Дезодорант "Интимный"
Обещанное байковому провокатору- в ответ на его историю о боевом применении дезодоранта.
Повышение квалификации "компьютерщиков" вели в СССР несколько научно-учебных центров - обычно при больших заводах, выпускавших те или иные подсистемы тогдашних ЭВМ. Наши "центровики" (специалисты по обслуживанию ЦП и ОП) ездили учиться в Казань, реже - в Москву; "дисковики" - в Пензу. С системной обслугой ВЦ было сложнее: программистские курсы не подходили - генерация и реконфигурация различных ОС, знание управляющих блоков основных систем - вплоть до возможности править их вручную,- построение и запуск канальных команд, программная диагностика центральных и периферийных устройств,- в сущности, работа эксплуатационника, позднее названного "системным аналитиком", оказалась вовсе не рядом с классической алгоритмизацией и программированием. "Железо", в соответствии с задачами такого специалиста, оказалось гораздо ближе, и "системщиков", в итоге, учили в тех же НУЦах. Да и техническая база позволяла обкатывать новые навыки "на живом". Понятно, что большинство туда попадало после нескольких лет работы, с коллегами и учителями было о чем поговорить - интересно, с пользой и зачастую на равных. Такой себе техноклуб.
Мне повезло с пензенскими курсами, хотя сперва я бурчала - вот отчего-то вбилось мне в голову, что Пенза мало отличается от моего родного Города, а Казань - поди, экзотика. Летняя (курсы пришлись на июнь-июль) Пенза очаровала меня совершенно.
...Цветные лоскутки под крылом ТУшки превратились в город и пригороды, стайка технарей потянулаь к автобусу с надписью "Центр"... и первое, что меня поразило - роскошные облака, многослойные, как сердоликовые камеи,- в неприлично, живописно, нестерпимо синем небе. Именно в Пензе до меня постепенно дошло, откуда на картинах русских художников 19 века такие невероятно... плотские облака. Да, представьте,- бываючи в Москве и в Белоруссии, в Питере и на Киевщине, в Армении - я таких не видела. Другие - видела. Но таких... Иными словами - для меня Пенза навсегда прописана масляными красками - со всею определенностью цвета, внятностью линий и кинестетической плотностью всего - от ближних домов до дальнего пейзажа подступающего Лермонтовского праздника...
Но мы отвлеклись,- как говаривал Йозеф Швейк.
О НУЦе и Пензе я, надеюсь, еще расскажу,- а для нашей истории существенно то, что "слушателей" расселяли двумя способами: в общежитии с громадными комнатами человек на 10-20 - либо по кавртирам проверенных, годами состоящих "на договоре" с НУЦем хозяек. Понятно, что бабульки охотнее брали на постой барышень - да и женщины особо не рвались в продуваемое всеми ветрами общежитие с частыми отключениями света и воды.
Разобравшись с командировкой, учебным планом и прочими радостями учебного процесса и упаренно (надвигалась - как я узнала впоследствии - ежедневная гроза) выползя в коридор Центра, я столкнулась с полной скуластой девушкой (как оказалось - из моей группы), искавшей напарницу на поселение к хозяйке. Кто ж откажется? Во дворе нас с Любой уже ждала крупная пожилая дама - перманент оттенка "светлый шатен", помада цвета "Рычи, Китай", шляпа с полями шире плеч, цветастое платье ацетатного шелку и здоровенная палка с потемневшим набалдашником. Так мы оказались квартирантками Марии Федоровны.
Мария Федоровна была дама героического склада. Пятнадцати лет она воевала в партизанском отряде; в горке посреди хрусталей хранилась ее медаль. Всю жизнь проработала в пекарне, несла общественные нагрузки, растила детей рано умершей сестры, а выйдя на пенсию, выхаживала парализованного мужа. Глаза у него в последние годы не выносили сильного света, и она перестроила свою смежную "двушку" таким образом, что из зала двери вели в две отдельные комнаты: светлую, с окном - спаленку хозяйки, и темную, с малым, наподобие ванного, окошком к хозяйке - спальню покойного хозяина. При жизни его в этом закутке днем и ночью тлела синяя лампочка.
Спальные места для нас были: одно - кровать покойного деда, другое - диван в проходном зале. В нем же стоял одежный шкаф и стол для занятий - отлично стоял, между окном и торшером. Телевизор стоял в комнате МФ, и наше вечернее ползанье по дампам не мешало ей, а телеконцерты - нам. Люба выбрала закуток,- дома, в Петропавловске-Казахстанском, у нее была такая же уютная крохотка,- правда, с большим окном,- а я обосновалсь на диване.
Первый же вечер (размордованные дорогой и переменой климата, мы решили перед первым занятием лечь пораньше) принес главный сюрприз. В квартире МФ водились клопы. Они не просто водились - они там царили. Составляли, можно сказать, титульную нацию. И в ознаменование этого каждый вечер выбирались из под обоев, проводили митинги и демонстрации на стенах, ходили воинскими парадами по потолку и фестивалили на диванах.
