Классифицировать наше “Я” - это столь же тщетное занятие, как и классифицировать Бога. Христианская антропология учит изоморфности человеческого “Я” и Бога, т.е. Богоподобию. Когда мы имеем дело с чем-то, что выше нашего постижения, мы можем это только констатировать.
Для чего вам ответ, что такое “Я”? Это всё равно, что дать ответ, что такое “Бог”? В чём смысл такого ответа? Вы хотите исследовать Бога и положить в карман, как адаптированный портативный гаджет, который вам может пригодиться? Это неосуществимо.
Производное не может исчерпывающе описать то, что его произвело. Прокатный лист не может описать завод, на котором он выпущен. Следы каких-то параметров производства этого завода он на себе несёт. Но это далеко от конкретики. Он не скажет вам, участвовал ли в его производстве какой-нибудь дядя Вася, каково его семейное положение, каких взглядов он придерживается.
Наше сознание всегда сводится к управлению. Наше представление о нашей устойчивости прочно связано с сознательным управлением чем-либо, с утилитарным, с манипулируемым. И такой устойчивости вокруг нас навалом. Но вся она ограничивается использованием инструментов. Можно удовольствоваться этим занятием. Как в песне: «Нажми на кнопку, получишь результат».
Такая устойчивость обнуляет саму себя. Непонятно, что делать после того, как кнопка нажата. Потому что её многократное нажатие и добытый ею предсказуемый результат быстро исчерпывается самим собой, попросту надоедает. Тогда как то, что не поддаётся нажатию кнопки, т.е. не поддаётся манипуляции, обеспечило самое продуктивное из того, чем мы располагаем, - появление нас самих.
Персонаж пьесы Самюэля Беккета «Последняя лента Крэппа» постоянно нажимает кнопку магнитофона, прокручивая одну и ту же магнитофонную запись. Он не в силах от неё оторваться. Она воспроизводит лучшее, что было в его в жизни. Но она раз за разом обманывает его ожидания. Она не способна перенести его в ту реальность, которую она запечатлела. Не способна заместить собой эту реальность и приводит только к одному и тому же длящемуся унынию.
Это иллюстрация человека, не нашедшего, чем заполнить своё существование, кроме нажатия всевозможных кнопок. Не только материализованных кнопок гаджетов, но и нематериальных кнопок гештальта. Ему остаётся только перемотка и проигрывание бабины с запечатлённой на ней недостижимой, оставшейся в далёком прошлом реальностью. Это образ человека, который свёл всё к гештальту, а потом к кнопкам. И только его “Я” заставляет его возвращаться в прошлое.
Сознание - это не сама реальность. И далеко не вся реальность. Сознание - это лишь отражение реальности. Всегда только её интерпретация. И не всей реальности, а только доступной нашему сознанию.
Сознание реально. Оно реально существует. Как реально существует карта. Но карта не является местностью. У карты своя феноменальность, у местности своя. Сознание - это нейрофизиологическая карта реальности.
Реальность в виде непрерывной изначальной и не знающей конца процессуальности, согласующейся со своей не до конца понятной нам феноменальностью, предшествует любому сознанию. Вот почему сознание не предшествует никаким действиям.
Мы действуем просто потому, что сформированы эволюцией со способностью и возможностью действовать. Сознание просто способствует эффективности наших действий. Но не потому, что управляет нашими действиями. А потому что, создавая картину реальности, делая для нас её более удобоваримой (понятной), понижает нашу тревожность.
Но стоит нам поверить, что сознание - это и есть реальность, как наша тревожность не только не понижается, а начинает возрастать ещё сильнее, чем у не обладающих развитым сознанием живых существ. Потому что мы начинаем требовать соответствия реальности сознанию. Стараемся в производное впихнуть всё то, необъятное, что произвело его. И предсказуемо терпим фиаско.
Объём воспринятого никогда не равен всему миру. Мы воспринимаем только некоторую часть реальности, но никогда её всю. Подавляющая часть реальности остаётся за бортом воспринятого нами. Еще больше за бортом нами осознанного. Ещё больше за бортом нами сознающегося.
