российско-французский семинар
Не пропустите: "Судебные политические процессы в СССР и коммунистических странах Европы: сравнительный анализ механизмов и практик проведения" - 11-12 сентября 2009 г., Москва, Малый Каретный пер. 12, «Мемориал»/
Программа семинара (спасибо therese_phil ).
Вот бы еще сделать где-нибудь в Восточной Европе большую встречу по травматической коллективной памяти и юридических процедурах ее "дезактивации" ... С описанием и разбором полетов по страновым практикам, опыт которых может быть полезным для сообществ, до сих пор не определившихся, как надежнее засадить осиновый кол в сталинизм (заочно: я за южноафриканский варианта с Комиссией Согласия и Примирения + открытие архивов + расформирование Лубянки + 10-летний запрет на занятие государственных должностей для особо отличившихся сексотов). Разговоры это - "на вырост". Все равно же не обойти - ни разговоров, ни "выроста" (каким бы запущеным не казалось актуальное состояние).
Мемориаловский поворот от истории ГУЛАГа как истории жертв - к истории "субъекта репрессий" (те, кто так или иначе был вовлечен в работу бюрократической гильотины - отдававшие приказы, председатели "двоек" и "троек", чекисты, следователи, судьи, гнавшие по этапу, палачи, доносчики), объявленный Арсением Рогинским на декабрьской конференции (см. текст + видео), будет встречать дикое сопротивление: "память о сталинизме в России - это почти всегда память о жертвах. О жертвах, но не о преступлении. В качестве памяти о преступлении она не отрефлексирована, на этот счет консенсуса нет".
P.S. нераскрытые псевдонимы и криптонимы авторов Самиздата (memo_projects )
Под катом - моя заметка 2003 года о владимирской лекции итало-французского историка Бруно Группо.
ЕСЛИ ЕСТЬ ЖЕРТВЫ - ЕСТЬ ПАЛАЧИ?
ПОСЛЕСЛОВИЕ К ВЛАДИМИРСКОЙ ЛЕКЦИИ БРУНО ГРОППО.
Лекция и общение с Бруно, безусловно, стали крупным событием в наших биографиях. Не только потому, что мы получили новую информацию, ознакомилось с иной техникой исследовательской работы. По степени воздействия наиболее важным оказалось другое. Первое - мы, пожалуй, впервые видели ученого, четко осознающего и принимающего как долг свою социальную миссию. Второе - самые наивные слушатели на примерах могли убедится, что история - это поле непрерывной конкуренции свидетельств, точек зрения, концепций; за каждой из них есть частная выгода, групповой интерес, корпоративная целесообразность. Третье - получение, хранение и распространение исторических знаний происходят не сами по себе, в силу стихийных причин; на них влияет специфическая логика различных социальных институтов (судов, университетов, «мозговых центров» и др.) среди которых есть и «машины производства памяти» и «машины забвения, искажения, лжи». Есть еще и четвертое, пятое…
Давайте обо всем по порядку.
Одним из кульминационных моментов лекции стал возмущенный гул зала на фразе: «Россия как территория исторического беспамятства…». Еще бы! Среди слушателей были историки, философы, психологи… Хранение коллективной памяти, борьба с ее искажениями, интерпретация и оценка событий - это области их профессиональной компетенции. С какой стати - беспамятство?! И потом… Опять нас приехали учить демократии? Пусть Ле Пена учит!
Бруно, слыша ропот, остановил речь. Через переводчика - Элеонору Галлуччи - его попросили прокомментировать задевшие всех слова.
- Да, да, конечно. В российском законодательстве используется термин «жертва репрессий»? Так? Помимо этого, есть специальная юридическая процедура - реабилитация. Верно? Но если есть жертва и есть общественный ритуал, связанный со снятием ложной вины, отменой наказания, то, очевидно, существует и другая сторона. Не знаю как ее правильно назвать - палач, преступник, человек, совершивший преступную ошибку или как-то еще. В любом случае, за страдание невинных людей - а в России число таковых исчислялось тысячами - кто-то должен был понести наказание: не важно какое - морально-символическое, юридическое… Вам известен хоть один судебный процесс такого рода?»
Публика затихла.
Бруно продолжил:
- «Я говорю как историк, а не прокурор или политик. Меня интересует как разные общества справляются с болью, с травматической памятью - о тирании, репрессиях, гражданской войне. Это актуально для Аргентины, Испании, Германии, Италии, Франции, ЮАР, России… В Аргентине в одночасье исчезло около 30 тысяч человек. Понимаете? Исчезли! В дом врывались какие-то люди - без униформы, без опознавательных знаков: не полиция, не военные. Они забирали человека, который казался им нелояльным хунте. И все, человека больше никто не видел. Потеряв власть, стороннники диктатуры, успели принять закон об амнистии. То есть - сами себя обезопасили от преследований. Как быть новой власти? Признать амнистию? Несправедливо. Не признать? Это мо-жет стать началом гражданской войны. Забыть? Но как!? Ведь 30 тысяч! И у каждого были друзья, дети, родственники, коллеги… На улицах поминутно встречались те, кого били в застенках, и те, кто их пытал.
