Невостребованная «вечная Россия».
Невостребованная «вечная Россия»
Нынешнее руководство России далеко отстоит от осознания мировой миссии своей страны
Смена элит в том масштабе, который необходим для решения амбициозных задач, при существующем режиме пока невозможна. Между тем именно эта тема должна стать главным вопросом ближайшего десятилетия. Обращение к ней означает ускорение объективного хода истории, уклонение от нее - замедление и торможение этого хода. Торможение же означает усугубляющееся отставание России от быстро убегающих вперед держав.
Восемь лет иллюзиона
Восемь с лишним лет правления Путина - эпоха парадоксов. Удалось добиться замирения в Чечне и угасания террористической активности, переформатирования властных отношений в центре и регионах, утроения числа российских миллиардеров - реальной опоры власти. Все остальные перемены носили половинчатый и камуфлирующий характер. За эти годы был проеден данный России Богом существенный ресурс необычайно благоприятной внешней конъюнктуры. Не столько даже нефтяных и газовых денег, сколько ресурс свободы от внешних угроз, когда наиболее агрессивные мировые игроки отвлеклись от России и «не занимались» ею.
Путин прославился как виртуоз двусмысленности - в любом, даже достаточно ясном его публичном утверждении содержался экивок в противоположную сторону. Он оказывался вроде бы как «своим» и для Запада, и для Востока. «Своим» как для патриотов, так и для либералов, как для широких масс, так и для капитала. Он проявил дар нравиться внутри России враждующим антиподам, особенно на фоне опостылевшего большинству нации расточителя и капитулянта Ельцина.
Но когда руководитель страны выступает в качестве иллюзиониста - это тоже рано или поздно всем надоедает. Во второй президентский срок Путина иллюзион приобретал все более углубленные черты. Он вырос в целую артистическую систему «путинской стабилизации» с показательными акциями. Когда государство верой и правдой служит олигархату, молчаливому сговору между крупными магнатами, такой спектакль выступает как всеобъемлющая операция прикрытия. Именно поэтому так много говорилось в путинской России о стабильности. Внешне речь шла о стабильности всего общества, но в сущности - о фиксации и консервации крупной собственности, стабилизации той системы, которая в 90-е годы была откровенно криминальной, опасной и подвижной. Несомненно, теперь это был уже другой олигархат: наступила фаза установления баланса интересов. Те же, кто попытался нарушить складываемый баланс, опрокинуть Россию обратно в 90-е (Березовский, Гусинский, Ходорковский), поплатился за это.
Одной из ключевых тем путинского иллюзиона стала игра на контрасте: что было в 1999-2000 годах, и что стало теперь. При этом скромно умалчивалось, какую, в сущности, альтернативу предложил ельцинской эпохе Путин. Для многих вопрос об этой альтернативе - идеологической ли, стратегической ли, подспудной ли - остается загадкой до сих пор. Но что изменилось в действительности - так это атмосфера в СМИ. Пошлости не стало меньше, но стало гораздо меньше злорадства и амбиций. Центральные каналы ТВ все больше возвращаются к тем терапевтическим функциям, которые были свойственны им в эпоху позднесоветского «застоя». Убаюкивающие интонации вызывают у старшего поколения эффект дежавю.
Даже новые веяния 2006-2008 годов не отменили режима иллюзиона, не превратили неопределенную риторику в какое-то подобие идеологии. Знаменитая речь в Мюнхене была чистейшей воды иллюзионизмом. Впечатлены этой речью были и в Европе, и в Азии. Мы помним тот нескрываемый восторг, с которым встречали Путина после Мюнхена на Ближнем Востоке. Но за ярким эффектом не последовало никаких серьезных шагов во внешней политике. В своей риторической борьбе против наступления НАТО и США Путин уже много лет не находит ничего лучшего, как сетовать на нечестность западного партнера, которому Россия уступила по всем позициям по доброй воле, и намекать на какие-то «асимметричные ответы», на то, что Россия «примет необходимые меры» и т. п. Жесткость ряда англо-американских газет по отношению к Путину, книги вроде «Новой холодной войны» Эдварда Лукаса оказываются в этом свете элементами внутрироссийского иллюзиона.
