихʺ, которые по достоинству оценят их вклад в дело просвещения и цивилизации, и предоставят им доступ к ресурсам и власти).
В общем, как-то так, если коротко
Хотя, конечно, за истинность этой схемы не ручаюсь - уж очень она простая, почти карикатура, памфлетный уровень; настаивать на своей правоте и брызгать слюнями в споре не буду очень сильно
А также, про то, как Древний Рим захватил Галлию, колонизировал Галлию, и как интеллектуалы в XVII веке, ведомые, надо понимать, чувством обиды за свое колониальное прошлое, дискурсивно воспротивились этой колонизации в знаменитом ʺСпоре о древних и новыхʺ.
Случайно наткнулся на любопытную статью про самоколонизацию во Франции в XVII веке и в эпоху Просвещения:
Damien Tricoire (Дамьен Трикуар)
«The Enlightenment and the Politics of Civilization: Self-Colonization, Catholicism, and Assimilationism in Eighteenth-Century France» (Просвещение и политика цивилизации: Самоколонизация, католицизм и ассимиляционизм во Франции восемнадцатого века)
Статья входит в сборник «Enlightened Сolonialism-Civilization Narratives and Imperial Politics in the Age of Reason» под редакцией того же Дамьена Трикуара, и, как я понял, статья является частью общей концепции, но вникать в концепцию я не стал, остальные статьи в сборнике не посмотрел пока. Статья попалась мне отдельно от сборника, и сама по себе понравилась (перевел я ее с помощью сетевых переводчиков, естественно).
Итак, в статье говорится, что Просвещение - это нарратив, родившийся во Франции, и в сборнике рассматривается как нарратив Просвещения связан с цивилизаторской имперской политикой Франции. В статье утверждается, что историю французского Просвещения можно рассматривать как продолжение самоколонизации во Франции в XVII веке.
При этом автор обращает внимание, что, как это часто встречается, колонизируемые присвоили и поглотили программу колонизаторов.
Эти самоколонизаторские усилия были одной из главных причин, почему нарратив Просвещения приобрел такую привлекательность во Франции. А усилия Просвещения по самоколонизации отчасти объясняют, почему философы пользовались такой сильной поддержкой политиков. Более того, имперская цивилизаторская политика также была тесно связана с самоколонизацией.
Итак, все дело в том, что в представлениях французов XVII века (по крайней мере тех, кто обладал нужным образованием) галлы уже считались непосредственными предками французов, а в древности галлы до того, как их захватили римляне были сущие варвары. В то время как римляне - это просвещенный народ, который не просто оккупировал Галлию, но и принес туда свет знаний и высокую культуру - тот самый классицизм, который во Франции XVII века стал непререкаемым каноном пока, как известно, в 1687 году Шарль Перро (стараниями которого, как известно, и бродит по культурным просторам нашего отечества девочка в красной шапочке), так вот, Шарль Перро не заявил, что в нынешнее время при великом и могучем короле-солнце Людовике XIV живется и пишется ничуть не хуже, чем в древности, и науки и художества достигли совершенства не уступающего достижениям древних. (О, ужас! Как он мог такое написать!) Разгорелся страшный спор, непонятный нынешнему времени. И современные исследователи удивляются: Почему спор принял такой ожесточенный характер?
Сара Мельцер (Sara Melzer) утверждает, что задор спора подогревался постколониальным комплексом, когда постколониальные модели, доставшиеся от завоевателей римлян, начали раздражать некоторых французских писателей и художников. И таким образом, подняв дискурсивное восстание против Античности, взбунтовавшиеся интеллектуалы тех времен освобождались от навязанных колонизаторами классических правил игры в искусство. В ходе спора пришли к доктрине, что классикам не обязательно подражать, и копировать их один в один, а можно держать классиков в качестве образца, и следовать стандартам классического искусства, создавая при этом собственные произведения. Но, это была только одна стратегия сопротивления древним колонизаторам. В другом случае, колонизированные французские интеллектуалы нашли утешение в изобретении идеи прогресса в истории, и древние были помещены на более нижнюю ступень, чем французы конца XVII века. Именно, идея прогресса и получила свое дальнейшее развитие в период Просвещения.
Любопытно, что в названии книги Сары Мельцер проблематизируется неопределенность при идентификации героев книги: «Colonizer or Colonized: The Hidden Stories of Early Modern French Culture». Колонизаторы или колонизированные?
