Осетия, завершение
Местные (со слов).
Не воинственны, но взрывоопасны. Драка осетин выглядит обычно так: шестеро с одной стороны держат одного, шестеро - другого, те рвутся в бой резко, но не очень долго.
Застолье - важнейший элемент традиций, быта, культуры. По любому поводу, особенно - поминальному. На пОминки сходятся все, даже те, кто не дойдет на свадьбу. Поэтому рабочий режим всю дорогу перекраивается: вся бригада на пОминках.
Во главе стола заседает высший, старший, главный. Дальше - ниже, по возрасту и статусу. Статус свой они всю жизнь подтверждают, растят, пестуют. Разными способами.
Старший ведет стол, говорит первые тосты, назначает следующих тостующих, может любого заткнуть или отправить домой в случае опьянения. Он же определяет последний тост, после которого все расходятся, и это не обсуждается.
Первый тост - за большого бога; второй - за Уастарджи, святого Георгия. Далее - тематические тосты за здравие или упокой; все присутствующие должны к тезису каждого тостующего что-то добавить, может, хотя бы присоединиться. Последний тост - «баркат», изобилие, избыток. Хороших поступков, светлых мыслей, счастливых новостей, денег. Баркат, хорошее слово.
К женщинам все это не относится, их за столом нет, они за занавесочкой. Но стол они собирают, пироги осетинские пекут - фыдджын, цыхараджын, картофджын, къабусакджын, насджын, хадурджын, олибах. С мысом, с ботвой, с картошкой, с капустой, с тыквой, с фасолью и с сыром.
Поесть все вообще любят, да и выпить - не пиво, не вино, а араку, маисовую самогонку. Но напиться заметно - это значит потерять лицо, место за столом. Могут тебя выставить с торжества, а то и сказать - песню, мол, про тебя сложат. Говорят, традиционно песни придумывались про какие-то огрехи и ляпы, и песня - что-то очень непочетное, так что на сборищах песен и не поют. Только едят и тостуют.
Вообще в Осетии сильны традиции, а то, что за их рамки выходит - приживается с трудом. Так деды и прадеды сажали картошку и кукурузу, яблоки собирали - все в положенные сроки, устоявшиеся веками. Поэтому какая-то экспериментальная спража, какие-то нововведения, с ней связанные и проверенные опытным путем, даются здешним очень тяжело.
Ну, может быть, инновации - и не их хлеб. Зато как-то съехали мы с дороги и остановились где-то в ущелье - то ли карту посмотреть, то ли еще что. Так проезжавшие мимо машины по очереди съезжали с дороги и останавливались спросить - что стряслось? Все нормально? Помочь надо? Нормальная ведь традиция, а.
Да - это "о". Нет - "наа". И языком поцокать для усугубления отказа. А можно и просто так поцокать, тоже понятно будет.
Фиагдон
«Дон» в Осетии - это река, вода. Поэтому ущелья и реки так и называются у них - Феагдон, Кармадон, Гизельдон. Как раз вдоль Феагдона - самая высокая концентрация достопримов.
Там есть водопад Кольцо - очень здорово эрозия поработала с известняками, так что сверху водопад сливается не по ступени, а как будто в эдакое очко, а сбоку на ревущую воду смотришь тоже через некоторую арку. Но самый класс там - не водопад даже, а стенки ущелья, ажурные, выщелоченные, и мхи на них, и лишайники, и тихая эльфийская капель по крошечным пещеркам, и россыпь алой сакросцифы, она же - чашечка эльфов (гриб такой нарядно-съедобный), и ковер цветущей заячьей капустки, знай ешь.
Еще там кругом манжетки много, и селезеночника, и лютиков, и борщевик пробивается. Это я PlantNet проверяла - работает!
Такое там селение Горный Карца по дороге! Со внезапно цветущими огромными полуодичавшими яблонями, стогами, кривыми плетнями, разновеликими домиками и строгим отделением милиции возле детской площадки.
А потом катишься вверх по ущелью - хорошая дорога по-над рекой - до скопления машинок прямо на обочине. Тут, оказывается, в щель, по дну которой несется река, сверху упала гигантская глыба - и встала враспор. Как в Норвегии «горошина» Кьерагболтен, знаете? Ну и вот. Вылезти, осмотреть глыбу, послушать рев водопадика, тихоооонечко заглянуть за угол реки - а там среди страстного этого кипения, брызг и водоворотов стоит совсем отдельный останец поодаль от скальной стенки ущелья, типа - я вообще не сними, я вообще ни при чем в этом дурдоме; смешной такой.
