Опыт позднего совка и моя научная карьера за его пределами
На пост этот меня подвигло не тщеславие, не гордость за отечество (где я, а где отечество?), а вопрос уважаемого мной начальства: "А почему из тебя получился ученый?" В позитивном ключе вроде как было спрошено, после очередного законченного проекта.
Вопрос обобщающий, и свою семейную историю я ей рассказала, про русских предков из мещан, венгерского рабочего и его немецкой жены-прачки, еврейских сапожников, а затем про целый букет ученых и инженеров в двух предыдущих передо мной поколениях, которые вышли из всего этого простого народа. Так что речь не о генетике, которая, как мы знаем, есть наука о наследственности, а о том, каким образом среда, в которой я выросла, сформировала из меня ученого. Задатки - это ведь только часть дела. Правда, скорее всего я стала бы ученым и в другой стране. Никакой другой род деятельности мне никогда подходящим не казался, сомнений тоже не было, лет с 12 мое будущее было мне ясно, по крайней мере, то, что я сама для себя хочу. Сомнения бывали на тему: биология или химия, но отчетливо - не физика или математика. А интерес к истории никак не выливался в желание ей заниматься.
И конечно колоссальную роль сыграла обстановка позднего совка и профессии нашей большой семьи. Когда с детства было очевидно, что нормальных занятий крайне немного: врачи, учителя, ученые и инженеры, это все, других нормальных дел для головы просто нет. Причем гуманитарные науки - это была в основном советская профанация, и в нашей семье - западло. Один из моих двоюрдных (а их у меня много) решил пойти в психологи. Для чего, в частности, принялся делать карьеру по комсомольской линии. Так его собственный отец, мой любимый дядя, профессор МГУ, принялся звать его "генсеком". Остальное многочисленное семейство занималось физикой (4 человека), химией (4), геологией (2), и биологией (3). Причем основным занятием была именно наука, а не делание карьеры. А от разговоров за праздничным столом кружилась голова - настолько было интересно и ново. Ну и в повседневной жизни - приходишь в гости к дяде-геологу, а он сидит за микроскопом, и может показать красивую картинку минералов в поляризованном свете. А потом откроет шкафы с коллекцией и скажет: ты тут поиграй, а мне поработать надо.
Мои занятия околонаучной деятельностью начались с дедушки по отчиму, с которым я познакомилась в 7 лет, и мы сразу очень подружились. Он был электриком, а на досуге любил делать всевозможные приборы, например, для метеорологических наблюдений. Научил меня заниматься фотографией (включая печать), воспитывать собак и ежей (по отдельности), собирать грибы, кататься на велосипеде, в общем какому-то колоссальному количеству разных вещей. И тому, что мир вокруг ужасно интересен. До того я была книжным червем, читала запоем и без конца. А тут он меня вытащил в деятельную жизнь. И в 11 лет подарил мне старинный бронзовый микроскоп, и долго возился, показывая, что и как смотреть. К сожалению, дед Коля скоропостижно умер всего через 5 лет после нашего знакомства, и это было трагедией моего детства. Но процесс пошел. И в какой-то момент в 6-м классе я попала на районную олимпиаду по биологии, оттуда на городскую, где внезапно заняла второе место. После чего меня пригласили в кружок во Дворце Пионеров, где я наконец попала в общество себе подобных. Какое же это было счастье! Я ведь была всерьез уверена, что ненормальна. Вот что было и впрямь хорошо - так это кружки. Впрочем, похожие кружки/клубы я наблюдала у дочки в американской школе. И на научных олимпиадах их команда занимала призовые места.
