Летатели
Странное дело - отчего-то "воздушные" сельхозработы часто оканчиваются трагически. Словно кто-то чрезмерно строгий не позволяет пользовать летучее чудо для забот о выращивании низменной нашей жратвы. Земля им пухом - тем летателям. А остальным - осторожности, коей много не бывает
...Уж лет десять тому назад (как бы нынче не годовщина - не зря, поди, вспомнился) вот так во время сельхозработ погиб наш с Оператором и Солнышком знакомый пилот - прежде боевой вертолетчик, после - мотодельтапланерист. После опыления полей хотел по прохладе исполнить пролет над водой - над совхозным прудом. Порывом закатного ветра его прижало к воде, он чиркнул, аппарат клюнул... и достаточно скоро выстропасться из ремней под водой, в липучем иле - ему не удалось. Светлая ему память.
Работало их трое - Немец-владелец большей части оборудования (у команды было две или три машины) и двое бывших пилотов Херсонской вертолетной части. В сезон катали туристов, по случаю поднимали в воздух фотографов и видеооператоров, а чаще - опыляли поля куколками трихограммы. Бабочка с таким пакостным названием - экологически чистое средство борьбы с плодожоркой, капустницей и со всякой прочей сельскохозяйственной нечистью: вылупляясь из куколки, самка трихограммы заражает яйцами всех посторонних гусениц, и юная поросль съедает вредителей изнутри. Вот это счастие ребята и распыляли с невеликой высоты.
А нам довелось с ними полетать над херсонскими хозяйствами - в таком полете нет той высотной абстракции, которая неизбежно настигает в вертолете или в самолете: поля и сады, дома и люди не становятся цветными лоскутками и фишками на пестрой карте: в пруду видны рыбы, коровы вдумчиво провожают агрегат синими своими взглядами с поволокой, каждый камышовый поплавок и каждое яблоко в саду - твои: вот они, рядом, они остаются теплыми и вещными... если ты, конечно, летаешь с нашими разбойниками.
Ибо - при всем к нему глубочайшем уважении,- немецкий пилот сухо исполняет обязательный минимум,- и неважно - над совхозными полями или над фольклорным праздником.
В 1992-м под Каховкой, в районе Тягинки, праздновалось 500-летие казачества. С этим моментом и местом связана первая летописно зафиксированная победа казаков над турками при Тягин-острове (Днепр тогда выше стоял, и нынешний холм был островом). По этому случаю установили на господствующей высотке памятную стелу, а на заливном берегу устроили фольклорный праздник: разбили казацкий табор, из Киева пришла первая чайка, а на берегу пели, пили, плясали и дремали вповалку множество народных, академических и детских ансамблей... И репортеры, разумеется.
Были мы там с Солнышком - и, естественно, нам показалось мало облета праздничного пространства на вертолете. Увидав знакомую мотодельтатроицу, мы просто не могли не напроситься к ним. Солнышко взял на вылет старшой - Немец. Раза три или четыре отлетав квадрат, он вернул нам Солнышко целым (коллегу с утра прихватывала язва, и взбалтывать его возбранялось), но не слишком довольным: Солнышко больше любил летать с другим пилотом - назовем его Николаем.
С Колей повезло полетать мне. Помалу приближался закат, да вдобавок издали заходила гроза. А Коля такой человек, у которого фиг ли разберешь - то ли он трезвый с лихой дурноватинкой, то ли нетрезвый с холодной расчетинкой. Облетев все, что запланировали, добрый наш пилот покрутил спираль вокруг триумфального столба, прошел над всеми по очереди временными сценами - и взял курс на Днепр. То, что цветной кажан не уселся на мачту чайки - чистой воды бесстыжее Колино мастерство. Попугав казаков на палубе, Николай снизился еще - и стали мы разглядывать в темнеющей воде кувшинки и отражения облаков.
Концерты окончились, дородные фольклорные красавицы спустились в реку - и плавно, величаво предавали себя прохладе. А теперь представьте, что в косых закатных тенях со стороны солнца на тебя, расслабившуюся в водице, налетает бесшумное крылатое (над водой Николай шел скольжением, без мотора)... И долго еще над масляными водами Днепра носились взвизги, плеск ныряющих наяд и их же выразительная, усиленная зеркальной гладью ругань.
В какой-то момент граница между нами, воздухом, приречным эхом, первыми кострами на берегу и пламенеющими облачными громадами на горизонте пропала напрочь. Мы даже вроде бы говорили о чем-то важном - или это важное говорило с нами? Но такое растворение в мире - и посейчас редкая радость.