Мария Федоровна, еще в детстве переболевшая тифом, кормившая вшей в лесах и гонявшая крыс в пекарне, на полчища просто не обращала внимания. Да и они, по-моему, не особо напрашивались на неприятности и в ее спаленку не рвались. Относительно светлый зал был территорией межвидового общения... а вот темная каморка была их подлинной столицей. И если утром мне пришлось смазать настойкой календулы пяток укусов, то Любу буквально объели.
На следующую ночь Люба с ног до головы обмазалась тогдашним почти новшеством - въетнамской мазью "Золотая Звезда", планируя каждое утро вставать на полчаса раньше, включать колонку и принимать горячий душ. Зачем горячий душ? Кто помнит мощный запах тогдашней "Звездочки" (производители с годами сменили отдушку), поймет, что иначе Люба рисковала сорвать занятия.
Ничего не имея против въетнамского запаха, сочившегося из каморки, я при всем желании не могла воспользоваться тем же рецептом. Во-первых, я носила хайр ниже локтя, и вставать - отмываться и сушиться - мне пришлось бы на полтора часа раньше Любы, а во-вторых, проба показала, что перед результатом нанесения мази на мою кожу бледнеют (в самом буквальном смысле) все усилия клопиного народа. И вот я, осторожно присев на свой диванчик, скорбно наблюдала исход клопов из Любиной кладовки... Пряный дух "Звездочки" и натолкунул меня на счастливую мысль.
1985 год. Кто помнит отечественные дезодоранты той поры - вздрогните вместе со мной. В ценовую категорию, доступную молодому инженеру, входили такие шедевры парфюмерного творчества как дезодорант "Интимный" Симферопольского завода бытовой химии. В светло-сиреневом флаконе с каким-то лиловым фантастическим цветуечком. С белой крышечкой и подтекающей форсункой. С запахом горького миндаля, усиленным камфарой и нашатырем в боевой концентрации. Пользовать его было можно, только побрызгав на предварительно смоченную водою ватку - и уж потом осторожно приложить оную к подмышкам или протереть стопы. Применять его к другим предписанным названием местам было небезопасно: мало кто умеет сидеть на сковородке.
Я взяла изящный флакон с этим мощным ОВ и обвела неровной, брызгающей струей два круга: вокруг двери в Любину комнатку и вокруг своего диванчика. В эту ночь меня укусил одинокий, заблудившийся на вражеской территории и вусмерть оголодавший клоп,- да и то как-то слабо и неуверенно, как бы при последнем издыхании. Назавтра я прикупила в ближней лавочке пять баллонов отравы - из расчета до окончания курсов, и вечером обновила "симферопольские меловые круги". Больше укусы аборигенов меня не тревожили.
Повышение квалификации "компьютерщиков" вели в СССР несколько научно-учебных центров - обычно при больших заводах, выпускавших те или иные подсистемы тогдашних ЭВМ. Наши "центровики" (специалисты по обслуживанию ЦП и ОП) ездили учиться в Казань, реже - в Москву; "дисковики" - в Пензу. С системной обслугой ВЦ было сложнее: программистские курсы не подходили - генерация и реконфигурация различных ОС, знание управляющих блоков основных систем - вплоть до возможности править их вручную,- построение и запуск канальных команд, программная диагностика центральных и периферийных устройств,- в сущности, работа эксплуатационника, позднее названного "системным аналитиком", оказалась вовсе не рядом с классической алгоритмизацией и программированием. "Железо", в соответствии с задачами такого специалиста, оказалось гораздо ближе, и "системщиков", в итоге, учили в тех же НУЦах. Да и техническая база позволяла обкатывать новые навыки "на живом". Понятно, что большинство туда попадало после нескольких лет работы, с коллегами и учителями было о чем поговорить - интересно, с пользой и зачастую на равных. Такой себе техноклуб.
Мне повезло с пензенскими курсами, хотя сперва я бурчала - вот отчего-то вбилось мне в голову, что Пенза мало отличается от моего родного Города, а Казань - поди, экзотика. Летняя (курсы пришлись на июнь-июль) Пенза очаровала меня совершенно.
...Цветные лоскутки под крылом ТУшки превратились в город и пригороды, стайка технарей потянулаь к автобусу с надписью "Центр"... и первое, что меня поразило - роскошные облака, многослойные, как сердоликовые камеи,- в неприлично, живописно, нестерпимо синем небе. Именно в Пензе до меня постепенно дошло, откуда на картинах русских художников 19 века такие невероятно... плотские облака. Да, представьте,- бываючи в Москве и в Белоруссии, в Питере и на Киевщине, в Армении - я таких не видела. Другие - видела. Но таких... Иными словами - для меня Пенза навсегда прописана масляными красками - со всею определенностью цвета, внятностью линий и кинестетической плотностью всего - от ближних домов до дальнего пейзажа подступающего Лермонтовского праздника...
Но мы отвлеклись,- как говаривал Йозеф Швейк.
О НУЦе и Пензе я, надеюсь, еще расскажу,- а для нашей истории существенно то, что "слушателей" расселяли двумя способами: в общежитии с громадными комнатами человек на 10-20 - либо по кавртирам проверенных, годами состоящих "на договоре" с НУЦем хозяек. Понятно, что бабульки охотнее брали на постой барышень - да и женщины особо не рвались в продуваемое всеми ветрами общежитие с частыми отключениями света и воды.
