питерский оперативник и собиратель тюремно-лагерного фольклора Данциг Балдаев
Один из активных участников советской игры в воров и ментов (всю жизнь проработал охранником, а потом опером), у которого полсотни родственников проиграли в игру чекисты и контры. Собирал по завету родителя тюремный фолклор - жаргонные словеса и картинки наколок. Пытался издаваться, что-то из материала при этом у него украли его сослуживцы. Нарисовал комиксы про Гулаг. Поучаствовал под конец своей жизни в игрищах менты и скины - пытался молодого мента понудить арестовывать за свастику. И "восхваление великой Руси" этому буряту не нравилось. Вот такая в совке была государственная политика разделяй и властвуй - натравливание разных народностей друг на друга, социальных слоёв. С последующим убийством "контры", "врагов народа", посадкой неугодных. Инородцам в совке отводилась роль вертухаев для русских. И до сих пор отводится.
http://www.shansonprofi.ru/person/baldaev/index.shtml
Автобиография
По подсчетам моего отца, крупнейшего бурятского фольклориста и этнографа Сергея Петровича Балдаева, только из его рода и из рода моей матери в застенках ОГПУ-НКВД, в ссылке и лагерях погибло 58 человек. Это были грамотные люди - медики, техники, землемеры, механизаторы, маркшейдеры, учителя.
По линиям отца и матери я происхожу из крещеных бурят-монголов, людей богатых, смелых, физически сильных. Мой дед по отцу Петр умер в девяносто шесть лет в Боханской тюрьме после допроса ленинским способом "физического убеждения". А ведь он забавы ради носил на плечах по кругу свою лошадь-бегунца Хурдан-хара, которая однажды спасла ему жизнь, умчав от беглых каторжан Александровского централа.
Моя мать, Степанида Егоровна Бажичеева-Балдаева, была очень сильной и работящей. И смелостью ее Бог не обидел. Однажды, когда ей было 16 лет, она зимой с обозом в 60-70 саней возвращалась из Иркутска. Крестьяне, русские и бурят-монголы, после продажи сельхозпродукции были при деньгах. Внезапно на них напали с топорами беглые каторжники, совместно с поднадзорными поселянами, и стали отбирать у обозников деньги, одежду и лошадей. Моя мать, услышав шум, схватила двенадцатизарядный винчестер-полуавтомат. На нее кинулись два каторжника с топорами, и она расстреляла их в упор. Крикнув: "Мужики, вяжите их!" - она застрелила и третьего, пытавшегося бежать. Так были связаны и доставлены в Александровский централ более 20 преступников. Мать получила премию и всю до копейки отдала Бохан-скому двухклассному училищу, где когда-то училась.
Мои деды по договору с царской военной администрацией продавали зерно, овес и скот на провиантские склады Иркутска. В Русско-японскую войну они, вместе с другими состоятельными людьми, открыли бесплатные солдатские столовые на железнодорожных станциях Черем-хово и Усолье-Сибирское. В Гражданскую войну семью раскидало. Дядя Александр воевал на стороне красных, за участие в разгроме войск и пленении барона Унгерна был награжден золотым оружием; на эфесе его палаша прикрепили орден Красного Знамени. Также он получил от правительства молодой Монгольской Народной Республики орден Полярной Звезды. Младший мой дядя, Михаил, был награжден атаманом Семеновым за личную храбрость солдатским Георгием, а за взятие Читы - офицерским Георгиевским крестом. Когда при наступлении Пятой Красной Армии атаман Семенов ушел в Маньчжурию, дядя Михаил, набрав на складах Читы оружия, боеприпасов и провианта, ушел в Забайкальскую Муйскую долину охранять старательские артели. Оба дяди, как и их старший брат Петр, ни в чем не замешанный, были умерщвлены коммунистической властью. Когда отец в 60-х годах ходил в Улан-Удэнский КГБ с просьбой вернуть семье реликвию - золотое оружие - и орден Полярной Звезды, начальство ответило: "Вы что, этой шашкой хотите срубить головы работникам НКВД?"
Еще один мой дядя, Георгий, окончивший до революции Черемховское коммерческое училище, в ссылке в "Краслаге" работал главбухом "Спецлеса ГУЛАГа НКВД". Раскулаченная семья дедушки Мирона (дяди матери) почти вся погибла в поселке Ирбейское Красноярского края от непосильной работы, голода и болезней. Комбед улуса Хохорска (30 пьяниц и лодырей) полностью разорил это очень богатое село в 120 дворов.
Сыном "врага народа" стал и я. Отец был арестован по доносу одного голодранца, ухаживавшего за моей матерью до ее замужества.
Нас с младшей сестрой поместили в детские дома. Мне повезло, я попал в детский дом имени Октябрьской революции в селе Икей Тулунского района Иркутской области. В нем находилось 156 детей "врагов народов". Это были дети командного состава ОДВКА (Отдельной Дальневосточной Красной Армии) и Уральского военного округа, а также дети иркутской интеллигенции. Многие имели дворянское происхождение и совершенно свободно говорили на нескольких европейских языках.
Пионервожатые называли нас "враженята" и требовали говорить только по-русски, объясняя это тем, что иностранные языки вызывают антисоветские мысли.
Они проверяли всю нашу почту. Когда школа неожиданно для всех вышла по успеваемости на первое место, это не понравилось НКВД. К нам приехал "товарищ", была сделана показательная переэкзаменовка, которую мы, дети "врагов народа", выдержали с честью. После этого на собрании товарищ из НКВД сказал: "Вы поняли, как враги народа готовили своих детей и сколько они могут принести вреда нашему рабоче-крестьянскому государству. Но в высшие учебные заведения мы их не пустим!"
Все это происходило в 1938 году, когда отца осудили как проповедника русского царизма, потому что в 20-х годах в газетной статье он выступил за открытие русских школ наряду с бурят-монгольскими, за приобщение к русской культуре. Всю свою жизнь отец - ученый, ценимый самыми крупными деятелями науки, - подвижнически собирал сокровища бурят-монгольского фольклора, быта, родословные. Он был первым директором бурят-монгольской семилетки, окончил Московский институт народов Востока, учился в аспирантуре у академика Н. Я. Марра, который намеревался оставить его в институте на преподавательской работе. Но комбедовцы улуса Хохорска послали в Москву требование исключить отца как сына богатого человека. Помню, как вместе с отцом я был в Нарком-просе у Н. К. Крупской, отменившей исключение. Из института отец был вытребован через ЦИК ВКП(б) его близким товарищем, первым секретарем обкома ВКП(б) Бурят-Монгольской АССР, М. Н. Ербановым для организации в республике институтов, техникумов, школ. Ербанов, делегат "расстрельного" XVII съезда партии, был расстрелян в 1937 году. Выбивая признание, в НКВД ему переломали руки и ноги, сломали челюсть.