То же касается и борьбы с олигархами, о которой годами звенели российские и зарубежные СМИ. Это была расправа с политическими конкурентами, а не с крупным бизнесом как таковым, который остался безраздельным хозяином страны. Медийные «утки» про ползучую национализацию частных компаний в конечном счете обнажили изнанку происходящего - в большинстве случаев государство за огромные деньги выкупало у приватизаторов активы, которые в свое время достались самим приватизаторам за бесценок («бархатная реприватизация»).
Неуклюжая игра в национальные проекты, с помощью которой власть пыталась компенсировать отсутствие нормальной правительственной политики в социальной сфере и преодолеть обычные в России чиновничий саботаж и воровство, также сопровождалась большим иллюзионом. Особенно ярко проявился этот стиль в отношении демографического коллапса - самого острого и болезненного за всю историю России. Если долго повторять, что кризис позади, многие начинают в это верить. В своем выступлении на расширенном заседании Госсовета «О стратегии развития России до 2020 года» Путин в очередной раз заявил: «Недавно, вы помните, мы сформулировали демографическую программу. Было очень много сомневающихся, будет ли какой-то толк от этих государственных вложений. И сегодня я с удовлетворением могу констатировать: толк есть. В прошлом году была отмечена рекордная динамика прироста рождаемости за последние 25 лет. И родилось так много детей, сколько не рождалось последние 15 лет в стране». Эти слова можно было бы расценить как констатацию триумфа, если бы не печальное обстоятельство, о котором президент умолчал: Россия продолжает вымирать, и убыль населения исчисляется не единицами, а сотнями тысяч человек. Демографический коллапс не преодолен, а лишь сглажен. Неясно, чего в этом сглаживании больше - спонтанной общенациональной реакции на крушение человеческого потенциала страны в 90-е годы или эффекта от раздачи «материнского капитала». Скорее дело в первом, чем во втором. Но честная формулировка проблемы сегодня не в фаворе.
Это программное выступление Путина на Госсовете 8 февраля строилось все на том же контрасте - демонстрировались «небывалые» цифры роста. И вся Россия по местам недоумевала: о какой стране идет речь, мы ведь живем здесь, и осязательно ощущаем всю эту «динамику» на себе? Вся победоносная риторика скрывала за собой тот факт, что Россия не погибла, что смертоносный распад и деградация ее при Ельцине, состояние ее пульса, граничащее с клинической смертью, - в прошлом. Что по сравнению с инфарктным положением 90-х годов улучшение в разы и даже десятки раз, о чем торжественно рапортует президент - не великое достижение, не возвращение здоровья, а лишь спасение от полной гибели.
Новые тридцатые?
В своей статье я раскрою пять положений, до которых нынешнее руководство страны пока не доросло. Если допустить, что верховная власть (Путин и Медведев) понимают это - значит, они вынуждены об этом молчать и выжидать. Но то, о чем по какой-то причине молчит политик, позволительно сказать вслух философу.
- Положение первое: построение инновационной России несовместимо с нынешней бюрократией, которую в случае серьезности намерений пришлось бы подвергнуть радикальной ротации.
- Положение второе: инновационный прорыв несовместим также и с господством крупного бизнеса, на чем строится режим Путина.
- Положение третье: Россия как нация и государство никогда не была локальной, но всегда была цивилизационным субъектом, самостоятельным историко-культурным миром.
- Положение четвертое: Запад и Россия - не части единой христианской культуры, а две разные цивилизации. Наши миры идут не по одной дороге неизбежной глобализации, а в разных направлениях.
- Из двух предыдущих следует пятое положение: стремление стать «нормальной страной», стандартным «национальным государством» несовместимо с самой природой России. Миссия России может пребывать в свернутом, спящем состоянии, но история уже подтвердила, что она есть.
