Запад ещё не познал пролетарской революции за народовластие.. / К 200-летию
Ещё социализм и идеология сегодня
Трибун грядущей демократии
5 мая 1818 года родился великий основоположник революционного учения Карл Маркс / К 200-летию со дня рождения
- "Маркс явился продолжателем и гениальным завершителем трех главных идейных течений XIX века, принадлежащих трем наиболее передовым странам человечества: классической немецкой философии, классической английской политической экономии и французского социализма в связи с французскими революционными учениями вообще. Признаваемая даже противниками Маркса замечательная последовательность и цельность его взглядов, дающих в совокупности современный материализм и современный научный социализм, как теорию и программу рабочего движения всех цивилизованных стран мира, заставляет нас предпослать изложению главного содержания марксизма, именно: экономического учения Маркса, краткий очерк его мировоззрения вообще. ©Ещё о Марксе и марксизме
Карл Маркс в Лондоне, 1875
...Непреодолимая привлекательная сила, которая влечет к этой теории социалистов всех стран, в том и состоит, что она соединяет строгую и высшую научность (являясь последним словом общественной науки) с революционностью, и соединяет не случайно, не потому только, что основатель доктрины лично соединял в себе качества ученого и революционера, а соединяет в самой теории внутренне и неразрывно". / В.И.Ленин
- Всякое движение вперед может заключаться только в том, что будет оставлена позади основа этого мира и будет осуществлен переход к человеческому миру демократии... / Из письма Карла Маркса к А. Руге, май 1843 г.
_______
1. 200 лет тому назад, 5 мая 1818 года, в семье трирского адвоката Генриха Маркса и его жены Генриетты Маркс (в девичестве Пресбург) родился желанный третий ребенок, сын, которого они назвали Карлом. Жребий щедро одарил маленького Карла, положив в его колыбельку (как выспренно выразился один из биографов) дарования философа, ученого, публициста, оратора, политика, наделив его острым умом, талантом к языкам, кипучей деятельной натурой, железной волей, огромной выносливостью, личным бесстрашием и обостренным чувством справедливости.
Маркс мог бы стать крупным ученым, немецким университетским профессором, главой школы, о которой бы до сих пор упоминали учебники по истории античной философии (диссертация Маркса была посвящена натурфилософским учениям Демокрита и Эпикура). Он мог стать блестящим буржуазным либеральным политиком, публицистом и редактором, который возглавлял бы оппозиционные газеты и журналы, произносил бы спичи за свободы и представительный строй, со временем стал бы депутатом германского парламента, а может, и лидером парламентской партии.
Наконец, он мог стать выдающимся ученым-экономистом капиталистического толка, писать статьи, книги, получать за них внушительные гонорары, стать почетным доктором разных университетов. Всё это принесло бы ему высокое место в общественной иерархии, материальное благосостояние, домашний комфорт, сытую благополучную жизнь для него, жены и детей, уважение «высших кругов общества». Маркс прекрасно понимал, что стоит ему только захотеть и он все это легко получит. И все же он без колебаний отказался от всего этого, выбрал жизнь доктора философии с «волчьим билетом», радикального политика-беженца, эмигранта без гражданства, полунищего журналиста, перебивавшегося случайными заработками, несчастного отца, потерявшего нескольких детей, потому что не было денег на еду и лекарства для них, революционера-подпольщика, чье имя вызывало страх у его бывших коллег, знакомых и даже родственников (по матери Маркс был в родстве с основателем и доныне процветающей фирмы «Филипс», а брат его жены был министром внутренних дел Пруссии; никто из них не помог и пенни страдающей от голода в Лондоне семье Марксов).
Маркс отрекся от своего класса, от обеспеченной жизни, от обывательского «счастья», поскольку еще в юности решил полностью посвятить свою жизнь низшему, униженному, оскорбленному классу европейского общества, плебеям европейского капитализма, бедноте, пролетариям.
2. Об этом он заявляет еще в первых своих статьях в «Рейнской газете», когда никаким коммунистом и материалистом он не был, а стоял на левогегельянских позициях. В третьей статье «Дебаты по поводу кражи леса», где обсуждается закон рейнского ландтага, приравнивавший собирание валежника в частновладельческих лесах к краже древесины - один из тех «драконовских законов» Пруссии, по которому бедных крестьян за охапку валежника бросали в тюрьму как за рубку и вывоз целых деревьев - молодой Маркс с возмущением восклицает: «Бедняк приносится в жертву узаконенной лжи!» Новоиспеченный доктор философии разворачивает целую концепцию, обличающую привилегированные и богатые сословия и отстаивающую интересы простых, незнатных людей, бедноты. Маркс определяет уходящую эпоху, «феодализм в широком смысле», как «эпоху животного права», когда человечество еще не вышло за границы естественной истории, когда люди считают еще себя животными.
В самом деле, что такое наследственная аристократия, как не результат сознательной селекции человека, построенной на вере в то, что можно вывести лучшего, породистого человека и что благородные качества натуры передаются биологическим путем, по наследству? Если бы фокстерьер обладал разумом и речью, то он с такой же гордостью взирал бы на дворнягу и презрительно цедил бы ей, что мои предки-де ловили лис, а твои рылись на помойке, с какой аристократ взирает на простолюдина и кичится перед ним, что его предок служил в дружине Карла Великого.