Отец говорил мне, что в переводе с санскрита слово "Россия" означает "экспериментальная страна или поле Сатаны". Один сказитель-улэгирша говорил отцу: "В настоящее время чертям и дьяволам нечего бояться: раньше они опасались священников, шаманов, церквей, монастырей, мечетей, дацанов, а сейчас они в образе людей стали коммунистами, энкавэдэшниками, доносчиками (мелкие черти), комбедовцами". В 1940 году отца освободили "за недоказанностью". Дали ему квартиру на окраине Улан-Удэ, вернули кое-какую мебель, сильно попорченную (самые ценные вещи - меха, золото, серебряную посуду - не отдали), дали возможность работать. Но в 1948 году его вызвал первый секретарь ВКП(б) Бурят-Монгольской АССР, некто Кудрявцев (зять Г. М. Маленкова), который хотел воспользоваться авторитетом отца, чтобы расправиться с неугодными ему людьми. Он потребовал, чтобы отец написал разгромную статью на более чем 25 человек как на панмонголистов и одновременно низкопоклонников перед Западом. В этом списке было всего 5-6 бурят-монголов, остальные - русские, украинцы, евреи, татары. Этот мнимый "интернационализм" был явно провокационным, сеял семена национальной розни, с помощью которой коммунисты хотели вечно "разделять и властвовать". Уже во взрослой своей жизни я, бывая в разных республиках, в местах заключения по всей стране, видел всходы этой политики, обернувшейся в наши дни кровопролитием.
Отец отказался писать статью, и ему тут же напомнили, что он "враг народа". В ту же ночь он уехал в Ленинград к своей старшей дочери (моей сестре), жене капитана 2-го ранга. У нее он - известный ученый и прожил без прописки два года, работая пильщиком дров в Гортопе, рабочим в столовой, сколачивая ящики на тарном складе, копая огороды у богатых дачников, разгружая вагоны. Но все свободное время отец проводил в Публичной библиотеке им. Салтыкова-Щедрина, занимаясь научной работой (билет в научный зал ему достал старый друг профессор М. К. Азадовский). Однажды я показал отцу копии татуировок зеков из "Крестов", где я работал надзирателем, и отец сказал мне: "Сын мой, собирай татуировки, фольклор зеков, их асоциальные рисунки, ведь все это вместе с ними уйдет в могилу". Он обучил меня методике собирания тюремного фольклора, а также приемам шифрования, необходимым в этом опасном деле.
Да, 33 года я - воспитанник детдома для детей "врагов народа", не закончивший образование художник, участник Великой Отечественной войны - проработал в МВД. Все эти годы я собирал материал по языку и фольклору уголовной среды. Четырежды (благо билет бесплатный) ездил из Ленинграда до Владивостока, посетил десятки ИТЛ-ИТК, был в Средней Азии, на Кавказе, на Украине, на Севере, в Прибалтике (на Колыме не был). Все собранное мной я неоднократно пытался издать. Кое-что удалось: альбом "Татуированный Сталин", подготовленный совместно с моим другом художником С. Т. Васильевым, вышел в Венгрии; тюремно-лагерный блатной словарь с татуировками - в издательстве "Края Москвы"; труд для служебного пользования - жаргон и татуировки - в УУР ГУВД ЛО. На меня доносили в КГБ, но там я получил неожиданную поддержку: по достоинству была оценена возможность легко определять по татуировкам год, место рождения, статью, название лагеря осужденного или разыскиваемого преступника, его конкретную личностную характеристику. Должен сказать, что за время службы в МВД, в Управлении уголовного розыска Санкт-Петербурга я поймал более трехсот воров, грабителей, убийц, насильников.
Но свой труд я предназначал не только для служебного пользования. Недаром по "моей" татуировке написана картина П. Белова "Беломорканал". Все пережитое страной, как в зеркале, отразилось в тюремном и лагерном быте. Кривое ли это зеркало? Не думаю - несмотря на всю подчас наивность, суеверие или извращенность представлений зеков. Идеологическая ложь, искусно разжигаемые межнациональные конфликты, унижение людей и лишение их права на достойную жизнь, на само существование - грехи государства, которые в уголовной и тюремно-лагерной среде проступили страшными пятнами татуировок и жаргона, криминальных сюжетов и извращенных представлений о строении общества, нациях, социальных идеях.
Мы все долго жили при самом негодяйском авантюрно-бандитском правлении, и слава Богу, что оно медленно уходит, хотя еще продолжают нас душить всякого рода "паханы" и "паханчики". И пока они не разделят между собой все созданное нашими дедами и отцами, они, похоже, не будут бороться с коррупцией и организованной преступностью.
Жаль - мне за семьдесят, но в то же время хорошо, что я сумел "зачерпнуть" из безвозвратно уходящего нашего рабского прошлого часть грязи и выставить все это "во всей красе" для будущих поколений.
P.s. 23 января 2005 года в 5 часов утра умер Данциг Сергеевич Балдаев, заслуженный сотрудник МВД, полковник, автор книг "Феня от А до Я" в двух томах, "Татуировки", "Проститутки для КГБ" и т.д. и т.д.
http://www.shansonprofi.ru/archiv/notes/paper44/
"Воровской фрак" шил бывший опер
В начале лета в Петербурге прошла презентация книги-альбома "Татуировки заключенных" известного питерского криминолога Данцига Балдаева. Местом презентации книги автор выбрал следственный изолятор "Кресты". И не случайно. Всю свою жизнь бывший оперуполномоченный Балдаев прослужил в правоохранительных органах. На собирательство уникальной коллекции ему потребовалось почти полвека. Он объездил практически всю Россию - от Питера до Владивостока. "В уголовных тату, -уверен криминолог, - вся наша история - страшная и жестокая".
Мы встретились с Данцигом Сергеевичем в его маленькой однокомнатной квартирке на Будапештской улице. Чтобы не мешать домочадцам, Балдаев работает в основном по ночам, уже много лет рабочий кабинет коллекционера - 6-метровая кухня. В шкафах и на полках тысячи рисунков самых замысловатых татуировок. "У меня, - шутит собиратель, - полный гардероб воровской одежки. Таких "фраков" нет больше ни у кого в России (на криминальном арго наколотый на тело традиционный набор уголовных татуировок называется "воровской фрак").
