Женитьба, текст Н.В. Гоголя
Всё-таки в области театральных новаций последнее время туго.
Идя на воспетую Ильфом и Петровым "Женитьбу" я ждал, чтобы спектакль давался в огромном аквариуме, где актёры в ластах и накладных плавниках играли языком глухонемых. Потом мне думалось, что всех героев пьесы можно посадить в коробки, из которых торчали бы одни головы, а на сцену их бы выносили униформисты: Подколесин был бы в чёрном ящике с окованными уголками, Кочкарёв - в подобии шара для боулинга, Степан - в занозистом деревянном коробе, Жевакин - в маленьком морском контейнерчике, Стариков - в сейфе, а Арина Пантелеймоновна и Агафья Тихоновна - в бочкотаре, первая - в бочке, а вторая - в бочоночке. Следом мне пришли и другие соображения, как вообще можно обтяпать эту пьесу, ручаюсь, не менее замечательные. Но спектакль Валерия Фокина "Женитьба", показанный вчера санкт-петербуржским Александринским театром на сцене Волковского, меня разочаровал.
Театральный круг был выложен пластиком, по которому большую часть действия герои раскатывали на коньках. Жениха Пантелеева, которому Гоголь слов не дал, играет очень маленький человек. У Жевакина нет ног (в его адрес звучит реплика "на ногах не держится" - юмор). И это - всё. Ни одной бессмысленной и бессодержательной новации, никакого больше дурацкого внедрения ничем не обоснованного реквизита, ни жонглирования, ни чехарды, ни ходуль, ни даже длинных изогнутых накладных носов из пенополиуретана - туго с театральными новациями последнее время.
Так вот, друзья, ваш каток не работает.
Он ни к чему.
Это аттракцион ради аттракциона, а мы таким наелись ещё в двадцатые.
А если самое яркое впечатление о спектакле - это катание героев на коньках, то мы находимся на ступени, когда разговор о художественных достоинствах постановки попросту невозможен, как нельзя говорить о прыжках в воду домашней ванны.
Первый жирный минус спектаклю я вывел. Приступим ко второму.
Я тут, видимо, на Первом Русском разъелся, поэтому даже не представлял себе, что у актёров может быть так плохо с дикцией. Реплики Фёклы Ивановны и Арины Пантелеймоновны совершенно невнятны, Яичницу можно разобрать только с авансцены, Арина Пантелеймоновна близко не подходит, поэтому у неё непонятно всё, отдельные реплики пропадают у Анучкина и даже у Агафьи Тихоновны. Да - временами тяжело понять, что говорит даже исполнительница главной роли! Хорошо еще ведущая пара - Подколесин и Кочкарёв - идеально разборчивы (из второго плана - Стариков и Жевакин).
Но когда речь об актёрах приходится начинать с того, кто говорит понятно, а кто - нет, это уровень, где невозможно рассуждать об искусстве, как невозможно оценивать мастерство вождения гражданина, путающего педали.
Вот, собственно, всё.
В завершение скажу, что, наверное, впервые поймал себя на том, что ближе к концу первого действия отвлёкся от происходящего на сцене, потому что разглядывал зрителей.
А это, простите, приговор.
Расстрелять и с чистой совестью закопать увиденное не дают несколько моментов.
Первое: очень красиво играет окно. Просто приятно смотреть, как свет падает на тех, кто туда появляется, как в нём взаимодействуют друг с другом персонажи, их время от времени хочется зафиксировать там, и поразглядывать (впереди зритель фотографировал, светя экраном фотика, тупица, включил бы видоискатель, но я его понимаю). Оформление пространства сцены, игра с её механизмами - просто красота (правда лица актёров снизу я не стал бы подсвечивать).
Второе: очень мне понравились и Подколесин, и Кочкарёв. Яркие, настоящие типажи, дуэт чёрта, искусителя, вьюна, и бабообразного, но не без привлекательности, простака. К тому же они оба именно играют, в отличие от исполнительницы главной женской роли, часто изображающей лицом и телом в стиле Евгения Петросяна. И ещё хочу отметить Жевакина, правда его финальный монолог почему-то оказался чуть-чуть смазан.
Хотел написать третье, но это - всё.
В заключение - немного классики:
"Сцена сватовства вызвала наибольший интерес зрительного зала. В ту минуту, когда на протянутой через весь зал проволоке начала спускаться Агафья Тихоновна, страшный оркестр Х. Иванова произвел такой шум, что от него одного Агафья Тихоновна должна была бы упасть на публику. Но Агафья держалась на сцене прекрасно. Она была в трико телесного цвета и в мужском котелке. Балансируя зеленым зонтиком с надписью: «Я хочу Подколесина», она переступала по проволоке, и снизу всем были видны ее грязные пятки. С проволоки она спрыгнула прямо на стул. Одновременно с этим все негры, Подколесин, Кочкарев в балетных пачках и сваха в костюме вагоновожатого сделали обратное сальто. Затем все отдыхали пять минут, для сокрытия чего был снова погашен свет. Женихи были очень смешны - в особенности Яичница. Вместо него выносили большую яичницу на сковороде. На моряке была мачта с парусом".