Сознание является для нас "вещью в себе". Мы никогда не можем воссоздать картину чужого сознания с помощью своего. Вот почему чужое сознание "идентифицируются" нами "только по вторичным признакам".
"Я" другого никогда не может быть моим "Я", независимо от того, сознаём мы что-то одинаково или по-разному. Просто я - это не вы, а вы - это не я. И сознание тут не причем.
Вы можете оценивать, каков я, а я - оценивать, каковы вы. Но это не будет оценкой чьего-либо "Я". Это будет оценкой физических, биологических, социальных, индивидуальных, интеллектуальных свойств.
Но каковы бы ни были ваши личные свойства, ваше "Я" не способно стать моим "Я", а моё "Я" - вашим.
Если вы считаете меня ничтожным существом, исходя из моих личных качеств, это не уничтожает моего "Я". И не даёт вашему "Я" никаких преимуществ. А попытки уничтожить даже самое ничтожное "Я" никогда не безопасны.
Если я считаю вас богоравным существом, ваше "Я" всё равно никогда до конца не заслоняет для меня моё "Я". И если "Я" самого ничтожного существа долго игнорировать, это закончится свержением богов.
Вот почему "Я" не зависит от сознания и его нельзя описать. Оно просто нам дано как ощущение себя самими собой. Этим любой живой организм отличается от неживого предмета.
Жизнь начинается не с исследования предмета. Жизнь начинается с возникновения в качестве живого “предмета”. Функционирования в качестве живого “предмета”. В качестве ощущающего себя самим собой живого “предмета”. Исследование является следствием возникновения и не является целью возникновения. Может быть, для вас следствие (исследование) заменяет причину (процессуальность реальности). Но это спекулятивная подмена.
Местность существует не для того, чтоб её описывать, и независимо от того, можете вы её описать или нет. Это абсурдная постановка вопроса. У древнего человека не было такой обширной, как у нас, нейрофизиологической карты местности, но он всё равно пускался в свой жизненный дрейф по незнакомой неисследованной местности.
Неважно, что, не осознав, нельзя высказаться о реальности. Это чистый софизм. Если я ничего не выскажу, реальность всё равно есть. И всё равно предшествует, чему бы то ни было сказанному или сделанному мной. Это для меня невозможно что-то заявить, так или иначе это не осознав. Хотя я с уверенностью могу утверждать, что нередко говорю раньше, чем осознаю. Но реальность не зависит от того, осознал я что-то или нет. Это я завишу от реальности. Как и то, что я сознаю.
Сознание никогда не соответствует реальности во всех её аспектах, иначе мы никогда бы не просчитывались в своих ожиданиях. В процессуальности реальности реализуется фактичность. И ничего истинного, кроме неё мне не известно. Именно потому, что процессуальность реальности недоступна ничьему сознанию во всём её объёме, истина никому недоступна. Но о непререкаемой фактичности, реализующейся процессуальностью реальности, я могу судить по безжалостному ограничению ею поддерживаемых сознанием человеческих усилий.
Осознанное, которое якобы включает в себя и неосознанное только потому, что мы осознали существование неосознанного, - это не заслуживающий внимания софизм. От того, что вы осознали существование неосознанного, вы не избавились от неведения о его содержимом. О знании неосознанного тут вообще нет смысла говорить. Расписавшись в бессилии, вы не становитесь всесильным.
Я бы тоже рад был свести всё на свете к сознанию. Может так было бы проще, если б только это работало.
Но сознание не является субъектом. На роль субъектов безуспешно претендуем вы или я. Сознание - это наш ресурс. В целеполагании мы видим нашу фантомную функцию. Наше целеполагание базируется на нашем же сознании. И если нас фатально обманывает наше целеполагание, то и наше сознание обманывает нас.
Сознание и реальность не тождественны друг другу. А местность существует без всяких карт и гештальтов. И если мы с вами осознаём, что что-то нами не осознано, это совсем не значит, что мы можем осознать всё.