То есть, получается, французы XVII века сначала видели себя в качестве колонизированных, но потом, просветившись (и даже превзойдя в науках и искусствах своих завоевателей) сами стали колонизаторами неся свет знаний и цивилизацию другим варварским народам.
=========================================
Отступление от статьи
Не сильно разбираясь в особенностях той эпохи, и в этой теме в частности, вспомнил, что у меня где-то завалялась, бог весть, когда и зачем купленная, книжка «Спор о древних и новых» (1985 года издания в серии ʺИстория эстетики в памятниках и документахʺ - помните, такие хорошие книжки в одинаковых коричневых обложках). Заглянул в эту книгу, пролистал, и вот как начинается поэма Шарля Перро «Век Людовика Великого» (с которой собственно и началась дискуссия-перебранка мастеров слова):
Чтить древность славную прилично, без сомненья,
Но не внушает мне она благоговенья.
Величье древних я не склонен умалять,
Но и великих нет нужды обожествлять.
И век Людовика, не заносясь в гордыне,
Я с веком Августа сравнить посмею ныне.
Когда водили в бой с таким искусством рать
И штурмом крепости, как мы, умели брать?
Случалось ли быстрей победы колеснице
На верх величия и славы возноситься?
То есть, оборона современности от древних начинается со славословий победам ʺфранцузского оружияʺ (зачёркнуто) армии Людовика XIV (разорительная Война за испанское наследство еще даже не мыслилась).
Войн в эпоху Людовика XIV было много, очень много, я в них путаюсь и плохо ориентируюсь. Людовика XIV, как тот джин из восточной сказки и повести братьев Стругацких, строил дворцы и воевал, воевал и строил дворцы. Как известно, довоевался он до полного истощения казны. Тем не менее, считается, что это была «великая эпоха».
Еще были недовольные аристократы, обиженная и рассерженная высшая знать, теряющая власть, права и влияние, что и подталкивало ее уходить в оппозицию абсолютной монархии. Дело здесь не в событиях времен Фронды, дело в том, что в этих оппозиционных аристократических салонах (мадам де Рамбуйе, например) создавался, с одной стороны, культ частной жизни и частных интимных чувств, независимых от государственных субординаций. А с другой стороны, формировалась коммуникативная сфера, где обсуждения и оценки могли не совпадать с мнениями высших государственных инстанций, и в этом отличии выковывалось противостоящее государство общественное мнение, вырисовывалось то, что теперь пытаются называть неудачным термином ʺгражданское обществоʺ.
Но, надо заметить, что и государство в своем современном виде создается и выкристаллизовывается именно в это время - наступает время чиновников, юристов и бюрократов.
Именно, как я понимаю, дискурсивные поиски ворчащей и злобствующей аристократии и породили рассказ о галлах как завоеванных предках французов, а до XVII века таких представлений практический не существовало. К такому выводу я пришел после чтения лекций Мишеля Фуко (которые я достал, вспомнив, что он вроде бы тоже говорил об этом в своем курсе 1975-1976 гг. сейчас известном под названием «Нужно защищать общество»). Может быть я сделаю еще отдельный пост об этом потом.
Но, так или иначе, с подачи представителей высокородных семейств Франции, косо глядящих на полноту власти доставшуюся королю, было создано новое историописание, которое теперь не обслуживало власть и государство, не дополняло власть и государство, а разоблачала злодейства сделанные властью и государством в прошлом. То есть, ропщущее дворянство через исторические нарративы критиковало существующую власть, отстаивала свои урезанные государством права, и расщепляло единство, до этого момента, подчиненного государству, исторического дискурса.
«До тех пор существовала история, которую власть рассказывала о себе самой: власть создавала историю власти. Теперь же история, выдвигавшаяся дворянством в противовес дискурсу государства о государстве, власти о власти, призвана была изменить само назначение исторического знания. Разрушается - и это важно - отношение между рассказом об истории, с одной стороны, и практикой власти, ее ритуальным укреплением, образным представлением государственного права - с другой» (Фуко «Нужно защищать общество»).
И здесь появляется рассказ о том, что предков французов галлов римский абсолютизм силой подчинил себе. А потом, в после заката Римской империи, пришли франки и освободили страдающих под гнетом оккупации галлов от римского владычества. «…Пришедшие в Галлию франки находят завоеванную страну. Это означает, что римский абсолютизм, основанное римлянами королевское или имперское право в Галлии вовсе не было акклиматизировано, принято, признано и не составляло единого целого со страной и народом. Это право было следствием завоевания, Галлия была порабощена. Царившее в ней право вовсе не представляло собой права суверенного народа, оно было результатом господства. Сам механизм господства поддерживался во все время римской оккупации» (Фуко «Нужно защищать общество»).