Так вот, уважаемый Валерий Фокин, сравните, чего стоит театральный эффект вашего пластикового катка против мощи настоящего гидравлического пресса под управлением монтёра Мечникова. А смысла при этом от их наличия либо отсутствия в спектакле - одинаковый ровный ноль.
-
Здесь заканчивается то, что я хотел сказать о спектакле Александринского театра "Женитьба", поставленного Валерием Фокиным по пьесе Николая Гоголя.
Маленький довесочек вызван тем, что поначалу я немного увлёкся, сочиняя, как бы я мог извратить эту классическую пьесу. Очень точная формулировка: критик - тот, кто говорит, как сделал бы сам, если бы умел. Вот я и думал - а как бы я сделал "Женитьбу", если бы.
Сначала банальная история с аквариумом. Затем мне представился "нос Ивана Кузьмича" в виде того невообразимого носа на резинке из Монти Пайтон. Ходули и жонглёры - для зачина вполне достаточно.
Потом мне подумалась более продуктивная мысль про коробки.
Затем я подумал, что интересно было бы поставить "Женитьбу", увиденную Кисой Воробьяниновым. Правда, ту самую - где Подколесин въезжает на сцену сквозь толпу дамочек верхом на Степане, одетом в барсовую шкуру. Сохранить все эти описанные Ильфом и Петровым кунштюки с обратными сальто, хождением по проволоке, жалобами на "патент и уравнительный", добавить пресса и домыслить, как могло выглядеть такое шапито. Короткая одноактная пьеса, которую бы смотрели находившиеся где-нибудь в углу сцены два главных героя романа.
Ну и ещё один вариант, правда, находящийся вне тенденции к нагромождению этой сценической механики - поставить "Женитьбу" как моноспектакль от лица Агафьи Тихоновны, глубокой старухи, в полусне играющей собственное сватовство. Одна на сцене, в глубоком кресле и мёртвом белом свете прожектора она произносит текст всех героев, постепенно начиная изображать их в виде составленных карт. То раскладывая персонажей в виде пасьянса, то ставя карты домиком, чтобы вальты и короли смотрели ей в лицо, в финале прыжком Подколесина она разрушает весь получившийся расклад, возвращаясь в первоначальное дремотное состояние. Под последние реплики она собирает и механически тасует карты, после чего свет гаснет.
Боюсь, смотреть это будет совершенно невозможно. Впрочем, вчера я понял, что иногда зрители вполне могут развлечь себя разглядываем друг друга.
Идя на воспетую Ильфом и Петровым "Женитьбу" я ждал, чтобы спектакль давался в огромном аквариуме, где актёры в ластах и накладных плавниках играли языком глухонемых. Потом мне думалось, что всех героев пьесы можно посадить в коробки, из которых торчали бы одни головы, а на сцену их бы выносили униформисты: Подколесин был бы в чёрном ящике с окованными уголками, Кочкарёв - в подобии шара для боулинга, Степан - в занозистом деревянном коробе, Жевакин - в маленьком морском контейнерчике, Стариков - в сейфе, а Арина Пантелеймоновна и Агафья Тихоновна - в бочкотаре, первая - в бочке, а вторая - в бочоночке. Следом мне пришли и другие соображения, как вообще можно обтяпать эту пьесу, ручаюсь, не менее замечательные. Но спектакль Валерия Фокина "Женитьба", показанный вчера санкт-петербуржским Александринским театром на сцене Волковского, меня разочаровал.
Театральный круг был выложен пластиком, по которому большую часть действия герои раскатывали на коньках. Жениха Пантелеева, которому Гоголь слов не дал, играет очень маленький человек. У Жевакина нет ног (в его адрес звучит реплика "на ногах не держится" - юмор). И это - всё. Ни одной бессмысленной и бессодержательной новации, никакого больше дурацкого внедрения ничем не обоснованного реквизита, ни жонглирования, ни чехарды, ни ходуль, ни даже длинных изогнутых накладных носов из пенополиуретана - туго с театральными новациями последнее время.
Так вот, друзья, ваш каток не работает.
Он ни к чему.
Это аттракцион ради аттракциона, а мы таким наелись ещё в двадцатые.
А если самое яркое впечатление о спектакле - это катание героев на коньках, то мы находимся на ступени, когда разговор о художественных достоинствах постановки попросту невозможен, как нельзя говорить о прыжках в воду домашней ванны.
Первый жирный минус спектаклю я вывел. Приступим ко второму.
Я тут, видимо, на Первом Русском разъелся, поэтому даже не представлял себе, что у актёров может быть так плохо с дикцией. Реплики Фёклы Ивановны и Арины Пантелеймоновны совершенно невнятны, Яичницу можно разобрать только с авансцены, Арина Пантелеймоновна близко не подходит, поэтому у неё непонятно всё, отдельные реплики пропадают у Анучкина и даже у Агафьи Тихоновны. Да - временами тяжело понять, что говорит даже исполнительница главной роли! Хорошо еще ведущая пара - Подколесин и Кочкарёв - идеально разборчивы (из второго плана - Стариков и Жевакин).