Правда, осетины украсили природу, как могли - на горошину водрузили скульптуру снежного барса, облицованную зеркалами. Красота - страшная сила. Наверное, в ясную погоду он, дурак, блестит на солнце, как солнце, но нам повезло - был дождичек, и зеркала мирно отражали окрестные серые известняки, так что барс удачно мимикрировал.
А еще дальше - выше по течению - оказалась там крепость Дзгивс - с остатками квадратной башни, со стеной из известняковых глыб, прилепленной к известняковой же скале и несколькими каменными склепиками на склонах; а рядом - вполне себе типовая могила с резным камнем - почти хачкаром, только высоким и узким, как менгир. Надпись на камне сделана по-русски, только кроме «ПАМЯТИ» ниччегошеньки разобрать не удалось. Весь этот памятник истории окружен какими-то домами, столбами, заборами, недостроями и пока не приобрел туристического глянца, музона и торговых рядов, но и первоначальную тишину, в которой только и можно услышать мерную поступь времени, утратил безвозвратно. Как странно; люди и их внимание - то одухотворяющая, то страшно агрессивная, убийственная среда. Что, дело в концентрации?
А еще выше по течению - странная могилка с черным непилёным камнем, кривые буквы ЛЕНИН белеют на нем. А еще дальше - памятник павшим воинам, бронзовый оседланный конь без седока возле каменной глыбы, рядом - поминальный столик и лавочки ярчайшего синего цвета
И в двух шагах - бюст Сталину. Тут его чтят и считают осетином, по матери. Несколько раз видели его большие портреты прямо на приречных скалах.
Но мы-то больше смотрели на дальние башни, которых на скалах очень много. Наверное, это и смотровые посты, чтоб знать, когда пойдет караван, который можно ограбить, и крепость, куда можно спрятать семью в случае набега. Жаль, вовнутрь нам так и не удалось попасть ни разу.
Зато дальше отыскалось священное для женщин место - МадеМайрам (похоже, мать Мария). На довольно высокой террасе над рекою, возле полуразрушенной башни, притулился маленький штукатуренный домик - прямо над обрывом, под ракидистой ивой (кажется). Щиты перед калиткой просят соблюдать установленный веками порядок посещения святыни - не входить без ДЗУАРЫ ЛАЕГА (?), не завязывать ничего на ветвях дерева, не зажигать свечи, не распивать ничего, мужчинам вход запрещен. Ведите себя достойно, и ваша молитва будет услышана. Мы с девочками очень достойно себя вели, только вот с дзуары накладочка, похоже. Там вот хорошо, пусто, туманно, задумчиво; скалы, обрывы, кедрачи, вороны.
Форшлаги
Мазанка МадеМайрам нависает на пропастью, совсем как пограничная застава «На краю земли». Ой-ой.
А внизу в ущелье нашли штольню. Длинную, разветвленную, сухую, со вбитыми в потолок ржавыми крюками и коваными гвоздями. И чего там брали, в этих забоях? Тайна! Побыли с Танькой там в полной темноте. А страшно все-таки.
В Верхнем Фиагдоне Фатима с матушкой пекут осетинские пироги. Пока мы ждали свой цыхараджын и олибах, я любовалась, как у них там все устроено. В узкой кухоньке - длинный стол, на котором сразу раскатано 6-7 тестяных блинов. В глубине кухоньки холодильник и выцветшие репродукции Поленова с московским двориком и зимнего пейзажа Айвазовского.
Начинки - в холодильнике, в больших тазах. Идет мама с тазом, кладет в центры теста по огромному кому начинки, отставляет таз и быстро собирает тесто в кулек вокруг начиночного шара. Тесто не крутое, мягкое, податливое; потом этот кулек раскатывают в толстый блин, и не нужно никаких защипов по краям. А дровяная печка-то стоит на крыльце, тут орудует Фатима. Печка простая, чугунная, из двух отделений. В левом вовсю горят дрова, в правом на подставке пекутся пироги. Сковородку с пирогом сначала ставят сверху печи, а когда тесто чуть схватится - переносят вовнутрь. Быстро! Минут 5-6 - и все испеклось. И какой аромат!
Тетки веселые, смешливые, вовсе без подобострастия или затурканности, вполне себе самостоятельные и деловитые.
В Горном Карца баба Люба продает нам каравай домашнего сыра; его только вынули из дуршлага. Суровая баба Люба, на крымскую горную Михалну похожа чем-то. Притащила из сарая мешок красных яблок в подарок. Такая из Иоселиани, что ли, картинка: дождь, щенок какой-то игривый, глиной обмазанный плетеный сарайчик, вдоль стенок - залежи резиновых галош, баба Люба, сыр с яблоками, деревья цветущие. Меня она узнала; ты, говорит, за молоком-то и раньше приезжала. Ага.