- Впервые татуировками уголовников, - рассказывает собиратель, - я заинтересовался в 1948 году, когда служил обычным охранником в "Крестах". Наброски делал во время плановых проверок и в бане, а потом, уже в спокойной обстановке, доводил до ума. Случалось, что татуировка была очень сложной. И тогда я вызывал арестанта к себе в дежурку и, угостив сигаретой, писал, так сказать, с натуры. Кстати, у меня с заключенными ни разу не было никаких эксцессов. Как-то показал все это своему отцу, известному бурятскому этнографу и фольклористу. И он сказал: "Собирай. Это наша история. А историю, сын, не выбирают - в ней люди живут и умирают".
Год спустя, получив очередной отпуск, я решил отправиться за материалом в российские лагеря. И сразу рванул на Дальний Восток. На дворе стоял голодный и страшный 49-й год. Вдоль Восточно-Сибирской дороги лагерей тогда было как горошин на бусах, что ни населенный пункт, так обязательно зона. Хабаровск, Уссурийск, Артем... Огромные бараки, море заключенных. Такое ощущение, что вся страна уже давно за колючей проволокой. Кстати, я оказался там как раз в разгар сучьей войны и эту жуткую бойню видел своими глазами. Иной раз утром на вахту приносили до 20 трупов. Пройти в зону удавалось не всегда, даже имея на руках удостоверение.
- Вам приходилось встречаться с уголовными авторитетами?
- Ну а как же. За этим, собственно, и ехал. Сейчас уже всех не вспомнишь, только клички - Голова, Доцент, Чугунок. Их можно было встретить на вольном поселении - с Колымы на Большую землю тогда было вырваться не так-то просто. На разговор они шли легко, но лишнего никогда не говорили. Самое сложное было не срисовать татуировку, а узнать, что она обозначает. Болтать лишнее вор не имел права. За такое в те времена он мог запросто лишиться и языка, и головы...
ЗДЕСЬ мы вынуждены прерваться, чтобы привести несколько абзацев из вступительной статьи к книге "Татуировки заключенных". "Уголовная татуировка - визуальная часть воровского арго, блатной фени. Это виртуальные символы уголовной самоидентификации, своего рода визитная карточка вора, его зашифрованный монолог с понимающим этот язык собеседником. В каждом воровском тату помимо иерархического всегда был еще и ритуально-магический подтекст. Воровские художники создали параллельный реальному мир, насквозь пронизанный легендами и мифами. Особи этого мира уважали только силу, смелость и хитрость. Поэтому символами элиты стали хищники - орел, тигр, волк и т.д. и т.п. Мошенника, присвоившего элитные тату, легко могли "замочить в сортире" (в буквальном смысле этого выражения) или как минимум содрать наколку вместе с кожей. Лозунгом тогдашних воров было выражение "Только тело не лжет!".
- ...Тогдашние воровские авторитеты, - продолжает рассказ Данциг Сергеевич, - любили шикануть политической татуировкой. Некоторые исследователи считают такие тату чуть ли не диссидентством, хотя на самом деле здесь больше от лукавого. Уголовный мир никогда не признавал никакой другой власти, кроме власти воров. Даже когда в 30 - 40-е годы урки "кололи под сердцем" профили Ленина и Сталина, в этом не было ничего, кроме "изощренной" хитрости: считалось, что выстрелить в вождей у охранников рука не поднимется. Ох как они ошибались! Кстати, как только опасность внесудебной расправы миновала, у татуированного Ильича сразу же "выросли" рога и копыта, а дядюшку Джо окружили черти и черепа...
- Русская воровская татуировка изобилует не только политическими, но и эротическими тату.
- Да, эротических наколок хватает. Самое безобидное - обнаженная девушка и какое-нибудь простенькое граффити типа "Я люблю Нюру". Но закоренелые уголовники мягкой эротике предпочитают вульгарную порнографию. Кстати, далеко не все знают, что порнографические тату (разумеется, далеко не все) нередко являются неизгладимым клеймом, своего рода публичной казнью расписанного такими наколками арестанта. Иногда истязатели, как сейчас выражаются, оттягиваются по полной программе, и на теле "приговоренного" появляется художественное порнотату. Носитель таких татуировок становится вечным изгоем, его жизнь в лагере и тюрьме превращается в настоящую пытку.
Кстати, порнографическими тату любят побаловаться и зечки из числа воровок. Никаких серьезных последствий для расписанных дамочек это не имеет, просто наколка-порнушка лишний раз подчеркивает статус женщины в воровском мире, где к ним чаще всего относятся как к недочеловекам...
И СНОВА вынужденное отступление. На этот раз злободневное. Труд питерского криминолога долгое время не мог быть издан в России -русская воровская татуировка изобилует националистическими и антисемитскими татуировками. Такого ярко выраженного шовинизма, пожалуй, нет ни в какой другой криминальной субкультуре. Как признавался издатель альбома "Татуировки заключенных", многие сотрудники издательства отказывались работать над этой книгой, исходя из морально-этических соображений. Но в конце концов было принято решение опубликовать и часть националистических тату. "Это тоже наша история, - уверен собиратель. - И нам никуда от этого не деться..."
В советские времена за такие татуировки можно было легко схлопотать срок. Опер Балдаев рисковал и своим здоровьем, и карьерой (в начале 50-х он перешел служить в уголовный розыск).
- Все эти годы выработали в стол. У вас была тогда хотя бы малейшая надежда все это опубликовать?
- Откровенно говоря, надежды практически не было. Почти четверть века все, что мне удалось собрать, пряталось подальше от посторонних глаз. Но в конце 70-х мне улыбнулась удача. Необходимость таких исследований хорошо понимал ставший тогда начальником уголовного розыска Ленинграда Георгий Дмитриев!" Зи-гаренко. Он на свой страх и риск создал группу, в которую вошли я и еще двое оперативников - Геннадий Тимофеев и Галина Конопатова. Весь собранный нами материал мы передали для литобработки офицеру штаба ГУВД Льву Мильяненкову. Вскоре появилась книга. Она была засекречена, и ею могли пользоваться только оперативники. А спустя несколько лет, уже во времена перестройки, Мильяненков издал наш коллективный труд под своей фамилией. Это было для меня шоком.
- И после этого у вас не опустились руки?
- Черта с два! За два последних десятилетия я собрал еще несколько тысяч татуировок. Сейчас у меня в коллекции их около четырех тысяч! А воровского арго почти 14 тысяч слов! Плюс несколько сотен уголовных топонимов. Кстати, мы в Питере впервые в России занялись криминальной топонимикой. Правда, она очень быстро устаревает и требует постоянного обновления. Но сегодня все это криминологов почему-то мало интересует.
- Может быть, потому, что культура блатного арго и воровского тату постепенно вымирает вместе с ее носителями - ворами в законе?
