НЕВЕРИЕ И ВЕРА.
НЕВЕРИЕ И ВЕРА.
Хроника изменения сознания.
«Бог - это самое отягощенное слово человеческого языка. Нет другого такого замаранного, такого искромсанного. Именно поэтому я и не должен от него отказываться.
Поколение за поколением переваливали на это слово тягость своей исполненной страха жизни, придавливая его к земле; оно валяется во прахе и несет на себе всю их ношу. Поколение за поколением раздирали это слово в религиозных распрях; они за него убивали и умирали сами; на нем отпечатались их пальцы, и запеклась их кровь.
...Разумеется, они рисуют образину и подписывают: "Бог"; они убивают друг друга и говорят: "Во имя Божье". Но когда разлетается обман и рассеиваются иллюзии, когда они стоят против Него во мраке одиночества и не говорят более: "Он, он", а вздыхают: "Ты, ты" - или возглашают: "Ты!" - повторяя одно и то же, и прибавляют к этому "Бог", - не есть ли то настоящий Бог, к Которому все они обращаются, Единый Живой, Бог сынов человеческих?! Не тот ли Он, кто их слушает? Кто их - слышит? И не потому ли именно слово "Бог", это слово-зов, ставшее именем слово, освящено во всех человеческих языках на все времена? Мы должны считаться с теми, кто клеймит это слово, потому что не приемлет несправедливости и бесчинств, столь охотно прибегающих к "Богу" за поддержкой; но мы не должны от него отказываться.
...Мы не в состоянии отмыть добела слово "Бог" и не можем восстановить его целостность. Но мы можем такое, какое оно есть, запятнанное и изодранное, поднять с земли и водрузить над собой в час величайшей нужды".»
ЗАТМЕНИЕ БОГА.
Мартин Бубер
Мне почему-то приходят на ум слова Маяковского, которые я вдохновенно читал в 7м классе:
Хочу сиять заставить заново
Величественнейшее слово...
- только разумеется не «партия», а Бог. Господь Бог.
Сколько лет я ассоциировал это слово с ограниченностью, фанатизмом и рабством. И скажи мне кто-нибудь что я приду к вере, к церкви - я бы кинулся в драку, это было высшим оскорблением. Как же произошло, что из убежденного атеиста, отличника по атеизму, я дошел до жизни такой? Какие страхи сломили мою волю, подавили мое сознание, смирили меня с идеей быть рабом Божиим?
Наверное, поворотным моментом было чтение романа «Что делать», где Чернышевский описывает три вида любви, и высший тип он характеризует как чувство, которая рождается из самой глубины нравственной жизни 1)
1)"Сила ощущения соразмерна тому, из какой глубины организма оно поднимается.
Если оно возбуждается исключительно внешним предметом, внешним доводом, оно мимолетно и охватывает только одну свою частную сторону жизни. Кто пьет только потому, что ему подносят стакан, тот мало смыслит вкус в вине, оно слишком мало доставляет ему удовольствия.
Наслаждение уже гораздо сильнее, когда корень его в воображении, когда воображение ищет предмета и повода к наслаждению. Тут кровь волнуется уже гораздо сильнее, и уже заметна некоторая теплота в ней, дающая впечатлению гораздо больше неги.
Но это еще очень слабо сравнительно с тем, когда корень отношений, соединенных с наслаждением, находится в самой глубине нравственной жизни. Тут возбуждение проникает всю нервную систему, волнует ее долго и чрезвычайно сильно. Тут теплота проникает всю грудь: это уж не одно биение сердца, которое возбуждается фантазиею, нет, вся грудь чувствует чрезвычайную свежесть и легкость; это похоже на то, как будто изменяется атмосфера, которою дышит человек, будто воздух стал гораздо чище и богаче кислородом, это ощущение вроде того, какое доставляется теплым солнечным днем, это похоже на то, что чувствуешь, греясь на солнце, но разница огромная в том, что свежесть и теплота развиваются в самых нервах, прямо воспринимаются ими, без всякого ослабления своей ласкающей силы посредствующими элементами".
Вот эта «глубина нравственной жизни», придающая любви такую остроту и глубину и поразила мое воображение. Мне было восемнадцать. Я хотел любить и наслаждаться любовью. И я заглянул внутрь себя в поисках этой «глубины», но... даже и следа самой «нравственной жизни» я не обнаружил.
И не то чтоб я был таким аморальным безнравственным типом. Нет, просто я был продуктом советского времени, воспитанным на законах (сегодня бы сказали «на понятиях») улицы тихого полублатного полубандитского провинциального городка, кующего кадры будущих советских заключенных. Я знал, что такое «западло», «стукач», «гнилой». То есть нравственность своего рода была мне не чужда. Интересно, что переместившись со временем в мир больших городов с их «нравственностью» лицемерия и кастовости, я убедился что «понятия» моей улицы была во многом более благородными и честными... Но сейчас не об этом. Так вот, не понимая еще до конца нравственности, о которой писал великий мыслитель, я ее решил отыскать и развить.