Человек отличается от животных разумностью, говорит Маркс, и когда человек начинает осознавать себя не животным, а человеком, существом разумным, то он стремится подчинить свои действия всеобщему закону, основанному на разуме. Всеобщему, значит распространяющемуся одинаково на всех. Так приходит царство разума, где провозглашается равенство людей. Эпоха животного права убеждена в общем неравенстве, животные ведь неравны, они разделены на виды: одни хищники, другие травоядные. «Единственная форма равенства, проявляющаяся в действительной жизни животных, есть равенство между одним животным определенного вида и другими животными того же вида, это равенство данного определенного вида самому себе, но не равенство рода», - пишет Маркс. Равенство рода - удел людей, равных, независимо от происхождения, людей как существ, способных разумно обустраивать жизнь.
Но ранняя стадия эпохи разума, в которой, по мысли молодого Маркса, находится XIX век, это эпоха рассудка. Неразумный, сословный строй уже рушится, но царство разума полностью еще не наступило. На место противостоянию аристократов и третьего сословия приходит противостояние богатых («среднего сословия») и бедных. Богатые желают превратить государство в орудие своих интересов, и это и есть господство рассудка, частного ума.
Маркс-гегельянец, выросший на рассуждениях своего учителя о государстве как нравственном институте, о долженствовании реального государства соответствовать своему понятию, резко возражает против этого. Его возмущает, что государство «опускается до того, что действует сообразно характеру частной собственности, вместо того, чтобы действовать сообразно своему собственному характеру». Маркс-гегельянец желает, чтоб государство действовало не только в интересах богатых, но и в интересах бедных, и даже более в интересах бедных, потому что они и воплощают всеобщий разум. Государство разума - это государство народа, подлинная демократия! С каким воодушевлением молодой Маркс пишет о «деле защиты интересов тех, чьим достоянием является только жизнь, свобода, человечность, звание гражданина, кто не имеет ничего, кроме самого себя»!
Итак, Маркс приходит в политику как защитник бедных, плебеев, народа. В Древнем Риме выразителей интересов плебеев называли трибунами. Маркс вполне заслуживает имени первого всеевропейского и всемирного трибуна (потому что он говорил от имени не только бедноты Германии, но и бедноты всех стран).
Таковым Маркс остается и когда он открывает историко-материалистический метод, создает материалистическую философию истории и антикапиталистическую политэкономию. Теперь Маркс уже, конечно, не верит в нравственную сущность государства и утверждает, что не государство, которое, по его убеждению, есть лишь институт реализации классовых интересов, а «гражданское общество» может и должно воплотить нравственный идеал, отношение человека к другому человеку не как к средству, а как к цели. А для этого «гражданское общество» должно перестать подчиняться буржуазии, должно совпасть с пьедесталом любого общества - трудящимися, участниками материального производства.
На место абстрактной «бедноте» у Маркса приходит «класс пролетариата», которых Маркс считает коммунистами по своему образу жизни. Кооперация на капиталистическом производстве, по его мнению, неизбежно делает их коллективистами и подготавливает почву для перехода промышленных предприятий в руки их работников, их обобществление, при котором уже не нужны будут капиталисты. Точно так же государство, эта «иллюзорная форма всеобщности», сменится прямым общественным самоуправлением, коммунизмом как настоящей подлинной демократией.
Уже в первых своих «марксистских» работах немецкий революционер пишет о пролетариате как о классе, который выражает не только свой узкий, собственный интерес, а интересы всего общества, становится всеобщим классом, как некогда, в эпоху борьбы с феодализмом, всеобщим классом была буржуазия. Маркс спрашивает: «На чем основана частичная, только политическая революция? На том, что часть гражданского общества эмансипирует себя и достигает всеобщего господства, на том, что определенный класс, исходя из своего особого положения, предпринимает эмансипацию всего общества… Возвещая разложение существующего миропорядка, пролетариат раскрывает лишь тайну своего собственного бытия, ибо он и есть фактическое разложение этого миропорядка».
Таким образом, Маркс-коммунист не просто остается демократом, он находит философские аргументы для обличения так называемой «буржуазной демократии» как прикрытого эгоизма одного класса, и для обоснования другой, представляющей все общество народной демократии. «То положение, когда народом управляют, должно быть заменено самоуправлением народа» - эти слова произносит уже зрелый Маркс, в 1875 году, подытоживая свои тридцатилетние размышления о демократии.
3. Люди с идеями определенного рода появляются и, что еще важнее, возносятся на вершину общественной жизни тогда, когда история требует таковых. Маркс пришел в мир в эпоху, когда движение передовых стран Европы к власти низшего сословия традиционной европейской цивилизации, натолкнулось на неожиданное препятствие.
История показывает, что развитие каждой цивилизации начинается с господства аристократии, восходящего к патриархальным временам. Так было в Древней Греции, в Древнем Риме, так было и в Священной Римской империи германских народов, образовавшейся после разрушения варварами первого Рима. Но рано или поздно аристократия начинает вырождаться, гнить, на сцену истории выходят народные массы, «демос» и, сметая аристократию, он устанавливает свои режимы. В Древней Греции это произошло в VII-VI веках до нашей эры, когда полисы стали трансформироваться из аристократических в демократические, в Древнем Риме - также в VI веке до н.э., когда народ сверг последнего царя из династии Тарквиниев и установил республику. В Европе католические монархии стали рушиться еще в XVII веке (первые антиаристократические революции произошли в Голландии и в Великобритании, затем была Великая французская революция). Однако народ, производящие сословия, в полной мере так и не стал правителем европейских государств. Всё дело в том, что ни в Греции, ни в Риме торговая прослойка, владельцы денежных капиталов, своеобразная «протобуржуазия», не играли сколько-нибудь значимой роли. Свергнув свою аристократию, народ в лице крестьян, ремесленников, городских мещан, без большого труда оттеснял их и брал власть в свои руки (то же самое, кстати, произошло и в России начала ХХ века с ее слабой и зависимой от царской власти буржуазией). В Европе же Нового времени сложилась совсем другая, уникальная ситуация.
