Источник - Эмманюэль Фай, «Хайдеггер, введение нацизма в философию. На материале семинаров 1933-1935 гг.», перевод с французского А. Хайцмана, под научной редакцией М.Маяцкого, Издательский дом Дело РАНХиГС, 2021 год, страницы 355-373.
Примечание Карла Шмитта
по поводу Боймлера и Юнгера
и ссылка Боймлера на Гераклита (стр.355-362)
Как мы заметили, в своем письме Хайдеггер ссылается, по-видимому, одновременно на начало «Понятия политического» в новом издании 1933 г. и на пространное дополнительное примечание, в котором Шмитт рассуждает об отношении между борьбой, политическим и войной со ссылкой, в частности, на Гераклита. Это примечание важно потому, что именно оно дало Шмитту повод процитировать фрагмент 53 [из Гераклита] и в посвящении в книге, и в сопроводительном письме. Шмитт таким образом упоминает Гераклита в начале этого примечания:
Понятие борьбы у Ницше и Гераклита полностью истолковано А. Боймлером в агональном духе. Вопрос: откуда берутся враги в Валгалле? Х. Шафер в своем труде «Форма государства и политика» (1932) ссылается на «агональный в своей основе характер» греческой жизни; даже в ходе кровавых столкновений греков с греками сражение было всегда только «агоном», а противник только «антагонистом» - противостоящим игроком или борцом, но врагом - никогда, вследствие чего завершение борьбы также не означало заключения мира (eigoné). Такая ситуация прекратилась только с Пелопонесской войной, когда дало трещину политическое единство Эллады. Глубокое исследование войны непременно приводит к великому метафизическому противостоянию агональной мысли мысли политической. По поводу самого последнего времени мне хотелось бы привести великолепную полемику между Эрнстом Юнгером и Полом Адамсом […], которая, я надеюсь, появится в ближайшее время в печатном виде. Эрнст Юнгер отстаивает агональный принцип («Человек не создан для мира»), тогда как Пол Адамс видит смысл войны в обретении господства, порядка и мира.*
* … Schmitt C. Der Begriff des Politischen. Hamburg: Hanseatische Verlagsanstalt, 1933, S. 10, n. 1 [в русском переводе отсутствует] [Шмитт К. Понятие политического [1932]/пер. с немецкого А. Филиппова. СПб.: Наука, 2016]
Это примечание весьма характерно для выбранного Шмиттом способа изъяснения: его мысли перескакивают от одной аллюзии к другой в отсутствие стройной и ясной аргументации. Показная ученость не скроет от искушенного читателя несостоятельность его учения, и хотя знание латыни позволяет ему употреблять лаконичные и меткие формулировки, остается непонятным, на каком основании некоторые интерпретаторы говорят о нем как о великом «мыслителе» политического. За невозможностью представить здесь полный анализ рассмотрим лишь некоторые моменты этого текста. Начнем с его ссылки на Боймлера, затем перейдем к не менее важной ссылке на Юнгера и, наконец, вообще к тому факту, что вопрос о враге (Feind), понимаемом как hostis, а не как inimicus, эксплицитно увязывается Шмиттом с войной. Это означает, что враг, о котором у него идет речь, не есть личный соперник, различаемый как таковой в силу собственной антипатии, а враг общества, с которым надлежит бороться, чтобы защитить собственное существование. Такой враг соответствует латинскому hostis или греческому polemios, и Шмитт на той же странице эксплицитно переводит polemos как «война» (Krieg). Мы еще увидим (по поводу Хайдеггера), насколько важным окажется этот пункт.
