Вопросы глобализации. Часть IV-1 «Демос» и «кратия»/ Жить чтобы победить смерть
Вопросы глобализации Часть IV-1 (часть I «Назад в варварство»,
частьII «Дарвинизм элит», II-2,
частьIII «Экономика. Пусть сильнее грянет кризис», III-2 , III-3)
«Демос» и «кратия»
жить чтобы победить смерть
«Человечество, в массе своей, никогда не будет стремиться
увидеть вещи такими, какие они есть…»
Мэтью Арнольд, английский поэт и культуролог
Многие говорят о «безальтернативности» происходящих процессов «глобализации», положения общества («демоса») и состояния власти («кратоса»), тем самым создавая настроения «исторического пессимизма», но у нас есть возможность приглядеться и увидеть, что действительность совсем не такая, как нам это пытаются внушить и у нас есть возможность позитивного выбора. В том числе и в системе управления. Попробуем разобраться…
Мы уже говорили о том, что народы, населяющие различные регионы планеты постепенно сгруппировались не только в государственные и расовые блоки, но и расположились по своим «психологическим свойствам» (это отмечали еще и древние греки). Общая этнопсихология народов варьируется с довольно четкой последовательностью по линии Запад-Восток. Западный «демос», тяготеет к дробности индивидуалистической, рационалистической психологии. Эта тенденция получила свое предельное выражение в той цивилизации, которая построена на современном Западе. Восток отличается созерцательной отвлеченностью от индивидуума, метафизичностью, коллективизмом, общинностью, «антропологическим пессимизмом» и т.д. Иногда эта разница определяется как противоречие между западным «активизмом» и восточным «фатализмом» (А.Дугин, «Русская вещь»).
Эта закономерность отражается и на этнокультурной однородности народов, которая максимальна на Востоке и минимальна на Западе. Пределом общества смешения являются США, крайний Запад, а пределом этнической устойчивости - Дальний Восток, Китай и Япония. Логично предположить, что такое распределение отражается и на «коллективном бессознательном» народов - устойчивое и сильно развитое у людей Востока, бледное и хаотичное у людей Запада. Работы Юнга и других исследователей «психологии глубин» блестяще подтверждают эту гипотезу. То же самое, можно сказать и о готовности к жертвенности, восприятия духовности и т.д. Так, в полном соответствии с вышеизложенным, на Дальнем Востоке нормой являлось «умереть за Императора»[1], а на Крайнем Западе - скорее пристрелить компаньона, поскольку «Боливар не вынесет двоих».
В соответствии с этнопсихологическими и геополитическими факторами сложились и два типа элит - «элиты философии суши» и «элиты философии моря». Первые из которых имеют более четко выраженную иерархическую структуру, но меньшую гибкость, вторые - более гибкую структуру иерархии, предельную рациональность, но меньшую принципиальность, сохраняя свое положение и статус на протяжении последних 500 лет (в том числе и благодаря естественной преграде). При этом элитам «философии моря» в настоящий момент удалось добиться преимущественного положения (как только элита «суши» отказалась от развития собственного идеалистического проекта). Насколько долго сохранится status quo - вопрос времени - в настоящий момент человечество подошло к точке бифуркации. Суть ее в том, что каждая цивилизация имеет определенное поле возможностей развития, определяемое потенциалом ее системы ценностей, человеческим материалом, географическим положением и ресурсным потенциалом, запасом знаний и технологий. В ходе роста и развития цивилизация приближается к пределам своего потенциала. Вместе с тем идет поступательный процесс развития производительных сил и нарастания объема знаний. Достигая предела этого потенциала, цивилизация подходит к определенной развилке: либо осуществить прорыв в новую область возможностей и получить «второе дыхание», либо пойти по пути приспособления к сокращающемуся потенциалу, постепенного свертывания и деградации, приводящим к коллапсу или к длительному застою.
Необходимо отметить, что в современном языке под словом «цивилизация» понимается, прежде всего, ее европоцентристская модель. И когда говорят о цивилизационном кризисе, под этим понимается кризис преобладающей на сегодня европоцентристской модели, с ее дробной рациональностью и всеми другими атрибутами.
По какому вектору пойдет дальнейшее развитие нашей истории зависит, прежде всего, от нас самих, в том числе и от того, какую форму управления мы выберем.
Немного истории
Раздумьям об идеальной форме государства предавались с давних времен. Так идеальное государство у Платона (эллинская цивилизация, ее «выражение в отчетливых эстетических понятиях» - А.Тойнби) - это «золотой век» справедливого «правления лучших и благородных». Если среди правителей выделяется кто-нибудь один - это монархия, если несколько - аристократия.