Разобравшись с командировкой, учебным планом и прочими радостями учебного процесса и упаренно (надвигалась - как я узнала впоследствии - ежедневная гроза) выползя в коридор Центра, я столкнулась с полной скуластой девушкой (как оказалось - из моей группы), искавшей напарницу на поселение к хозяйке. Кто ж откажется? Во дворе нас с Любой уже ждала крупная пожилая дама - перманент оттенка "светлый шатен", помада цвета "Рычи, Китай", шляпа с полями шире плеч, цветастое платье ацетатного шелку и здоровенная палка с потемневшим набалдашником. Так мы оказались квартирантками Марии Федоровны.
Мария Федоровна была дама героического склада. Пятнадцати лет она воевала в партизанском отряде; в горке посреди хрусталей хранилась ее медаль. Всю жизнь проработала в пекарне, несла общественные нагрузки, растила детей рано умершей сестры, а выйдя на пенсию, выхаживала парализованного мужа. Глаза у него в последние годы не выносили сильного света, и она перестроила свою смежную "двушку" таким образом, что из зала двери вели в две отдельные комнаты: светлую, с окном - спаленку хозяйки, и темную, с малым, наподобие ванного, окошком к хозяйке - спальню покойного хозяина. При жизни его в этом закутке днем и ночью тлела синяя лампочка.
Спальные места для нас были: одно - кровать покойного деда, другое - диван в проходном зале. В нем же стоял одежный шкаф и стол для занятий - отлично стоял, между окном и торшером. Телевизор стоял в комнате МФ, и наше вечернее ползанье по дампам не мешало ей, а телеконцерты - нам. Люба выбрала закуток,- дома, в Петропавловске-Казахстанском, у нее была такая же уютная крохотка,- правда, с большим окном,- а я обосновалсь на диване.
Первый же вечер (размордованные дорогой и переменой климата, мы решили перед первым занятием лечь пораньше) принес главный сюрприз. В квартире МФ водились клопы. Они не просто водились - они там царили. Составляли, можно сказать, титульную нацию. И в ознаменование этого каждый вечер выбирались из под обоев, проводили митинги и демонстрации на стенах, ходили воинскими парадами по потолку и фестивалили на диванах.
Мария Федоровна, еще в детстве переболевшая тифом, кормившая вшей в лесах и гонявшая крыс в пекарне, на полчища просто не обращала внимания. Да и они, по-моему, не особо напрашивались на неприятности и в ее спаленку не рвались. Относительно светлый зал был территорией межвидового общения... а вот темная каморка была их подлинной столицей. И если утром мне пришлось смазать настойкой календулы пяток укусов, то Любу буквально объели.
На следующую ночь Люба с ног до головы обмазалась тогдашним почти новшеством - въетнамской мазью "Золотая Звезда", планируя каждое утро вставать на полчаса раньше, включать колонку и принимать горячий душ. Зачем горячий душ? Кто помнит мощный запах тогдашней "Звездочки" (производители с годами сменили отдушку), поймет, что иначе Люба рисковала сорвать занятия.
Ничего не имея против въетнамского запаха, сочившегося из каморки, я при всем желании не могла воспользоваться тем же рецептом. Во-первых, я носила хайр ниже локтя, и вставать - отмываться и сушиться - мне пришлось бы на полтора часа раньше Любы, а во-вторых, проба показала, что перед результатом нанесения мази на мою кожу бледнеют (в самом буквальном смысле) все усилия клопиного народа. И вот я, осторожно присев на свой диванчик, скорбно наблюдала исход клопов из Любиной кладовки... Пряный дух "Звездочки" и натолкунул меня на счастливую мысль.
1985 год. Кто помнит отечественные дезодоранты той поры - вздрогните вместе со мной. В ценовую категорию, доступную молодому инженеру, входили такие шедевры парфюмерного творчества как дезодорант "Интимный" Симферопольского завода бытовой химии. В светло-сиреневом флаконе с каким-то лиловым фантастическим цветуечком. С белой крышечкой и подтекающей форсункой. С запахом горького миндаля, усиленным камфарой и нашатырем в боевой концентрации. Пользовать его было можно, только побрызгав на предварительно смоченную водою ватку - и уж потом осторожно приложить оную к подмышкам или протереть стопы. Применять его к другим предписанным названием местам было небезопасно: мало кто умеет сидеть на сковородке.
Я взяла изящный флакон с этим мощным ОВ и обвела неровной, брызгающей струей два круга: вокруг двери в Любину комнатку и вокруг своего диванчика. В эту ночь меня укусил одинокий, заблудившийся на вражеской территории и вусмерть оголодавший клоп,- да и то как-то слабо и неуверенно, как бы при последнем издыхании. Назавтра я прикупила в ближней лавочке пять баллонов отравы - из расчета до окончания курсов, и вечером обновила "симферопольские меловые круги". Больше укусы аборигенов меня не тревожили.