Кстати, в деревне Зубово Калужской области молдаванка баба Катя меня тоже узнала. Ага. Которая тащила тележку из детской коляски к магазину, а в тележке-то яйца, продать да внукам чего-нибудь купить. Внуки приедут, а мы такие-то люди, что ж, нельзя ж с пустыми руками.
Как вечереет в Осетии красиво! С крыльца нашего обитаемого холодильника за зарослями у пруда открывается Кавказский хребет; смущенно розовеет Казбек; голосят лягушки и меееедленно некоторые звезды начинают все же подмигивать, несмотря на фонарное зарево федеральной трассы, которая шумит воооот там, за спаржевыми полями.
Владикавказ, центр
Даже и не знаю, что сказать. Очень там здорово оказалось. Разнообразный камерный модерн везде - какой-то столичный архитектор там застрял волею судеб с застроил полгорода своими шедеврами. А он мнооого знал декоративных элементов! Ажурные кованные угловые балконы, башенки и эркеры, лепные фризы и маскароны, дентикулы, поребрики, арки ворот - ужасно все трогательное, южно-изобильное, клёвое. В должной мере облупленное. Ну, или сверх.
И зелени, зелени сколько, даже улицы низкорослых домов осенены цепочками деревьев, и таинственные дворы за задраенными воротами; и парк с каруселями и треском попкорна, и река Терек, и высоченные минареты старой мечети, разукрашенной снизу доверху, как будто мы в Бухаре, и центральная площадь с пафосным памятником-фонтаном, где пляшет большеглазый легкоатлетический Уастарджи, а странные дистрофичные гибриды козы и морского конька, рассевшиеся вокруг, должны то ли петь, то ли выплевывать воду.
Форшлаги
Вот ряд домов на улице Ленина, и вдруг - арка с зеленой дверью. Полуоткрытой! Правда, тут, в отличие от Ельца, такие приватные, такие дворы-крепости, что идти туда страшновато. Но ведь маленькая зеленая дверь в стене же! Нельзя пропускать! Танька крадется внутрь, я несмело втягиваюсь следом, а там - стена с нарисованным морем под небом, и застекленная терраса, и чугунная ванна в качестве клумбы, из которой во все стороны клубится зелень; и великолепная старая осетинка, которая вопит из высокого окна: пошли вон, бездельники! Ходят тут, снимают, а потом напишут, что у них в Осетии вон што! А и пишем:)
Какие там названия и рекламы! Гигантские борды ZORRO - защитник посевов или новые сорта кукурузы для ваших полей! Мясной магазин «Дилемма». Мелкооптовый магазин «Кумир».
В мечети на втором этаже, куда открыт путь женщинам, все застелено ковром, в оконной нише идет урок чего-то - кажется, не закона Магомета, а арабской вязи, к примеру - тихий, неторопливый. Вдоль всего балкона расстелен рулон полиэтилена, это - скатерть, на ней - хлеб, вода, печенье и сухофрукты. Наверное, урок принято заедать. А перила балкона затянуты кисеей, чтоб мусульманки не смотрели вниз, на мусульман. А в кисее проковыряны дырочки:)
Миллерова улица перекрыта, пост полиции - почти возле памятника Пушкину, который, понурясь цилиндром, въезжает во Владикавказ. И все в этом памятнике какие-то бедолаги: и волы, которые, почти стелясь на брюхе, из последних сил тянут повозку, и ослабленный кучер, живо напомнивший нам скульптуры недужных и калек возле лечебницы в Нафталане, и сам А.С., огромный, размером с вола, поникший под тяжестью эполет. А полицейские на посту досматривают шикарную какую-то публику перед входом во двор кирхи. Там сегодня концерт, Мариинский театр приехал, сообщают нам они. Хотите посмотреть? Вы можете пройти, во дворе постоять, они еще не проходили, скоро пойдут..
А еще там, в городе, Булгаков жил. Памятник ему там стоит. С Бегемотом.
Цей
Еще одного Уастарджи - на половине коня - мы встретили по пути к Цейскому леднику; это мы ехали вверх уже по ущелью Ардона од Бурона, чтоб свернуть на Цейдон.