Описывая идеальную форму правления, Платон вывел и негативистские направления, перечисляя их по мере нарастания «корыстных устремлений, обуславливающих поступки и поведение людей»:
1. Тимократия - власть честолюбцев, где еще сохранены черты «совершенного» строя, возникает с появлением частной собственности, превращением свободных в рабов, что ведет к вырождению идеальной аристократии. Заметно стремление к обогащению, и «при участии жен» спартанский образ жизни переходит в роскошный, что обуславливает переход к…
2. олигархии - «строю, основанном на имущественном цензе», с четким разделением на богатых (немногочисленный правящий класс) и бедных, которые не участвуют в управлении, но делают возможной беззаботную жизнь правящего класса. У бедных появляется ненависть к богатым, приводящая к перевороту в государстве и установлению -
3. демократии, осуществляющейся тогда, когда «бедняки, одержав победу, некоторых из своих противников уничтожат, иных изгонят, а остальных уравняют в гражданских правах и в замещении государственных должностей». В этом государстве предполагается «полная свобода и откровенность и возможность делать что хочешь». К власти может придти человек, который не имеет способности к управлению и не добродетелен, но ему оказывается почет, лишь бы он обнаружил свое расположение к толпе. Однако, демократия «опьяняется свободой», еще более усиливает разобщенность бедных и богатых классов общества, возникают восстания, кровопролития, борьба за власть, что может привести к возникновению наихудшей государственной системы -
4. тирании, к которой приводит избыток свободы, что приводит к возникновению государства вообще не имеющего свободы, живущего по прихоти одного тирана. «Из крайней свободы возникает величайшее и жесточайшее рабство».
Общество, пройдя определенный путь и сменив несколько раз форму управления, стало сложнее. Эллинизм соединился с гебраизмом (Мэтью Арнольд). На смену правителям-философам, выражавшим интересы «граждан» (представляющих из себя эгалитарную аристократию) - элиты общества, где «каждый свободен и имеет по десять рабов», пришли правители-экономисты, в подавляющем большинстве представляющие интересы крупного капитала, а массы, работающие на него стали исчисляться не десятками, а многими миллионами. Позиции западной цивилизации стали рассматриваться ее представителями как «вершина развития», а ее принципы насаждаться с мессианским задором принудительно в качестве глобального эталона. Изменилось и представление об идеальном устройстве общества, где на сегодня (для упокоения масс) оптимальным политическим устройством принято считать демократию (находящуюся на втором месте негативного рейтинга Платона). Впрочем, «идеальной» демократия в современном ее понимании таковой не является и на Западе, поэтому постоянно подвергается критике.
Критика демократии
Демократия, как форма правления в западном ее понимании, подвергается критике с разных сторон, как от сторонников, так и противников от «правых» (де Мэстр, Эвола, Генон и т.д.)
и «левых» идеологических блоков.
При этом демократы и их противники сходятся в одном - в рассмотрении конкретных членов общества как «популяцию социальных микробов, наделенных примарными инстинктами», «существ, способных испытывать лишь наслаждение или страдание» (Поль Вен). Противники демократии (солидаризируясь с Платоном) настаивают на необходимости правления элиты состоящей из кастового компетентного аристократического меньшинства, выделенного из массы и не связанного с ней. Сторонники демократии, напротив, утверждают, что принцип «аристократизма» и «элитарности» является насилием над массой - но не без оговорок. В частности, Карл Поппер, подвергает критике «массовость» пропорциональной системы, где «даже крошечные партии могут иметь большое (часто решающее) влияние на формирование правительства и, следовательно, на принятие политических решений», агитируя в пользу двухпартийной системы (яркие примеры Украины и США). Он же считает, что существуют лишь две формы государственного устройства: форма в которой возможна бескровная смена правительства (посредством проведения выборов - или «демократия»), и та форма, где это невозможно («диктатура» или «тирания»). Критерием становится возможность бескровного свержения правительства.
Ответом ему могут служить слова Лестера Туроу («Будущее капитализма»): «Что же означает демократия, когда политические партии неспособны предложить различные идеологические убеждения, различные мечты о природе будущей политической системы, о направлении к обетованной земле, - чтобы можно было обсуждать альтернативные пути в будущее? Выборы превратились в опросы общественного мнения, вертящиеся вокруг тривиальности и зависящие от того, как кто-нибудь выглядит по телевидению. Выборы уже начинают рассматривать как замену одной шайки проходимцев другой шайкой проходимцев». Сейчас и политика, и сами выборы, в том числе и в двухпартийных системах, становятся профанацией, превращаясь в дорогое эстрадное шоу, а удаление от власти устоявшейся финансовой элиты, обладающей «зловещим интеллектуальным превосходством» (К.Поланьи), режиссирующей и оплачивающей этот шоу, вряд ли возможно мирным путем. «Стандартная» демократия стала политической архаикой ХХ века, система сильно изменилась. «Слова «капитализм» и «демократия» - это идеологические пустышки. Реальный Запад совсем другой. И та социальная система, которая там сейчас существует, - это уже сверхобщество» (А.Зиновьев)
Уинстон Черчилль говорил: «Демократия является худшей формой правления, за исключением всех остальных». Между тем, во многих случаях мы видим, как демократия, победив, порождает квази-аристократическую систему правления, или наоборот, как аристократический, монархический режим становился выразителем самых посредственных представителей социальной массы или идет на поводу у самых низших и количественных слоев общества.