Теперь снова вернемся к статье Дамьена Трикуара, где немного по-другому, скорее, даже наоборот: из рассказа о захвате римлянами Галлии, из рассказа о колонизации римлянами галлов рождается дискурс о прогрессе и Просвещении, подхваченный философами и власть имущими, то есть, интеллектуалы (философы) вместе с дискурсом Просвещения, верой в прогресс и цивилизаторской миссией оказались в союзе с властью, а не в оппозиции к ней, что помогло превратиться им из колонизируемых в колонизаторов
========================================================
Итак, Дамьен Трикуар настаивает, что после «Спора о древних и новых» в эпоху Просвещения процесс колонизации не завершился. Древние продолжали быть хозяевами дискурса и диктовали правила игры в искусстве, в этике и прочем. Древним подражали, на них равнялись, с ними себя отождествляли. «Таким образом, нарратив Просвещения означал не столько освобождение от классических моделей и деколонизацию французской культуры, сколько непрерывные усилия по самоцивилизации на основе классической культуры». То есть, убеждает читателя Трикуар «…нарратив Просвещения представлял собой синтез идей как древних, так и современных. С одной стороны, он предполагал продолжение усилий по самоколонизации, с другой - предлагал решение постколониального комплекса Франции». Вместе с Просвещением приходит вера в прогресс, но она не освобождает от древних до конца. «…Вряд ли можно назвать интеллектуальную жизнь восемнадцатого века просто "деколонизацией". Конечно, древние греки потеряли часть своего огромного престижа и считались более архаичным людьми, чем раньше. Но философы по-прежнему сильно отождествляли себя с римлянами - бывшими колонизаторами Франции».
Тут в дело вступает Вольтер.
В своих работах Вольтер указывает, что существовало всего лишь четыре эпохи, которые достойны того, чтобы их помнили, но только век Людовика XIV приблизил человека к совершенству. До эпохи Людовика XIV Франция была типичной варварской страной, не обладая ни искусством, ни торговлей, ни промышленностью. Небезопасные города, и к тому же наихудший вид варварства - религиозные войны. Варварами были и древние европейцы, включая галлов, которые погрязли в суевериях, и, даже, местами были людоедами (то есть ели человеческое мясо). Галлам “нужно было подчиниться просвещенной нации” (а память мне подсказывает: «Умная нация покорила бы весьма глупую-с и присоединила к себе» (с)).
Но, римская цивилизация принесла лишь временное облегчение, потом Франция снова погрузилась в варварство. «Для Вольтера римская колонизация Европы принесла лишь временный прогресс. История Франции была полна рецидивов варварства, и действительно, хотя век Людовика XIV поднял человеческий разум на новую высоту, Вольтер считал большинство французов все еще варварами или даже дикарями». Особенно Вольтер боялся религиозного фанатизма, способного вновь привести к войне. Но, и французских крестьян Вольтер считал дикарями более дикими, чем канадские аборигены. Далее, приводится высказывание Вольтера по поводу французских крестьян (которое напоминает первый абзац «Метафизического трактата» того же Вольтера - я, наверное, приведу эту цитату целиком в следующем посте).
------------------------------------------------------------------
Похоже, сравнивать какие-либо народы или социальные группы с американскими дикарями долго было модно. Фонтенель в «Споре о древних и новых», дабы унизить древних греков, указывал, что они ближе к американским дикарям, чем к современным ему французам. Почти через столетие после Вольтера Бальзак в презрительном недоумении сравнивал французских крестьян с индейцами. Правда, как известно, в ту пору было немало сравнений с американскими дикарями не пользу европейцев («Галантные Индии» Рамо до сих пор интерпретируют в антиколониальном и протестном духе, как, например, в постановке ʺОперы Бастилииʺ). Но, Вольтера, как известно, не привлекали руссоистские сентименты и тому похожее. Был Вольтер судя по всему, человеком весьма злоречивым, едким, токсичным, и свои струи яда любил выпускать во все стороны, оберегая (и то не слишком) лишь тех, кто его подкармливал тем или иным образом (и деньгами, и повышением престижа в обществе) вроде нашей матушки-императрицы.
----------------------------------------------------------------
То есть, цивилизационный процесс не сделал жителей современной Вольтеру Франции в целом выше римлян. То есть, с одной стороны, вроде бы прогресс есть, с другой стороны прогресса нет, ибо население Франции в большинстве своем продолжает пребывать в варварстве и дикости. «Однако Вольтер не чувствовал противоречия между славой Франции и дикостью ее масс, поскольку считал, что ее слава исходит от интеллектуальной и художественной элиты».
