***Моя семья***
Еще пару отрывков из воспоминаний тети Гали
тетя Галя - кузина моей бабушки - росла круглой сиротой. В детстве она жила то с бабушкой, то попеременно в семьях своих дядек и теток. Жизнь в начале двадцатого века была очень бурная и переменчивая и обстоятельства менялись часто.
И вот, наконец, я стала ходить в школу. Дядя Боря по просьбе бабушки стал подготовлять меня к этому, так как я не имела никакого понятия о школьных науках и только умела, читать и писать, но и то плохо. А было мне тогда уже 12 лет. Дядя Боря занимался по своей системе, он читал мне курс лекций по русской истории, надеясь, что я всё запомню, а арифметику он почему-то упустил, и на грамматику тоже не обращал внимания. А это как раз было самое необходимое. В школу я пошла в 3-ий класс и была к этому конечно совсем неподготовлена, а там этого не заметили. В школе творились такие дела, что сами учителя не знали, что им надо делать на уроках. Учителя были из старой гимназии, вероятно, это были хорошие педагоги, но они никак не могли приспособиться к новой программе и новым формам преподавания. Старый метод был начисто забракован. Ученики делали на уроках всё, что хотели, на дом уроков не задавали и не спрашивали. А вскоре ввели детальный план, и стало ещё хуже, потому что уроки совсем отменили, а нас, учеников, разбили на бригады по шесть человек и мы должны были заниматься самостоятельно по заданиям, а потом писали общий отчет о своей работе. В нашей бригаде обязанности быстро распределились, нашлись и математики, и литераторы и даже специалист по общественным наукам, это была Соня Блинчикова. Соня удивляла нас своей способностью к длиннейшим докладам на общественно-политические темы. Мне кажется, что из нее вполне мог бы выйти политический деятель. Она могла говорить целыми часами, это бил неиссякаемый источник и даже учителя попадали под ее словоточие, тем более что в вопросах политики они сами были не сильны, а по новому методу требовалось всё изучать по первоисточникам. И Соня изучала труды Карла Маркса и Фейербаха, мы ей завидовали, нам это было не под силу. Ну, а на мою долю досталось оформлять отчеты, у меня это получалось лучше чем у других. Метод Дальтон-плана продолжался недолго и наше безмятежное существование кончилось...
Видимо отдел народного образования понял, что такое обучение зашло в тупик и было решено вернуться к старым методам. Опять появились уроки и вот тут-то обнаружилось, что мы буквально ничего не знаем, особенно пострадала математика. Хуже всего пришлось мне, как бригадному художнику, учителя были поражены отсутствием у меня знаний по главным предметам и меня, конечно, оставили на второй год. А раньше этой меры не принимали и переводили из класса в класс. Мне стало очень обидно и осенью я ни за что не хотела идти в школу, чувствовала, что не смогу учиться в этой школе, я очень страдала, но не могла себя побороть. Бабушка переживала вместе со мной эту неурядицу и хорошо понимала меня.
К этому времени дядя Юра успешно сдал экзамены в университете <…> получил диплом и был направлен заведовать химической лабораторией на Сухону в Вологодскую губернию. <…> И вот бабушка попросила дядю Юру взять меня с собой <…> Здесь меня поразила северная природа и чудесный город Вологда с монастырями и церквушками, а также необыкновенные белые ночи. Удивлял окающий говор местного населения, в первое время я даже не могла понять о чем говорят, но потом освоилась. Местная школа мне очень понравилась. Несмотря на свою занятость, дядя Юра всё же находил время для занятий со мной. Мы занимались математикой и физикой. Не помню, чтобы занимались грамматикой, наверное он считал этот предмет менее важным, но зато наше общее увлечение литературой никогда не остывало. Я теперь удивляюсь, как он находил для этого время, ведь он был очень занят. Помню, как он увлекался каким-то изобретением, он не мог спать по ночам, творческие поиски не девали ему покоя и ему обязательно надо было с ними поделиться. A так как тeтя Люба с детьми уехала на лето к своим родителям, то дядя Юра будил меня и с жаром излагал свои мысли по поводу какого-то котла для варки целлюлозы. Я конечно ничего не могла понять, хотя и старалась. Но ему кажется этого было и не нужно, он не замечал этого. Он рисовал мне схемы проектов, я безнадёжно смотрела на них.