Но когда речь об актёрах приходится начинать с того, кто говорит понятно, а кто - нет, это уровень, где невозможно рассуждать об искусстве, как невозможно оценивать мастерство вождения гражданина, путающего педали.
Вот, собственно, всё.
В завершение скажу, что, наверное, впервые поймал себя на том, что ближе к концу первого действия отвлёкся от происходящего на сцене, потому что разглядывал зрителей.
А это, простите, приговор.
Расстрелять и с чистой совестью закопать увиденное не дают несколько моментов.
Первое: очень красиво играет окно. Просто приятно смотреть, как свет падает на тех, кто туда появляется, как в нём взаимодействуют друг с другом персонажи, их время от времени хочется зафиксировать там, и поразглядывать (впереди зритель фотографировал, светя экраном фотика, тупица, включил бы видоискатель, но я его понимаю). Оформление пространства сцены, игра с её механизмами - просто красота (правда лица актёров снизу я не стал бы подсвечивать).
Второе: очень мне понравились и Подколесин, и Кочкарёв. Яркие, настоящие типажи, дуэт чёрта, искусителя, вьюна, и бабообразного, но не без привлекательности, простака. К тому же они оба именно играют, в отличие от исполнительницы главной женской роли, часто изображающей лицом и телом в стиле Евгения Петросяна. И ещё хочу отметить Жевакина, правда его финальный монолог почему-то оказался чуть-чуть смазан.
Хотел написать третье, но это - всё.
В заключение - немного классики:
"Сцена сватовства вызвала наибольший интерес зрительного зала. В ту минуту, когда на протянутой через весь зал проволоке начала спускаться Агафья Тихоновна, страшный оркестр Х. Иванова произвел такой шум, что от него одного Агафья Тихоновна должна была бы упасть на публику. Но Агафья держалась на сцене прекрасно. Она была в трико телесного цвета и в мужском котелке. Балансируя зеленым зонтиком с надписью: «Я хочу Подколесина», она переступала по проволоке, и снизу всем были видны ее грязные пятки. С проволоки она спрыгнула прямо на стул. Одновременно с этим все негры, Подколесин, Кочкарев в балетных пачках и сваха в костюме вагоновожатого сделали обратное сальто. Затем все отдыхали пять минут, для сокрытия чего был снова погашен свет. Женихи были очень смешны - в особенности Яичница. Вместо него выносили большую яичницу на сковороде. На моряке была мачта с парусом".
Так вот, уважаемый Валерий Фокин, сравните, чего стоит театральный эффект вашего пластикового катка против мощи настоящего гидравлического пресса под управлением монтёра Мечникова. А смысла при этом от их наличия либо отсутствия в спектакле - одинаковый ровный ноль.
-
Здесь заканчивается то, что я хотел сказать о спектакле Александринского театра "Женитьба", поставленного Валерием Фокиным по пьесе Николая Гоголя.
Маленький довесочек вызван тем, что поначалу я немного увлёкся, сочиняя, как бы я мог извратить эту классическую пьесу. Очень точная формулировка: критик - тот, кто говорит, как сделал бы сам, если бы умел. Вот я и думал - а как бы я сделал "Женитьбу", если бы.
Сначала банальная история с аквариумом. Затем мне представился "нос Ивана Кузьмича" в виде того невообразимого носа на резинке из Монти Пайтон. Ходули и жонглёры - для зачина вполне достаточно.
Потом мне подумалась более продуктивная мысль про коробки.
Затем я подумал, что интересно было бы поставить "Женитьбу", увиденную Кисой Воробьяниновым. Правда, ту самую - где Подколесин въезжает на сцену сквозь толпу дамочек верхом на Степане, одетом в барсовую шкуру. Сохранить все эти описанные Ильфом и Петровым кунштюки с обратными сальто, хождением по проволоке, жалобами на "патент и уравнительный", добавить пресса и домыслить, как могло выглядеть такое шапито. Короткая одноактная пьеса, которую бы смотрели находившиеся где-нибудь в углу сцены два главных героя романа.
Ну и ещё один вариант, правда, находящийся вне тенденции к нагромождению этой сценической механики - поставить "Женитьбу" как моноспектакль от лица Агафьи Тихоновны, глубокой старухи, в полусне играющей собственное сватовство. Одна на сцене, в глубоком кресле и мёртвом белом свете прожектора она произносит текст всех героев, постепенно начиная изображать их в виде составленных карт. То раскладывая персонажей в виде пасьянса, то ставя карты домиком, чтобы вальты и короли смотрели ей в лицо, в финале прыжком Подколесина она разрушает весь получившийся расклад, возвращаясь в первоначальное дремотное состояние. Под последние реплики она собирает и механически тасует карты, после чего свет гаснет.
Боюсь, смотреть это будет совершенно невозможно. Впрочем, вчера я понял, что иногда зрители вполне могут развлечь себя разглядываем друг друга.