А вот советская школа мне была скучна до крайности, и я крайне плохо вписывалась. И интересы у меня были не те, и очки на носу, и учеба давалась легко (то есть вообще без усилий, домашняя работа за 10 минут), и были дикие комплексы неполноценности по поводу внешности (которые удивляли родителей, я вообще-то выглядела более-менее нормально, не считая очков). Помогла и спасла меня 57 школа, я случайно оказалась в математическом классе, где все ребята были такие же. Именно 57-я школа, пожалуй, сыграла главную роль в моей жизни. И домашняя работа наконец стала занимать часы, а не минуты, и математика оказалась не по зубам, и надо было пахать всерьез, чтобы хоть что-то понять. Вот эта математика мне дико пригодилась в будущем. Не сама по себе, а самопознание на фоне сложного предмета: (1) я не понимаю, но если приложить усилие, то можно разобраться, вопрос в количестве усилий и отсутствии страха, (2) если разобраться, даже с трудом, то можно научиться пользоваться очень сложными для меня вещами. И вот это бесстрашие перед новым и трудным - это пожалуй главное качество, необходимое для науки. Кстати - и для эмиграции тоже. Когда оказываешься в городе, где тебе не понятен ни язык, ни письменность, ни устройство жизни, ни лица окружающих. И надо просто действовать и не паниковать.
Пахота в 9-м и 10-м классе 57-й была такая, что потом поступление на биофак МГУ и конкурс в 10 человек на место показались ерундой. Тем более, что биологию я знала, занимала первые места на всесоюзных олимпиадах (что тогда не давало льгот при поступлении). Сам биофак на первом курсе тоже был несложен. Математику и физику я уже знала выше преподаваемого уровня. Классической биологии было много, и я ее любила. так что было довольно ненапряжно, и я отдыхала. А на втором курсе началась серьезная химия. И вот за эту химию я тоже очень благодарна, она мне создала в голове базу для последующей биохимии и мол биологии. Ну а потом пошла серьезная биология, и преподаватели в основном было хороши, так что биофак много мне дал. Я бы может и сочла это уникальным советским опытом, если бы через 20 лет не посмотрела американские учебники по биологии. И не осознала, насколько много дают в хороших американских университетах, никак не меньше, а скорее больше, чем на биофаке МГУ.
А дал ли мне хоть что-нибудь уникальный советский опыт по изучению гражданской обороны, истории КПСС, научного коммунизма, военного дела и прочей фигни? Очевидно - тренировку краткосрочной памяти, - выучила, сдала, забыла. Я могла дня за три освоить и сдать на отлично почти любой учебник. Были и свои приемы: у меня хорошая механическая память, запоминаю, когда пишу. Поэтому я писала горы шпаргалок, которыми сама не пользовалась, я все и так помнила. А на мои шпаргалки стояла очередь желающих. И это все ужасно испортило мой почерк. Научилась я и компартментализации мозгов: научный коммунизм запихивался в специальный угол, и то, что оставалось после сдачи и забывания, из этого угла можно было по требованию достать, например, на ленинский зачет, а потом запихнуть обратно, никак при этом не запачкавшись этой туфтой. Поэтому сколько бы я не учила и не сдавала всяческую муть, это никак не меняло моих вполне диссидентских воззрений. Я научилась быть иммунна к пропаганде, делать вид, что я присутствую, слушать и не слышать. Научилась и конформизму высшей пробы: внутренняя свобода при полном внешнем согласии с генеральной линией. И это наверно плохо, в борцы за какую-либо идею я совсе не гожусь.
Надо сказать, что конформизм очень помогает в начале эмигрантской жизни, принимаешь внешние обстоятельства и правила, а внутри остаешься самой собой. Но зато сопутствующий пофигизм мешает делать карьеру, слишком дорожишь внутренней свободой, и реально не идешь ни на какие компромиссы с новой средой. Типа: "я вам тут изображу все, что требуется, а по сути меняться, подстраиваться и превращаться в нечно новое не стану". И остается старая система ценностей, где во главе угла все то же: возможность делать хорошую, интересную, честную науку, а деньги и карьера на втором месте. Иногда начальство это ценит, а чаще - не замечает, и сидишь ты в своем углу, свободная, но без движухи. Зато и упор начинаешь делать на профессиональные знания и развитие соображения. И очень много можно набрать в голову, если 35 лет проработать в лаборатории по самым разным тематикам. Меня тут как-то один из друзей спросил: "A что ты делаешь, если эксперимент не получается?" - "Oни у меня получаются…". Естественно с огрехами и ошибками, но обычно переделывать не приходится.