Когда я окончила семь классов, мне было уже 17 лет. Я уехала я Москву к бабушке, которая, как и я, соскучилась обо мне. Мне надо было думать куда поступить учиться дальше, а я никак не могла, выбрать себе будущую специальность, всё мне казалось одинаковым и малоинтересным. А так как в нашем переулке открылся техникум, правда по специальности совсем не подходящей для меня, я все же туда поступила - только потому, что это было близко от дома. Это была глупость с моей стороны, потому что я не имела никакой склонности к математике, но, как не удивительно, я всё-таки окончила этот техникум и получила знание техника по мелиорации и землеустройству.
Но во всём плохом всегда скрыто хорошее - не попади я на организацию колхозов в Наро-Фоминский район, кто знает открыла бы я в себе способность заниматься искусством. Конечно, как и надо было ожидать, никакой пользы я как землеустроитель не принесла. Было сложное время. Шел 28-й год. <...> В числе нашей партии был один молодой человек. Кажется, он один единственный не приходил ко мне знакомиться и предлагать своей руки. Звали его Николаем Дианином это был интересный человек и у нас с ним сложились на мой взгляд, отношения. Не было даже намека на более близкие отношения, не замечалось никакой влюблённости. Просто мы были более близкие по возрасту, и часто находились вместе и в конце концов подружились. Однажды Коля рассказал мне, что ж одном месте ом видел замечательную голубого цвета глину. Я попросила принести её мне. Мне пришла в голову идея попробовать лепить. И тут произошла интересная вещь - меня буквально нельзя было оторвать от глины, я могла лепить день и ночь. <...> Я открыла для себя совершенно новую область и поняла, что до сих пор занималась ни тем чем надо. Коля тоже согласился, что специальность землемера не для меня.
А события разворачивались своим чередом. Как-то моя <квартирная> хозяйка, под строжайшим секретом сообщила мне, что мужики собираются бить наших землеустроителей. Тогда начальник партии отправил меня в Москву, и той же ночью Коля проводил меня на поезд.
Итак, я в Москве, но я даже не пошла сразу на работу, а стала искать студию, чтобы начать заниматься рисованием. Нашла то, что мне надо, это была студия на Кропоткинский улице, занятия вечерние, платные. В земельном управлении к моему возвращению отнеслись не очень дружелюбно, ругали нашего начальника партии, говорили, что он попросту сдрейфил, но когда пришло известие, что побоище состоялось и один человек из нашей партии поплатился жизнью, то замолчали. Меня посадили на чертежную работу, и я на ней умирала со скуки и даже иногда засыпала. Но к моему счастью, начальник камеральной группы относился ко мне хорошо и только подшучивал надо мной.
А в это время в студии я делала большие успехи и уже перешла от рисования натюрмортов к портретам. Вообще первое время у меня было прямо необычайная жадность к рисованию, я могла рисовать без конца. Бабушка отнеслась к моему увлечению со всей серьезностью, в особенности, когда я начала рисовать портреты. Она показывала мои рисунки родным и знакомым, многим из них не нравилось, что я занялась, как они иронически говорили, художеством. Родные считали, что им и так слишком долгое время пришлось растить меня. <...> Но теперь ничто не могло меня остановить, я не могла бросить студию. Сама атмосфера ее была мне глубоко по душе, передо мной открылся совсем новый мир. Занимались не только молодежь, но и довольно пожилые люди, все они были бесконечно преданы делу. Были даже такие, что отказывались от своих детей и бежали в студию. Велика сила искусства, эта я замечала в жизни много раз. Человек может забыть всё, когда он творит и его жизнь тогда исчисляется не минутами и даже не часами она летит как на крыльях. Жаль тех, кто не испытал этого, а кто испытал, тот не захочет больше влачить жалкое существование. Так было и со мной. <...>
Родные тети Гали сделали сайт про нее и все ее семейство - ее муж, дети и внуки стали художниками. Собственно через этот сайт мои родители отыскали родственников и узнали столько интересного.