Так случилось, что тот роман, который дал заряд Ленину на всю жизнь, повернул и мою жизнь в прямо противоположную сторону. Я решил сам, без атеистических цитатников, прочесть Библию. Кстати, с тех пор я этого подвига ни разу этого не повторял. Тогда же мне дали Библию на три дня, и за три дня и три ночи я ее прочел всю (за исключением разных Книг Чисел и некоторых пророчеств) от корки до корки. Запомнились Екклезиаст, Притчи Соломновы и Евангелия, из которых я добросовестно навыписывал все, что не слишком противоречило моему тогдашнему здравому смыслу. И вот тогда я впервые испытал настоящее озарение.
Посреди ночи, когда я закончил последнюю страницу и вышел на балкон. Звездное небо как будто ожило для меня, и я физически остро ощутил ВСЕЕДИНСТВО этого мира, взаимосвязь всего со всем, и единственность цели, к которой направлены поиски всех философов, писателей и ученых. Я не назвал тогда Его - ОН. Но я понял, что Он - эта таинственная связь, которая держит все в гармоническом единстве, Он - тот ответ, которого ищут те, кто хочет познать свою сущность, смысл жизни, разгадать тайны бытия, обрести полноту счастья и подарить счастье всему миру. О Нем писал Толстой, и Достоевский, и Чернышевский и даже Маркс и Ленин. Все желающие чего-то Высшего, выходящего за пределы своего самосохранения - они все соприкоснулись с Ним, получили Его вДУХновение, вошли в резонанс с пульсом вселенной, слились с осью Его эволюции. Это было потрясающее ощущение полного освобождения, исчезновения любых границ и оболочек, слияния с бесконечностью неба и вечностью, чувство нечеловеческой мощи и энергии.
Сказать, что я стал с этого момента святым, или хотя бы верующим, будет бо-ольшим преувеличением. Я и сейчас-то все еще борюсь за свою веру, чтоб она стала хоть бы с частичку «горчичного зерна». И до церкви мне было еще долго и далеко. Но я захотел узнать как можно больше об этом Боге, которого я почувствовал. Не Боге забитых суеверных старушек и неуклюжих попиков с бегающими глазками, а о Боге-Творце, космическом Демиурге, Создателе Вселенной, Жизни и Сознания.
Хроника изменения сознания.
«Бог - это самое отягощенное слово человеческого языка. Нет другого такого замаранного, такого искромсанного. Именно поэтому я и не должен от него отказываться.
Поколение за поколением переваливали на это слово тягость своей исполненной страха жизни, придавливая его к земле; оно валяется во прахе и несет на себе всю их ношу. Поколение за поколением раздирали это слово в религиозных распрях; они за него убивали и умирали сами; на нем отпечатались их пальцы, и запеклась их кровь.
...Разумеется, они рисуют образину и подписывают: "Бог"; они убивают друг друга и говорят: "Во имя Божье". Но когда разлетается обман и рассеиваются иллюзии, когда они стоят против Него во мраке одиночества и не говорят более: "Он, он", а вздыхают: "Ты, ты" - или возглашают: "Ты!" - повторяя одно и то же, и прибавляют к этому "Бог", - не есть ли то настоящий Бог, к Которому все они обращаются, Единый Живой, Бог сынов человеческих?! Не тот ли Он, кто их слушает? Кто их - слышит? И не потому ли именно слово "Бог", это слово-зов, ставшее именем слово, освящено во всех человеческих языках на все времена? Мы должны считаться с теми, кто клеймит это слово, потому что не приемлет несправедливости и бесчинств, столь охотно прибегающих к "Богу" за поддержкой; но мы не должны от него отказываться.
...Мы не в состоянии отмыть добела слово "Бог" и не можем восстановить его целостность. Но мы можем такое, какое оно есть, запятнанное и изодранное, поднять с земли и водрузить над собой в час величайшей нужды".»
ЗАТМЕНИЕ БОГА.
Мартин Бубер
Мне почему-то приходят на ум слова Маяковского, которые я вдохновенно читал в 7м классе:
Хочу сиять заставить заново
Величественнейшее слово...
- только разумеется не «партия», а Бог. Господь Бог.
Сколько лет я ассоциировал это слово с ограниченностью, фанатизмом и рабством. И скажи мне кто-нибудь что я приду к вере, к церкви - я бы кинулся в драку, это было высшим оскорблением. Как же произошло, что из убежденного атеиста, отличника по атеизму, я дошел до жизни такой? Какие страхи сломили мою волю, подавили мое сознание, смирили меня с идеей быть рабом Божиим?
