Глобальная ментальность и мировая революция
Глобальная ментальность и мировая революция
«Когда я слышу слово «дериватив», то хочется схватиться за пистолет»
- перефразируя одного неприятного человека
Тупик современной мировой финансовой системы достаточно очевиден. Сколько не оттягивай ее страшный конец, мы уже находимся в точке бифуркации - строить на месте «дурдома» его клон под названием «дурдом-2», используя развращающую систему кредитных денег, или перейти на денежные отношения, не порождающие тлетворное ростовщичество, разрушающее человеческую мораль и экономику.
Негативная ловушка.
Какие бы действия сейчас не предпринимались в сложившейся глобальной финансовой системе, будет только хуже. Вчера должно было состояться внеочередное заседание ФРС США. Почему мы говорим о США? - потому, что здесь находится квинтэссенция проблем - потребитель более 40% мирового ВВП и эмиссионер мировой резервной валюты - является искусственным стимулятором мировой экономики, бьющейся сейчас в ломке. Многочисленные «утечки» предполагали, что речь пойдет о повышении ставки ФРС, что могло сильно повлиять на финансовые рынки. Но решение так и не было принято, поскольку позитивного исхода не существует.
Дефляцию 2008 года погасили колоссальной денежной накачки. Наличная денежная масса в США выросла в разы, банки получали громадные деньги под залог уже ничего не стоящих деривативов, программы поддержки экономики (в основном финсектора) работали по полной программе. Пропаганда вбила мысль потребителям, что «кризис закончился», они зашевелились и стали тратить. Поскольку доходы не росли, то стали сокращаться сбережения (выросшие с началом кризиса). Компании реального сектора начали наращивать загрузку производственных мощностей. В это время финансовый сектор начал активно спекулировать избыточными средствами на финансовых рынках. Естественно поползли цены на ресурсы (только на нефть увеличившись в два раза). Начали расти издержки производителей, но спрос, по мере исчерпания накоплений (и не растущих доходов) неминуемо будет падать, поэтому повышение отпускных цен невозможно. Цены на ресурсы, раздутые подконтрольными ФРС банками, казалось бы, можно опустить «в приказном порядке».
А вот дальше наступает самое интересное (М. Хазин). США только в апреле необходимо погашать казначейские облигации на 600 млрд и покрыть сумму дефицита бюджета (еще порядка 120 млрд). Для США идеальная ситуация - продажа новых выпусков облигаций с низкой доходностью (доходность дисконтных облигаций определяется купонными выплатами и дисконтом от номинальной цены, за которые они продаются; если цена высокая - дисконт маленький, доходность низкая; если цены низкие - то доходность высокая, поскольку погашаются они по номиналу). Но на руках у держателей американских бумаг сегодня уже находится порядка 10 триллионов с более высокой доходностью, и их и так в последнее время все время сбрасывают, чтобы вложить деньги в более доходные финансовые проекты или же закрыть «дыры» в собственных бюджетах.
Картина получается следующая. Финансовое положение реального сектора все время ухудшается из-за высоких доходностей на спекулятивном рынке. ФРС вынуждена продолжать эмиссию для того, чтобы поддерживать высокие цены и низкую доходность на рынке казначейских облигаций США, а снизить эту доходность невозможно, поскольку тогда некуда будет девать избыточные эмиссионные доллары… В такой ситуации нужно повышать учетную ставку, чтобы стерилизовать избыточную денежную массу. Но если это сделать, то в ситуацию реального сектора попадут свои собственные банки, кроме того, некому будет покупать облигации, кроме как той же ФРС. В таком случае деньги попадут прямиком в реальный сектор, и вырастет потребительская инфляция, которая еще больше обесценит спрос… Круг замыкается…
«Когда верхи не могут управлять, а низы не хотят жить по-старому»
- революционная ситуация по другому неприятному человек
Вспомним, что революция - это же не просто люди с красными, зелеными или трехцветными стягами, а системная трансформация политических, экономических, социальных институтов. Подобные трансформации происходят в государствах, когда они находятся в состоянии коллапса. К этому состоянию стремиться вся глобальная система - грядет Мировая Революция.