Западная буржуазия возникла еще в недрах средневекового общества. Деградирующая аристократия, чиновники абсолютистских режимов с удовольствием пользовались ее услугами, брали у нее деньги в долг и под проценты, продавали ей дворянские титулы. Вслед за всесильными банкирами - этой первой, ранней формой европейской буржуазии - пришли промышленные капиталисты. Они поставили себе на службу достижения техники, добились от государства обезземеливания крестьян и разорения ремесленников - все ради большей и большей прибыли, которую им приносили вновь появившиеся пролетарии, нанимавшиеся на их мануфактуры и фабрики, жившие в ужасающей нищете, вынужденные превращать в «рабов машин» своих малолетних детей…
Вскоре, однако, финансовой власти буржуазии стало мало. Она захотела политической власти. Она подняла народ на революции. Она добилась низложения и частично даже уничтожения аристократии ... и тут же обманула народные массы. Режим, который установила буржуазия, после свержения королей и аристократов, только назывался демократией и только декларировал равенство. По сути он оставался таким же сословным обществом, только вместо королей, графов и баронов теперь были «денежные мешки». Имущественный ценз отсекал от участия в политике большинство населения, всех бедных и даже часть среднего класса (о правах для женщин и представителей этнических и расовых меньшинств тогда и даже речи не шло).
В Англии того времени лишь 10% населения обладали всей полнотой гражданских прав. Были целые избирательные округа (их назвали «гнилые местечки»), где проживали тысячи людей, а право голоса имели лишь 4-5 человек. Депутаты из таких местечек с легкостью покупали голоса своих 4-5 избирателей (покупали в буквальном смысле, банально давая им денежные взятки) и долгие годы могли спокойно дремать на заседаниях парламента.
Разумеется, все это прикрывалось выспренними словесами о том, что только «ответственные граждане», которые доказали свою успешность и имеют доходы, с которых платят налоги, могут решать судьбы государства, а разного рода «голодранцы» - пролетарии и люмпены, вообще живущие за счет благотворителей, - ни в коем случае. «Ответственные граждане», дескать, доказали свою дееспособность, создавая блага для всего общества, а бедняки якобы ленивы, глупы, необразованны, готовы за мелкую подачку проголосовать за какую угодно партию (тот факт, что как раз богатых эсквайров кандидаты в депутаты с легкостью подкупали в эру цензовой демократии, разумеется, благоразумно умалчивался).
Интересно, что среди современных российских либералов немало сторонников возвращения к имущественному цензу (что еще раз показывает, что название «демократы» к ним совершенно неприменимо). Самая известная среди них - журналистка Юлия Латынина, которая в одной из своих статей ласково назвала всех бюджетников и безработных «безмозглыми массами» и предложила лишить их избирательных прав.
Удивляет степень снобистского презрения этой «аристократии денежного мешка» к простым бедным людям, многократно превышающая снобизм настоящей «аристократии крови» (что, впрочем, естественно, для тех, кто выбился «из грязи в князи»). В конце концов Томас Джефферсон, на которого Латынина не устает ссылаться, защищая ценз, был потомком небогатых беглецов из Уэльса, которые сделали себе состояние за счет крови и пота чернокожих невольников. Да и сама Юлия Латынина признавалась, что ее прадед по материнской линии был рабочим на заводе, верхом карьеры которого стала должность мастера.
Как ни парадоксально, своим местом в элите Латынина, как и множество других антисоветчиков, обязана Советской власти, а точнее, тем привилегиям, которыми Советская власть осыпала писателей и ученых. Именно тот факт, что Латынина родилась и выросла в семье члена Союза писателей СССР и ученого-филолога из МГУ, обеспечил ее беспрепятственное попадание в интеллигентско-номенклатурную элиту, открыл ей двери редакций газет и журналов, издательств, радиостанций. А она уже, используя все это, стала требовать лишить элементарных гражданских прав простых людей, которым не посчастливилось появиться на свет в семье совписа и доцента МГУ…
Любому человеку, чьи мозги не забиты либеральными стереотипами, ясно, что среди представителей класса богатых немало балбесов, которые получили свои миллионы по наследству и им не то что участие в политике - управление автомобилем доверить нельзя. Да и те, кто заполучил миллионы путем махинаций, всю свою жизнь не об общественном благе заботились, а о самих себе, топя и разоряя своих конкурентов, так что трудно ожидать от них взвешенных, объективных, ответственных действий в политике. С другой стороны, среди рабочих, беднейших крестьян и даже люмпенов во все времена было не так уж мало людей от природы умных, наделенных здравым смыслом, даже талантом, и не их вина, что и во времена Маркса, и даже в значительной мере сейчас, они не могут получить хорошее качественное образование, чтоб раскрыть свои способности и послужить обществу. Аудитории Гарвардов и Принстонов уже заполнены детьми адвокатов, банкиров, магнатов, тех, у кого есть деньги заплатить за образование в элитарном университете.