- Я думаю, что слухи по поводу преждевременной смерти уголовного арго и татуировки сильно преувеличены. У нас в стране, где чуть ли не каждый пятый взрослый мужчина прошел лагерь, носителей этой субкультуры хватит еще очень надолго. Между прочим, русская уголовная живопись сейчас имеет определенный успех у преступников в других странах. Например, в Восточной Европе. Я сам лично видел венгерского грабителя с русской наколкой. Судя по выражению его лица, он был очень доволен этим неизгладимым знаком...
Кстати, на прошедшей в этом году в Германии книжной выставке альбом "Татуировки заключенных" Данцига Балдаева вызвал настоящий фурор. Уже проводится тендер на издание этой книги в нескольких странах Западной Европы.
ПРОЩАЯСЬ с криминологом, я задал ему последний вопрос:
- Данциг Сергеевич, а у вас никогда не было желания наколоть татуировку?
- А зачем? - удивленно посмотрел на меня Балдаев. - Я что, похож на дикаря? Это для уголовника наколка имеет особый смысл, а для меня татуировка - всего лишь предмет исследований. Как для натуралиста бабочка или лягушка...
Беседовал Виктор БОВА
«Смена», 7 сентября 20001 г., №194
3 темы:
1) обеление своих грехов урками "кто не без греха"
2) обереги в виде советских истуканов - Ленина и Сталина, как кончились расстрелы без суда и следствия, так выползли свастики и Гитлеры (было в статье выше)
3) тюремно-воровская иерархия, к которой приложилась советская власть (журналист всё попутал - в лагерях тогда шли "сучьи войны": подментовские "суки" воевали с "ворами", побеждали "суки" - "красная зона", побеждали "воры" - "чёрная зона")
http://www.shansonprofi.ru/archiv/notes/paper315/
Язык татуировок
Владимир Седов
ВНЕ закона, №39, 2007
...
1) Часто спину зека украшала тщательно исполненная Богородица с младенцем на руках, что расшифровывалось весьма просто: «А кто не без греха?»
2) Также считалось, что изображения святых и политических вождей несут функцию оберегов. Приговоренные к расстрелу и имевшие на груди изображение И.В.Сталина или В.И.Ленина верили, что в самый последний момент их помилуют. Не стрелять же, в самом деле, в головы вождей мирового пролетариата.
...
3) После Великой Отечественной войны сформировался класс воров в законе. Известно, что сами тюремные власти инициировали процесс коронования, чтобы получить жесткую иерархическую систему, при которой криминальные авторитеты управляли зонами и держали в страхе других зеков. Вор в законе, как правило, держал общак, распределял денежные суммы, не забывая, естественно, себя. Он же, оказавшись на свободе, собирал сходняки, на которых решались важные текущие вопросы.
Вполне естественно, что авторитеты захотели иметь знаки отличия, а потому появились наколки в виде погон, звезд, крестов и так далее, указывающих на степень авторитетности того или иного вора в законе. Коронованный зек получал право на соответствующую татуировку. Мастер с особым пиететом исполнял ответственный заказ и наносил на подключичную область героя восьмиконечную звезду беспредела. Она говорила о большом и интересном криминальном прошлом владельца наколки. Вор в законе пользовался большим авторитетом как на воле, так и на зоне. Он окружал себя свитой, свято соблюдал неписанные правила воровского кодекса, умел постоять за себя и ни при каких обстоятельствах не шел на сотрудничество с администрацией. Поначалу ворам в законе даже запрещалось вступать в брак, иметь семью, детей, но в последние годы эти правила не соблюдаются.
http://www.novayagazeta.spb.ru/2003/10/6
НЕНАВИДЕТЬ КОЖЕЙ
Данциг Балдаев - человек легендарный: 40 лет проработал в уголовном розыске, и за время своего неформального общения с зэками собрал уникальную коллекцию татуировок. Эти альбомы, пользующиеся огромной популярностью, выходили не только у нас, но и в Венгрии, ФРГ... Среди нательных росписей встречаются самые причудливые: одни говорят о блатной истории носителя, другие - о его пристрастиях и даже политических взглядах. Есть и такие, которые понять непросто, вернее, непросто понять того, кто решил нанести эти рисунки на себя: свастика, портрет Гитлера... Причем это делали не сегодняшние молодые отморозки - скинхеды, а люди вполне взрослые. Неужели корни российского фашизма так глубоки?
- Данциг Сергеевич, вам, как участнику войны, вероятно, дико осознавать, что в XXI век мы, страна, победившая фашизм, входим со своими фашиствующими молодчиками?
- Я думаю, дело здесь в том, что коммунизм и гитлеризм - это, по сути, одна система. В основе - шовинизм, презрение к человеческой жизни. Вот, к примеру, такой эпизод из нашей истории. Михаил Фрунзе клялся-божился войскам Врангеля: «кто сдастся - сохраним жизнь». А после этого, не моргнув глазом, тысячи расстреляли. А сколько миллионов «раскулаченных» крестьян выкорчевано-вырезано! Или война. Десятки миллионов потерял СССР в войне с фашизмом, во много раз больше немцев. Пиррова победа. Коммунисты никогда не считались с людскими потерями. А вместе гитлеризм и сталинизм стоили жизни многим десяткам миллионов людей на планете.
- А почему все же наши зэки, натерпевшиеся от коммунистов, потом воевававшие с Германией, накалывали свастику? Простой люд после войны мог разорвать за это...
- В лагерях к этому относились спокойно. Зэки не переносили официальную ложь, что «мы - великий советский народ», «самые-самые», и порой в пику этому официозу наносили фашистские татуировки.
- Корни наших фашиствующих молодчиков - в тех лагерях?
- И в лагерях, и в обществе... Националисты, восхваление великой Руси... Скинхеды? Сегодня их десятки тысяч по стране, и ими явно кто-то руководит. Мне еще в 56-м году и позднее приходилось задерживать подобных. Сажать их надо, а у нас либеральничают. В начале девяностых как-то увидел в Москве такую картину - постовой милиционер разговаривает с парнем со свастикой на рукаве. Я предъявил свое удостоверение майора МВД запаса, спрашиваю: «Как ты, при исполнении, смотришь на это?!» А он: «Демократия... все разрешено». Но демократия - это прежде всего дисциплина, ответственность, самосознание, требовательность не только к другим, но в первую очередь к себе.
- У нас же в Уголовном кодексе есть статья «разжигание расовой и национальной розни»...