Таким образом, высказывания Шмитта о Боймлере и Юнгере наполовину критические: оба теоретика, по его мнению, разглядели лишь «агональный» характер борьбы, ценной в некотором роде самой по себе как яростной схватки двух антагонистов, и не признали в ней то, чтó, согласно Шмитту, означает борьбу какого-либо народа за свое существование. Но, как это постоянно бывает у Шмитта, в этом примечании есть подвох и ловушка. Упоминая о несогласии Пола Адамса с Юнгером, Шмитт, по-видимому, готов поставить на первое место политическую концепцию войны как единственной возможности добиться заключения мира, тогда как у агональной борьбы, нацеленной лишь на саму себя, нет конца. Однако другое примечание к той же странице, где он на этот раз опирается на Платона, чтобы дать определение собственному пониманию polemos, раскрывает нам, что у него на самом деле на уме. Междоусобица, в которой греки воюют между собой, не может быть подлинной схваткой двух врагов. «Только война эллинов с варварами [которые, как пишет Шмитт, есть „враги от природы“] и есть настоящая война». Так что для него подлинную войну могут вести только народы, противостоящие друг другу, - «природные враги», читай: не принадлежащие к одной расе. «Настоящая война» не только не ведет к миру, это война за «собственное существование», и она непременно приводит к уничтожению врага. Как мы знаем, о Vernichtung он говорил уже в 1926 г. и в своей переписке с Юнгером с удовольствием приводит фразу Леона Блуа: «Война лишена смысла, если это не война на уничтожение»*.
* ... Jünger, Ernst, Schmitt, Carl. Briefe 1930-1983. Stuttgart: Klett-Cotta, 1999, S. 49.
Шмиттовские цитаты из Боймлера и Юнгера напоминают хайдеггеровские из самого Шмитта. В этих ссылках отразился нацистский контекст из «размышления» о политическом, а также стремление каждого из них показать, что только он один способен предложить самое радикальное определение политического. При этом ссылка на Боймлера важна сама по себе, будучи связанной с текстом, который мог послужить источником как для Шмитта, так и для Хайдеггера. Шмитт ссылается на нашумевшую книгу Боймлера «Ницше, философ и политик» (1931). Автор, переиздавший в предыдущем году «Волю к власти» с собственным послесловием, о котором с похвалой отозвался Хайдеггер, попытался в этой книге о Ницше «представить его как мыслителя европейского уровня и поставить в один ряд с Декартом, Лейбницем и Кантом». Как можно заметить, он еще задолго до Хайдеггера принял всерьез «метафизику» Ницше, высоко оценил его «перспективизм» и отвел центральное место «воле к власти». Отдельную главу он посвятил тому, что называет «Гераклитов мир», и именно там находится та страница, о которой упоминает Шмитт. Вот что пишет Боймлер:
Неравенство и борьба являются предпосылками справедливости. Эта справедливость не властвует над миром, над дракой борющихся сторон, она не знает ни вины, ни ответственности, ни судебных процессов, ни обвинительных приговоров: она имманентна борьбе. Поэтому она невозможна там, где царит мир. Справедливость может быть только там, где силы свободно вступают в схватку друг с другом. В условиях абсолютной власти, при порядке вещей, признающем божественного повелителя, в области Pax Romana нет больше справедливости, так как больше нет борьбы. Мир застывает там в конвенциональной форме. Ницше занимает противоположную позицию: из самой борьбы каждый раз заново рождается справедливость, борьба - это отец всех вещей, она делает господина господином и раба рабом. Так говорил Гераклит Эфесский. Но это также и изначально германское воззрение: в борьбе обнаруживается, кто благороден, а кто нет; в силу врожденного мужества господин становится господином, и в силу своей трусости раб становится рабом. Именно в этом выражается вечная справедливость: она соединяет и разъединяет, она определяет порядок в мире, она учредительница всех рангов. Так из Ницшевой ключевой идеи греко-романской метафизики возникает его великое учение, а именно: не существует единой морали, но есть только мораль господ и мораль рабов*.
* … Baeumler A. Nietzsche, der Philosoph und Politiker. Leipzig: Reclam, 1931, S. 67.
У Боймлера на этой странице мы находим немало тем, неоднократно использованных Хайдеггером, в частности, главную ссылку на фрагмент 53 Гераклита, истолкованный в духе «Генеалогии морали» Ницше. С самого начала можно заметить, что Боймлер позаимствовал у Ницше понятие о некой «справедливости», которая имманентна борьбе; ее Хайдеггер введет в список пяти ключевых слов «метафизики» Ницше. Эта «справедливость» являет собой полную противоположность тому, что понимается под этим словом, поскольку, не будучи нацеленной на равенство, она, наоборот, освящает собой коренное неравенство между господином и рабом и служит обоснованием всяческих «рангов», чем так упивается Боймлер. Критика римской цивилизации, мира без борьбы (подразумеваются христианство и демократия), ода Гераклиту, чье воззрение оказывается «изначально германским» - все эти моменты можно найти не только в лекциях Хайдеггера о Ницше, но и частично в лекционном курсе зимы 1933-1934 гг.