Да и есть нечто странное в том, что «цензовая демократия» предполагает, что бедняки вполне дееспособны для того, чтобы защищать свое государство с оружием в руках, а также обращаться на заводах и фабриках со сложным оборудованием, но якобы не способны принять разумное, выгодное для всего общества решение при голосовании. И это не говоря уже о том, что государствам цензовой демократии хватало непоследовательности, чтоб требовать от людей исполнения законов, в разработке которых ни они сами, ни их представители не принимали никакого участия…
Однако самый весомый аргумент против государств имущественного ценза вынесла сама история. Если это был такой прекрасный и эффективный инструмент общественного управления, как рисует его Лытынина и либералы-антидемократы, то почему он рухнул и уступил место государствам всеобщего избирательного права? По одной простой причине: если 90 процентов населения страны лишить возможности легально и мирно отстаивать свои интересы, и силой навязывать им интересы меньшинства, прикрываясь демагогией о том, что это «ответственные граждане», то 90 процентов населения ничего не останется, как защитить свои естественные права и достоинство немирными и незаконными средствами, то есть при помощи революции. Что, собственно, и произошло в Европе и Северной Америке XIX века, которые стояли на пороге общезападной пролетарской революции, в которых то и дело вспыхивали восстания рабочих и гражданские войны. Вспомним, что Маркс и его соратники не столько создали, сколько возглавили уже возникшее стихийное движение за социальную демократию, то есть за демократию для всего общества, а не только для белых богатых мужчин-собственников.
4. Движение это оказалось во многом успешным. Западным пролетариям удалось добиться многого: всеобщего избирательного права, фракций рабочих партий в парламентах, законодательства о рабочих, улучшающего их положение, права на получение образования, на больничные и отпуска, на детские сады для детей рабочих, на пособия по безработице, избирательное право для женщин. Капиталисты пошли на значительные уступки, а кое в чем, как показал Ленин в работе об империализме, даже на подкуп, бросая подачки рабочим стран Запада за счет нещадной эксплуатации их собратьев в Третьем мире.
Вместе с тем экономическое преуспеяние западных трудящихся и вообще малообеспеченных слоев общества все же сильно преувеличено и очень шатко. После падения Советского Союза, успехи в социальной политике которого заставляли капиталистов Запада ослаблять кандалы эксплуатации из элементарного эгоистического страха, положение трудящихся Запада стало заметно осложняться. Даже в североевропейских странах, где, по общему мнению, царствует своеобразный «социализм», стали урезать социальные пособия, бесплатную медпомощь, в других же государствах Европы и особенно в США власти перешли к откровенно неолиберальной политике.
Но дело не только в экономике. Западные режимы, продолжающие называть себя «демократиями», сохранили свой плутократический характер. Пассивное избирательное право бедняки получили, а вот с активным все обстоит намного хуже. Вести избирательную кампанию могут лишь те, кто либо сам владеет большими капиталами, либо имеет богатых покровителей. Не случайно же президентами Соединенных Штатов Америки регулярно становятся миллиардеры, как отец и сын Буши, или Трамп и не случайно в 2014 году около половины членов американского конгресса (268 из 534) были миллионерами (в 2017 году в конгрессе и сенате таковых уже было около 70%).
Так называемые «рабочие партии» давно уже утеряли всякую связь с рабочим классом; так, лидера английских лейбористов Энтони Блэра назвать выразителем интересов рабочих язык не поворачивается. Они выражают интересы крупного капитала, зачастую полностью игнорируя мнение народа: правительство Блэра отправило солдат в Ирак в точном соответствии с желаниями воротил из военно-промышленного комплекса, даже при том, что опросы показали: большинство простых англичан против этого. Правительство Блэра ввело в школах Англии и Уэльса дополнительную плату, тем самым уменьшив возможности бедных на получение хорошего образования. Зато риторики о правах ЛГБТ-сообщества у этого правительства было хоть отбавляй. Левые идеологи Запада настолько увязли в софистических словопрениях о правах разного рода меньшинств, что позволили перехватить лозунги социальной справедливости правым популистам.
К тому же западные режимы научились ловко манипулировать сознанием масс при помощи новейших технических средств: радио, телевидения, интернета (что прекрасно показали еще в середине ХХ века философы-неомарксисты Маркузе, Фромм и др.). Представители низших классов превращаются в зомби-потребителей и сами поддерживают капиталистическую элиту, вместо того, чтоб бороться против нее. Этому способствует и специфичная система образования, которая фактически не столько просвещает народ, сколько осуществляет классовую сегрегацию, с ранних лет готовя детей бедных занять низшие места в общественной иерархии. Имеется в виду, конечно, пресловутая западная «школа двух коридоров». Так в США бедняки попадают в бесплатные «общественные школы», где господствует либеральная педагогика и где никаких серьезных знаний не дают, а богатые учатся в частных, платных, закрытых школах, где царят дисциплина и культ учебы и после выхода из которых для них открыт путь в престижные университеты - трамплины в большую политику и бизнес.
Так что Маркс не утратил своей актуальности до сих пор (хотя некоторые стороны его учения, конечно, устарели, поскольку они отражают реалии XIX века). Похоже, Западу только еще предстоят революции бедноты и превращение в совокупность режимов народной демократии. «Кризис мигрантов», движения вроде «Оккупай Уолл-стрит», «революции пользователей социальных сетей» - все это, возможно, лишь первые их всполохи. Результат их предрешен. Еще Платон писал, что в войне бедных против богатых бедные неизбежно побеждают, просто потому что их больше. Сметая государство олигархов, они устанавливают свой режим, называемый демократией. Демократия по Платону и есть власть малоимущего большинства, победившего и изгнавшего богачей-олигархов.
Конечно, демократия - не идеальный строй, она имеет множество пороков, описанных теми же античными философами. Но речь ведь не идет о выборе между демократией и каким-либо другим «наилучшим строем»: властную поступь истории не остановить и каждый новый день олигархических режимов множит в сердцах бедняков гнев, который неотвратимо переплавляется в сталь демократических революций. Выбор другой: власть просвещенного, образованного, разумного, сытого народа или власть полуголодной, развращенной, дикой толпы, управляемой кучкой корыстных демагогов. Хотелось бы все же демократии первого типа, о каковой, уверен, и мечтал Карл Маркс - трибун демократии, чей дух снова грозным возмездием встает над капиталистическим миром.
