Словно подслушанное в саду
-
в этой родине нет ни зги
не справляется естество
помереть бы в ней от тоски
да не стоит оно того -
Что тебе теперь паюсная икра, пайковая колбаса, -
до смерти четыре шага, до реинкарнации два неполных часа,
в голове зелёная муть, как простая зелёная муть,
и не уснуть, как обычное не уснуть. -
Голова отболит и отвалится.
Выпадая из тамбура вальсово,
Он утопит в вечерних чернилах раздумья свои.
Он уйдёт, не оставив и прочерка,
Только запах былого пророчества,
Только старый мобильник - но тот всё равно не звонит. -
Натешатся, ославят за глаза,
Для сплетен не отыскивая повод.
И только ты... Ты будешь знать и помнить.
Но ничего не сможешь рассказать. -
В комнате с видом на каменный двор
Мёртвый, пустой, как пустыня Гоби;
В сущности, эти стихи - разговор,
Птицы кладбищенской с тёмным надгробьем... -
Комната в коммуне на втором этаже.
Плесенью несет из двора-колодца.
Дышать - последнее дело, когда уже
Ничего другого не остается. -
А все красивости и умности,
что почитал за честный труд,
пожалуй только те, кто умерли,
без содроганья перечтут. -
В другую эпоху. Когда отмеряли годами
желание, нежность, надежду, разлуку, "держись",
тоску, километры, прощенья, прощанья, " что с нами?"
и эту вот, долгую, как ее? Вспомнила: жизнь. -
О, да! Я без ума - и без брони -
От этой жизни, худшей из чистилищ,
Которой нас, бессмертных, наградили...
И дали знать, что в ней мы не одни. -
А потом ты вырастешь - дети, они растут.
У колен завертится мальчик - пускай, раз тут.
Будешь ты для него лучом (калачом, кирпичом),
он, зарывшись в подушку, уснет, не зная, что ни при чем.
Да и ты ни при чем. -
Довольно желчи, дошлый казначей,
дотошный составитель скорбной сметы,
во мне ведущий счет моих долгов -
уймись уже, отдай сверчку со скрипкой
и прошлое, и право на постскриптум
без долгих искупительных голгоф - -
Роса и кровь давным-давно
Ушли в песок... Одно осталось -
Пронзительное, словно жалость
Вандеи белое вино. -
По краям родной страны
башни сооружены -
не из камня, не из трости,
из одной слоновой кости;
ну, а главный в чем секрет -
в каждой башне сел поэт. -
И можно улизнуть куда-нибудь,
Притормозить, не перейти границы.
Однако рок диктует этот путь,
И речь не позволяет уклониться. -
...и не трудней освоить нашу речь,
ее напор, зернистый и соборный,
чем земляное яблоко испечь
в летучем пепле жизни беспризорной. -
Все слова твои будут задаром розданы,
А они потом отнесут их на барахолку.
Опять написала, глупенькая, две простыни,
Когда могла обойтись и хокку. -
Так что ты глотай свой кофе и вишни льдистые,
а ударили - так всхлипни и разотри.
И запомни - где-то есть еще тот, единственный,
кто живет с такой же шуткою изнутри.