Добавим к этому, что если у Боймлера вкус к борьбе относится к тому, что он называет «греко-германской метафизикой», то «политическое» в его концепции состоит в том, что он четко идентифицирует врага. После вышеприведенного пассажа он настаивает на том, что называет «бойцовской натурой» (Kriegernatur) Ницше *. Автор «Заратустры» видится ему как «воин до глубины своих инстинктов»**. Боймлер противопоставляет «такие народы, как германцы и греки» - народы воинов, знающих лишь «собственную силу и судьбу», «миру жрецов» и «миру просветителей». Таким образом, описанное Боймлером полностью выходит за рамки агональной борьбы, к которой стремится это свести Шмитт. Здесь идет речь именно о войне между народами, между теми, кто от природы наделен вкусом к войне, и теми, у кого его нет. Эта концепция, в которой господин обязан своим рангом врожденному мужеству и которая рассматривает некоторые народы как воинов «от природы» (греческие и германские народы), а другие - как неспособные быть таковыми (народы жрецов и просветителей, среди которых в его толковании смешались латинские народы, евреи и французы), носит явно выраженный нацистский характер. Так что попытки некоторых апологетов заставить поверить, что Боймлер с его «героическим реализмом» был только фашистом или даже просто одним из представителей «консервативной революции», а никак не нацистом, выглядят смехотворно при ознакомлении с этими текстами и реальными фактами: Альфред Боймлер на самом деле принадлежал к тем весьма немногим немецким ученым, вступившим в НСДАП до 1933 г.; в 1932-1933 гг. он был самым близким к Хайдеггеру нацистским деятелем***. Он сумеет оправдать ожидания этого «движения», будучи назначенным сразу после прихода нацистов к власти на кафедру «политического воспитания», созданную под него в Берлинском университете. Как мы видели, именно Боймлер дорабатывал антисемитские тезисы Немецкой студенческой ассоциации, и 10 мая 1933 г. он произносит вслед за Геббельсом речь у полыхающего костра, где горят «антинемецкие» книги.
* Baeumler A. Nietzsche, der Philosoph und Politiker. Leipzig: Reclam, 1931, S. 68.
** Ibid.
*** Чтобы дать себе отчет в крайности их нацистских позиций в 1932-1933 гг. , было бы, конечно, весьма познавательно когда-нибудь прочитать переписку Хайдеггера с А. Боймлером, если только она не была уничтожена. Фонд Боймлера хранится в Мюнхене, а доступ к нему зависит от доброй воли его вдовы М. Боймлер. По ее словам, письма Хайдеггера Боймлеру были утрачены, за исключением одного - от 19.08.1932 (см. Baeumler M. et al. Thomas Mann und Alfred Baeumler. Eine Dokumentation. Würzburg: Königshausen & Neumann, 1989, S. 242).
Родина - носительница истины (стр. 362-364)
В течение 1933-1936 гг. еще больше, чем Боймлер, но, несомненно, частично под его влиянием и, что мы собираемся показать, под влиянием Шмиттовой концепции врага, Хайдеггер ставит в центр своего учения истолкование фрагмента 53 Гераклита. Свою интерпретацию, как видно из его письма Шмитту, он увязывает с собственным истолкованием понятия истины, которое, по его словам, уже долгие годы было готово. Это могло означать, что тезисы о polemos, борьбе (Kampf) и войне (Krieg), изложенные им в лекционном курсе зимы 1933-1934 гг., созрели у него уже давно. Следовательно, основы нацизма, открыто декларируемые им в 1933 г., были в течение уже многих лет его рабочим принципом.