Рустем Вахитов, г. Уфа
«Советская Россия», 5 мая 2018
Трибун грядущей демократии
5 мая 1818 года родился великий основоположник революционного учения Карл Маркс / К 200-летию со дня рождения
- "Маркс явился продолжателем и гениальным завершителем трех главных идейных течений XIX века, принадлежащих трем наиболее передовым странам человечества: классической немецкой философии, классической английской политической экономии и французского социализма в связи с французскими революционными учениями вообще. Признаваемая даже противниками Маркса замечательная последовательность и цельность его взглядов, дающих в совокупности современный материализм и современный научный социализм, как теорию и программу рабочего движения всех цивилизованных стран мира, заставляет нас предпослать изложению главного содержания марксизма, именно: экономического учения Маркса, краткий очерк его мировоззрения вообще. ©Ещё о Марксе и марксизме
Карл Маркс в Лондоне, 1875
...Непреодолимая привлекательная сила, которая влечет к этой теории социалистов всех стран, в том и состоит, что она соединяет строгую и высшую научность (являясь последним словом общественной науки) с революционностью, и соединяет не случайно, не потому только, что основатель доктрины лично соединял в себе качества ученого и революционера, а соединяет в самой теории внутренне и неразрывно". / В.И.Ленин
- Всякое движение вперед может заключаться только в том, что будет оставлена позади основа этого мира и будет осуществлен переход к человеческому миру демократии... / Из письма Карла Маркса к А. Руге, май 1843 г.
_______
1. 200 лет тому назад, 5 мая 1818 года, в семье трирского адвоката Генриха Маркса и его жены Генриетты Маркс (в девичестве Пресбург) родился желанный третий ребенок, сын, которого они назвали Карлом. Жребий щедро одарил маленького Карла, положив в его колыбельку (как выспренно выразился один из биографов) дарования философа, ученого, публициста, оратора, политика, наделив его острым умом, талантом к языкам, кипучей деятельной натурой, железной волей, огромной выносливостью, личным бесстрашием и обостренным чувством справедливости.
Маркс мог бы стать крупным ученым, немецким университетским профессором, главой школы, о которой бы до сих пор упоминали учебники по истории античной философии (диссертация Маркса была посвящена натурфилософским учениям Демокрита и Эпикура). Он мог стать блестящим буржуазным либеральным политиком, публицистом и редактором, который возглавлял бы оппозиционные газеты и журналы, произносил бы спичи за свободы и представительный строй, со временем стал бы депутатом германского парламента, а может, и лидером парламентской партии.
Наконец, он мог стать выдающимся ученым-экономистом капиталистического толка, писать статьи, книги, получать за них внушительные гонорары, стать почетным доктором разных университетов. Всё это принесло бы ему высокое место в общественной иерархии, материальное благосостояние, домашний комфорт, сытую благополучную жизнь для него, жены и детей, уважение «высших кругов общества». Маркс прекрасно понимал, что стоит ему только захотеть и он все это легко получит. И все же он без колебаний отказался от всего этого, выбрал жизнь доктора философии с «волчьим билетом», радикального политика-беженца, эмигранта без гражданства, полунищего журналиста, перебивавшегося случайными заработками, несчастного отца, потерявшего нескольких детей, потому что не было денег на еду и лекарства для них, революционера-подпольщика, чье имя вызывало страх у его бывших коллег, знакомых и даже родственников (по матери Маркс был в родстве с основателем и доныне процветающей фирмы «Филипс», а брат его жены был министром внутренних дел Пруссии; никто из них не помог и пенни страдающей от голода в Лондоне семье Марксов).
Маркс отрекся от своего класса, от обеспеченной жизни, от обывательского «счастья», поскольку еще в юности решил полностью посвятить свою жизнь низшему, униженному, оскорбленному классу европейского общества, плебеям европейского капитализма, бедноте, пролетариям.
2. Об этом он заявляет еще в первых своих статьях в «Рейнской газете», когда никаким коммунистом и материалистом он не был, а стоял на левогегельянских позициях. В третьей статье «Дебаты по поводу кражи леса», где обсуждается закон рейнского ландтага, приравнивавший собирание валежника в частновладельческих лесах к краже древесины - один из тех «драконовских законов» Пруссии, по которому бедных крестьян за охапку валежника бросали в тюрьму как за рубку и вывоз целых деревьев - молодой Маркс с возмущением восклицает: «Бедняк приносится в жертву узаконенной лжи!» Новоиспеченный доктор философии разворачивает целую концепцию, обличающую привилегированные и богатые сословия и отстаивающую интересы простых, незнатных людей, бедноты. Маркс определяет уходящую эпоху, «феодализм в широком смысле», как «эпоху животного права», когда человечество еще не вышло за границы естественной истории, когда люди считают еще себя животными.
В самом деле, что такое наследственная аристократия, как не результат сознательной селекции человека, построенной на вере в то, что можно вывести лучшего, породистого человека и что благородные качества натуры передаются биологическим путем, по наследству? Если бы фокстерьер обладал разумом и речью, то он с такой же гордостью взирал бы на дворнягу и презрительно цедил бы ей, что мои предки-де ловили лис, а твои рылись на помойке, с какой аристократ взирает на простолюдина и кичится перед ним, что его предок служил в дружине Карла Великого.
Человек отличается от животных разумностью, говорит Маркс, и когда человек начинает осознавать себя не животным, а человеком, существом разумным, то он стремится подчинить свои действия всеобщему закону, основанному на разуме. Всеобщему, значит распространяющемуся одинаково на всех. Так приходит царство разума, где провозглашается равенство людей. Эпоха животного права убеждена в общем неравенстве, животные ведь неравны, они разделены на виды: одни хищники, другие травоядные. «Единственная форма равенства, проявляющаяся в действительной жизни животных, есть равенство между одним животным определенного вида и другими животными того же вида, это равенство данного определенного вида самому себе, но не равенство рода», - пишет Маркс. Равенство рода - удел людей, равных, независимо от происхождения, людей как существ, способных разумно обустраивать жизнь.