- Сегодня она действует лишь формально... Знаете, мне было стыдно срисовывать многие татуировки. Есть антирусские, много антисемитских. Интересовался у зэков: «Почему вы евреев не любите? Пайку у вас отобрали? В морду харкнули?» Начинается: «Они Христа убили... Ленина погубили...» В моей книге есть и татуировки с портретом Гитлера. Одну - «Хайль Гитлер!» - скопировал в 1981-м в Ленинграде в бассейне на Звенигородской улице. Спортивный такой был мужчина, татуировку сделал в исправительно-трудовой колонии. Почему именно этот профиль? Вряд ли он мечтал, чтобы его дети пытали и убивали своих сверстников?..
Беседовал Евгений БАРАНОВ
Новая газета в СПб № 10
10-12 февраля 2003
http://www.shansonprofi.ru/person/baldaev/index.shtml
Автобиография
По подсчетам моего отца, крупнейшего бурятского фольклориста и этнографа Сергея Петровича Балдаева, только из его рода и из рода моей матери в застенках ОГПУ-НКВД, в ссылке и лагерях погибло 58 человек. Это были грамотные люди - медики, техники, землемеры, механизаторы, маркшейдеры, учителя.
По линиям отца и матери я происхожу из крещеных бурят-монголов, людей богатых, смелых, физически сильных. Мой дед по отцу Петр умер в девяносто шесть лет в Боханской тюрьме после допроса ленинским способом "физического убеждения". А ведь он забавы ради носил на плечах по кругу свою лошадь-бегунца Хурдан-хара, которая однажды спасла ему жизнь, умчав от беглых каторжан Александровского централа.
Моя мать, Степанида Егоровна Бажичеева-Балдаева, была очень сильной и работящей. И смелостью ее Бог не обидел. Однажды, когда ей было 16 лет, она зимой с обозом в 60-70 саней возвращалась из Иркутска. Крестьяне, русские и бурят-монголы, после продажи сельхозпродукции были при деньгах. Внезапно на них напали с топорами беглые каторжники, совместно с поднадзорными поселянами, и стали отбирать у обозников деньги, одежду и лошадей. Моя мать, услышав шум, схватила двенадцатизарядный винчестер-полуавтомат. На нее кинулись два каторжника с топорами, и она расстреляла их в упор. Крикнув: "Мужики, вяжите их!" - она застрелила и третьего, пытавшегося бежать. Так были связаны и доставлены в Александровский централ более 20 преступников. Мать получила премию и всю до копейки отдала Бохан-скому двухклассному училищу, где когда-то училась.
Мои деды по договору с царской военной администрацией продавали зерно, овес и скот на провиантские склады Иркутска. В Русско-японскую войну они, вместе с другими состоятельными людьми, открыли бесплатные солдатские столовые на железнодорожных станциях Черем-хово и Усолье-Сибирское. В Гражданскую войну семью раскидало. Дядя Александр воевал на стороне красных, за участие в разгроме войск и пленении барона Унгерна был награжден золотым оружием; на эфесе его палаша прикрепили орден Красного Знамени. Также он получил от правительства молодой Монгольской Народной Республики орден Полярной Звезды. Младший мой дядя, Михаил, был награжден атаманом Семеновым за личную храбрость солдатским Георгием, а за взятие Читы - офицерским Георгиевским крестом. Когда при наступлении Пятой Красной Армии атаман Семенов ушел в Маньчжурию, дядя Михаил, набрав на складах Читы оружия, боеприпасов и провианта, ушел в Забайкальскую Муйскую долину охранять старательские артели. Оба дяди, как и их старший брат Петр, ни в чем не замешанный, были умерщвлены коммунистической властью. Когда отец в 60-х годах ходил в Улан-Удэнский КГБ с просьбой вернуть семье реликвию - золотое оружие - и орден Полярной Звезды, начальство ответило: "Вы что, этой шашкой хотите срубить головы работникам НКВД?"
Еще один мой дядя, Георгий, окончивший до революции Черемховское коммерческое училище, в ссылке в "Краслаге" работал главбухом "Спецлеса ГУЛАГа НКВД". Раскулаченная семья дедушки Мирона (дяди матери) почти вся погибла в поселке Ирбейское Красноярского края от непосильной работы, голода и болезней. Комбед улуса Хохорска (30 пьяниц и лодырей) полностью разорил это очень богатое село в 120 дворов.
Сыном "врага народа" стал и я. Отец был арестован по доносу одного голодранца, ухаживавшего за моей матерью до ее замужества.
Нас с младшей сестрой поместили в детские дома. Мне повезло, я попал в детский дом имени Октябрьской революции в селе Икей Тулунского района Иркутской области. В нем находилось 156 детей "врагов народов". Это были дети командного состава ОДВКА (Отдельной Дальневосточной Красной Армии) и Уральского военного округа, а также дети иркутской интеллигенции. Многие имели дворянское происхождение и совершенно свободно говорили на нескольких европейских языках.
Пионервожатые называли нас "враженята" и требовали говорить только по-русски, объясняя это тем, что иностранные языки вызывают антисоветские мысли.
Они проверяли всю нашу почту. Когда школа неожиданно для всех вышла по успеваемости на первое место, это не понравилось НКВД. К нам приехал "товарищ", была сделана показательная переэкзаменовка, которую мы, дети "врагов народа", выдержали с честью. После этого на собрании товарищ из НКВД сказал: "Вы поняли, как враги народа готовили своих детей и сколько они могут принести вреда нашему рабоче-крестьянскому государству. Но в высшие учебные заведения мы их не пустим!"
Все это происходило в 1938 году, когда отца осудили как проповедника русского царизма, потому что в 20-х годах в газетной статье он выступил за открытие русских школ наряду с бурят-монгольскими, за приобщение к русской культуре. Всю свою жизнь отец - ученый, ценимый самыми крупными деятелями науки, - подвижнически собирал сокровища бурят-монгольского фольклора, быта, родословные. Он был первым директором бурят-монгольской семилетки, окончил Московский институт народов Востока, учился в аспирантуре у академика Н. Я. Марра, который намеревался оставить его в институте на преподавательской работе. Но комбедовцы улуса Хохорска послали в Москву требование исключить отца как сына богатого человека. Помню, как вместе с отцом я был в Нарком-просе у Н. К. Крупской, отменившей исключение. Из института отец был вытребован через ЦИК ВКП(б) его близким товарищем, первым секретарем обкома ВКП(б) Бурят-Монгольской АССР, М. Н. Ербановым для организации в республике институтов, техникумов, школ. Ербанов, делегат "расстрельного" XVII съезда партии, был расстрелян в 1937 году. Выбивая признание, в НКВД ему переломали руки и ноги, сломали челюсть.
