Илюша Москаленко
Этим воспоминанием я хочу поделиться уже много лет. И каждый раз думаю сделать это в другой раз. Сегодня время настало.
После окончания службы в 1972 году я работал дежурным техником на Киевском Центральном телеграфе. Старшим смены у меня был Илюша Москаленко. Так к нему все и обращались, "Илюша". И я в том числе. Правда я ему всегда "Вы" говорил. Было ему, участнику ещё Финской, а потом Второй мировой воен, лет пятьдесят пять. Выросший в украинском селе он говорил на ужасном суржике, но мужик был хороший, неглупый. Часто помогал мне добрым советом. У него, человека бережливого, всегда было три рубля, чтобы одолжить мне до получки. В праздники всегда приносил бутылку водки и двойной "тормозок", чтобы мы вместе отметили. Очень спокойный был мужик.
И только однажды, когда я, придя на смену с очередной гулянки, заявил, что мне надо срочно в буфет потому, что "умираю от голода", он вышел из себя. "Ты знаешь что такое голод" - кричал он - "голод, это когда человек перестаёт быть человеком, голод, это когда человек не может ни о чём кроме еды думать, голод это когда мать не даст своему ребёнку поесть. Она себя в первую очередь накормит. Вот что такое голод! Никогда больше так не говори." Это было сказано на одном дыхании и с такой страстью, что я действительно никогда больше такого не говорил.
Он ни словом не обмолвился о голоде 33-го года. Тогда люди боялись сказать это посторонним, а я молодой, молодые думают, что будут жить вечно, считал что он это про войну говорит. Какие к черту матери?! Только через много лет я понял, что фронтовик не говорил о голодных матерях на фронте. Он другой голод имел в виду. Страшный голод мирного времени.
Я помню Вас, Илья Иванович Москаленко. Спасибо Вам.
После окончания службы в 1972 году я работал дежурным техником на Киевском Центральном телеграфе. Старшим смены у меня был Илюша Москаленко. Так к нему все и обращались, "Илюша". И я в том числе. Правда я ему всегда "Вы" говорил. Было ему, участнику ещё Финской, а потом Второй мировой воен, лет пятьдесят пять. Выросший в украинском селе он говорил на ужасном суржике, но мужик был хороший, неглупый. Часто помогал мне добрым советом. У него, человека бережливого, всегда было три рубля, чтобы одолжить мне до получки. В праздники всегда приносил бутылку водки и двойной "тормозок", чтобы мы вместе отметили. Очень спокойный был мужик.
И только однажды, когда я, придя на смену с очередной гулянки, заявил, что мне надо срочно в буфет потому, что "умираю от голода", он вышел из себя. "Ты знаешь что такое голод" - кричал он - "голод, это когда человек перестаёт быть человеком, голод, это когда человек не может ни о чём кроме еды думать, голод это когда мать не даст своему ребёнку поесть. Она себя в первую очередь накормит. Вот что такое голод! Никогда больше так не говори." Это было сказано на одном дыхании и с такой страстью, что я действительно никогда больше такого не говорил.
Он ни словом не обмолвился о голоде 33-го года. Тогда люди боялись сказать это посторонним, а я молодой, молодые думают, что будут жить вечно, считал что он это про войну говорит. Какие к черту матери?! Только через много лет я понял, что фронтовик не говорил о голодных матерях на фронте. Он другой голод имел в виду. Страшный голод мирного времени.
Я помню Вас, Илья Иванович Москаленко. Спасибо Вам.