Так вот где-то неподалеку от Архонки - опять толпа машин на обочине возле бетонированной площадки. Что за оказия? Мы тоже припарковались и попытались понять, чего там все скопились. И случайно посмотрели вверх, а там на высоте метров тридцать, кажется, из скалы торчит конь жестяной, а на нем маячит всадник. Накачанные кеглеобразные ноги в горских сапожках с загнутыми носами и великие глаза выдали в нем Уастарджи (во всяком случае, принятый здесь его образ). Ну, внушительная штука, правда!
Торчат они с конем из каких-то известняков, а вот ограда, сложенная из аллювиальных глыб, уже гранитная. Так дорога, приближаясь к сердцевине кавказских гор, режет уже не складки осадочного чехла, а магматические и метаморфические платформенные глубины. Хи-хи. Как писал как-то один из авторов в журнале «Геохимия», «глубина поднятия составляет столько-то метров»
А потом, уже когда пешком тянемся вверх по тропе к леднику - там недалеко от трассы, километра четыре всего - мы меняем климатические пояса; внизу вовсю цветут яблони, посередине - мать-и-мачеха, а ближе к камню и льдам - едва-едва начинает пушиться верба!
Ледник довольной толстый, синий по трещинам, чумазый снаружи, глазированный пылью, дресвой, глыбами, полосатый на срезе, сложенный смерзшимися прозрачными льдистыми кривыми комками. Странно думать, что он ползет. Правда, говорят, что пока он только уменьшается, языки его становятся короче.
Возле ледника здорово, все блестит, журчит, булькает; вихрится ветер, серебрится и сверкает рукавами речка, звенит капель с ледниковых навесов, с тихим шорохом скатываются камешки с его кровли. И - так удивительно - не надо лезть вверх к обнажениям. Даешь матрасность как норму жизни.
А вечером этого солнечного дня все бесчисленные броды, которые мы запросто перескакивали утром, превратились в бурные реки, и солнце уходило из ущелья быстрее нас.
Кармадон
Побывали мы и в долине реки Кармадон, печально известной. На стене тоннеля - памятная доска с портретами Бодрова и прочих погибших. При такой крутизне стенок ущелья и мощности потока шансов спастись у них не было, увы.
Сейчас ущелье очистилось, высохло, дорога починена.
Только огромная турбаза на несколько сотен человек захирела и так и не смогла восстановиться; целый поселок домов для обслуги пустует, зияя бесстекольными окнами, ванны оттуда расползлись по округе; кто-то использует из в огороде, перевернув кверху дном - интересно, как что? Из сливного отверстия торчит полынь.
А часть ванн уехала на горячие кармадонские источники, выше по ущелью. Так они там и стоят в рядочек - четыре с горячей водой, радоновой, как положено, и одна поодаль - с холодной, ледниковой. Инфраструктура - блеск, почти как в Диких Озерках. Есть ванны, черные шланги и навесик из профнастила, под ним - столик и лавочки, и так трогательно на этом ржавом столике смотрятся розовые креветки, желтый лимон и укроп - застолье осетинской компании, которая только готовится принять ванны после нас.
Оттуда по проселочку перекатились в Даргавс, причем девчонки поехали снаружи, на приступочках пасфайндера; я тоже прокатилась было по ущелью над обрывом, но это живо напомнило мне наш нырок с ГТТ, и как-то я забоялась.
Даргвас - это уже официальный достоприм, с билетами и толпою; склепики нарядные, ухоженные, эдакая Хоббитания под полуденным солнцем - или нет, сицилийские трули. Построены эти домики из известняка, обмазаны глиной, а ступенчатые крыши сделаны из плит глинистых сланцев, зажатых между каменными блоками, так, чтобы получилась такая этажерочка. Такое ощущение, что такой способ захоронения процветал лишь там, где были обнажения этих сланцев. В Даргавсе на сланцевом выходе стоит каменная сторожевая башня, например. Зачем сторожевая башня на кладбище, интересно.
Парковку возле Даргавса облюбовали ослы, которые клянчат еду у посетителей. Довольно деликатно, впрочем.
Очередные водопады неподалеку оказались закрыты - то есть нас не пустили туда без паспортов, пограничная зона и все такое; чтобы добрать впечатлений, мы решили рискнуть и поехали недавно открытым серпантином к Гизельдонской ГЭС. Зачем-то. По мере подъема учащаются на дороге таблички, что трасса непроезжая, и мы сами несем ответственность за наше решение ею воспользоваться. Зачем мы туда премся? Зачем, зачем?? И даже патетическая надпись на скале, гласящая, что наконец ко всеобщему счастью в прошлом году была открыта эта Дорога жизни, не очень утешила меня.