Но ранняя стадия эпохи разума, в которой, по мысли молодого Маркса, находится XIX век, это эпоха рассудка. Неразумный, сословный строй уже рушится, но царство разума полностью еще не наступило. На место противостоянию аристократов и третьего сословия приходит противостояние богатых («среднего сословия») и бедных. Богатые желают превратить государство в орудие своих интересов, и это и есть господство рассудка, частного ума.
Маркс-гегельянец, выросший на рассуждениях своего учителя о государстве как нравственном институте, о долженствовании реального государства соответствовать своему понятию, резко возражает против этого. Его возмущает, что государство «опускается до того, что действует сообразно характеру частной собственности, вместо того, чтобы действовать сообразно своему собственному характеру». Маркс-гегельянец желает, чтоб государство действовало не только в интересах богатых, но и в интересах бедных, и даже более в интересах бедных, потому что они и воплощают всеобщий разум. Государство разума - это государство народа, подлинная демократия! С каким воодушевлением молодой Маркс пишет о «деле защиты интересов тех, чьим достоянием является только жизнь, свобода, человечность, звание гражданина, кто не имеет ничего, кроме самого себя»!
Итак, Маркс приходит в политику как защитник бедных, плебеев, народа. В Древнем Риме выразителей интересов плебеев называли трибунами. Маркс вполне заслуживает имени первого всеевропейского и всемирного трибуна (потому что он говорил от имени не только бедноты Германии, но и бедноты всех стран).
Таковым Маркс остается и когда он открывает историко-материалистический метод, создает материалистическую философию истории и антикапиталистическую политэкономию. Теперь Маркс уже, конечно, не верит в нравственную сущность государства и утверждает, что не государство, которое, по его убеждению, есть лишь институт реализации классовых интересов, а «гражданское общество» может и должно воплотить нравственный идеал, отношение человека к другому человеку не как к средству, а как к цели. А для этого «гражданское общество» должно перестать подчиняться буржуазии, должно совпасть с пьедесталом любого общества - трудящимися, участниками материального производства.
На место абстрактной «бедноте» у Маркса приходит «класс пролетариата», которых Маркс считает коммунистами по своему образу жизни. Кооперация на капиталистическом производстве, по его мнению, неизбежно делает их коллективистами и подготавливает почву для перехода промышленных предприятий в руки их работников, их обобществление, при котором уже не нужны будут капиталисты. Точно так же государство, эта «иллюзорная форма всеобщности», сменится прямым общественным самоуправлением, коммунизмом как настоящей подлинной демократией.
Уже в первых своих «марксистских» работах немецкий революционер пишет о пролетариате как о классе, который выражает не только свой узкий, собственный интерес, а интересы всего общества, становится всеобщим классом, как некогда, в эпоху борьбы с феодализмом, всеобщим классом была буржуазия. Маркс спрашивает: «На чем основана частичная, только политическая революция? На том, что часть гражданского общества эмансипирует себя и достигает всеобщего господства, на том, что определенный класс, исходя из своего особого положения, предпринимает эмансипацию всего общества… Возвещая разложение существующего миропорядка, пролетариат раскрывает лишь тайну своего собственного бытия, ибо он и есть фактическое разложение этого миропорядка».
Таким образом, Маркс-коммунист не просто остается демократом, он находит философские аргументы для обличения так называемой «буржуазной демократии» как прикрытого эгоизма одного класса, и для обоснования другой, представляющей все общество народной демократии. «То положение, когда народом управляют, должно быть заменено самоуправлением народа» - эти слова произносит уже зрелый Маркс, в 1875 году, подытоживая свои тридцатилетние размышления о демократии.
3. Люди с идеями определенного рода появляются и, что еще важнее, возносятся на вершину общественной жизни тогда, когда история требует таковых. Маркс пришел в мир в эпоху, когда движение передовых стран Европы к власти низшего сословия традиционной европейской цивилизации, натолкнулось на неожиданное препятствие.
История показывает, что развитие каждой цивилизации начинается с господства аристократии, восходящего к патриархальным временам. Так было в Древней Греции, в Древнем Риме, так было и в Священной Римской империи германских народов, образовавшейся после разрушения варварами первого Рима. Но рано или поздно аристократия начинает вырождаться, гнить, на сцену истории выходят народные массы, «демос» и, сметая аристократию, он устанавливает свои режимы. В Древней Греции это произошло в VII-VI веках до нашей эры, когда полисы стали трансформироваться из аристократических в демократические, в Древнем Риме - также в VI веке до н.э., когда народ сверг последнего царя из династии Тарквиниев и установил республику. В Европе католические монархии стали рушиться еще в XVII веке (первые антиаристократические революции произошли в Голландии и в Великобритании, затем была Великая французская революция). Однако народ, производящие сословия, в полной мере так и не стал правителем европейских государств. Всё дело в том, что ни в Греции, ни в Риме торговая прослойка, владельцы денежных капиталов, своеобразная «протобуржуазия», не играли сколько-нибудь значимой роли. Свергнув свою аристократию, народ в лице крестьян, ремесленников, городских мещан, без большого труда оттеснял их и брал власть в свои руки (то же самое, кстати, произошло и в России начала ХХ века с ее слабой и зависимой от царской власти буржуазией). В Европе же Нового времени сложилась совсем другая, уникальная ситуация.