Я был бы не просто рад, а счастлив ошибаться относительно намерений российской власти, но несомненно, что путинский план развития России, предъявленный в последний год его правления, так и остается без объяснения целей развития и честного разговора о структуре и правах влияния на процесс заинтересованных сторон (международных субъектов, олигархата, политического класса России, бюрократии, основной массы народа). Вместе с тем, главной идеей финала путинского правления стал вектор на инновационное развитие. Проблема в том, что исходя из условий описанного выше иллюзиона, этой бесконечной «операции прикрытия неизвестно чего», не остается оснований верить, что тема инновационного прорыва - не продолжение все той же операции прикрытия. Реального идеологического перелома ни в последних президентских Посланиях, ни в речи на Госсовете нет. Его, как обычно, можно при желании найти между строк, а можно - при противоположном желании - и не найти.
Более того, в разговоре об отсутствующей идеологии страны оба лидера кривят губы: Путин неодобрительно высказывается о «национальной забаве - поиске русской идеи», а Медведев называет дискуссию на эту тему малоэффективной. Презрительное отношение к проблематике «национальной идеи» (а по существу - миссии России) органично сочетается с курсом на вытеснение из политического дискурса национально ориентированных сил. При этом недавно Путин сделал забавное признание, говоря своим немецким коллегам о Медведеве: «Он - не меньше, в хорошем смысле слова, русский националист, чем я, и нашим партнерам с ним будет работать не проще». Трудно сказать, что следует понимать под словосочетанием «русский националист в хорошем смысле слова», особенно если это высказывание адресовано немцам. Сам Медведев пояснил это в интервью одной из западных газет: речь идет о том, чтобы быть националистами во внешнеполитическом и внешнеэкономическом «треках». Вовне России власть не может позволить себе быть либералом или демократом. Но, таким образом, «хороших националистов» во внутренней политике быть не должно. Сложилась система, близкая к однопартийной: право быть «хорошими националистами» есть лишь у одной партии - «Единой России», которую один из кремлевских администраторов предложил называть «партией нового типа - партией партий».
Представим себе, что сценарий развития возобладает и режим иллюзиона наконец сменится на реальное инвестирование в будущее страны. Ближайшее десятилетие рисуется при таком сценарии как аналог 30-х годов с их индустриальным прорывом, с их решительным очищением государства от саботажа и формированием определенного цивилизационного лица СССР как исторического и геополитического преемника Российской империи.
В такой постановке вопроса есть своя четкая логика. Задачи 30-х годов типологически схожи с теми задачами, которые объективно определяются нынешней ситуацией. Сталин не был графом Дракулой XX века: его режим строился не от репрессий, а от инноваций, не от параноидальной жестокости к оппонентам, а от требований индустриального прорыва, диктующего логику мобилизации всех сил. Репрессии были вызваны во многом необходимостью политической борьбы и выстраивания госаппарата нового типа. Другое дело - можно ли было при Сталине обойтись без превышающих разумную меру издержек ротации элит? Скорее всего, можно было. И тем не менее масштабная ротация элит - это неумолимое требование и нашего времени, без которого невозможно развивать страну. (Однозначно не согласен с тем, что Сталин был не Дракула - был. Но индустриализация страны была проведена, этого отрицать нельзя)
Противоположный вариант - дальнейшее усугубление иллюзиона: демонстративные мероприятия, которые будут декорировать дальнейшую стагнацию России. В качестве примера можно привести кампанию, связанную с новыми победами российских полярников - экспедицию «Арктика-2007», действительно воспроизводящую сталинский стиль. (Проблема в том, что в 30-е годы СССР не просто совершал показательные полеты и рейды, но занимался полномасштабным освоением Севера, создавал дрейфующие станции, организовал грандиозный Северный морской путь, создал целую инфраструктуру «северной экономики» и военных баз.) Декорирующих элементов, которые позволят создать необходимый информационный эффект, для медведевской России можно при желании придумать десятки.