тетя Галя - кузина моей бабушки - росла круглой сиротой. В детстве она жила то с бабушкой, то попеременно в семьях своих дядек и теток. Жизнь в начале двадцатого века была очень бурная и переменчивая и обстоятельства менялись часто.
И вот, наконец, я стала ходить в школу. Дядя Боря по просьбе бабушки стал подготовлять меня к этому, так как я не имела никакого понятия о школьных науках и только умела, читать и писать, но и то плохо. А было мне тогда уже 12 лет. Дядя Боря занимался по своей системе, он читал мне курс лекций по русской истории, надеясь, что я всё запомню, а арифметику он почему-то упустил, и на грамматику тоже не обращал внимания. А это как раз было самое необходимое. В школу я пошла в 3-ий класс и была к этому конечно совсем неподготовлена, а там этого не заметили. В школе творились такие дела, что сами учителя не знали, что им надо делать на уроках. Учителя были из старой гимназии, вероятно, это были хорошие педагоги, но они никак не могли приспособиться к новой программе и новым формам преподавания. Старый метод был начисто забракован. Ученики делали на уроках всё, что хотели, на дом уроков не задавали и не спрашивали. А вскоре ввели детальный план, и стало ещё хуже, потому что уроки совсем отменили, а нас, учеников, разбили на бригады по шесть человек и мы должны были заниматься самостоятельно по заданиям, а потом писали общий отчет о своей работе. В нашей бригаде обязанности быстро распределились, нашлись и математики, и литераторы и даже специалист по общественным наукам, это была Соня Блинчикова. Соня удивляла нас своей способностью к длиннейшим докладам на общественно-политические темы. Мне кажется, что из нее вполне мог бы выйти политический деятель. Она могла говорить целыми часами, это бил неиссякаемый источник и даже учителя попадали под ее словоточие, тем более что в вопросах политики они сами были не сильны, а по новому методу требовалось всё изучать по первоисточникам. И Соня изучала труды Карла Маркса и Фейербаха, мы ей завидовали, нам это было не под силу. Ну, а на мою долю досталось оформлять отчеты, у меня это получалось лучше чем у других. Метод Дальтон-плана продолжался недолго и наше безмятежное существование кончилось...
Видимо отдел народного образования понял, что такое обучение зашло в тупик и было решено вернуться к старым методам. Опять появились уроки и вот тут-то обнаружилось, что мы буквально ничего не знаем, особенно пострадала математика. Хуже всего пришлось мне, как бригадному художнику, учителя были поражены отсутствием у меня знаний по главным предметам и меня, конечно, оставили на второй год. А раньше этой меры не принимали и переводили из класса в класс. Мне стало очень обидно и осенью я ни за что не хотела идти в школу, чувствовала, что не смогу учиться в этой школе, я очень страдала, но не могла себя побороть. Бабушка переживала вместе со мной эту неурядицу и хорошо понимала меня.
К этому времени дядя Юра успешно сдал экзамены в университете <…> получил диплом и был направлен заведовать химической лабораторией на Сухону в Вологодскую губернию. <…> И вот бабушка попросила дядю Юру взять меня с собой <…> Здесь меня поразила северная природа и чудесный город Вологда с монастырями и церквушками, а также необыкновенные белые ночи. Удивлял окающий говор местного населения, в первое время я даже не могла понять о чем говорят, но потом освоилась. Местная школа мне очень понравилась. Несмотря на свою занятость, дядя Юра всё же находил время для занятий со мной. Мы занимались математикой и физикой. Не помню, чтобы занимались грамматикой, наверное он считал этот предмет менее важным, но зато наше общее увлечение литературой никогда не остывало. Я теперь удивляюсь, как он находил для этого время, ведь он был очень занят. Помню, как он увлекался каким-то изобретением, он не мог спать по ночам, творческие поиски не девали ему покоя и ему обязательно надо было с ними поделиться. A так как тeтя Люба с детьми уехала на лето к своим родителям, то дядя Юра будил меня и с жаром излагал свои мысли по поводу какого-то котла для варки целлюлозы. Я конечно ничего не могла понять, хотя и старалась. Но ему кажется этого было и не нужно, он не замечал этого. Он рисовал мне схемы проектов, я безнадёжно смотрела на них.