На площадку - плешь невысокого холма - мы возвращались уже под первые погромыхи грозы, гонимые прижимающими порывами ветра. И уже бегущий по ровной лужайке аппарат таки скозлил напоследок, обеспечив пассажирку незабываемой шишкой на копчике.
...Уж лет десять тому назад (как бы нынче не годовщина - не зря, поди, вспомнился) вот так во время сельхозработ погиб наш с Оператором и Солнышком знакомый пилот - прежде боевой вертолетчик, после - мотодельтапланерист. После опыления полей хотел по прохладе исполнить пролет над водой - над совхозным прудом. Порывом закатного ветра его прижало к воде, он чиркнул, аппарат клюнул... и достаточно скоро выстропасться из ремней под водой, в липучем иле - ему не удалось. Светлая ему память.
Работало их трое - Немец-владелец большей части оборудования (у команды было две или три машины) и двое бывших пилотов Херсонской вертолетной части. В сезон катали туристов, по случаю поднимали в воздух фотографов и видеооператоров, а чаще - опыляли поля куколками трихограммы. Бабочка с таким пакостным названием - экологически чистое средство борьбы с плодожоркой, капустницей и со всякой прочей сельскохозяйственной нечистью: вылупляясь из куколки, самка трихограммы заражает яйцами всех посторонних гусениц, и юная поросль съедает вредителей изнутри. Вот это счастие ребята и распыляли с невеликой высоты.
А нам довелось с ними полетать над херсонскими хозяйствами - в таком полете нет той высотной абстракции, которая неизбежно настигает в вертолете или в самолете: поля и сады, дома и люди не становятся цветными лоскутками и фишками на пестрой карте: в пруду видны рыбы, коровы вдумчиво провожают агрегат синими своими взглядами с поволокой, каждый камышовый поплавок и каждое яблоко в саду - твои: вот они, рядом, они остаются теплыми и вещными... если ты, конечно, летаешь с нашими разбойниками.
Ибо - при всем к нему глубочайшем уважении,- немецкий пилот сухо исполняет обязательный минимум,- и неважно - над совхозными полями или над фольклорным праздником.
В 1992-м под Каховкой, в районе Тягинки, праздновалось 500-летие казачества. С этим моментом и местом связана первая летописно зафиксированная победа казаков над турками при Тягин-острове (Днепр тогда выше стоял, и нынешний холм был островом). По этому случаю установили на господствующей высотке памятную стелу, а на заливном берегу устроили фольклорный праздник: разбили казацкий табор, из Киева пришла первая чайка, а на берегу пели, пили, плясали и дремали вповалку множество народных, академических и детских ансамблей... И репортеры, разумеется.
Были мы там с Солнышком - и, естественно, нам показалось мало облета праздничного пространства на вертолете. Увидав знакомую мотодельтатроицу, мы просто не могли не напроситься к ним. Солнышко взял на вылет старшой - Немец. Раза три или четыре отлетав квадрат, он вернул нам Солнышко целым (коллегу с утра прихватывала язва, и взбалтывать его возбранялось), но не слишком довольным: Солнышко больше любил летать с другим пилотом - назовем его Николаем.
С Колей повезло полетать мне. Помалу приближался закат, да вдобавок издали заходила гроза. А Коля такой человек, у которого фиг ли разберешь - то ли он трезвый с лихой дурноватинкой, то ли нетрезвый с холодной расчетинкой. Облетев все, что запланировали, добрый наш пилот покрутил спираль вокруг триумфального столба, прошел над всеми по очереди временными сценами - и взял курс на Днепр. То, что цветной кажан не уселся на мачту чайки - чистой воды бесстыжее Колино мастерство. Попугав казаков на палубе, Николай снизился еще - и стали мы разглядывать в темнеющей воде кувшинки и отражения облаков.
Концерты окончились, дородные фольклорные красавицы спустились в реку - и плавно, величаво предавали себя прохладе. А теперь представьте, что в косых закатных тенях со стороны солнца на тебя, расслабившуюся в водице, налетает бесшумное крылатое (над водой Николай шел скольжением, без мотора)... И долго еще над масляными водами Днепра носились взвизги, плеск ныряющих наяд и их же выразительная, усиленная зеркальной гладью ругань.
В какой-то момент граница между нами, воздухом, приречным эхом, первыми кострами на берегу и пламенеющими облачными громадами на горизонте пропала напрочь. Мы даже вроде бы говорили о чем-то важном - или это важное говорило с нами? Но такое растворение в мире - и посейчас редкая радость.
На площадку - плешь невысокого холма - мы возвращались уже под первые погромыхи грозы, гонимые прижимающими порывами ветра. И уже бегущий по ровной лужайке аппарат таки скозлил напоследок, обеспечив пассажирку незабываемой шишкой на копчике.