А потом мы ехали вниз с непрерывным чудовищным уклоном, поворотами на 350 градусов, совершенно ничем не укрепленными вертикальными стенками из каких-то крупноглыбовых конгломератов. Это дорога смертников, вот что! Хорошо еще, хоть Танька не села за руль.
А потом была дорога в узейшем каньоне Гизельдона, и как-то воткнутая в эти теснины гидроэлектростанция, и очередные водопады перед выездом в долину… Знаете, не очень я люблю автотуризм, вот что. Какой-то он.. не совсем настоящий. Как шкатулка, ракушками оклеенная. А может, это меня просто укачало на серпантине.
Но назавтра уже пора было в обратный путь.
Форшлаги
Вот так стремительно мы и погостили в Осетии. Утром следующего дня мы сидели на газоне перед аэропортом в Беслане, дул ветер, Таня играла на балалайке. Девочки улетали в Москву.
**
Вот вечером этого же дня мы решаем переночевать в зеленке на Кубани; о, как я боюсь диких кубанских станичников, какие страшные рассказы клубятся в голове, но очень хочется спать.
Съезжаем с трассы, катим с высокого берега, кругом травы и ивы, потом травы становятся какие-то кустистые, земля какая-то кочковатая; Витя выходит проверить твердость грунта, остается доволен, не болото, хорошо, тогда воот к тому дереву метрах в пятнадцати.. И мы торжественно въезжаем в вязло, оставшееся от какого-то стада, и вмертвую встаем, ни взад, ни вперед. Темнеет. Ну что, приключения? Приключеееения.
Ищем дрова, мостим гать, Витя толкает, я газую. Вотще, как сказал бы Вай Зайчик. И что делать? Карабкаемся вверх по склону, там, вроде, была какая-то деревня. Дикие станичники, спасите двух столичных идиотов. В первом же дворе встречает нас нечто ржавое цвета баклажан - неужто нива? Неет, четверка. Хозяин, некрупный мужичонка, а также десяток гостей дружно выпивает за завтрашний день победы на заднем дворе. На наш вопрос, может ли нам кто помочь, пожимает плечами - да кто ту?.. пьяные ж все. Потом, решительно махнув рукой, спрашивает - трос есть? Садись давай. Выцепляет из гостевых рядов еще одного атлета - и мы мчимся, подпрыгивая, на четвере вниз, к Кубани. Пару раз отваливается глушитель, хозяин привычно ныряет под днище, приводит глушак в чувство с помощью проволоки и такой-то матери, и мы мчимся дальше.
Подъезжать к нам на расстояние троса мужики не рискнули. Да и было ощущение, что привяжи мы к четвере трос и дерни, она просто рассыплется на части. Так что кубанские богатыри и Витька приналегли, и тихонько, враскачку мы вывели машину на твердую землю. Атланты .. небо держат.. Вот если бы атланты груженую киа из кубанских глин выволакивали, вот это было бы даа!
А мужики отказались от денег и под хор наших благодарностей заскочили в четверу и поползли наверх - обратно праздновать. Спасибо вам какое, а.
А мы, переведя дух, засунулись в машину и от греха подальше выбрались на дорогу и докатили до ближайшего геста. И правильно - после ночного дождя кто бы нас оттуда выволакивал?
**
В полседьмого утра покупаем помидоры на Овощном базаре на трассе Дон. Сонный замерзший юноша на три кило кладет 5 томатов. Огрооооомных. Чудо-ягода. Вы же знаете, что по ботанической систематике плод томата - это ягода?
**
Заскакиваем в Богучар за нимесилом. А может, и поесть. Главное кафе закрыто на пОминки. Значит, поесть не выйдет. Кроме этого, есть только суши на вынос. Центральная площадь кишит вывесками и разнокалиберными ларьками; посередь этого инфошума стоит металлический Петр Первый. Стройненький такой.
**
Воронеж. Витя везет нас в ресторан «Сыроварня». Я-то хотела в кафе «У Бильбо», но до него ехать дольше. На парапете возле парка гомонит толпа седовласых дам и двое мужиков, один с баяном. Девятое мая же! Они поют под баян, даже пляшут немного. Не ветераны, нет, конечно, но люди, для которых этот день - праздник. И повод увидеться. И выпить. И пожить. А я смотрю из-за стекла пижонской сыроварни, и совестно мне как-то. А потом, когда мы уже едем обратно на трассу, обгоняем по дороге этих бабушек, бредущих по узкой дорожке вверх, к транспорту, видимо. Их человек шесть, даже подвезти мы их не можем, дураки.