Когда я окончила семь классов, мне было уже 17 лет. Я уехала я Москву к бабушке, которая, как и я, соскучилась обо мне. Мне надо было думать куда поступить учиться дальше, а я никак не могла, выбрать себе будущую специальность, всё мне казалось одинаковым и малоинтересным. А так как в нашем переулке открылся техникум, правда по специальности совсем не подходящей для меня, я все же туда поступила - только потому, что это было близко от дома. Это была глупость с моей стороны, потому что я не имела никакой склонности к математике, но, как не удивительно, я всё-таки окончила этот техникум и получила знание техника по мелиорации и землеустройству.
Но во всём плохом всегда скрыто хорошее - не попади я на организацию колхозов в Наро-Фоминский район, кто знает открыла бы я в себе способность заниматься искусством. Конечно, как и надо было ожидать, никакой пользы я как землеустроитель не принесла. Было сложное время. Шел 28-й год. <...> В числе нашей партии был один молодой человек. Кажется, он один единственный не приходил ко мне знакомиться и предлагать своей руки. Звали его Николаем Дианином это был интересный человек и у нас с ним сложились на мой взгляд, отношения. Не было даже намека на более близкие отношения, не замечалось никакой влюблённости. Просто мы были более близкие по возрасту, и часто находились вместе и в конце концов подружились. Однажды Коля рассказал мне, что ж одном месте ом видел замечательную голубого цвета глину. Я попросила принести её мне. Мне пришла в голову идея попробовать лепить. И тут произошла интересная вещь - меня буквально нельзя было оторвать от глины, я могла лепить день и ночь. <...> Я открыла для себя совершенно новую область и поняла, что до сих пор занималась ни тем чем надо. Коля тоже согласился, что специальность землемера не для меня.
А события разворачивались своим чередом. Как-то моя <квартирная> хозяйка, под строжайшим секретом сообщила мне, что мужики собираются бить наших землеустроителей. Тогда начальник партии отправил меня в Москву, и той же ночью Коля проводил меня на поезд.
Итак, я в Москве, но я даже не пошла сразу на работу, а стала искать студию, чтобы начать заниматься рисованием. Нашла то, что мне надо, это была студия на Кропоткинский улице, занятия вечерние, платные. В земельном управлении к моему возвращению отнеслись не очень дружелюбно, ругали нашего начальника партии, говорили, что он попросту сдрейфил, но когда пришло известие, что побоище состоялось и один человек из нашей партии поплатился жизнью, то замолчали. Меня посадили на чертежную работу, и я на ней умирала со скуки и даже иногда засыпала. Но к моему счастью, начальник камеральной группы относился ко мне хорошо и только подшучивал надо мной.
А в это время в студии я делала большие успехи и уже перешла от рисования натюрмортов к портретам. Вообще первое время у меня было прямо необычайная жадность к рисованию, я могла рисовать без конца. Бабушка отнеслась к моему увлечению со всей серьезностью, в особенности, когда я начала рисовать портреты. Она показывала мои рисунки родным и знакомым, многим из них не нравилось, что я занялась, как они иронически говорили, художеством. Родные считали, что им и так слишком долгое время пришлось растить меня. <...> Но теперь ничто не могло меня остановить, я не могла бросить студию. Сама атмосфера ее была мне глубоко по душе, передо мной открылся совсем новый мир. Занимались не только молодежь, но и довольно пожилые люди, все они были бесконечно преданы делу. Были даже такие, что отказывались от своих детей и бежали в студию. Велика сила искусства, эта я замечала в жизни много раз. Человек может забыть всё, когда он творит и его жизнь тогда исчисляется не минутами и даже не часами она летит как на крыльях. Жаль тех, кто не испытал этого, а кто испытал, тот не захочет больше влачить жалкое существование. Так было и со мной. <...>
Родные тети Гали сделали сайт про нее и все ее семейство - ее муж, дети и внуки стали художниками. Собственно через этот сайт мои родители отыскали родственников и узнали столько интересного.