Наверное, поворотным моментом было чтение романа «Что делать», где Чернышевский описывает три вида любви, и высший тип он характеризует как чувство, которая рождается из самой глубины нравственной жизни 1)
1)"Сила ощущения соразмерна тому, из какой глубины организма оно поднимается.
Если оно возбуждается исключительно внешним предметом, внешним доводом, оно мимолетно и охватывает только одну свою частную сторону жизни. Кто пьет только потому, что ему подносят стакан, тот мало смыслит вкус в вине, оно слишком мало доставляет ему удовольствия.
Наслаждение уже гораздо сильнее, когда корень его в воображении, когда воображение ищет предмета и повода к наслаждению. Тут кровь волнуется уже гораздо сильнее, и уже заметна некоторая теплота в ней, дающая впечатлению гораздо больше неги.
Но это еще очень слабо сравнительно с тем, когда корень отношений, соединенных с наслаждением, находится в самой глубине нравственной жизни. Тут возбуждение проникает всю нервную систему, волнует ее долго и чрезвычайно сильно. Тут теплота проникает всю грудь: это уж не одно биение сердца, которое возбуждается фантазиею, нет, вся грудь чувствует чрезвычайную свежесть и легкость; это похоже на то, как будто изменяется атмосфера, которою дышит человек, будто воздух стал гораздо чище и богаче кислородом, это ощущение вроде того, какое доставляется теплым солнечным днем, это похоже на то, что чувствуешь, греясь на солнце, но разница огромная в том, что свежесть и теплота развиваются в самых нервах, прямо воспринимаются ими, без всякого ослабления своей ласкающей силы посредствующими элементами".
Вот эта «глубина нравственной жизни», придающая любви такую остроту и глубину и поразила мое воображение. Мне было восемнадцать. Я хотел любить и наслаждаться любовью. И я заглянул внутрь себя в поисках этой «глубины», но... даже и следа самой «нравственной жизни» я не обнаружил.
И не то чтоб я был таким аморальным безнравственным типом. Нет, просто я был продуктом советского времени, воспитанным на законах (сегодня бы сказали «на понятиях») улицы тихого полублатного полубандитского провинциального городка, кующего кадры будущих советских заключенных. Я знал, что такое «западло», «стукач», «гнилой». То есть нравственность своего рода была мне не чужда. Интересно, что переместившись со временем в мир больших городов с их «нравственностью» лицемерия и кастовости, я убедился что «понятия» моей улицы была во многом более благородными и честными... Но сейчас не об этом. Так вот, не понимая еще до конца нравственности, о которой писал великий мыслитель, я ее решил отыскать и развить.
Так случилось, что тот роман, который дал заряд Ленину на всю жизнь, повернул и мою жизнь в прямо противоположную сторону. Я решил сам, без атеистических цитатников, прочесть Библию. Кстати, с тех пор я этого подвига ни разу этого не повторял. Тогда же мне дали Библию на три дня, и за три дня и три ночи я ее прочел всю (за исключением разных Книг Чисел и некоторых пророчеств) от корки до корки. Запомнились Екклезиаст, Притчи Соломновы и Евангелия, из которых я добросовестно навыписывал все, что не слишком противоречило моему тогдашнему здравому смыслу. И вот тогда я впервые испытал настоящее озарение.
Посреди ночи, когда я закончил последнюю страницу и вышел на балкон. Звездное небо как будто ожило для меня, и я физически остро ощутил ВСЕЕДИНСТВО этого мира, взаимосвязь всего со всем, и единственность цели, к которой направлены поиски всех философов, писателей и ученых. Я не назвал тогда Его - ОН. Но я понял, что Он - эта таинственная связь, которая держит все в гармоническом единстве, Он - тот ответ, которого ищут те, кто хочет познать свою сущность, смысл жизни, разгадать тайны бытия, обрести полноту счастья и подарить счастье всему миру. О Нем писал Толстой, и Достоевский, и Чернышевский и даже Маркс и Ленин. Все желающие чего-то Высшего, выходящего за пределы своего самосохранения - они все соприкоснулись с Ним, получили Его вДУХновение, вошли в резонанс с пульсом вселенной, слились с осью Его эволюции. Это было потрясающее ощущение полного освобождения, исчезновения любых границ и оболочек, слияния с бесконечностью неба и вечностью, чувство нечеловеческой мощи и энергии.
Сказать, что я стал с этого момента святым, или хотя бы верующим, будет бо-ольшим преувеличением. Я и сейчас-то все еще борюсь за свою веру, чтоб она стала хоть бы с частичку «горчичного зерна». И до церкви мне было еще долго и далеко. Но я захотел узнать как можно больше об этом Боге, которого я почувствовал. Не Боге забитых суеверных старушек и неуклюжих попиков с бегающими глазками, а о Боге-Творце, космическом Демиурге, Создателе Вселенной, Жизни и Сознания.