А вот московский научный институт, где я работала номинально 8 лет, а реально около 6 (остальное - числилась, работая в Японии), дал мне не сильно много. В основном - умение пахать без продыху, ибо я там была лаборантом, а дисер делала по соискательству, в свободное от работы время. После той школы молодого бойца ничто не страшно, ибо в неделю я мыла больше 100 2-х литровых колб, гору прочей стеклянной посуды, и пересаживала какое-то безумное количество клеточных культур. Собственно, потом в Японии, когда я взялась за дело, как в Москве, мой японский профессор ставил меня в пример трудолюбия студентам. Эта пахота очень мешала обычной жизни, отнимала время от общения с дочкой. Но вот это сочетание двух стран дало на всю жизнь привычку работать. В целом же советская биология очень сильно отставала от мировой, особенно в области молекулярной биологии, поэтому в Японии пришлось учиться заново. Так что с научной точки зрения надо было уезжать поскорее, не тянуть.
Почему же я в юности не уехала, например, по еврейской линии, и бабушка, и дедушка у меня были евреи? В ретроспекте думаю, что из-за патриотизма, своего и родительского. Они родину любили и собирались с ней оставаться. А я любила их, и своих друзей на родине. И только в голове периодически появлялись мысли: надо бы отвязать от родины собственную дочку. Чтобы ее ничто не привязывало и не держало, чтобы жила она там, где ей хорошо, и сама это хорошо определяла. И сейчас задним числом понимаю, что точно такая же мотивация была у моего папы, который старательно меня выпихивал в окружающий мир. И платил за мое обучение английскому языку с 6 лет. А я уехала только в 29 лет по работе и ненадолго, впрочем потихоньку получилось, что навсегда. Итог - мы отвязались, и нам вполне неплохо. А патриотизм у меня давно прошел без следа.
Подводя итоги: совок плюс связанная с ним эмиграция в две разные страны меня сформировали в ученого, они же обусловили отсутствие хорошей карьеры. Которое в свою очередь обусловило накопление знаний и умений. Так что если бы я в 18 лет уехала например в Израиль или Штаты, то стала бы совсем другим человеком.
Ну и в заключение скажу, что за любую ругань буду тут же банить без разговоров. Если вам не нравится, что я совок называю совком - не читайте. Я прожила в совке почти 30 лет, и вполне заслужила право на собственное мнение.
Вопрос обобщающий, и свою семейную историю я ей рассказала, про русских предков из мещан, венгерского рабочего и его немецкой жены-прачки, еврейских сапожников, а затем про целый букет ученых и инженеров в двух предыдущих передо мной поколениях, которые вышли из всего этого простого народа. Так что речь не о генетике, которая, как мы знаем, есть наука о наследственности, а о том, каким образом среда, в которой я выросла, сформировала из меня ученого. Задатки - это ведь только часть дела. Правда, скорее всего я стала бы ученым и в другой стране. Никакой другой род деятельности мне никогда подходящим не казался, сомнений тоже не было, лет с 12 мое будущее было мне ясно, по крайней мере, то, что я сама для себя хочу. Сомнения бывали на тему: биология или химия, но отчетливо - не физика или математика. А интерес к истории никак не выливался в желание ей заниматься.
И конечно колоссальную роль сыграла обстановка позднего совка и профессии нашей большой семьи. Когда с детства было очевидно, что нормальных занятий крайне немного: врачи, учителя, ученые и инженеры, это все, других нормальных дел для головы просто нет. Причем гуманитарные науки - это была в основном советская профанация, и в нашей семье - западло. Один из моих двоюрдных (а их у меня много) решил пойти в психологи. Для чего, в частности, принялся делать карьеру по комсомольской линии. Так его собственный отец, мой любимый дядя, профессор МГУ, принялся звать его "генсеком". Остальное многочисленное семейство занималось физикой (4 человека), химией (4), геологией (2), и биологией (3). Причем основным занятием была именно наука, а не делание карьеры. А от разговоров за праздничным столом кружилась голова - настолько было интересно и ново. Ну и в повседневной жизни - приходишь в гости к дяде-геологу, а он сидит за микроскопом, и может показать красивую картинку минералов в поляризованном свете. А потом откроет шкафы с коллекцией и скажет: ты тут поиграй, а мне поработать надо.