Модель встраивания
Можно описать по крайней мере три сценария ближайшего будущего России. В каждом из них есть как потенциал настоящего «неосталинизма», так и элементы его имитации в качестве лепнины на здании стагнирующей государственности сырьевых олигархов и обслуживающей их бюрократии. На первый взгляд, сценарий такой стагнации с последующим распадом страны и растаскиванием ее территорий между мировыми державами может быть выгоден мировому сообществу. Но и это сомнительно: гибель России как системного компонента мирового равновесия приведет не к обогащению и благополучию соседей, а к трагической дестабилизации с непредсказуемым исходом.
Сценарий первый - на первых порах сохраняется коллегиальная диктатура, в которой экс-президент Путин будет играть одну из главных ролей. Медведев постепенно набирает силу и вытесняет Путина, проводит новый курс на неприкрытую предпродажную подготовку частей России к абсорбции другими державами (вариант второго Горбачева).
Сценарий второй - на долгие годы сохраняется равновесная модель, дуумвират Медведева и Путина (для России - вариант необычный). При таком раскладе наиболее вероятно разделение функций между дуумвирами (социальная у одного и силовая - у другого) и затяжное развитие нынешней ситуации с медленной и непоследовательной ротацией элит. Резко возрастает риск кризиса, связанного с авариями изношенной российской инфраструктуры, стабильность сменится на бесконечную борьбу с чрезвычайными ситуациями.
Сценарий третий, наиболее интересный - происходит раскол в российских элитах, острый конфликт, который приводит к резкой смене конфигурации власти (исход может быть самым разным, в том числе возможен вариант, когда приходит к власти новая фигура; возможен и вариант, когда возвращается Путин, но с более жесткой и амбициозной программой, чем сейчас; не исключено и то, что такую программу возьмет на вооружение победивший оппонентов Медведев). При таком сценарии наиболее вероятна радикальная смена элит: она возможна в России только в опоре на свежие силы, на союз по-новому понятых традиционных институтов и перспективных корпораций. Результатом такого сценария должно стать формирование кентавра ортодоксии и инновационной экономики, высокой духовности и высоких технологий. В таком кентавре вполне может проявиться лицо той России, какой ей предстоит быть в XXI веке.
Медведев мало кому понятен: он представляет собой для российского общества «кота в мешке». Он не производит впечатления человека, который готов пойти на решение главной и самой болезненной проблемы, блокирующей развитие страны: проблемы неэффективной элиты. Смена элит в том масштабе, который необходим для решения амбициозных задач, при существующем режиме пока невозможна.
Между тем именно эта тема должна стать главным вопросом ближайшего десятилетия. Обращение к ней означает ускорение объективного хода истории, уклонение от нее - замедление и торможение этого хода. Торможение же означает усугубляющееся отставание России от быстро убегающих вперед держав и повышает вероятность демонтажа Российской Федерации. Такой демонтаж осуществим в форме капитуляции перед западным (ментально) либо китайским (де-факто) проектами под видом радикального национализма и сепаратизма, дезинтегрирующихся российских регионов.
Наиболее вероятное объяснение происходящего сейчас - Путин и Медведев мыслят будущее как встраивание России на вторых ролях в западную систему. Такое встраивание необходимо осуществлять под прикрытием риторики, в которой есть место многочисленным ноткам неосталинизма, апелляции к опыту индустриального роста прошлого. Это делается для того, чтобы купировать эксцессы, сопряженные с проявлением реваншистского синдрома в российском обществе - обществе вчерашней сверхдержавы. Но в истории нередко бывает так, что последовательная имитация чего-то приводит к вызыванию в реальность того, что имитируется.
Дело в том, что внутри России силы, заинтересованные в статус-кво, хотя и богаты, и влиятельны, но малы. Они составляют ничтожный процент нации. Отсюда возникает неизбежная логика манипуляции обществом со стороны его верхушки. Об этой манипуляции в одном из своих интервью красноречиво выразился модный российский писатель Федор Крашенинников: «Скорее всего, наша элита живёт с мыслью, что на ее век хватит и что никуда Россия не денется, чего бы они с ней не делали».