Отец говорил мне, что в переводе с санскрита слово "Россия" означает "экспериментальная страна или поле Сатаны". Один сказитель-улэгирша говорил отцу: "В настоящее время чертям и дьяволам нечего бояться: раньше они опасались священников, шаманов, церквей, монастырей, мечетей, дацанов, а сейчас они в образе людей стали коммунистами, энкавэдэшниками, доносчиками (мелкие черти), комбедовцами". В 1940 году отца освободили "за недоказанностью". Дали ему квартиру на окраине Улан-Удэ, вернули кое-какую мебель, сильно попорченную (самые ценные вещи - меха, золото, серебряную посуду - не отдали), дали возможность работать. Но в 1948 году его вызвал первый секретарь ВКП(б) Бурят-Монгольской АССР, некто Кудрявцев (зять Г. М. Маленкова), который хотел воспользоваться авторитетом отца, чтобы расправиться с неугодными ему людьми. Он потребовал, чтобы отец написал разгромную статью на более чем 25 человек как на панмонголистов и одновременно низкопоклонников перед Западом. В этом списке было всего 5-6 бурят-монголов, остальные - русские, украинцы, евреи, татары. Этот мнимый "интернационализм" был явно провокационным, сеял семена национальной розни, с помощью которой коммунисты хотели вечно "разделять и властвовать". Уже во взрослой своей жизни я, бывая в разных республиках, в местах заключения по всей стране, видел всходы этой политики, обернувшейся в наши дни кровопролитием.
Отец отказался писать статью, и ему тут же напомнили, что он "враг народа". В ту же ночь он уехал в Ленинград к своей старшей дочери (моей сестре), жене капитана 2-го ранга. У нее он - известный ученый и прожил без прописки два года, работая пильщиком дров в Гортопе, рабочим в столовой, сколачивая ящики на тарном складе, копая огороды у богатых дачников, разгружая вагоны. Но все свободное время отец проводил в Публичной библиотеке им. Салтыкова-Щедрина, занимаясь научной работой (билет в научный зал ему достал старый друг профессор М. К. Азадовский). Однажды я показал отцу копии татуировок зеков из "Крестов", где я работал надзирателем, и отец сказал мне: "Сын мой, собирай татуировки, фольклор зеков, их асоциальные рисунки, ведь все это вместе с ними уйдет в могилу". Он обучил меня методике собирания тюремного фольклора, а также приемам шифрования, необходимым в этом опасном деле.
Да, 33 года я - воспитанник детдома для детей "врагов народа", не закончивший образование художник, участник Великой Отечественной войны - проработал в МВД. Все эти годы я собирал материал по языку и фольклору уголовной среды. Четырежды (благо билет бесплатный) ездил из Ленинграда до Владивостока, посетил десятки ИТЛ-ИТК, был в Средней Азии, на Кавказе, на Украине, на Севере, в Прибалтике (на Колыме не был). Все собранное мной я неоднократно пытался издать. Кое-что удалось: альбом "Татуированный Сталин", подготовленный совместно с моим другом художником С. Т. Васильевым, вышел в Венгрии; тюремно-лагерный блатной словарь с татуировками - в издательстве "Края Москвы"; труд для служебного пользования - жаргон и татуировки - в УУР ГУВД ЛО. На меня доносили в КГБ, но там я получил неожиданную поддержку: по достоинству была оценена возможность легко определять по татуировкам год, место рождения, статью, название лагеря осужденного или разыскиваемого преступника, его конкретную личностную характеристику. Должен сказать, что за время службы в МВД, в Управлении уголовного розыска Санкт-Петербурга я поймал более трехсот воров, грабителей, убийц, насильников.
Но свой труд я предназначал не только для служебного пользования. Недаром по "моей" татуировке написана картина П. Белова "Беломорканал". Все пережитое страной, как в зеркале, отразилось в тюремном и лагерном быте. Кривое ли это зеркало? Не думаю - несмотря на всю подчас наивность, суеверие или извращенность представлений зеков. Идеологическая ложь, искусно разжигаемые межнациональные конфликты, унижение людей и лишение их права на достойную жизнь, на само существование - грехи государства, которые в уголовной и тюремно-лагерной среде проступили страшными пятнами татуировок и жаргона, криминальных сюжетов и извращенных представлений о строении общества, нациях, социальных идеях.
Мы все долго жили при самом негодяйском авантюрно-бандитском правлении, и слава Богу, что оно медленно уходит, хотя еще продолжают нас душить всякого рода "паханы" и "паханчики". И пока они не разделят между собой все созданное нашими дедами и отцами, они, похоже, не будут бороться с коррупцией и организованной преступностью.
Жаль - мне за семьдесят, но в то же время хорошо, что я сумел "зачерпнуть" из безвозвратно уходящего нашего рабского прошлого часть грязи и выставить все это "во всей красе" для будущих поколений.
P.s. 23 января 2005 года в 5 часов утра умер Данциг Сергеевич Балдаев, заслуженный сотрудник МВД, полковник, автор книг "Феня от А до Я" в двух томах, "Татуировки", "Проститутки для КГБ" и т.д. и т.д.
http://www.shansonprofi.ru/archiv/notes/paper44/
"Воровской фрак" шил бывший опер
В начале лета в Петербурге прошла презентация книги-альбома "Татуировки заключенных" известного питерского криминолога Данцига Балдаева. Местом презентации книги автор выбрал следственный изолятор "Кресты". И не случайно. Всю свою жизнь бывший оперуполномоченный Балдаев прослужил в правоохранительных органах. На собирательство уникальной коллекции ему потребовалось почти полвека. Он объездил практически всю Россию - от Питера до Владивостока. "В уголовных тату, -уверен криминолог, - вся наша история - страшная и жестокая".
Мы встретились с Данцигом Сергеевичем в его маленькой однокомнатной квартирке на Будапештской улице. Чтобы не мешать домочадцам, Балдаев работает в основном по ночам, уже много лет рабочий кабинет коллекционера - 6-метровая кухня. В шкафах и на полках тысячи рисунков самых замысловатых татуировок. "У меня, - шутит собиратель, - полный гардероб воровской одежки. Таких "фраков" нет больше ни у кого в России (на криминальном арго наколотый на тело традиционный набор уголовных татуировок называется "воровской фрак").
- Впервые татуировками уголовников, - рассказывает собиратель, - я заинтересовался в 1948 году, когда служил обычным охранником в "Крестах". Наброски делал во время плановых проверок и в бане, а потом, уже в спокойной обстановке, доводил до ума. Случалось, что татуировка была очень сложной. И тогда я вызывал арестанта к себе в дежурку и, угостив сигаретой, писал, так сказать, с натуры. Кстати, у меня с заключенными ни разу не было никаких эксцессов. Как-то показал все это своему отцу, известному бурятскому этнографу и фольклористу. И он сказал: "Собирай. Это наша история. А историю, сын, не выбирают - в ней люди живут и умирают".