**
А в Туле, в Туле зато гудеж! На трех площадях города - концерты. Поют даже Окуджаву голосом Юры Шатунова. А мыпоследние сотни километров тихо крадемся мимо, от лукойла до лукойла, от кофе до кофе. Не пришпошоблены мы, кролики - для чего? - прааавильно, для лазания:)
NB Про спаржу - тех.процесс
Спаржу собирают, пока еще не распустились верхушечные почки; и за день она вымахивает сантиметров на пять, так что все время после выгонки ее надо караулить и не упускать. Не срезанная вовремя спаржа - потерянные деньги.
Срезают ее вручную, каждый стебель отдельно, и складывают в корзину. Потом бригада выгружает корзины в ящики.
Открытый ящик сначала въезжает под душ, там спаржа моется, потом ее вручную укладывают на конвейер так, чтоб нижняя часть оказывалась за пределами ленты транспортера; потом стебли проезжают под гильотиной, которая отсекает самую грубую нижнюю часть. Дальше стебли сортируются по толщине - есть даже мерные прорези, по которым можно определить, L или М у тебя в руках, после чего вручную стебли раскладывают по маркированным ящикам.
Наполненные ящики едут под ледяной душ - с температурой 2 градуса, чтоб затормозить ее рост и раскрытие почки; если ее не «заморозить», она продолжит цвести.
Потом охлажденные ящики привозят к развесчицам, которые стебли фасуют в кучки по 450 г, закладывают в пленку «Долина спаржи» и отправляют укладчикам, которые эти пучки закладывают в специальные открытые коробки. Коробки едут в холодильник, грузятся на паллеты и ждут своего часа - отправки в Москву на фурах-рефрижераторах.
Почву для спаржи надо регулярно анализировать и подщелачивать, насекомых спаржиных врагов травить, землю культивировать, сорняки выпалывать, новые саженцы выдерживать в теплице, теплицу согревать в холодные ночи, потому подрост пересаживать на грядки... В общем, много дела.
Не воинственны, но взрывоопасны. Драка осетин выглядит обычно так: шестеро с одной стороны держат одного, шестеро - другого, те рвутся в бой резко, но не очень долго.
Застолье - важнейший элемент традиций, быта, культуры. По любому поводу, особенно - поминальному. На пОминки сходятся все, даже те, кто не дойдет на свадьбу. Поэтому рабочий режим всю дорогу перекраивается: вся бригада на пОминках.
Во главе стола заседает высший, старший, главный. Дальше - ниже, по возрасту и статусу. Статус свой они всю жизнь подтверждают, растят, пестуют. Разными способами.
Старший ведет стол, говорит первые тосты, назначает следующих тостующих, может любого заткнуть или отправить домой в случае опьянения. Он же определяет последний тост, после которого все расходятся, и это не обсуждается.
Первый тост - за большого бога; второй - за Уастарджи, святого Георгия. Далее - тематические тосты за здравие или упокой; все присутствующие должны к тезису каждого тостующего что-то добавить, может, хотя бы присоединиться. Последний тост - «баркат», изобилие, избыток. Хороших поступков, светлых мыслей, счастливых новостей, денег. Баркат, хорошее слово.
К женщинам все это не относится, их за столом нет, они за занавесочкой. Но стол они собирают, пироги осетинские пекут - фыдджын, цыхараджын, картофджын, къабусакджын, насджын, хадурджын, олибах. С мысом, с ботвой, с картошкой, с капустой, с тыквой, с фасолью и с сыром.
Поесть все вообще любят, да и выпить - не пиво, не вино, а араку, маисовую самогонку. Но напиться заметно - это значит потерять лицо, место за столом. Могут тебя выставить с торжества, а то и сказать - песню, мол, про тебя сложат. Говорят, традиционно песни придумывались про какие-то огрехи и ляпы, и песня - что-то очень непочетное, так что на сборищах песен и не поют. Только едят и тостуют.
Вообще в Осетии сильны традиции, а то, что за их рамки выходит - приживается с трудом. Так деды и прадеды сажали картошку и кукурузу, яблоки собирали - все в положенные сроки, устоявшиеся веками. Поэтому какая-то экспериментальная спража, какие-то нововведения, с ней связанные и проверенные опытным путем, даются здешним очень тяжело.
Ну, может быть, инновации - и не их хлеб. Зато как-то съехали мы с дороги и остановились где-то в ущелье - то ли карту посмотреть, то ли еще что. Так проезжавшие мимо машины по очереди съезжали с дороги и останавливались спросить - что стряслось? Все нормально? Помочь надо? Нормальная ведь традиция, а.
Да - это "о". Нет - "наа". И языком поцокать для усугубления отказа. А можно и просто так поцокать, тоже понятно будет.