Какие произойдут трансформации? Как поменяется ментальность? Можно сделать определенные предположения, но для начала стоит вспомнить, как менялась глобальная ментальность с прошлого века, когда одна революция, потенциально готовая стать Мировой, уже произошла.
Ментальность этатизма, как ментальность производства.
Того капитализма, который был описан «классиками политэкономии», давно не существует. «Запад создал себя из материала колоний» - писал К.Леви-Стросс. Ментальность капитализма «свободной конкуренции» XIX века, основанного на свободном захвате колоний и их ресурсов, прекратила существовать, когда незанятых колониальных ресурсов больше не осталось. Это породило столкновение интересов, вылившееся в Первую Мировую войну. Жесткость столкновений и мобилизационные необходимости в начале ХХ века породили менталитет «века этатизма» - века огромных машин (В. Мау). Это понимание нашло свое отражение в литературе и искусстве - «Возмездие» Блока, «Железная пята» Джека Лондона, произведения Замятина, Хаксли и Оруэлла, «Болеро» Равеля и т.д.
В ситуации «пробуждения масс», когда под понятием бедности и богатства «понималось наличие или отсутствие пальто», вставал вопрос как обеспечить удовлетворение масс (в том числе и навязав свою волю). Ответом могли стать только крупные производства. Поэтому возникло понимание следующего вектора будущего - успешным будет тот, кто активней централизует - абсолютная тенденция первой половины ХХ века. Отсюда появился не только социализм, но и фашизм, и «новый курс» Рузвельта, связанные с резким усилением роли государства. Основные потоки ресурсов существовали в производстве. Контроль за этими потокам, как и за самими средствами производства, становились силовой составляющей. При этом все страны догоняющей индустриализации активно опирались на государственные институты. В этой ситуации Сталин и его окружение выражали сверхконцентрированную мировую тенденцию развития производительных сил[1], а скорость исполнения и методы основывались на понимании приближения грядущей Мировой войны, ставшей отражением столкновения «менталитетов огромных машин».
Промышленность СССР начала количественно бурно расти с принятием плана первой пятилетки (в том числе и за счет сельского хозяйства) - появлялись новые предприятия, быстро рос выпуск промышленной продукции. Рост в первой пятилетке достигал, по разным оценкам, до 23-25% в год, во второй - в районе 8-10%, что тоже огромные цифры, особенно в сравнении с Великой Депрессией, затронувшей не только США, но и весь капиталистический мир. Это объяснялось, во-первых, автаркией (обособленностью) внутреннего рынка от мирового кризиса; во-вторых, наличием огромного дефицита товаров, заложенного разрухой гражданской войны; в-третьих, размерами внутреннего рынка экономически оправданного для существующих в то время технологий производств; в-четвертых, первые небывалые успехи советской экономики были связаны и с общим энтузиазмом раскрепощенного труда, заложенного сознанием идеалистического проекта, подразумевавшего наличие «захватывающей мечты о будущем »[2].
Ментальность финансизма - ментальность посредничества
С развитием производственных сил перед массами «встал вопрос не наличия пальто, а выбора цвета, модели и качества» - свое экономическое подкрепление получила идеология либерализма. Встал вопрос перепроизводства и снижения издержек, норма прибыли перестала удовлетворять и возросшие аппетиты владельцев. Кейнсианское «социальное государство всеобщего благосостояния», возникшее как «чрезвычайный ответ на депрессию» (в первую очередь под давлением внешних и внутренних социалистических течений) и формой постколониального контроля за странами третьего мира, вовлеченных в мировой рынок, - исчезает к началу 70-х[3], вместе с фордистскими отношениями найма. Дальнейшая социализация полностью бы лишала капиталистическую элиту ее базиса. Начинается процесс «глобализации» - вывоза производств в страны с дешевой рабочей силой. Наличие производства в развитых капстранах маргинализировалось, индустриализация стала уделом третьих стран, но прибыль от производств перекачивается в метрополии. Финансы становятся формой контроля. Государство уходит от контроля за потоками ресурсов. Век частных финансов сменяет век машин. Западный социологический хозяйствующий «тип посредника» начинает полностью подменять «тип производителя». Финансовый капитал паразитирует, во-первых, на создании высокой торговой наценки на произведенный в третьих странах товар, во-вторых, дотируя себя за счет явно невозвратных внешних займов, в-третьих, за счет неконтролируемой эмиссии и вторичных финансовых производных.
