ПРОИГРЫШ ПО МАГАЗИНАМ (ответ френду)
Существует прямая связь между мясом в магазине и властью. Из дележа добычи, раздираемой туши убитого животного и семантики отношений в дикой стае, доминирования одних и ущемленности других возникают социальное неравенство и власть. Вне этого власть становится несущественной.
Ведь в чем состояло хритианское чудо? В ограничении всепроникновения семантики стаи. Когда люди, собравшиеся на горе слушать Христа, проголодались, Иисус велел разделить между всеми два хлеба и три рыбы. И их хватило на множество народа. Даже остались еще запасы, которые собрали в несколько мешков.
Но сразу же после распятия семантика стаи влияет на церковь. При раздаче еды среди собравшихся вокруг апостолов были обнесены «еллинские вдовицы», которые высказали свое возмущение. Апостолы не хотели этим заниматься. Были выбраны семь человек, которые стали регулировать жизнь общины. Так церковь без непосредственного участия Христа с первых шагов вынуждена была учитывать семантику стаи.
В центре семантики стаи всегда находится убиенное животное. Первыми жрецами были мясники. Но в процессе цивилизации эта семантика сублимируется, т.е. обрастает ритуалами - законодательством, судами, полицией, международным правом, ООН, банками, биржами, международными финансовыми учреждениями. И все это вырастает из унаследованной нами как хищниками семантики стаи, которая сидит у нас в подкорке.
Как только меняются ритуалы, как только какие-то инструменты сублимации устаревают и наступает фаза модернизации, семантика стаи вылезает из подкорки и мы начинаем вести себя атаваистичней, чем привыкли и сами от себя ожидаем. Атавистическое насилие частично актуализируется, пока мы его снова не загоняем назад в подкорку новой конфигурацией ритуалов, т.е. сублимируем.
А устаревают ритуалы по той простой причине, что сублимируемое ими насилие, как некая агрессивная субстанция, постоянно ищет в конфигурации ритуалов тонкое место и начинает его проедать. Вот сейчас таким прохудившимся местом стала область финансов, где ритуалы оказались недостаточно надежными. И это в первую очередь сыграло злую шутку с нашей страной.
Все время, пока мы практиковали систему советских ритуалов и были вовлечены в конкуренцию с западными ритуалами, недостаточная надежность финансовых ритуалов была не столь очевидна. Конкуренция двух систем прикрывала это слабое место. Мир был поделен на две достаточно обособленные части, и финансы не были универсальны для обеих этих частей.
Например, рубль и множество валют социалистического лагеря не были конвертируемыми. При таких условиях финансы не могли быть серьезным инструментом конкуренции. Т.е. конкурировали не через финансы, а в основном военными машинами и через идеологию. Вот почему была так важна культура, по которой мы все теперь тоскуем.
И все это время мы видели перед собой образец более успешной сублимации, чем та, которая имела место у нас. Поэтому устав практиковать очевидно недостаточно успешную конфигурацию советских ритуалов, которая все время требовала от нас дополнительных жертв, т.е. избыточного по цивилизационным меркам насилия, мы обратились к западным ритуалам, вознамерившись их чуть ли ни скопировать.
И вот что примечательно. Где мы проиграли соревнование? Мы проиграли его в магазинах. Это не был ни военный проигрыш - с нашей военной машиной Запад вполне считался. И это был не идеологический проигрыш - наша культура была довольно востребована. Это был проигрыш по магазинам.
У нас не было ничего более атавистического, чем наши магазины. А магазины - это место сублимированного дележа добычи. И одним из первых, что характерно, из продажи пропало мясо. Это совсем не только символично. Мы отказались от советских ритуалов только из-за того, что они не обеспечивались должными объемами добычи. Так что зависимость между мясом в магазине и властью вполне конкретна.
Как только мы отказались от перегруженных советских ритаулов, ненадежность западных финансовых ритуалов стала вылезать наружу и дала о себе знать в полной мере. Они больше не сдерживались конкуренцией двух изолированных систем. Естественно, что мы были готовы к этому в наименьшей степени.
Мы копировали западные ритуалы как успешные, которые к тому времени были уже сами по себе не вполне успешными. К тому же заимствованные ритуалы - это результат плохой сублимации. Они не были нами выстраданы, встроены в наши инстинкты, и потому были мало приспособлены удерживать в подкорке атавистическое насилие.
А в это время универсальным инструментом конкуренции уже были финансы. И мы, еще даже не успев этого как следует понять, соверешенно закономерно пострадали от этого в первую очередь. С атавистической радикальностью, не сдерживаемой никакими ритуалами, у нас стали возникать баснословно богатые при вопиющей бедности подавляющего большинства населения.
И стали они возникать за счет тут же начавшего надуваться финансового пузыря. Насилие проело огромную брешь в финансовых ритуалах и стало осуществляться через финансы. Если б не финансовый пузырь, у нас никогда не было бы всех этих олигархов. Новым собственникам пришлось бы развивать производства в духе теперь уже ретроэпохи индустриального капитализма. А на дворе была эпоха финансового капитализма.
Производства никогда не могут быть настолько прибыльными, как спекуляции. И обогащают не только собственника, но и наемную рабочую силу, от которой зависит конкурентоспособность предпрития и с которой собственник вынужден делиться. Но нашим новым собственникам даже не потребовалось развивать никаких производств.
Они просто стали спекулировать, чем придется. Им было плевать на всех остальных. При спекулятивных финансовых операциях от наемной рабочей силы ничего не зависит. Им даже не очень-то была важна собственность, которой они владели. Потому что продается не продукция, не производство, даже не собственность, а спекулятивный миф.
Единственное, от чего зависят такого типа новые собственники, - это от тех, кто их охраняет. Вот почему у нас власть быстро перешла к спецслужбам. Охраняющие вскоре сообразили, что могут сами обогащаться и сами себя охранять. Поэтому и Ходорковский сидит в тюрьме, что настаивал на том, что максимум, на что должны рассчитывать спецслужбы - это охранять его персону.
В результате сейчас Россия оказалась перед необходимостью двойной сублимации. Ей надо сублимировать собственные ритуалы дележа добычи и участвовать в глобальной сублимации финансового насилия. Но само насилие никогда не деградирует. Оно только меняет свою конфигурация, т.е. форму той сублимационной емкости, в которой его содержат.
Если емкость приходит в принципиальную негодность, если ее нельзя подлатать, что пытаются делать сейчас с финансовыми ритуалами, то насилие принимает глобальные атавистические масштабы. Как это было в первую и вторую мировые войны. Помните, все удивлялись, как могли цивилизованные немцы дойти до такого варварства. И это в первую очередь связано с иллюзией деградации насилия.