Фиагдон
«Дон» в Осетии - это река, вода. Поэтому ущелья и реки так и называются у них - Феагдон, Кармадон, Гизельдон. Как раз вдоль Феагдона - самая высокая концентрация достопримов.
Там есть водопад Кольцо - очень здорово эрозия поработала с известняками, так что сверху водопад сливается не по ступени, а как будто в эдакое очко, а сбоку на ревущую воду смотришь тоже через некоторую арку. Но самый класс там - не водопад даже, а стенки ущелья, ажурные, выщелоченные, и мхи на них, и лишайники, и тихая эльфийская капель по крошечным пещеркам, и россыпь алой сакросцифы, она же - чашечка эльфов (гриб такой нарядно-съедобный), и ковер цветущей заячьей капустки, знай ешь.
Еще там кругом манжетки много, и селезеночника, и лютиков, и борщевик пробивается. Это я PlantNet проверяла - работает!
Такое там селение Горный Карца по дороге! Со внезапно цветущими огромными полуодичавшими яблонями, стогами, кривыми плетнями, разновеликими домиками и строгим отделением милиции возле детской площадки.
А потом катишься вверх по ущелью - хорошая дорога по-над рекой - до скопления машинок прямо на обочине. Тут, оказывается, в щель, по дну которой несется река, сверху упала гигантская глыба - и встала враспор. Как в Норвегии «горошина» Кьерагболтен, знаете? Ну и вот. Вылезти, осмотреть глыбу, послушать рев водопадика, тихоооонечко заглянуть за угол реки - а там среди страстного этого кипения, брызг и водоворотов стоит совсем отдельный останец поодаль от скальной стенки ущелья, типа - я вообще не сними, я вообще ни при чем в этом дурдоме; смешной такой.
Правда, осетины украсили природу, как могли - на горошину водрузили скульптуру снежного барса, облицованную зеркалами. Красота - страшная сила. Наверное, в ясную погоду он, дурак, блестит на солнце, как солнце, но нам повезло - был дождичек, и зеркала мирно отражали окрестные серые известняки, так что барс удачно мимикрировал.
А еще дальше - выше по течению - оказалась там крепость Дзгивс - с остатками квадратной башни, со стеной из известняковых глыб, прилепленной к известняковой же скале и несколькими каменными склепиками на склонах; а рядом - вполне себе типовая могила с резным камнем - почти хачкаром, только высоким и узким, как менгир. Надпись на камне сделана по-русски, только кроме «ПАМЯТИ» ниччегошеньки разобрать не удалось. Весь этот памятник истории окружен какими-то домами, столбами, заборами, недостроями и пока не приобрел туристического глянца, музона и торговых рядов, но и первоначальную тишину, в которой только и можно услышать мерную поступь времени, утратил безвозвратно. Как странно; люди и их внимание - то одухотворяющая, то страшно агрессивная, убийственная среда. Что, дело в концентрации?
А еще выше по течению - странная могилка с черным непилёным камнем, кривые буквы ЛЕНИН белеют на нем. А еще дальше - памятник павшим воинам, бронзовый оседланный конь без седока возле каменной глыбы, рядом - поминальный столик и лавочки ярчайшего синего цвета
И в двух шагах - бюст Сталину. Тут его чтят и считают осетином, по матери. Несколько раз видели его большие портреты прямо на приречных скалах.
Но мы-то больше смотрели на дальние башни, которых на скалах очень много. Наверное, это и смотровые посты, чтоб знать, когда пойдет караван, который можно ограбить, и крепость, куда можно спрятать семью в случае набега. Жаль, вовнутрь нам так и не удалось попасть ни разу.
Зато дальше отыскалось священное для женщин место - МадеМайрам (похоже, мать Мария). На довольно высокой террасе над рекою, возле полуразрушенной башни, притулился маленький штукатуренный домик - прямо над обрывом, под ракидистой ивой (кажется). Щиты перед калиткой просят соблюдать установленный веками порядок посещения святыни - не входить без ДЗУАРЫ ЛАЕГА (?), не завязывать ничего на ветвях дерева, не зажигать свечи, не распивать ничего, мужчинам вход запрещен. Ведите себя достойно, и ваша молитва будет услышана. Мы с девочками очень достойно себя вели, только вот с дзуары накладочка, похоже. Там вот хорошо, пусто, туманно, задумчиво; скалы, обрывы, кедрачи, вороны.
Форшлаги
Мазанка МадеМайрам нависает на пропастью, совсем как пограничная застава «На краю земли». Ой-ой.