Так в посткейнсианский период складывается «ментальность финансизма». Результатом стал перекос распределения мировой прибыли в пользу финкапитала (современные 60% против 10% в 50-е годы). Эпоха стала характеризоваться построением бесчисленных теорий и финансовых инструментов и безграничной верой в «финансовые центры». Вершиной эволюционного роста экономики стал считаться переход статуса национальной валюты в разряд «резервных»[4].
Россия, по разным на то причинам (находясь в состоянии застоя, перешедшим в состояние perestrojka) упустила «счастливый момент» «перелома экономического сознания», но сейчас активным образом бросилась догонять «лидеров финансизма», в один краткий период уже примеряя лавры «финансовой гавани». Своеобразие нашей ситуации в том, что либеральные реформы 90-х ориентировались на глобальное капиталистическое распределение труда, где конкуренты никому не нужны, никакого «вывоза производства в третьи страны» (этого вообще никогда не происходило в истории с Россией) у нас не состоялось - производство просто разрушили. Зато состоялся переход в состояние сырьевого паразитизма.
Между тем, в современных условиях концентрация финансовых ресурсов необходима - как для разработки продукта высоких технологий, так и для осуществления масштабных проектов, при этом нужно помнить и о специфичных климатических условиях производства ВВП[2].
Так каким должен быть финансовый центр?
Ментальность коммунитаризма - ментальность качества жизни
Копировать «дурдом» и пытаться построить параллельную систему («дурдом-2»), не совсем логично, особенно тогда, когда становится очевидным крушение существующей финсистемы. Конкурировать на падающем рынке сложно, кроме того, построение реальной конкурирующей системы неминуемо вызовет жесткое столкновение с существующей. К чему это может привести - мы помним из истории первой половины ХХ века. Выходом из ситуации может стать только внесистемность. При этом нужно оставить маниловщину с «резервной валютой» и озаботиться, прежде всего, своим собственным рынком, остановив практику сырьевого паразитизма, не совершая и перехода в паразитизм финансовый.
Но, понимая экономическую необходимость высокой концентрации капитала, нужно не забывать, что капитал в своей предельной концентрации превращается в чистую власть. Допустить возможность концентрации власти в руках группы частных финансистов преступно - эти функции общество им не делегировало и никогда не делегирует в сознательном состоянии. Концентрация капитала возможна только в руках общества, чьи интересы может представлять легитимное государство. Поэтому нельзя допускать большой концентрации капитала в системе частных банков.
Базой должен стать единый государственный (общественный) банк, осуществляющий собственную эмиссионную политику (не подвязанную к внешней валюте), экономика в идеале получить нормальные условия для развития с максимально упрощенной системой налогообложения и финансового учета, а общество - высокое качество жизни и социальной защиты.
Нужно отметить, что в базис такого внесистемного финансового центра идеально вписываются «внесистемные» «свободные деньги Геззеля» с отрицательной доходностью. Попробуем отметить преимущества, которые получат от их внедрения социум и экономика:
Во-первых, будет ликвидирован чудовищный перекос в перераспределении мировой прибыли - те 60%, которые сегодня незаслуженно получает финансовый капитал, можно будет направить в научную, культурную и социальную сферу - тем самым почти в два раза подняв качество жизни человека.
Во-вторых, применение отрицательной доходности окончательно решит вопрос со специфичной особенностью денег - «денежным феноменом», заключенным в том, что владение деньгами как средством накопления богатства вовлекает их держателя в ничтожные издержки хранения, в то время, как хранение запасов (питания, сырья для производства, продуктов питания для города) совсем не так дешевы. Т.е. «хранитель денег» - банкир, финансист - изначально поставлен в более привилегированные условия, чем любой человек, работающий в реальном секторе.