«Таким образом, в повествовании Вольтера таким людям, как он сам, - художникам и философам - отводилась ведущая социальная роль в виде миссии по цивилизации своих варварских соотечественников».
При этом в своих поэтических и драматических произведениях Вольтер больше ориентировался на классику, тогда как Шекспир для него был ʺпьяным дикаремʺ, создавшим нечто противоположное цивилизующему искусству.
Таким образом, Вольтер примиряет древних и новых. Галлы действительно были варварами, и римская колонизация воздействовала на них плодотворно, цивилизуя их, хотя, конечно, после падения Римской империи произошел откат к дикости. Но, и в современную Вольтеру эпоху Франция вышла из варварства лишь частично, лишь в малой и лучшей своей части, которую составляли писатели и художники, в то время как основная масса людей продолжала пребывать в диком, чуть ли не первобытном мире. И эту массу людей необходимо было привести к цивилизации, и это тяжелой ношей легло на плечи интеллектуалов (философов и писателей), их задача теперь - принести свет цивилизации непросвещенному народу. У интеллектуалов появляется социальная миссия - просвещать народ и содействовать прогрессу и цивилизации. «По этой причине Просвещение под пером Вольтера предстает как программа самоколонизации».
Соответственно, особая и уникальная роль отводилась Франции. «Французская элита не только цивилизовала своих соотечественников, но и цивилизовала всю Европу».
Можно вспомнить о влиянии французской культуры на тогдашнюю Европу (Германию, Россию и т.д.), но и без этого рассказ о Просвещении низших народов хорошо легитимизировал колониальную и имперскую политику. Теперь народы, стоящие на низших ступенях развития, не просто завоевывали и эксплуатировали, а приводили в соответствие с ценностями цивилизации, то есть, не удручали их, а делали им благо.
То есть, просвещенческий нарратив не приобрел бы такого влияния, если бы не было его поддержки со стороны политиков, если бы философов не поддержали политики и королевский двор - утверждает далее Трикуар. Далее, он приводит факты в пользу этого тезиса и пишет про то, как прославленные философы Просвещения дружили с влиятельными государственными мужами и получали от них покровительство, и как философов и философию привечали при королевском дворе и т.п.
Почему же королевский двор поддерживал философов? «Одна из причин заключалась в том, что нарратив Просвещения наделял политиков, наряду с интеллектуалами и художниками, миссией цивилизовать своих соотечественников. Это помогало влиятельным лицам при дворе представить себя в качестве друзей прогресса и патриотов и тем самым узаконить свои притязания на власть. Одновременно узаконивался определенный тип колониальной политики: политику цивилизации и ассимиляции "варварских" и "диких" народов».
То есть, колонизированные-просвещенные брали на себя миссию по колонизации и просвещению. И это началось еще в XVII веке. «Мельцер показывает, что в семнадцатом веке представление французов о себе как о колонизаторах было тесно связано с их представлением о себе как о некогда колонизированном народе». А «…в Канаде французские элиты пытались играть ту же роль, что и римляне в древней Галлии: они стремились не только цивилизовать, но даже ассимилировать коренных американцев и превратить их во французов… (то есть оседлых, католических, франкоязычных крестьян). Эта ассимиляционная политика потерпела неудачу…», но алгоритм саморепрезентаций и действий уже был задан.
Как бы то ни было, но политикам нужен был рассказ о Просвещении и цивилизации. «Нарратив эпохи Просвещения о цивилизации себя и других мог обеспечить сильную поддержку колониальной цивилизаторской политике».
Далее, указывается, что такого рода фантазии о цивилизаторстве особенно были свойственны физиократам (кстати, недавно вышла книжка о влиянии физиократов на императрицу Екатерину II). Сами слова "цивилизация" и "варварство" были придуманы маркизом де Мирабо - фигурой весьма значимой среди физиократов (и еще он отец того самого громогласного Оноре де Мирабо из Французской революции, потом разоблаченного в предательских сношениях с королевским двором). «Физиократы переняли эти термины и постулировали существование масштабного цивилизационного процесса в истории». Но, еще в конце XVI века подобная концепция была изложена миссионерами-иезуитами, «…которые классифицировали общества по четырем историческим "этапам" и развивали идею о том, что миссионеры сначала цивилизуют "дикарей" и "варваров", прежде чем превращать их в христиан. Физиократы переняли эту "стадиальную" концепцию истории, и связали с термином "цивилизация" ряд понятий, которые ранее были весьма неоднородны: смягчение нравов, расцвет искусства и науки, развитие торговли и промышленности, комфорт современной жизни».