Государственному террору, безнаказанности бюрократии, коллективной амнезии к пережитому ужасу Бруно противопоставлял деятельность суда и гражданских организаций.
Суд рассматривался им как первичное звено в реконструкции и осмыслении трав-матического прошлого. Далеко не всегда эта функция суда совпадает с собственно юриюридической. К примеру, в ЮАР, после отказа от политики апартеида, была образована комиссия по амнистии. На ее заседания вызывались чиновники, обвиняемые в преступлениях против личности. В обмен на правдивый рассказ им выдавались гарантии отказа от судебных преследований - ареста, ссылки, лишения прав. Смысл процедуры признания заключался в снятии социального напряжения и восстановлении подлинной картины событий.
Столь же активную роль в удержании и производстве национальной памяти играют гражданские организации: «Las Madres de Plaza de Mayo» (Движение «Матери с пло-щади Мая» в Буэнос-Айресе) не дают аргентинцам забыть своих «исчезнувших» сыновей; организации итальянских партизан-ветеранов протестуют против попыток реабилитации режима Муссолини; российский «Мемориал» напоминает о жертвах репрессий, документирует и расследует военные преступления в Чечне; «Amnesty International» ведет мониторинги нарушения прав человека и просветительские кампании по всему миру... Эти и другие организации занимаются «разминированием прошлого»; они сопротивляются силам, стремящимся «замести следы» и окунуть в воды забвения целые народы.
Работа над историей - пролог к будущему: модернизируемым национальным телам требуется иммунитет от некогда пережитых болезней.
Лекция шла своим чередом. В аудитории чувствовалось нарастающее раздражение. В зазоре между слушателями и говорящим проглядывалось нечто большее, нежели элементарная нестыковка привычных моделей исследования. Сама тема таила в себе скрытый подвох.
Постсоветское коллективное самосознание давным давно списало вину за репрес-сии и тоталитарное удушье на демоническую волю Сталина и его ближайших подручных. Не состоялось ни суда, ни анализа, ни национального обсуждения общей гражданской ответственности. На развалинах империи-монстра остались лишь страдальцы или свидетели. И только. Те, кто лечил инакомыслие в психушках, писал доносы, изымал самиздат, те, кто бил, чтобы «синяков не осталось» и расстреливал «без суда и следствия» предпочли уйти в тень. Какой с них спрос? Время такое было: приказы, враги, «чистки». И вообще, кто старое помянет, тому глаз вон.
С одной стороны - перестроечная гласность ввела в оборот тысячи запретных тем, фактов, свидетельств, с другой - медийные заклинания тоталитарного духа, перенаимено-вания улиц и ритуалы избавления от статуй едва ли сильно перекроили наши привычки и образ мысли. Одни зачислили себя в большинство, от которого ничего не зависело, другие сетовали, что «верили всерьез» и «ничего не знали», третьи ностальгировали по чувству локтя и жесткой руке. Что там ГУЛАГ, сфабрикованные процессы и «воронки» у подъезда! Рядом, под боком, на наших глазах были драматические события в Вильнюсе и Тбилиси, был путч и октябрь 1993-го, первая чеченская война, «Норд-Ост», возвращение имперской и милитаристской риторики …
Легко сетовать на безнаказанность ответственных и виновных. Только какой в этом смысл? Анонимность виновных держится на анонимности общества. Куда ни глянь - бе-лые пятна, зоны невротических умолчаний. Наше настоящее оккупировано прошлым.
Так возникла одна из тем, озвученных в лекции - тема бездействия как причины исторических событий. Обычно она не «пеленгуется» историками. Ведь они имеют дело с фактами, а факты - это то, что случилось, то, у чего был субъект, объект и т.д. Если так, то огромная часть российской истории (и не только) попросту выпадает из рефлексии. Активность одних входила в жизнь по причине отсутствия, недостатка, отказа, малодушия, бегства других. Современный политический контекст - яркое дому доказательство. Чтоб там не писали про автократа Путина, его чекистов, политтехнологов и ручных бюрократов - в этой братии нет ничего, что рождало бы больший страх, чем при Сталине. Не за горами время, когда и моему поколению придется объяснять внукам: почему были «богатыри - не мы» и как мы проворонили шанс сделать страну более подходящей для жизни.