В-третьих, кроме восстановления равных условий для предпринимательской деятельности, есть еще сугубо практическое применение - «свободные деньги» (которые в свое время подняли экономику ряда областей Австрии, Германии, Канады и США в период депрессии), при условиях соблюдения ограниченной автаркии, значительно ускорят оборот местной промышленности, что станет одной из причин ускоренного выхода из кризиса, Тем более, что в нашем конкретном случае мы имеем особо тяжкую форму наложения фаз системного мирового кризиса (где мы являемся заложниками «ловушки негативного выбора» - см. выше) на сугубо внутренний.
В-четвертых, отрицательная доходность (демерредж) очень легко регулируется (тем более в электронном виде) - оказывая, тем самым, влияние на различные макроэкономические параметры. Очевидно, что чем больше отрицательный процент, тем больше ускоряется денежный и товарный оборот. Опыт применения этой денежной системы в Вёргеле показал ускорение оборота до 20 раз. По оценкам экспертов произведенных для Японии, для сдерживания дефляции нужен уровень -4% годовых, Геззель предлагал использовать ставку -1% в месяц (-11,4% годовых) (методика установления величины отрицательного процента еще потребует дополнительного изучения).
Эмиссия должна происходить под конкретные нужды экономики. Первоначальный размер эмиссии «свободных денег» привязать к «стандартным деньгам» для замены, а потом выходить на политику регулирования и привязки к потребностям экономики. Если требуется сжатие массы - естественным образом через отрицательную доходность (варианты возможны), если возникает потребность в увеличении денежной массы - увеличение эмиссии, если на прежнем уровне - постоянная эмиссия в размере компенсации демерреджа.
В-пятых, величина отрицательных процентов доступная и понятная всем (в отличие от абстрактной для многих инфляции), позволит обществу осознанно контролировать эффективность правительства (вместо бестолкового выслушивания из новостных выпусков колебаний цен на фондовой бирже).
В-шестых, отрицательные проценты могут стать единственной формой взимания налогов (эрзац-форма налога с оборота), значительно сократит расходы на бухгалтерию, снимет множественные сложности фискальной практики. Практика ухода от налогов навсегда уйдет в небытие без «закручивания гаек» и публичных казней на фонарях.
В-седьмых, в современных условиях достаточно просто решается основная техническая проблема с «ежемесячным марочным сбором» (по Ирвингу Фишеру) (трудноразрешимой в масштабах страны формы фиксации отрицательной доходности) - через перевод всех расчетов в электронный вид и полный отказ от бумажных денег (как это происходит в Японии), тем более, что техническая основа уже фактически заложена не только многочисленными системами эквайринга, но и программой создания национальной расчетной системы. Полный переход на электронные платежи, кстати, позитивно скажется и на экологии - утилизаций ветхих денежных купюр является достаточно серьезной проблемой.
В-восьмых, в геззелевских деньгах психологическая составляющая - одна из самых важных - для перехода от либеральной модели общества к коммунитарному обществу (А.Макинтер, К.Лаш, Г. Пирогов) с высокой социальной направленностью (четвертой политической теории). При этом будет ненасильственным методом ликвидирован «тип посредников» - ростовщиков (банки станут простыми расчетными центрами) и искоренна патология накопления «коробочек», - когда деньги теряют не в «абстрактной инфляции», а буквальным списанием со счетов.
В-девятых, от современных проблем накопительной пенсионной системы мы полностью перейдем к распределительной пенсионной системы (не уравнительной, а учитывающей трудовые достижения), основанной на принципе солидарности поколений.
В-десятых, люди, которые имеют значительные доходы, перестанут вкладывать в кубышки и, после покупок необходимых товаров, в том числе и как формы вложения капитала, начнут переходить из «состояния гобсека» к благотворительности Саввы Морозова (т.е. люди будут больше склонны к благотворительности и созданию социальных проектов); еще одним способом вложения может стать вложения в предметы искусства. Негативным проявлением накопительства станет появление неких суррогатов (или использование иностранной валюты) - вопрос нейтрализации этого явления потребует изучения (достаточно подробно теорию в этой области изложила Маргрит Кеннеди).