Западная буржуазия возникла еще в недрах средневекового общества. Деградирующая аристократия, чиновники абсолютистских режимов с удовольствием пользовались ее услугами, брали у нее деньги в долг и под проценты, продавали ей дворянские титулы. Вслед за всесильными банкирами - этой первой, ранней формой европейской буржуазии - пришли промышленные капиталисты. Они поставили себе на службу достижения техники, добились от государства обезземеливания крестьян и разорения ремесленников - все ради большей и большей прибыли, которую им приносили вновь появившиеся пролетарии, нанимавшиеся на их мануфактуры и фабрики, жившие в ужасающей нищете, вынужденные превращать в «рабов машин» своих малолетних детей…
Вскоре, однако, финансовой власти буржуазии стало мало. Она захотела политической власти. Она подняла народ на революции. Она добилась низложения и частично даже уничтожения аристократии ... и тут же обманула народные массы. Режим, который установила буржуазия, после свержения королей и аристократов, только назывался демократией и только декларировал равенство. По сути он оставался таким же сословным обществом, только вместо королей, графов и баронов теперь были «денежные мешки». Имущественный ценз отсекал от участия в политике большинство населения, всех бедных и даже часть среднего класса (о правах для женщин и представителей этнических и расовых меньшинств тогда и даже речи не шло).
В Англии того времени лишь 10% населения обладали всей полнотой гражданских прав. Были целые избирательные округа (их назвали «гнилые местечки»), где проживали тысячи людей, а право голоса имели лишь 4-5 человек. Депутаты из таких местечек с легкостью покупали голоса своих 4-5 избирателей (покупали в буквальном смысле, банально давая им денежные взятки) и долгие годы могли спокойно дремать на заседаниях парламента.
Разумеется, все это прикрывалось выспренними словесами о том, что только «ответственные граждане», которые доказали свою успешность и имеют доходы, с которых платят налоги, могут решать судьбы государства, а разного рода «голодранцы» - пролетарии и люмпены, вообще живущие за счет благотворителей, - ни в коем случае. «Ответственные граждане», дескать, доказали свою дееспособность, создавая блага для всего общества, а бедняки якобы ленивы, глупы, необразованны, готовы за мелкую подачку проголосовать за какую угодно партию (тот факт, что как раз богатых эсквайров кандидаты в депутаты с легкостью подкупали в эру цензовой демократии, разумеется, благоразумно умалчивался).
Интересно, что среди современных российских либералов немало сторонников возвращения к имущественному цензу (что еще раз показывает, что название «демократы» к ним совершенно неприменимо). Самая известная среди них - журналистка Юлия Латынина, которая в одной из своих статей ласково назвала всех бюджетников и безработных «безмозглыми массами» и предложила лишить их избирательных прав.
Удивляет степень снобистского презрения этой «аристократии денежного мешка» к простым бедным людям, многократно превышающая снобизм настоящей «аристократии крови» (что, впрочем, естественно, для тех, кто выбился «из грязи в князи»). В конце концов Томас Джефферсон, на которого Латынина не устает ссылаться, защищая ценз, был потомком небогатых беглецов из Уэльса, которые сделали себе состояние за счет крови и пота чернокожих невольников. Да и сама Юлия Латынина признавалась, что ее прадед по материнской линии был рабочим на заводе, верхом карьеры которого стала должность мастера.
Как ни парадоксально, своим местом в элите Латынина, как и множество других антисоветчиков, обязана Советской власти, а точнее, тем привилегиям, которыми Советская власть осыпала писателей и ученых. Именно тот факт, что Латынина родилась и выросла в семье члена Союза писателей СССР и ученого-филолога из МГУ, обеспечил ее беспрепятственное попадание в интеллигентско-номенклатурную элиту, открыл ей двери редакций газет и журналов, издательств, радиостанций. А она уже, используя все это, стала требовать лишить элементарных гражданских прав простых людей, которым не посчастливилось появиться на свет в семье совписа и доцента МГУ…
Любому человеку, чьи мозги не забиты либеральными стереотипами, ясно, что среди представителей класса богатых немало балбесов, которые получили свои миллионы по наследству и им не то что участие в политике - управление автомобилем доверить нельзя. Да и те, кто заполучил миллионы путем махинаций, всю свою жизнь не об общественном благе заботились, а о самих себе, топя и разоряя своих конкурентов, так что трудно ожидать от них взвешенных, объективных, ответственных действий в политике. С другой стороны, среди рабочих, беднейших крестьян и даже люмпенов во все времена было не так уж мало людей от природы умных, наделенных здравым смыслом, даже талантом, и не их вина, что и во времена Маркса, и даже в значительной мере сейчас, они не могут получить хорошее качественное образование, чтоб раскрыть свои способности и послужить обществу. Аудитории Гарвардов и Принстонов уже заполнены детьми адвокатов, банкиров, магнатов, тех, у кого есть деньги заплатить за образование в элитарном университете.
Да и есть нечто странное в том, что «цензовая демократия» предполагает, что бедняки вполне дееспособны для того, чтобы защищать свое государство с оружием в руках, а также обращаться на заводах и фабриках со сложным оборудованием, но якобы не способны принять разумное, выгодное для всего общества решение при голосовании. И это не говоря уже о том, что государствам цензовой демократии хватало непоследовательности, чтоб требовать от людей исполнения законов, в разработке которых ни они сами, ни их представители не принимали никакого участия…
Однако самый весомый аргумент против государств имущественного ценза вынесла сама история. Если это был такой прекрасный и эффективный инструмент общественного управления, как рисует его Лытынина и либералы-антидемократы, то почему он рухнул и уступил место государствам всеобщего избирательного права? По одной простой причине: если 90 процентов населения страны лишить возможности легально и мирно отстаивать свои интересы, и силой навязывать им интересы меньшинства, прикрываясь демагогией о том, что это «ответственные граждане», то 90 процентов населения ничего не останется, как защитить свои естественные права и достоинство немирными и незаконными средствами, то есть при помощи революции. Что, собственно, и произошло в Европе и Северной Америке XIX века, которые стояли на пороге общезападной пролетарской революции, в которых то и дело вспыхивали восстания рабочих и гражданские войны. Вспомним, что Маркс и его соратники не столько создали, сколько возглавили уже возникшее стихийное движение за социальную демократию, то есть за демократию для всего общества, а не только для белых богатых мужчин-собственников.