Резюмируя, можем сказать, что критики демократии и ее сторонники основываются на изначальном допущении относительно чисто количественного характера общества, на убежденности в механистичности поведения конкретных автономных индивидуумов, в полном тождестве народа и массы. Но, в реальности, ни один народ не представляет собой той «идеальной» количественной модели, на базе которой обе идеологические стороны строят свои доводы и доказательства. Поэтому существует другой подход и к критике демократии, и к решению проблемы деградации этой формы управления и организации общества.
Три типа демократии
Ален де Бенуа высказал очень важное соображение относительно существования трех типов демократии, соответствующих трем членам знаменитой демократической триады «Свобода, Равенство, Братство» («Liberte, Egalite, Fraternite»).
Первый тип демократии, наиболее распространенный в современном мире, - это «либеральная демократия», ставящая во главу угла принцип «либерализма» (от фр. liberte - свобода). Этот тип демократии делает акцент на индивидууме, на «нарциссическом субъекте», абсолютизируя его экономические и животные потребности; требует подчинить всю структуру общества эгоистическим интересам «свободного потребления», неотделимо связывая его с концепций «прав человека», ставшей основой мондиалистской демагогии при критике иных вариантов демократического устройства. Для либеральной демократии характерен принцип: «один человек - один голос».
Этот тип демократии стал предельным выражением европоцентристской западной цивилизации, основу которой составляют эллинизм и гебраизм. Идеологическим обоснованием такой демократии служит идеология либерализма. Рассматривая эту форму правления с «позиции элит», отмечаем, что она прежде всего устраивает элиту «философии моря», а ее распространение происходило вместе с процессом глобализации и диспропорциальным перекосом (до 60%) распределения доходов в пользу финансового капитала. Напряжение в этом обществе заложено его в главной диспропорции - между желанием «обладать» и желанием «жить» (что порождает провоцирующий войны экспансионизм). Можно указать и другую главную проблему для этой формы демократии- отсутствие «захватывающей мечты о будущем»[2] для «демоса». Но что еще можно ожидать от ее реального «кратоса» - финансовой элиты?
Будущее такого общества представляется его апологетами в предельной концентрации капитала, что превратит деньги в абсолютную власть и переведет экономику на распределительную систему (об этом откровенно пишет Жак Аттали в книге «Краткая история будущего»). Контроль за подобным обществом перейдет к «мировому правительству», сформированному предельно сжатым капиталом, таким образом, современный либерализм трансформируется в диктатуру финкапитала самого отвратительного, парамасонерского типа. Аттали устанавливает и срок этого перехода - к середине XXI века. Очевидно просматривается и вектор к реализации этого плана - кратчайший путь к созданию мирового правительства - мировая валюта, кратчайший путь создания мировой валюты - мировой финансовый экономический кризис.
Второй тип демократии - это «эгалитарная демократия», называемая иногда «народной демократией». В ней доминирует принцип «равенства» (egalite). Этот тип демократии более всего проявился в форме тоталитарных режимов. Данная концепция демократии является предельной, экстремальной формой механицистского отношения к обществу, понимаемому как масса атомарных индивидуумов. Именно такие «эгалитарные типы» демократии Хосе Ортега-и-Гассет определил как следствие «восстания масс», характерного для политического пейзажа XX века. В эгалитарно-демократическом режиме преобладает тот же атомарный, количественный подход к индивидууму, как и в либерально-демократическом, но при этом преимущество отдается не отдельному индивидууму, а всей совокупности таких индивидуумов, массе.
При этом, если за основу брался некий класс, то и все параметры общества его идеологами подгонялись под условия существования «гегемона». Так за понятие «равенства» изначально принималось равенство всеобщей бедности (восточный путь). Если же если идеологами за основу бралось равенство в рамках нации или расы, но говорилось о ее превосходстве над другими нациями и расами, то это противопоставление автоматически означало войну (западный путь). Таким образом, в основу такой демократии закладывалось насилие - либо над получателями «прибавочной стоимости», либо над «неправильными» расами.
Идеологическим обоснованием такой формы демократии являются множественные националистические и коммунистические теории. Привлекательность заложена в наличии «захватывающей мечты о будущем». Эта форма правления присуща элите «философии суши». К этой же форме, с известными оговорками, относят и ее наименее внятный и «беззубый» вариант «суверенной демократии», где формула «захватывающей мечты о будущем» полностью отсутствует.