Мои занятия околонаучной деятельностью начались с дедушки по отчиму, с которым я познакомилась в 7 лет, и мы сразу очень подружились. Он был электриком, а на досуге любил делать всевозможные приборы, например, для метеорологических наблюдений. Научил меня заниматься фотографией (включая печать), воспитывать собак и ежей (по отдельности), собирать грибы, кататься на велосипеде, в общем какому-то колоссальному количеству разных вещей. И тому, что мир вокруг ужасно интересен. До того я была книжным червем, читала запоем и без конца. А тут он меня вытащил в деятельную жизнь. И в 11 лет подарил мне старинный бронзовый микроскоп, и долго возился, показывая, что и как смотреть. К сожалению, дед Коля скоропостижно умер всего через 5 лет после нашего знакомства, и это было трагедией моего детства. Но процесс пошел. И в какой-то момент в 6-м классе я попала на районную олимпиаду по биологии, оттуда на городскую, где внезапно заняла второе место. После чего меня пригласили в кружок во Дворце Пионеров, где я наконец попала в общество себе подобных. Какое же это было счастье! Я ведь была всерьез уверена, что ненормальна. Вот что было и впрямь хорошо - так это кружки. Впрочем, похожие кружки/клубы я наблюдала у дочки в американской школе. И на научных олимпиадах их команда занимала призовые места.
А вот советская школа мне была скучна до крайности, и я крайне плохо вписывалась. И интересы у меня были не те, и очки на носу, и учеба давалась легко (то есть вообще без усилий, домашняя работа за 10 минут), и были дикие комплексы неполноценности по поводу внешности (которые удивляли родителей, я вообще-то выглядела более-менее нормально, не считая очков). Помогла и спасла меня 57 школа, я случайно оказалась в математическом классе, где все ребята были такие же. Именно 57-я школа, пожалуй, сыграла главную роль в моей жизни. И домашняя работа наконец стала занимать часы, а не минуты, и математика оказалась не по зубам, и надо было пахать всерьез, чтобы хоть что-то понять. Вот эта математика мне дико пригодилась в будущем. Не сама по себе, а самопознание на фоне сложного предмета: (1) я не понимаю, но если приложить усилие, то можно разобраться, вопрос в количестве усилий и отсутствии страха, (2) если разобраться, даже с трудом, то можно научиться пользоваться очень сложными для меня вещами. И вот это бесстрашие перед новым и трудным - это пожалуй главное качество, необходимое для науки. Кстати - и для эмиграции тоже. Когда оказываешься в городе, где тебе не понятен ни язык, ни письменность, ни устройство жизни, ни лица окружающих. И надо просто действовать и не паниковать.
Пахота в 9-м и 10-м классе 57-й была такая, что потом поступление на биофак МГУ и конкурс в 10 человек на место показались ерундой. Тем более, что биологию я знала, занимала первые места на всесоюзных олимпиадах (что тогда не давало льгот при поступлении). Сам биофак на первом курсе тоже был несложен. Математику и физику я уже знала выше преподаваемого уровня. Классической биологии было много, и я ее любила. так что было довольно ненапряжно, и я отдыхала. А на втором курсе началась серьезная химия. И вот за эту химию я тоже очень благодарна, она мне создала в голове базу для последующей биохимии и мол биологии. Ну а потом пошла серьезная биология, и преподаватели в основном было хороши, так что биофак много мне дал. Я бы может и сочла это уникальным советским опытом, если бы через 20 лет не посмотрела американские учебники по биологии. И не осознала, насколько много дают в хороших американских университетах, никак не меньше, а скорее больше, чем на биофаке МГУ.