4. Движение это оказалось во многом успешным. Западным пролетариям удалось добиться многого: всеобщего избирательного права, фракций рабочих партий в парламентах, законодательства о рабочих, улучшающего их положение, права на получение образования, на больничные и отпуска, на детские сады для детей рабочих, на пособия по безработице, избирательное право для женщин. Капиталисты пошли на значительные уступки, а кое в чем, как показал Ленин в работе об империализме, даже на подкуп, бросая подачки рабочим стран Запада за счет нещадной эксплуатации их собратьев в Третьем мире.
Вместе с тем экономическое преуспеяние западных трудящихся и вообще малообеспеченных слоев общества все же сильно преувеличено и очень шатко. После падения Советского Союза, успехи в социальной политике которого заставляли капиталистов Запада ослаблять кандалы эксплуатации из элементарного эгоистического страха, положение трудящихся Запада стало заметно осложняться. Даже в североевропейских странах, где, по общему мнению, царствует своеобразный «социализм», стали урезать социальные пособия, бесплатную медпомощь, в других же государствах Европы и особенно в США власти перешли к откровенно неолиберальной политике.
Но дело не только в экономике. Западные режимы, продолжающие называть себя «демократиями», сохранили свой плутократический характер. Пассивное избирательное право бедняки получили, а вот с активным все обстоит намного хуже. Вести избирательную кампанию могут лишь те, кто либо сам владеет большими капиталами, либо имеет богатых покровителей. Не случайно же президентами Соединенных Штатов Америки регулярно становятся миллиардеры, как отец и сын Буши, или Трамп и не случайно в 2014 году около половины членов американского конгресса (268 из 534) были миллионерами (в 2017 году в конгрессе и сенате таковых уже было около 70%).
Так называемые «рабочие партии» давно уже утеряли всякую связь с рабочим классом; так, лидера английских лейбористов Энтони Блэра назвать выразителем интересов рабочих язык не поворачивается. Они выражают интересы крупного капитала, зачастую полностью игнорируя мнение народа: правительство Блэра отправило солдат в Ирак в точном соответствии с желаниями воротил из военно-промышленного комплекса, даже при том, что опросы показали: большинство простых англичан против этого. Правительство Блэра ввело в школах Англии и Уэльса дополнительную плату, тем самым уменьшив возможности бедных на получение хорошего образования. Зато риторики о правах ЛГБТ-сообщества у этого правительства было хоть отбавляй. Левые идеологи Запада настолько увязли в софистических словопрениях о правах разного рода меньшинств, что позволили перехватить лозунги социальной справедливости правым популистам.
К тому же западные режимы научились ловко манипулировать сознанием масс при помощи новейших технических средств: радио, телевидения, интернета (что прекрасно показали еще в середине ХХ века философы-неомарксисты Маркузе, Фромм и др.). Представители низших классов превращаются в зомби-потребителей и сами поддерживают капиталистическую элиту, вместо того, чтоб бороться против нее. Этому способствует и специфичная система образования, которая фактически не столько просвещает народ, сколько осуществляет классовую сегрегацию, с ранних лет готовя детей бедных занять низшие места в общественной иерархии. Имеется в виду, конечно, пресловутая западная «школа двух коридоров». Так в США бедняки попадают в бесплатные «общественные школы», где господствует либеральная педагогика и где никаких серьезных знаний не дают, а богатые учатся в частных, платных, закрытых школах, где царят дисциплина и культ учебы и после выхода из которых для них открыт путь в престижные университеты - трамплины в большую политику и бизнес.
Так что Маркс не утратил своей актуальности до сих пор (хотя некоторые стороны его учения, конечно, устарели, поскольку они отражают реалии XIX века). Похоже, Западу только еще предстоят революции бедноты и превращение в совокупность режимов народной демократии. «Кризис мигрантов», движения вроде «Оккупай Уолл-стрит», «революции пользователей социальных сетей» - все это, возможно, лишь первые их всполохи. Результат их предрешен. Еще Платон писал, что в войне бедных против богатых бедные неизбежно побеждают, просто потому что их больше. Сметая государство олигархов, они устанавливают свой режим, называемый демократией. Демократия по Платону и есть власть малоимущего большинства, победившего и изгнавшего богачей-олигархов.
Конечно, демократия - не идеальный строй, она имеет множество пороков, описанных теми же античными философами. Но речь ведь не идет о выборе между демократией и каким-либо другим «наилучшим строем»: властную поступь истории не остановить и каждый новый день олигархических режимов множит в сердцах бедняков гнев, который неотвратимо переплавляется в сталь демократических революций. Выбор другой: власть просвещенного, образованного, разумного, сытого народа или власть полуголодной, развращенной, дикой толпы, управляемой кучкой корыстных демагогов. Хотелось бы все же демократии первого типа, о каковой, уверен, и мечтал Карл Маркс - трибун демократии, чей дух снова грозным возмездием встает над капиталистическим миром.
Рустем Вахитов, г. Уфа
«Советская Россия», 5 мая 2018