И наконец, третий тип демократии, наиболее редкий и позитивный, альтернативный по отношению к предыдущим, чисто количественным типам, это «органическая демократия», основанная на принципе «братства» («fraternite»). Эта форма демократии представляет собой противоположность не только первым двум типам демократии, широко представленным в современной политической ситуации, но и антидемократическим теориям, основывающимся на тех же неорганических, механицистских предпосылках в отношении структуры общества (Ш.Моррас).
Смысл «органической демократии» в том, что в качестве основы социального устройства общества она берет народ как особую единую качественную и органическую общность, укорененную в истории, имеющую свою собственную духовную, культурную, национальную и политическую традицию, которая и ложится в основание политического самопроявления народа, служит критерием принятия судьбоносных решений и принципом коллективного волеизъявления. Органическая демократия рассматривает народ не как безжизненный механизм, но как живой организм, не могущий быть расчлененным на атомарные единицы (детали) без того, чтобы не наступила смерть. Определение такой «органической демократии» дал немецкий философ Артур Мюллер Ван ден Брук: «Демократия есть соучастие народа в своей собственной судьбе». И здесь не столь важно, в какой форме это соучастие достигается[3]. Намного важнее ощущение единства власти и народа в общем историческом процессе.
Нужно отметить, что полностью оформленной политической теории для этой формы демократии до сих не существует, но таковой можно однозначно признать зарождающуюся в тезисах « четвертую политическую теорию», получившую дальнейшее развитие в начальном варианте программы. При этом нужно отметить, что такой вариант демократии более присущ народам восточного «демоса» сохранившим свое «коллективное бессознательное» (в том числе и в России). Западу для того, чтобы реализовать на практике подлинное «соучастие народа в решении его судьбы», необходимо прежде ликвидировать устроенные либеральными утопистами антитрадиционные последствия melting pot’а переплавляющего народ в массу.
продолжение здесь…
_________________________________________________________________________________________
[1] Известный исследователь социальной психологии японцев Сугияма-Лебра отмечает особую склонность к групповому взаимодействию, выработавшуюся на протяжении веков вследствии традиции скученного расселения в легких домиках с бумажными перегородками, что проявляется в возможности невербального общения, способности понять друг друга, сопереживать и взаимодействовать без словесного контакта.
В ходе междоусобных войн, потрясавших Японию на протяжении четырех с половиной веков, на основе идеологии группизма, родившейся в глубинах крестьянских масс, под сильнейшим влиянием дзен буддизма, возникла рыцарская мораль самурайства - кодекс бусидо. Центральное место в нем заняло чувство долга - «гири», которое предполагало постоянную готовность принести в жертву себя, детей, родителей ради верности сюзерену. Конфликт между долгом - «гири» и чувствами - «ниндзе» всегда должен был решаться в пользу долга. Вместе с тем, культивировалась настойчивость в достижении цели, постоянное совершенствование, закалка души и тренировка тела. Виртуозное владение мечом и луком предполагало длительное и упорное овладение мастерством. Сохранились записи о молодом мужчине, который на храмовом празднике, стреляя непрерывно, выпустил более 40 тыс. стрел, три четверти которых попали в цель. Основой отношений самурая с сюзереном было служение. Последнее являлось высшим долгом самурая. Содержание слуг считалось нравственным долгом господина, а не его милостью по отношению к ним.
Вся система отношений в обществе рассматривалась в традиционной японской этике, как совокупность социальных ниш (ролей, судеб) «бун» и индивидуумов, которые могли их занять. Если все роли были заполнены и каждый исполнял ее как служение долгу, общество считалось находящимся в состоянии гармонии.
[2] Что всегда прослеживалось и в фантастических произведениях западных авторов. Да и « открытое общество» Поппера или «сказания» Аттали и других идеологов сложно признать «захватывающей мечтой».
[3] Карл Шмитт отмечал, что истинная, органическая «демократия возможна только в однородном, гомогенном обществе», так как «демос» в органическом понимании, чтобы адекватно править и изъявлять свою волю, должен быть иметь общие корни и традиции. Чем более составным и разнородным является общество, тем более оно должно отходить от демократии и стремиться к авторитарной власти - монархической и даже императорской. Это обусловлено тем, что при переходе к обществу, состоящему из нескольких органических единиц, народов, необходимо прибегать к некоей высшей инстанции для определения судьбы всех этих народов, к сакральному авторитету, к геополитическим и религиозным принципам. Шмитт считал, что «соучастие» народа в своей собственной судьбе в случае гомогенного общества проявляется в демократии, в случае более сложного варианта - в монархии, и в предельном случае, когда речь идет об огромном числе наций и этносов, вовлеченных в единую геополитическую, социально-государственную орбиту «соучастие» выражается в империи.