В-одиннадцатых, свободные деньги соответствуют нормам морали и духу как минимум трем основным религиозным конфессиям -
православию, где «из "благословенных" форм собственности и хозяйственной деятельности изъято всё, что связано с банковским процентом как творением богатства "из ничего". Церковный канон полагает за это отлучение от Церкви. Даже если мы сегодня вынужденно имеем дело с банками и процентом, мы должны чётко осознавать, что это прямой грех со всеми вытекающими отсюда последствиями как для банкиров, так и для клиентов»;
исламу, где получение и оплата процентов является запрещенным;
и буддизму.
Введение таких денежных отношений привлекут многочисленных сторонников в соседних странах, расширяя и поднимая духовность среди католиков, где экономический сценарий жизни, навязанный капитализмом, заставил католическое духовенство снять запреты на банковские проценты для католических банков.
_______________________________________________
[1] по большому счету, период с 1914 по 1945 годы стоит назвать затяжной нео-Тридцатилетней войной, поскольку, у череды двух мировых войн и более «мелких конфликтов» в этот период по большому счету лежит одна причина - передел мирового рынка после краха «классического капитализма».
[2] Насколько были оправданы жертвы сталинского периода (когда по политическим статьям после смены политэкономической формации и гражданской войны было уничтожено 650 тыс, и порядка 2,9 млн работали на индустриализацию за колючей проволокой? С одной стороны, экономическая политика, которая была бы оправдана гибелью людей, не может быть эффективной. «Нормальная экономическая наука», не рассматривает периоды революций и гражданских войн, когда власть фактически отсутствует - нет границ, нет армии, нет валютной системы, но как рассматривать периоды преодоления сопротивления системы и сознания? Эти периоды - борьба с катастрофой.
Есть еще одна экономическая причина жесткой мобилизации Сталина - в результате Первой Мировой войны за глобальные рынки, мировая капиталистическая система подорвала Россию, как конкурента и, в определенном смысле, выдавила ее на север. Есть экономические расчеты, в каких географических и климатических зонах производится ВВП - соответственно, какова температура его производства. Во всех странах в XX веке средняя температура производства ВВП повысилась, когда экономика переводилась в более благоприятные условия, поскольку человек XX века более требователен к условиям производства, чем средневековый крестьянин или английский рабочий XVIII века. Советский Союз оказался единственной страной, где эта температура понизилась, поскольку произошел сдвиг на север - туда, где экономика априори менее эффективна. Но таковы были условия выживания - обеспечивать добычу и производить металлургию в Норильске было невозможно вахтовым методом, в первую очередь из-за транспортных проблем для таких расстояний и климатических условий.
Тяжелейшие условия обеспечили выживаемость страны в условиях глобальной конкуренции (вылившейся в последующую войну) - это была одна из экономических причин. Поэтому перед Великой Депрессией Советский Союз был единственной страной, который перешел от рыночной экономики к жестко тоталитарно-централизованной - Сталину пришлось идти много дальше, чем по простому переходу от рыночной экономики НЭПа к государственной экономике.
Между тем, нужно отметить, что за годы правления «кровавого тирана Сталина» население СССР с 1926 года увеличилось на 35 млн человек (несмотря на все войны), а за последние 20 лет «soft-тирании» либерализма современной истории население России сократилось на 7 млн. (демографическое отставание от существовавшей динамики - порядка 25 млн). Можно ли оценивать эти цифры, как гибель людей? Справедливо ли оценивать экономическую «эффективность либерализации» с точки зрения «нормальной экономики», при том, что средние доходы населения, пересчитанный в золотом эквиваленте, так и не достигли «социалистического уровня», а медицинские услуги и школьное образование с 2011 года станут платными?
[3] и [4] - см. в первом комментарии