Нынешний русский компромисс держится на контракте, который заключили сырьевые олигархи и влиятельное проамериканское лобби, которое призвано как можно дольше сдерживать Кремль и не допускать перехода от навязанной роли к внутренне мотивированной задаче - державной миссии. Инновационная риторика Путина и Медведева объективно противоречит этому контракту, который парализует любое инновационное движение вульгарно монетаристскими догмами.
Несомненно, данный режим миллиардеров и либеральных чиновников не мог бы продержаться долго, если бы он не находился под плотной опекой зарубежных патронов. Президент Медведев (тогда еще - вице-премьер), выступавший на «смотринах» в Давосе 27 января 2007 года, отчитывался не перед российской, а именно перед мировой олигархией. В его выступлении недвусмысленно говорилось о новых возможностях российской экономики, которые откроются перед крупным зарубежным бизнесом: «Являясь частью европейской экономики и, соответственно, мировой экономики, мы должны принимать правила, сложившиеся в Европе и во всем мире. Мы движемся именно к такой экономике - основанной на следующем поколении технологий, опирающейся и на крупные компании, конкурентоспособные на мировых рынках, и на широкий слой малого и среднего бизнеса, в том числе - инновационного».
Если в Давосе Медведев сулил открытие новых рубежей финансовой и экономической интеграции России в западный мир, то уже в своей предвыборной речи на Гражданском форуме он обозначил сам дух и природу этой интеграции: «Нам не нужно ничего изобретать. Базовые ценности сформулированы человечеством уже давно, но применить их к российской специфике порой бывает проблемой. И главный вопрос - в том, чтобы совместить наши национальные традиции с фундаментальным набором демократических ценностей. Это - задача, над которой политические и интеллектуальные элиты России бьются лет 150 кряду. Но должен сказать, что сегодня мы значительно приблизились к её решению».
В свете этих высказываний на редкость бессодержательный лозунг: «Россия - вперед!», который увенчивал речь Медведева, приобретает конкретное наполнение. Можно понять из приведенных выше цитат, что означает для Медведева слово «вперед».
Возможно ли реальное сближение с Западом?
Однако насколько реалистична модель встраивания? Возможна ли она для России как целого, или она возможна лишь для той части нации, которая готова обменять патриотизм и лояльность отечеству на европейскую прописку?
Уход Путина с президентского поста на фоне непрекращающегося расширения НАТО на восток и косовского прецедента развеивает надежды на гармоничное сосуществование. Решение косовской проблемы в обход легитимного порядка в 2008 году означает уже не прикрытое никакими оговорками введение двойного стандарта. Там, где это выгодно, новые фарисеи жестко следуют букве международного права и жестко требуют этого же от других. Там же, где такое не выгодно, они не стесняются создавать параллельную правовую реальность. Главным итогом саммита НАТО в Бухаресте стало согласие Альянса на размещение противоракетных баз в Чехии и Польше. Внутрироссийский иллюзион вновь сработал четко на имидж власти: в СМИ было создано впечатление, что удалось сдержать Запад, отсрочить начало процесса принятия в НАТО Украины и Грузии, хотя самим НАТО на данном саммите такое и не планировалось.
В России очень часто приходится слышать точку зрения, что у нас с Западной Европой единый духовно-культурный базис - христианство. Если говорить о религиозной стороне дела, то Россия входит в другой большой мир: границы этого мира очерчиваются православной ойкуменой, а не абстрактным христианством. Как молодая цивилизация по сравнению с Западной Европой, Россия часто не может отличить свою привязанность к науке и технике, бытовым заимствованиям от глубинного духа. В духовном смысле европейцы ничуть не ближе русским, чем, скажем, индусы. Если бы мы были родственны друг другу внутренне, то фактор христианства уже давно сплотил бы нас в гораздо более плотное целое. Но даже вопреки христианству сплочения не происходило. Россия отторгает Запад, но - что гораздо ощутимее и в гораздо большей степени - Запад отторгает Россию.
