Рейн Таагепера: Осколки
На смысл памятников
можно стараться влиять двумя способами:
нападая на них, подобно тому как это делали чужие власти с эстонскими памятниками,
или перенося их в более широкие рамки.
Результаты первого способа известны.
Для второго редко находится сила духа.
Я предлагал переосмыслить фигуру с лицом Палусалу,
поставив ее в более широкий круг всех жертв войны.
Было много пожеланий расширить мемориал.
Общественное мнение придерживалось курса на снос.
Искренние люди сообщали
что я не понимаю чувств живших здесь.
Не знаю тогда, что я чувствовал лежа спрятавшись в ржаном поле,
когда кричавшие по-русски солдаты поставили к стенке моих родителей.
И уменьшилось ли это чувство, когда их спасла атака лесных братьев.
Видя буйства красных фашистов в Таллине и Москве
это чувство тяжело подавить внутри себя.
Но подавить нужно, потому что мы не хотим дать им победить.
Они победят, если достигнут своих внешних целей,
или смогут превратить меня в им подобных.
Нам есть, чем гордиться.
Иногда мы это замечаем, иногда нет.
Отец моего прадеда родился в рабстве, а умер хозяином хутора.
То, что насильно отобранную у нас в древности землю пришлось выкупать,
не уменьшило нашего достоинства.
Мы смогли снова заплатить за и так принадлежавшее нам.
И если нужно, заплатим снова и снова.
Поэтому сверстники моего прадеда смогли подняться
от хуторян до культурного народа за одно поколение.
Латыши, мы -- и мало кого еще можно назвать. За это испытываешь гордость.
И за это мы гордимся. И еще за Освободительную войну.
Испытываешь гордость, что свобода оплачена кровью.
Но это не так уж и необычно в мировой истории.
Гораздо больше гордость за то, что свобода вернулась к нам в руки без крови,
потому что это редкость.
Так получилось у норвежцев сто лет назад,
и у нас 15 лет назад -- и всё, больше ни у кого.
Это требует еще большей решительности.
У нас есть причины быть гордыми за стремление к свободе,
которое мы смогли не превратить в битву за свободу.
Теперь за пару ночей разрушено больше, чем тогда за пять лет.
Осколки уберут. Кроме тех, что попали в сердца.
Они останутся у нас у всех здесь в Эстонии.
Нужно привыкать жить с ними.
На этой земле часто случалось начинать все сначала.
Где и так нам принадлежащее выкупалось.
Завтра начнется заново примирение.
И с теми, кто не желает мириться.
Потому что мы не собираемся становиться похожими на них. Останемся такими, какие мы есть.
Даже тогда, когда это их так раздражает. Но не для того, чтобы раздражать их.
Просто останемся собой. Как всегда.
Rein Taagepera, 28 апреля
можно стараться влиять двумя способами:
нападая на них, подобно тому как это делали чужие власти с эстонскими памятниками,
или перенося их в более широкие рамки.
Результаты первого способа известны.
Для второго редко находится сила духа.
Я предлагал переосмыслить фигуру с лицом Палусалу,
поставив ее в более широкий круг всех жертв войны.
Было много пожеланий расширить мемориал.
Общественное мнение придерживалось курса на снос.
Искренние люди сообщали
что я не понимаю чувств живших здесь.
Не знаю тогда, что я чувствовал лежа спрятавшись в ржаном поле,
когда кричавшие по-русски солдаты поставили к стенке моих родителей.
И уменьшилось ли это чувство, когда их спасла атака лесных братьев.
Видя буйства красных фашистов в Таллине и Москве
это чувство тяжело подавить внутри себя.
Но подавить нужно, потому что мы не хотим дать им победить.
Они победят, если достигнут своих внешних целей,
или смогут превратить меня в им подобных.
Нам есть, чем гордиться.
Иногда мы это замечаем, иногда нет.
Отец моего прадеда родился в рабстве, а умер хозяином хутора.
То, что насильно отобранную у нас в древности землю пришлось выкупать,
не уменьшило нашего достоинства.
Мы смогли снова заплатить за и так принадлежавшее нам.
И если нужно, заплатим снова и снова.
Поэтому сверстники моего прадеда смогли подняться
от хуторян до культурного народа за одно поколение.
Латыши, мы -- и мало кого еще можно назвать. За это испытываешь гордость.
И за это мы гордимся. И еще за Освободительную войну.
Испытываешь гордость, что свобода оплачена кровью.
Но это не так уж и необычно в мировой истории.
Гораздо больше гордость за то, что свобода вернулась к нам в руки без крови,
потому что это редкость.
Так получилось у норвежцев сто лет назад,
и у нас 15 лет назад -- и всё, больше ни у кого.
Это требует еще большей решительности.
У нас есть причины быть гордыми за стремление к свободе,
которое мы смогли не превратить в битву за свободу.
Теперь за пару ночей разрушено больше, чем тогда за пять лет.
Осколки уберут. Кроме тех, что попали в сердца.
Они останутся у нас у всех здесь в Эстонии.
Нужно привыкать жить с ними.
На этой земле часто случалось начинать все сначала.
Где и так нам принадлежащее выкупалось.
Завтра начнется заново примирение.
И с теми, кто не желает мириться.
Потому что мы не собираемся становиться похожими на них. Останемся такими, какие мы есть.
Даже тогда, когда это их так раздражает. Но не для того, чтобы раздражать их.
Просто останемся собой. Как всегда.
Rein Taagepera, 28 апреля