У нас есть история бюрократии, история войн, история высокой культуры, но откройте учебник - много ли там написано про историю гражданского общества, про самоорганизацию и попытки отстоять островки творческой автономии? Крестьянские восстания, декабристы, народовольческие и марксистские кружки, филантропия, рабочее и студенческое движение, интеллигентские «среды»… Протест, от отчаяния переходящий в агрессивность… Романтизация «подпольного человека»… Когда эти протоструктуры гражданственности вышли на поверхность, страну разнесло в щепки. Тот же сюжет - с перестройкой. Выводы? Их «пиарят» сейчас на каждом углу: державная, централизованная, силой правящая власть - единственная гарантия порядка и стабильности.
Весь ХХ век - кружение вокруг вопроса о том, как населению стать обществом, как отстаивать общественные интересы, как наладить производство общественного договора, как сменить психологию холопа на рассчет и действие гражданина.
Бруно рассказывал о чилийском 11 сентября, о режиме Виши и коллаборациониз-ме, о Югославии и ответственности европейских элит за решения НАТО… Аудитория же невольно «переводила стрелки» на Россию, на себя.
Недавний соцопрос показал, что свыше 50% населения считает Сталина прогрессивным историческим деятелем. «Тефлоновый» рейтинг Путина почти целиком состоит из электоральных ожиданий «твердой руки». Общество не хочет расти. Оно хочет опеки. Оно готово вручить свои права политику, обещающего за всех подумать и все решить.
Спрашивается: зачем тогда работать историкам? Зачем что-то писать, издавать книги, читать лекции? Кому адресованы тома по истории фашизма, если в стране, одолевшей наци-фашизм как на дрожжах растут националистиче-ские движения? Где те люди, что читали Локка, Канта, Маркса и Арендт? Где молодежь, пережившая книги Солженицына, Дудинцева, Шаламова? Отвечают ли историки за то, что, по словам Виктора Ерофеева, в нашей бытовой культуре «знания не копятся, а сливаются как помои» и общество без конца наматывает круги вместо того, чтобы вырваться в осевое время цивилизации?
Это неудобные вопросы. Проще от них избавится. Для этого надо либо встать в позу обличителя народного равнодушия и варварства, либо отстаивать право интеллектуала на автономный поиск истины и независимость от текущей политической конъюнктуры, либо изобразить из себя простого торговца информацией, упаковывающего ее в зависимости от колебаний рыночного спроса… А что? Общество хочет забвения. Правда для него невыносима. Ведь это правда о его соучастии - внесудебным расправам, коррупции, подавлению ростков независимости и инициативы.
Что остается бедным гуманитариям? Ждать очередного «просвещенного монарха», чтобы пичкать его инструкциями по управлению и коротать дни в экспертных советах? Исправно переписывать историю, легитимизируя нынешних властителей судеб и ведомую ими политику? Уйти «играть в бисер» на безопасное расстояние: расписывать злодеяния афинских тиранов, рассказывать анекдоты о литературных распрях, ловить переклички мудрецов всех времен и столетий… Что это даст, как повлияет на социальный процесс? Ну, это уже не к нам.
А между тем, было о чем подумать. Бруно не призывал этизировать проблему исторической памяти (мол, какой плохой народ: история его не учит; или - какие плохие интеллектуалы: не умеют научить людей очевидным благам цивилизации и предостеречь от возврата на пройденные этапы). Его логика сулила другие, более интересные перспективы. Речь шла в первую очередь не о производстве исторических знаний как таковых, а о том, как они работают, какие институции их «заказывают», какие социальные группы в большей степени заинтересованы в «потреблении» исторических сведений и как, для чего они их употребляют. То есть - предлагалось обсудить «экономику социального обмена, потребления и установления ценности исторических знаний». Наиболее наглядно она проглядывается в зонах социальных конфликтов: там, где сталкиваются интересы сил памяти и забвения, где прошлое становится разменной монетой.
Разговор не состоялся. Предположу - почему.
Традиционным «заказчиком» и «модератором» социальной памяти в России, как правило, выступает власть. Историки - почти сплошь - «на бюджете». Потому-то при вы-боре тем, методологии, понятийного аппарата происходит вольная или невольная на-стройка на «госзаказ».
Строптивых бракуют на стадии подступа: к курсовой, диплому, диссертации, исследовательскому проекту. Таким образом, «архивации», «музеификации», «интерпретации» подвергается только то, что служит памяти централизованного государства и в особенности тех его институтов, которые отвечают за удержание национальной целостности и иерархической формы. Тонны исписанных бумаг уходит в хранилища.