Год спустя, получив очередной отпуск, я решил отправиться за материалом в российские лагеря. И сразу рванул на Дальний Восток. На дворе стоял голодный и страшный 49-й год. Вдоль Восточно-Сибирской дороги лагерей тогда было как горошин на бусах, что ни населенный пункт, так обязательно зона. Хабаровск, Уссурийск, Артем... Огромные бараки, море заключенных. Такое ощущение, что вся страна уже давно за колючей проволокой. Кстати, я оказался там как раз в разгар сучьей войны и эту жуткую бойню видел своими глазами. Иной раз утром на вахту приносили до 20 трупов. Пройти в зону удавалось не всегда, даже имея на руках удостоверение.
- Вам приходилось встречаться с уголовными авторитетами?
- Ну а как же. За этим, собственно, и ехал. Сейчас уже всех не вспомнишь, только клички - Голова, Доцент, Чугунок. Их можно было встретить на вольном поселении - с Колымы на Большую землю тогда было вырваться не так-то просто. На разговор они шли легко, но лишнего никогда не говорили. Самое сложное было не срисовать татуировку, а узнать, что она обозначает. Болтать лишнее вор не имел права. За такое в те времена он мог запросто лишиться и языка, и головы...
ЗДЕСЬ мы вынуждены прерваться, чтобы привести несколько абзацев из вступительной статьи к книге "Татуировки заключенных". "Уголовная татуировка - визуальная часть воровского арго, блатной фени. Это виртуальные символы уголовной самоидентификации, своего рода визитная карточка вора, его зашифрованный монолог с понимающим этот язык собеседником. В каждом воровском тату помимо иерархического всегда был еще и ритуально-магический подтекст. Воровские художники создали параллельный реальному мир, насквозь пронизанный легендами и мифами. Особи этого мира уважали только силу, смелость и хитрость. Поэтому символами элиты стали хищники - орел, тигр, волк и т.д. и т.п. Мошенника, присвоившего элитные тату, легко могли "замочить в сортире" (в буквальном смысле этого выражения) или как минимум содрать наколку вместе с кожей. Лозунгом тогдашних воров было выражение "Только тело не лжет!".
- ...Тогдашние воровские авторитеты, - продолжает рассказ Данциг Сергеевич, - любили шикануть политической татуировкой. Некоторые исследователи считают такие тату чуть ли не диссидентством, хотя на самом деле здесь больше от лукавого. Уголовный мир никогда не признавал никакой другой власти, кроме власти воров. Даже когда в 30 - 40-е годы урки "кололи под сердцем" профили Ленина и Сталина, в этом не было ничего, кроме "изощренной" хитрости: считалось, что выстрелить в вождей у охранников рука не поднимется. Ох как они ошибались! Кстати, как только опасность внесудебной расправы миновала, у татуированного Ильича сразу же "выросли" рога и копыта, а дядюшку Джо окружили черти и черепа...
- Русская воровская татуировка изобилует не только политическими, но и эротическими тату.
- Да, эротических наколок хватает. Самое безобидное - обнаженная девушка и какое-нибудь простенькое граффити типа "Я люблю Нюру". Но закоренелые уголовники мягкой эротике предпочитают вульгарную порнографию. Кстати, далеко не все знают, что порнографические тату (разумеется, далеко не все) нередко являются неизгладимым клеймом, своего рода публичной казнью расписанного такими наколками арестанта. Иногда истязатели, как сейчас выражаются, оттягиваются по полной программе, и на теле "приговоренного" появляется художественное порнотату. Носитель таких татуировок становится вечным изгоем, его жизнь в лагере и тюрьме превращается в настоящую пытку.
Кстати, порнографическими тату любят побаловаться и зечки из числа воровок. Никаких серьезных последствий для расписанных дамочек это не имеет, просто наколка-порнушка лишний раз подчеркивает статус женщины в воровском мире, где к ним чаще всего относятся как к недочеловекам...
И СНОВА вынужденное отступление. На этот раз злободневное. Труд питерского криминолога долгое время не мог быть издан в России -русская воровская татуировка изобилует националистическими и антисемитскими татуировками. Такого ярко выраженного шовинизма, пожалуй, нет ни в какой другой криминальной субкультуре. Как признавался издатель альбома "Татуировки заключенных", многие сотрудники издательства отказывались работать над этой книгой, исходя из морально-этических соображений. Но в конце концов было принято решение опубликовать и часть националистических тату. "Это тоже наша история, - уверен собиратель. - И нам никуда от этого не деться..."
В советские времена за такие татуировки можно было легко схлопотать срок. Опер Балдаев рисковал и своим здоровьем, и карьерой (в начале 50-х он перешел служить в уголовный розыск).
- Все эти годы выработали в стол. У вас была тогда хотя бы малейшая надежда все это опубликовать?
- Откровенно говоря, надежды практически не было. Почти четверть века все, что мне удалось собрать, пряталось подальше от посторонних глаз. Но в конце 70-х мне улыбнулась удача. Необходимость таких исследований хорошо понимал ставший тогда начальником уголовного розыска Ленинграда Георгий Дмитриев!" Зи-гаренко. Он на свой страх и риск создал группу, в которую вошли я и еще двое оперативников - Геннадий Тимофеев и Галина Конопатова. Весь собранный нами материал мы передали для литобработки офицеру штаба ГУВД Льву Мильяненкову. Вскоре появилась книга. Она была засекречена, и ею могли пользоваться только оперативники. А спустя несколько лет, уже во времена перестройки, Мильяненков издал наш коллективный труд под своей фамилией. Это было для меня шоком.
- И после этого у вас не опустились руки?
- Черта с два! За два последних десятилетия я собрал еще несколько тысяч татуировок. Сейчас у меня в коллекции их около четырех тысяч! А воровского арго почти 14 тысяч слов! Плюс несколько сотен уголовных топонимов. Кстати, мы в Питере впервые в России занялись криминальной топонимикой. Правда, она очень быстро устаревает и требует постоянного обновления. Но сегодня все это криминологов почему-то мало интересует.
- Может быть, потому, что культура блатного арго и воровского тату постепенно вымирает вместе с ее носителями - ворами в законе?
- Я думаю, что слухи по поводу преждевременной смерти уголовного арго и татуировки сильно преувеличены. У нас в стране, где чуть ли не каждый пятый взрослый мужчина прошел лагерь, носителей этой субкультуры хватит еще очень надолго. Между прочим, русская уголовная живопись сейчас имеет определенный успех у преступников в других странах. Например, в Восточной Европе. Я сам лично видел венгерского грабителя с русской наколкой. Судя по выражению его лица, он был очень доволен этим неизгладимым знаком...