А дал ли мне хоть что-нибудь уникальный советский опыт по изучению гражданской обороны, истории КПСС, научного коммунизма, военного дела и прочей фигни? Очевидно - тренировку краткосрочной памяти, - выучила, сдала, забыла. Я могла дня за три освоить и сдать на отлично почти любой учебник. Были и свои приемы: у меня хорошая механическая память, запоминаю, когда пишу. Поэтому я писала горы шпаргалок, которыми сама не пользовалась, я все и так помнила. А на мои шпаргалки стояла очередь желающих. И это все ужасно испортило мой почерк. Научилась я и компартментализации мозгов: научный коммунизм запихивался в специальный угол, и то, что оставалось после сдачи и забывания, из этого угла можно было по требованию достать, например, на ленинский зачет, а потом запихнуть обратно, никак при этом не запачкавшись этой туфтой. Поэтому сколько бы я не учила и не сдавала всяческую муть, это никак не меняло моих вполне диссидентских воззрений. Я научилась быть иммунна к пропаганде, делать вид, что я присутствую, слушать и не слышать. Научилась и конформизму высшей пробы: внутренняя свобода при полном внешнем согласии с генеральной линией. И это наверно плохо, в борцы за какую-либо идею я совсе не гожусь.
Надо сказать, что конформизм очень помогает в начале эмигрантской жизни, принимаешь внешние обстоятельства и правила, а внутри остаешься самой собой. Но зато сопутствующий пофигизм мешает делать карьеру, слишком дорожишь внутренней свободой, и реально не идешь ни на какие компромиссы с новой средой. Типа: "я вам тут изображу все, что требуется, а по сути меняться, подстраиваться и превращаться в нечно новое не стану". И остается старая система ценностей, где во главе угла все то же: возможность делать хорошую, интересную, честную науку, а деньги и карьера на втором месте. Иногда начальство это ценит, а чаще - не замечает, и сидишь ты в своем углу, свободная, но без движухи. Зато и упор начинаешь делать на профессиональные знания и развитие соображения. И очень много можно набрать в голову, если 35 лет проработать в лаборатории по самым разным тематикам. Меня тут как-то один из друзей спросил: "A что ты делаешь, если эксперимент не получается?" - "Oни у меня получаются…". Естественно с огрехами и ошибками, но обычно переделывать не приходится.
А вот московский научный институт, где я работала номинально 8 лет, а реально около 6 (остальное - числилась, работая в Японии), дал мне не сильно много. В основном - умение пахать без продыху, ибо я там была лаборантом, а дисер делала по соискательству, в свободное от работы время. После той школы молодого бойца ничто не страшно, ибо в неделю я мыла больше 100 2-х литровых колб, гору прочей стеклянной посуды, и пересаживала какое-то безумное количество клеточных культур. Собственно, потом в Японии, когда я взялась за дело, как в Москве, мой японский профессор ставил меня в пример трудолюбия студентам. Эта пахота очень мешала обычной жизни, отнимала время от общения с дочкой. Но вот это сочетание двух стран дало на всю жизнь привычку работать. В целом же советская биология очень сильно отставала от мировой, особенно в области молекулярной биологии, поэтому в Японии пришлось учиться заново. Так что с научной точки зрения надо было уезжать поскорее, не тянуть.
Почему же я в юности не уехала, например, по еврейской линии, и бабушка, и дедушка у меня были евреи? В ретроспекте думаю, что из-за патриотизма, своего и родительского. Они родину любили и собирались с ней оставаться. А я любила их, и своих друзей на родине. И только в голове периодически появлялись мысли: надо бы отвязать от родины собственную дочку. Чтобы ее ничто не привязывало и не держало, чтобы жила она там, где ей хорошо, и сама это хорошо определяла. И сейчас задним числом понимаю, что точно такая же мотивация была у моего папы, который старательно меня выпихивал в окружающий мир. И платил за мое обучение английскому языку с 6 лет. А я уехала только в 29 лет по работе и ненадолго, впрочем потихоньку получилось, что навсегда. Итог - мы отвязались, и нам вполне неплохо. А патриотизм у меня давно прошел без следа.
Подводя итоги: совок плюс связанная с ним эмиграция в две разные страны меня сформировали в ученого, они же обусловили отсутствие хорошей карьеры. Которое в свою очередь обусловило накопление знаний и умений. Так что если бы я в 18 лет уехала например в Израиль или Штаты, то стала бы совсем другим человеком.
Ну и в заключение скажу, что за любую ругань буду тут же банить без разговоров. Если вам не нравится, что я совок называю совком - не читайте. Я прожила в совке почти 30 лет, и вполне заслужила право на собственное мнение.