Журналистика в середине девяностых
В декабре президент Тер-Петросян бросил все силы государства, чтобы прекратить деятельность партии Дашнакцутюн. Выступив по телевидению, он сказал, что в ее рядах, якобы, действовала террористическая организация «Дро».
Кажется, такая структура действительно была. Во всяком случае, мой друг Баграт Садоян, руководивший дашнакским агентством новостей «Айлур», не отрицал ее существования, но говорил, что ничего террористического в ней не было. Не знаю, ему ли верить, или тем «документам», которые опубликовала главная государственная газета. Там описывалась некая тайная сеть, зловещей паутиной опутывавшая партию, имевшая оружие и готовившая государственный переворот.
И власти под предлогом ликвидации этой группы, решили разгромить всю партию. После этого было много случаев, когда власти той или иной страны, выдвинув тезис о «разгроме терроризма», пытались подавить какие-то движения, партии или даже целые страны. И ни разу им это не удавалось. Странно, не правда ли? Не удалось и в тот раз, но не об этом речь.
А о том, что новый 1994 год начался под зловещим знаком разгрома партии «Дашнакцутюн». Лидеров арестовали, партийные издания закрыли, конфисковав все имущество. Чудом избежал ареста Баграт Садоян, которого обвинили в недоносительстве (помните, была такая статья в уголовном кодексе).
Чувство страха вернулось в страну. Придя на работу после нового года, мы с отцом в четыре руки написали комментарий к новогодней речи Лер-Петросяна. Злой был комментарий, жесткий, яростный. А еще мы писали статьи в защиту дашнаков, хотя их взглядов не разделяли - ни до, ни после этого. Но нами двигало чувство справедливости и желание, чтобы все было по закону, а закон был бы одинаков для всех.
Этого мы, конечно, не добились. Но прошло некоторое время, и стало известно, что в прокуратуре по поводу этого комментария и некоторых январских статей начали готовить уголовное дело. Остановили его на «самом верху». То ли из уважения к профессору Григоряну, то есть моему отцу, то ли исходя из политической конъюнктуры момента, то ли по обеим причинам сразу.
Мрачная политическая обстановка накладывалась на невыносимые бытовые условия, темноту, холод… Газета стала для нас оазисом, где мы могли погреться у печки, попить горячего чаю, пообщаться с людьми - даже простое общение в ту зиму казалось роскошью.
А общаться хотелось. Ереван тех лет был городом худых и мрачных людей, темных домов с черными, пустыми, злыми окнами и высоченных сугробов, которые никто не убирал. Между сугробами темными тенями пробирались люди и собаки. Людям было неуютно, холодно, скользко, а собаки, как истинные хозяева улиц, ходили стаями, дрались у мусорных баков, иногда нападая на прохожих.
Стая собак жила прямо в центре площади Республики, под окнами правительства. Эти псы ходили с гордо задранными хвостами, облаивали даже проезжавшие мимо машины. Собственно, и машин-то почти не было…
Когда темнело, собаки становились полноправными хозяевами города. Люди прятались в дома, садились у жестяных печек-буржуек в темных квартирах, грели руки и пили чай. Стаи собак делили город на зоны влияния, жили своей, непонятной нам, людям, жизнью.
Я засиживался в газете допоздна. Работы было много, надо было писать, править, верстать номер, куда-то звонить, ходить на пресс-конференции, разные акции протеста (часто в защиту дашнаков), в суды… И возвращался я домой, как правило, после десяти вечера. Собак я не боюсь, потому что их поведение, как правило, предсказуемо и я, старый собачник, понимал, что они делают. А вот люди были страшнее. Они неясными черными тенями мелькали между сугробов, обжигали взглядом, излучали мрачную агрессию. Иногда стреляли. Как-то раз даже стреляли в меня.
Дорога от редакции до дома длилась ровно полчаса по самому центру Еревана. На этом пути были две (!) лампы. Одна у кооперативного магазина мясных продуктов, и вторая где-то в районе оперы.
До разгрома Дашнакцутюн была и третья - у их офиса. Там же, в редакции газеты «Еркир», постоянно стучал генератор. В то время это была лучшая ежедневная газета в стране. Но к началу 1994 года не было уже ни газеты, ни шумящего генератора. Погасла и лампа.
Конечно, я не хочу сказать, что с разгромом партии погасла какая-то лампада, померк свет свободы или, там, потускнел луч надежды. Ничего подобного. Лучи к тому времени для многих и многих ереванцев уже померкли, погасли или потускнели. Просто на моем пути домой стало меньше света.
(Окончание -- завтра)
А если вам интересно, что было до этого, то, пожалуйста, читайте:
Часть первая "Как я стал журналистом" -- здесь
Часть вторая "Сентябрь 1993-февраль1994" -- здесь
Часть третья "Посетители" -- здесь