Страшно на ВЦ работать свежему человечку...
Гордостью нашего ВЦ был фальшпол. Центр был вообще - из лучших в Городе, его постройка на 4 этаже производственного корпуса, рядом с "чистыми" цехами закончилась где-то в 84-м году, и к 85-му туда въехали сперва новая ЕС-1045, а
следом - временно - старушка
ЕС-1022. На ВЦ была "правильная" гермозона с избыточным давлением, так славно мерцавшая за огромными стеклами; мощная вытяжка в самом машзале (благодаря которой запах кофе, который системщики заваривали и пили прямо в зале, нагло распространялся по цехам), могучие бронедвери с цифровыми замками, а главное - шикарный фальшпол.
Ян Львович достал где-то эффектные черные матовые пайолы. Они - плитки специального профиля - размером, если мне не изменяют мои 64К, 60х60 см,- укладывались на предварительно собранные металлические рамы; таким образом, между ними и истинным полом был почти метровый зазор для прокладки кабелей и принудительной вентиляции устройств снизу. Если для какой-либо монтажно-ремонтной нужды поднимали одну-две плитки, из-под фальшпола свистало холодом.
Пайолы были пригнаны наплотно, и для отдирания квадратиков использовался "телефон" - тогда еще югославская красная пластмассовая примочка, похожая одновременно на телефонную трубку и дверную ручку. Опускаешь "телефон" на плитку, защелкиваешь механические присоски и - открываешь пол, как кастрюлю.
В неурочное время "телефоны"(их было два) находились в ведении механиков ВЦ. Одним был молодой специалист Вадик, зато второй механик - Толик - служил на ВЦ словно бы от роду, руки имел золотые, делал все из всего (к примеру, сваял _тайный самовар_ для инженерской дежурки), ремонтировал все, что угодно, и в любых условиях,- и, как положено классическому Левше, крепко пил.
Было как-то принято за аксиому, что ремонт механических потрошков лучше производить в вечернюю смену - когда расходятся отладчики из дисплейного зала, а операторы ставят большие пакетные задачи. Поэтому дневные смены выпадали, в основном, на Вадика, а вечером Толик приводил в чувство то, что успело отвалиться, спокойно ковырял долгосрочные поделки и проводил
профилактику, смазывая одни устройства и протирая спиртом другие. Среди "других" не в последнюю очередь фигурировал организм Толика.
После профилактики Толик тихо-мирно отправлялся спать. Одно время он облюбовал было хранилище кабелей - этажом ниже, возле дисплейного зала, глухое и теплое: в одной из циклопических бухт Толик свил себе настоящее зимнее "гнездо" из пары вохровских шинелей и ватников. Но после того, как однажды его не могли разыскать полтора суток - пока кому-то не понадобился
кабель,- гнездо разорили. А вскоре наступило лето.
Летом спасение от духоты имелось только одно - снять одну пайолину и устроиться поблизости. Но у такого решения была масса недостатков: прохлада поступает неравномерно, а утром тебя находят на полу и начинают бубнить. И Толик нашел гениальный выход.
В глубине гермозоны, куда без нужды не ходят и операторы, на расстоянии трех плиток от дальней стены, стоял ряд НМЛ (накопителей на магнитной ленте). Это такие металлические шкафы, похожие на "пенал" из популярного тогда кухонного комплекта, но поболее в сечении. За шкафы заходили в двух случаях - для ручного сброса или диагностики устройств, либо - с утра пораньше - уборщица с широкой "заводской" шваброй. Заметим, что тряпка у нее должна была быть крепко отжата, чтобы не заливало кабельное хозяйство под пайолами.
Вот позади НМЛов Толик и оборудовал себе летнее обиталище: открыв "телефоном" два квадрата, он стелил те же шинелки, надевал ватник, усаживался в образовавшуюся люльку, закрывал сперва одну пайолину, а затем ложился и, тщательно подправляя снизу, накрывался другой - на которой так и оставался прищелкнутым телефон. Ровный прохладный ветерок обдувал его всю ночь, и наутро свежий, с несколько серым от неизбежной пыли лицом Толик поднимал над собою крышку и возвращался на поверхность.
Уборщицы, как и прочие сотрудники, время от времения ходят в отпуск. Нашу опытную специалистку на это время заменили "коридорной" уборщицей из того же корпуса. Тете, обрадованной лишней "полставкой", объяснили, что начинать уборку нужно из глубины гермозоны, но забыли предупредить об особых кондициях тряпки.
Как назло, накануне Толик провел основательную профилактику. А в 6 утра тетя по привычке выхватила из ведра истекающую слабомыльным раствором гигантскую тряпку, плюхнула ее на широченную свою швабру и... погнала перед собой потоки воды позади рядочка НМЛ. Потоки хоть и просачивались постепенно сквозь зазоры фальшпола, но к моменту сближения швабры с "телефоном" далеко не иссякли. Увидав чуднУю вещь, тетка кинула швабру где стояла... наклонилась над красной штуковиной и попробовала ее подергать. Прихваченная "телефоном" пайолина хлопнула раз, два - и, перекосившись, застряла. В образовавшуюся щель радостно хлынула вода с брошенной тряпки...
И тут металлическую тишину утреннего ВЦ прорезал дикий, нечеловеческий вопль уборщицы: из-под пола, невнятно произнося полузнакомые слова, восстал упырь: бледный, со слипшимися волосами и черными потеками на лице.
Дикий хохот пригвоздил к месту прибежавших было системщика и сменного инженера, и влетевшая последней _Леночка_ едва сообразила, кому первому подносить нашатырь.
Толик, можно сказать, грудью прикрыл подфальшпольное пространство от порчи водою, умножив тем самым небесный реестр похмельных подвигов.
...Уборщица от страшной "полставки" отказалась.