Христианство не может быть узурпировано Западной Европой, но, что даже еще важнее, на Западе сегодня доминирует точка зрения дальнейшего освобождения от христианских корней. Непредвзятый взгляд на эту мутацию культурной программы Европы позволяет вычленить новые черты европейского культурного стандарта, который вряд ли будет приемлем для других цивилизаций (китайской, исламской и российской). Возникает опасение, что духовно-гуманитарный стандарт, который складывается сегодня в Европе, становится смесью мистических и оккультных традиций, которую можно будет использовать для «эзотерической перестройки человека». Вообще фундаментальная черта антихристианской идеологии (что проявилось в свое время и в марксизме) - стремление переделать человека, вывести новый тип человека. В противоположность этой идеологии ортодоксальная позиция состоит в том, чтобы оставаться достойным человеком, не деградируя.
Пока Путин и Медведев очень далеки от понимания того, что наши с Западом цивилизационные миры идут в разных направлениях и несут в себе во многом противоположные миссии. Вожди России остаются в плену иллюзии линейной глобализации. Между тем, внешнее объединение мира во многом оказывается не универсальностью взаимопонимания и родства, а глобализацией разрыва и внутренней пропасти между разными частями человечества. На смену циклам интеграции всегда приходят циклы дезинтеграции, а глобалистические модели работают на поверхностном уровне культур.
Никакая интеграция в Запад невозможна, потому что Россия - это не остров, а материк, который не смогут вместить другие цивилизации. Интеграция возможна только по частям. И, по всей видимости, в разные стороны. Россия в этом отношении сопоставима не с отдельными национальными государствами, а с ЕС, с Индией, Китаем, исламским миром и т. д. Сегодня эта истина означает директивную нужду России в сближении с Востоком и резком увеличении роли и значения России в Евразии. Такая ориентация не только возможна, но и крайне необходима. Пока наши экономические обороты с Западом на порядок больше, чем с Востоком - это не соответствует никаким справедливым и полезным для самой России соображениям. Восток беднее, но платить и за наше сырье, и за наши технологии (и тем более - за нашу готовую продукцию) он будет не меньше, а больше, чем Запад. Бедные вообще платят всегда больше, что объясняет известная поговорка: я не настолько богат, чтобы покупать дешевое. Восток скромнее: он не привык указывать другим, как им жить; он гораздо более подготовлен своей историей и судьбой, чтобы искренне любить Россию и русских, признавать ее права, принимать ее правду как высокую и значимую для всего мира. Потенциал комплиментарности, братства между русскими и восточными народами огромен и не задействован.
Россия - это шанс человечества на возобновление гармонии, выстраивание мира многоголосия, а не катастрофического оползня в хаос. Россия, вступая на путь деятельного восстановления своей идентичности, объективно выступает и как поборница сохранения в мире основных цивилизационных идентичностей, которые уже сложились на данный момент. России не нужен стандартизированный мир. России нужен гармоничный мир, в котором будут уживаться разные культуры. Запад сегодня способности к такой гармонизации не демонстрирует. Он проседает по отношению к периферии и не способен предложить мусульманам и южанам достаточно определенную модель, в которую они могли бы встроиться. Запад мутирует в самой своей основе. Одновременно с этим он догматизирует и канонизирует свое понимание демократии и толерантности. В сочетании этих жесткости и неустойчивости есть своя диалектика. Но это - диалектика «столкновения цивилизаций», размывания чужой идентичности, раскола чужой суверенности. Рано или поздно она возвращается бумерангом - и Западная Европа уже ощущает этот бумеранг в лице инокультурного Юга, который все больше проникает на Север, грозя опрокинуть его и размыть идентичность самой Европы.
Миссия России в XXI веке - сдержать одновременно наступающий хаос периферии и непомерные амбиции сверхдержав (Китая и США) на глобальный контроль. Кроме России, другой способной на такой сдерживающий проект силы в современном мире нет.
http://www.km.ru/magazin/view_print.asp?id={7E2CE78C-F3A9-44D0-AE7B-E3CBB5E2DDC9}
Хотел лишь добавить, что признание независимости Республики Лакота - один из шагов, которые необходимо сделать на пути своего развития.