Существует один текст, по-прежнему неизданный [книга Эмманюэля Фая вышла первым изданием в 2005 г.] [Эта и три другие версии доклада изданы в 2016 г. в GA: 80.1, 327f - Прим. науч. ред.], который следовало бы изучить на этот предмет: первый вариант доклада «О сущности истины», прочитанного в рамках празднования Heimattag земли Баден с 11 по 14 июля 1930 г. по случаю вывода французских войск из Рейнской области, на котором вместе с Хайдеггером присутствовали такие заметные фигуры нацизма, как Ойген Фишер и Эрнст Крик. Было бы неплохо проверить наличие в нем предпосылок интерпретации понятия «истины» в соотношении с polemos. Из того, что нам стало известно о первом варианте этой лекции, мы на самом деле знаем, что Хайдеггер уже тогда ссылался на Ницше и досократиков и увязывал «истинность» (Wahrhaftigkeit) с укорененностью в родной почве (Bodenständigkeit). В опубликованном в Karlsruher Zeitung отчете о конгрессе особое внимание уделялось именно этим двум понятиям*. Исследователь Чарльз Бамбах, которому удалось ознакомиться с оригинальным текстом, утверждает, что он содержал «исконно-народные [völkisch - Устоявшегося перевода этого важнейшего слова нацистского лексикона не сложилось. Трудность перевода обусловлена, в частности, тем, что на идеологическом языке рейха оно было коннотировано крайне положительно, а в послевоенном языке стало коннотироваться крайне отрицательно, став воплощением всего нацистского прошлого. В русскоязычных текстах часто используются либо транслитерация «фёлькиш», либо описательные переводы-интерпретации типа «этнонационалистический». Мы предпочли этим вариантам слово «исконно-народный». - Прим. науч. ред., стр. 37] мотивы», не эксплицированные в опубликованном тексте**. В ставшем доступным после войны тексте этого доклада, окруженного в течение долгого времени неким ореолом (к созданию которого приложил руку сам Хайдеггер, утверждавший, что публикация чуть ли не попала под запрет в 1943 г., не уточнив, что на самом деле она вышла в свет при поддержке Муссолини и Геббельса***), глубинная суть его «учения» предстает в намеренно замаскированном и завуалированном виде. Но она никак не ускользнет от искушенного читателя, узнавшего из лекций 1933-1934 гг., как Хайдеггер понимал «историческое существование» человека. В оригинальном тексте, наоборот, «истина» эксплицитно соотнесена с почвой родины (Heimat)****. Эти уточнения имеют решающее значение, поскольку обнаруживают, что хайдеггеровская концепция «истины» как «раскрытия» (alètheia) была в действительности задумана как проявление некой сути, укорененной в земле и родной почве: это исконно-народная концепция, несущая в себе принципы нацизма. Творчество Хайдеггера не только не приносит нового понимания истины, но и жертвует истиной в ее универсальности ради дискриминирующей теории, злоупотребляющей словом «истина», которую она соотносит с «историческим бытованием» человека, сущностно укорененного в почве своей родины (Heimat).
* Karlsruher Zeitung, 16.06.1930, S. 2; цит. по: Schneeberger, Guido. Nachlese zu Heidegger. Dokumente zu seinem Leben und Denken. Bern: [Selbstverlag], 1962, 21989, S. 12. Шнеебергер уточняет, что в издании 1943 г. (то есть на момент ожидания неминуемого поражения нацистов) Хайдеггер поостерегся напоминать, что эта лекция была прочитана сначала на конгрессе в Карслруэ.
** Bambach, Charles. Heidegger′s Roots. Nietzsche, National Socialism and the Greeks. Ithaca: Cornell University Press, 2003, P. 41.
*** Ott, Hugo. Martin Heidegger. Unterwegs zu seiner Biographie. Fr.a.M.: Campus Verlag, 1988, 21992, S. 272.
**** По свидетельству одного из слушателей: «Истина и действительность соединялись на почве родины». Berl, Heinrich. Gespräche mit berühmten Zeitgenossen. Baden-Baden: H. Büchler jr., 1946, S. 67; цит. по: Schneeberger, Guido. Nachlese zu Heidegger. Dokumente zu seinem Leben und Denken. Bern: [Selbstverlag], 1962, 21989, S. 12.