Я как-то посчитал: только во Владимире около 4000 студентов изучают гуманитар-ные науки. Ежегодно пишутся курсовики, доклады, статьи. Это колоссальные затраты времени, ресурсов, личной энергии. Даже со сноской, что большая часть подобного креатива делается «левой ногой» (и то, не всегда своей).
Что в результате? Что-то, конечно, есть: при простейшей компилляции из двух книг нет-нет да мелькнет мысль, кольнут сомнения… Но конечный продукт - это тексты, публичные жесты (выступления и проч.). У них же судьба незавидная. В лучшем случае, пойдут на растопку печей или в макулатуру.
Можно ли этот закольцованный поток нервной энергии направить на производство чего-либо социально востребованного? Наверное, да. Почему этого не происходит? Поче-му, к примеру, российская гуманитарная элита и волонтеры неправительственных органи-заций - редко находят общий язык? И почему в той же Европе это не так: и в личном ка-честве, и в составе экспертных групп интеллектуалы участвуют в работе сотен локальных и международных активистских сетей, ведут проекты по гражданскому образованию, соз-дают независимые издательства и радиостанции, развивают инновационные социальные технологии и встают во главе протестных движений…
Детей, изучающих историю в школе научат массе полезных вещей: как созерцать «всемирно-исторический процесс» с высоты птичьего полета метанарративов вроде теории формаций-цивилизаций, как анализировать классовые расклады XIX века, переход от кустарного производства к мануфактурному и фабричному…
Наша история (истории) - нагромождение описаний. Она рассказывает, как твори-ли историю. Но для того, чтобы историй больше не было, чтобы до бесконечности длить имперские ритуалы, клонировать пантеоны «жестких рук» и т.д. Эта история - не учит ни тому как строить будущее, ни даже тому, как к нему приспосабливаться.
То, что лекция Бруно прошла мимо, лишний раз подтвердил ее финал. Последний вопросом из зала была просьба прокомментировать ситуацию с 80-летним Василием Кононовым. Студент, задававший этот вопрос, явно рассчитывал выйти на тему двойных стандартов: почему, мол, институции Евросоюза столь щепетильны и бескомпромиссны к проявлениям национализма в путинской России, в то время как по улицам Латвии маршами ходят бывшие легионеры СС.
Напомню в чем суть. Василий Кононов в годы войны командовал подразделением Красной армии и боролся с коллаборационистами, служившими в карательных отрядах гитлеровских войск. После освобождения Прибалтики эти люди попрятались в леса и вели диверсионную деятельность во имя национальной независимости. Однажды Кононов с бойцами ворвались в деревню, в которой по слухам бывали на постое эти «лесные братья». Солдаты собрали жителей и поставили их перед выбором: либо они говорят, где прячутся бандиты, либо каждый n-цатый в строю пойдет под расстрел. Деревенские промолчали. Командир отдал приказ «расстрелять». Спустя 60 лет история всплыла. Кононова вызвали в суд.
Российские СМИ показывали эту историю как пример дискриминации русских и фашизации прибалтийских республик. Отдельное возмущение вызывал тот факт, что подсудимым хотели сделать ветерана-старика.
Бруно от комментария отказался, поскольку был не в курсе скандала. Согласился, что «двойной стандарт» существует, что марши экс-нацистов недопустимы в государстве, входящем в союз европейских народов.
Позже, когда лекция уже закончилась, он добавил:
- Почему вы настолько не доверяете суду? Ведь это всего лишь место рассмотрения документов, опроса свидетелей, состязательности сторон обвинения и защиты. Если вызвали в суд, это не значит, что человек виновен: его могут признать оклеветанным. Тогда будет отвечать клеветник.
Слышавшие рассмеялись.
P.S. Вопрос - о приоритетах, точках отсчета. Если вглянуть на историю сталинизма глазами частного человека - это ад. Если "скорректировать зрение" какой-нибудь гегельянской или марксистской диалектикой - люди становятся меньше мухи и видны только сбиваясь в тучные "массы", "классы", "цивилизации", "нации" и т.д.). Остается загадкой, почему даже сейчас - когда, казалось бы, никто не неволит - так много желающих выбрать "абстрактные линзы" для взгляда на условия жизни и поступки предшествующих поколений? Почему - из каких садомазохистских соображений? - они выбирают ракурс, с которого не разглядеть ни семейный след, ни возможную траекторию персонального будущего? Кто и как им навязывает столь невыгодную и унизительную перспективу? И - чем объяснить телячий восторг "маленького человека" от экстатического вверения суверенной личности в анонимный оборот "суверенного государства"? Ему то какой резон пыжиться и вставать на кочку зрения очередного "буонапарта", "сталина" или православного аятоллы?