Кстати, на прошедшей в этом году в Германии книжной выставке альбом "Татуировки заключенных" Данцига Балдаева вызвал настоящий фурор. Уже проводится тендер на издание этой книги в нескольких странах Западной Европы.
ПРОЩАЯСЬ с криминологом, я задал ему последний вопрос:
- Данциг Сергеевич, а у вас никогда не было желания наколоть татуировку?
- А зачем? - удивленно посмотрел на меня Балдаев. - Я что, похож на дикаря? Это для уголовника наколка имеет особый смысл, а для меня татуировка - всего лишь предмет исследований. Как для натуралиста бабочка или лягушка...
Беседовал Виктор БОВА
«Смена», 7 сентября 20001 г., №194
3 темы:
1) обеление своих грехов урками "кто не без греха"
2) обереги в виде советских истуканов - Ленина и Сталина, как кончились расстрелы без суда и следствия, так выползли свастики и Гитлеры (было в статье выше)
3) тюремно-воровская иерархия, к которой приложилась советская власть (журналист всё попутал - в лагерях тогда шли "сучьи войны": подментовские "суки" воевали с "ворами", побеждали "суки" - "красная зона", побеждали "воры" - "чёрная зона")
http://www.shansonprofi.ru/archiv/notes/paper315/
Язык татуировок
Владимир Седов
ВНЕ закона, №39, 2007
...
1) Часто спину зека украшала тщательно исполненная Богородица с младенцем на руках, что расшифровывалось весьма просто: «А кто не без греха?»
2) Также считалось, что изображения святых и политических вождей несут функцию оберегов. Приговоренные к расстрелу и имевшие на груди изображение И.В.Сталина или В.И.Ленина верили, что в самый последний момент их помилуют. Не стрелять же, в самом деле, в головы вождей мирового пролетариата.
...
3) После Великой Отечественной войны сформировался класс воров в законе. Известно, что сами тюремные власти инициировали процесс коронования, чтобы получить жесткую иерархическую систему, при которой криминальные авторитеты управляли зонами и держали в страхе других зеков. Вор в законе, как правило, держал общак, распределял денежные суммы, не забывая, естественно, себя. Он же, оказавшись на свободе, собирал сходняки, на которых решались важные текущие вопросы.
Вполне естественно, что авторитеты захотели иметь знаки отличия, а потому появились наколки в виде погон, звезд, крестов и так далее, указывающих на степень авторитетности того или иного вора в законе. Коронованный зек получал право на соответствующую татуировку. Мастер с особым пиететом исполнял ответственный заказ и наносил на подключичную область героя восьмиконечную звезду беспредела. Она говорила о большом и интересном криминальном прошлом владельца наколки. Вор в законе пользовался большим авторитетом как на воле, так и на зоне. Он окружал себя свитой, свято соблюдал неписанные правила воровского кодекса, умел постоять за себя и ни при каких обстоятельствах не шел на сотрудничество с администрацией. Поначалу ворам в законе даже запрещалось вступать в брак, иметь семью, детей, но в последние годы эти правила не соблюдаются.
http://www.novayagazeta.spb.ru/2003/10/6
НЕНАВИДЕТЬ КОЖЕЙ
Данциг Балдаев - человек легендарный: 40 лет проработал в уголовном розыске, и за время своего неформального общения с зэками собрал уникальную коллекцию татуировок. Эти альбомы, пользующиеся огромной популярностью, выходили не только у нас, но и в Венгрии, ФРГ... Среди нательных росписей встречаются самые причудливые: одни говорят о блатной истории носителя, другие - о его пристрастиях и даже политических взглядах. Есть и такие, которые понять непросто, вернее, непросто понять того, кто решил нанести эти рисунки на себя: свастика, портрет Гитлера... Причем это делали не сегодняшние молодые отморозки - скинхеды, а люди вполне взрослые. Неужели корни российского фашизма так глубоки?
- Данциг Сергеевич, вам, как участнику войны, вероятно, дико осознавать, что в XXI век мы, страна, победившая фашизм, входим со своими фашиствующими молодчиками?
- Я думаю, дело здесь в том, что коммунизм и гитлеризм - это, по сути, одна система. В основе - шовинизм, презрение к человеческой жизни. Вот, к примеру, такой эпизод из нашей истории. Михаил Фрунзе клялся-божился войскам Врангеля: «кто сдастся - сохраним жизнь». А после этого, не моргнув глазом, тысячи расстреляли. А сколько миллионов «раскулаченных» крестьян выкорчевано-вырезано! Или война. Десятки миллионов потерял СССР в войне с фашизмом, во много раз больше немцев. Пиррова победа. Коммунисты никогда не считались с людскими потерями. А вместе гитлеризм и сталинизм стоили жизни многим десяткам миллионов людей на планете.
- А почему все же наши зэки, натерпевшиеся от коммунистов, потом воевававшие с Германией, накалывали свастику? Простой люд после войны мог разорвать за это...
- В лагерях к этому относились спокойно. Зэки не переносили официальную ложь, что «мы - великий советский народ», «самые-самые», и порой в пику этому официозу наносили фашистские татуировки.
- Корни наших фашиствующих молодчиков - в тех лагерях?
- И в лагерях, и в обществе... Националисты, восхваление великой Руси... Скинхеды? Сегодня их десятки тысяч по стране, и ими явно кто-то руководит. Мне еще в 56-м году и позднее приходилось задерживать подобных. Сажать их надо, а у нас либеральничают. В начале девяностых как-то увидел в Москве такую картину - постовой милиционер разговаривает с парнем со свастикой на рукаве. Я предъявил свое удостоверение майора МВД запаса, спрашиваю: «Как ты, при исполнении, смотришь на это?!» А он: «Демократия... все разрешено». Но демократия - это прежде всего дисциплина, ответственность, самосознание, требовательность не только к другим, но в первую очередь к себе.
- У нас же в Уголовном кодексе есть статья «разжигание расовой и национальной розни»...
- Сегодня она действует лишь формально... Знаете, мне было стыдно срисовывать многие татуировки. Есть антирусские, много антисемитских. Интересовался у зэков: «Почему вы евреев не любите? Пайку у вас отобрали? В морду харкнули?» Начинается: «Они Христа убили... Ленина погубили...» В моей книге есть и татуировки с портретом Гитлера. Одну - «Хайль Гитлер!» - скопировал в 1981-м в Ленинграде в бассейне на Звенигородской улице. Спортивный такой был мужчина, татуировку сделал в исправительно-трудовой колонии. Почему именно этот профиль? Вряд ли он мечтал, чтобы его дети пытали и убивали своих сверстников?..
Беседовал Евгений БАРАНОВ
Новая газета в СПб № 10
10-12 февраля 2003