Соответственно, в этом контексте физиократы выступили за поворот в колониальной политике, о чем дальше и повествует Трикуар.
В заключении он подчеркивает роль христианства, и иезуитов в частности, в зарождении концепции цивилизаторства: «…Идея цивилизующей миссии уходила корнями как во французскую самоколонизацию, так и в иезуитское мышление. Именно слияние французской самоколонизации, христианских концепций истории и католической миссионерской культуры послужило интеллектуальной основой как для нарратива Просвещения, так и для особого типа имперской культуры второй половины XVIII века - просвещенного колониализма».
======================================
Статья Дамьена Трикуара маленькая. Гипотеза им выдвинутая весьма уязвима для критики даже на эмпирическом уровне, ибо далеко не все кажется увязанным между собою, и факты местами не соприкасаются с выдвигаемыми тезисами (натянуты за уши), иногда фактов просто не хватает, или кое-что кажется спорными или поверхностно понимаемым.
-----------------------------------------------------------------------
Тут бросается в глаза, что некое представление о далеком прошлом - чистая фантасмагория, созданная недавно, вызывает к жизни постколониальный синдром, то есть не было реальной травмы от колонизации, был почти фантастический рассказ о колонизации, и он вызвал травму, которая в свою очередь породила реальную политику - реальную колониальную и цивилизаторскую политику. То есть, дискурсивный пласт смешивается с реальностью, нарратив порождает реальность
Полностью придуманное далекое прошлое, с которым телесно некто не соприкасался из живших во Франции XVII-XVIII вв., вызвало реальные болезненные переживания со последующей идентификацией себя как жертвы с последующим ʺтерапевтическим лечениемʺ через создание истории о прогрессивном превосходстве над древними (этакая нарративная психотерапия), с последующим принятием на себя роли обидчика - уподобление себя «древним»-колонизаторам с цивилизаторской экспансией на отсталые народы и страны
Придуманное унижение, которого не было ни с самими людьми, ни с их предками переживается как реальное. Переживать собственную неполноценность заставляют некие символические формы - классические правила игры в искусство, которые интерпретируются как колониальные.
---------------------------------------------------------------------------
Бросается в глаза, что дискурсивный алгоритм из этой статьи Дамьена Трикуара легко переносится на Россию. С одной стороны, самоколонизация российских элит в XVIII веке - феномен хорошо описанный (как, например, разрыв между образованными по западному образцу элитами и простым домоткано-лапотно кондово-исконным землянным народом, и т.п.), и феномен никем еще не поставленный под сомнение. С другой стороны, колониальная экспансия, которая со временем из простого захвата новых земель приобрела черты ʺцивилизаторской миссииʺ по просвещению других народов и своего собственного народа - особенно это заметно в период Советской власти, когда государство в союзе с интеллектуалами, вооруженные дискурсом Просвещения, вытаскивали из тьмы невежества и суеверий ʺнародʺ во всех его ипостасях (от рязанской деревушки до самых тунгусских и среднеазиатских окраин). И, конечно, все эти рассказы о прогрессорах и трудности божественного предназначения среди ʺсредневековогоʺ большинства - это все песни из той же оперы: сначала мы себя колонизировали (сделали по образцу и подобию западного человека - получилось, может быть, и не вельми хорошо, но ничего другого все равно нет), а потом, стали колонизировать других, размахивая, как знаменем, дискурсом Просвещения («И над кухней-замком возвышенно реет / Похожий на плавки и пахнущий плесенью флаг» (с)).
То, что говорение колонизированных колонизаторов может являть себя по-разному в различных социальных ситуациях - не важно; важно, что в любом случае: а) колонизированные колонизаторы противопоставляют себя хмурому недоразвитому большинству; б) колонизированные колонизаторы имеют или ищут союз с государством (во-втором случае, чаще всего, они желают прихода к власти в государстве ʺсвоихʺ, которые по достоинству оценят их вклад в дело просвещения и цивилизации, и предоставят им доступ к ресурсам и власти).
В общем, как-то так, если коротко
Хотя, конечно, за истинность этой схемы не ручаюсь - уж очень она простая, почти карикатура, памфлетный уровень; настаивать на своей правоте и брызгать слюнями в споре не буду очень сильно