А внизу в ущелье нашли штольню. Длинную, разветвленную, сухую, со вбитыми в потолок ржавыми крюками и коваными гвоздями. И чего там брали, в этих забоях? Тайна! Побыли с Танькой там в полной темноте. А страшно все-таки.
В Верхнем Фиагдоне Фатима с матушкой пекут осетинские пироги. Пока мы ждали свой цыхараджын и олибах, я любовалась, как у них там все устроено. В узкой кухоньке - длинный стол, на котором сразу раскатано 6-7 тестяных блинов. В глубине кухоньки холодильник и выцветшие репродукции Поленова с московским двориком и зимнего пейзажа Айвазовского.
Начинки - в холодильнике, в больших тазах. Идет мама с тазом, кладет в центры теста по огромному кому начинки, отставляет таз и быстро собирает тесто в кулек вокруг начиночного шара. Тесто не крутое, мягкое, податливое; потом этот кулек раскатывают в толстый блин, и не нужно никаких защипов по краям. А дровяная печка-то стоит на крыльце, тут орудует Фатима. Печка простая, чугунная, из двух отделений. В левом вовсю горят дрова, в правом на подставке пекутся пироги. Сковородку с пирогом сначала ставят сверху печи, а когда тесто чуть схватится - переносят вовнутрь. Быстро! Минут 5-6 - и все испеклось. И какой аромат!
Тетки веселые, смешливые, вовсе без подобострастия или затурканности, вполне себе самостоятельные и деловитые.
В Горном Карца баба Люба продает нам каравай домашнего сыра; его только вынули из дуршлага. Суровая баба Люба, на крымскую горную Михалну похожа чем-то. Притащила из сарая мешок красных яблок в подарок. Такая из Иоселиани, что ли, картинка: дождь, щенок какой-то игривый, глиной обмазанный плетеный сарайчик, вдоль стенок - залежи резиновых галош, баба Люба, сыр с яблоками, деревья цветущие. Меня она узнала; ты, говорит, за молоком-то и раньше приезжала. Ага.
Кстати, в деревне Зубово Калужской области молдаванка баба Катя меня тоже узнала. Ага. Которая тащила тележку из детской коляски к магазину, а в тележке-то яйца, продать да внукам чего-нибудь купить. Внуки приедут, а мы такие-то люди, что ж, нельзя ж с пустыми руками.
Как вечереет в Осетии красиво! С крыльца нашего обитаемого холодильника за зарослями у пруда открывается Кавказский хребет; смущенно розовеет Казбек; голосят лягушки и меееедленно некоторые звезды начинают все же подмигивать, несмотря на фонарное зарево федеральной трассы, которая шумит воооот там, за спаржевыми полями.
Владикавказ, центр
Даже и не знаю, что сказать. Очень там здорово оказалось. Разнообразный камерный модерн везде - какой-то столичный архитектор там застрял волею судеб с застроил полгорода своими шедеврами. А он мнооого знал декоративных элементов! Ажурные кованные угловые балконы, башенки и эркеры, лепные фризы и маскароны, дентикулы, поребрики, арки ворот - ужасно все трогательное, южно-изобильное, клёвое. В должной мере облупленное. Ну, или сверх.
И зелени, зелени сколько, даже улицы низкорослых домов осенены цепочками деревьев, и таинственные дворы за задраенными воротами; и парк с каруселями и треском попкорна, и река Терек, и высоченные минареты старой мечети, разукрашенной снизу доверху, как будто мы в Бухаре, и центральная площадь с пафосным памятником-фонтаном, где пляшет большеглазый легкоатлетический Уастарджи, а странные дистрофичные гибриды козы и морского конька, рассевшиеся вокруг, должны то ли петь, то ли выплевывать воду.
Форшлаги
Вот ряд домов на улице Ленина, и вдруг - арка с зеленой дверью. Полуоткрытой! Правда, тут, в отличие от Ельца, такие приватные, такие дворы-крепости, что идти туда страшновато. Но ведь маленькая зеленая дверь в стене же! Нельзя пропускать! Танька крадется внутрь, я несмело втягиваюсь следом, а там - стена с нарисованным морем под небом, и застекленная терраса, и чугунная ванна в качестве клумбы, из которой во все стороны клубится зелень; и великолепная старая осетинка, которая вопит из высокого окна: пошли вон, бездельники! Ходят тут, снимают, а потом напишут, что у них в Осетии вон што! А и пишем:)
Какие там названия и рекламы! Гигантские борды ZORRO - защитник посевов или новые сорта кукурузы для ваших полей! Мясной магазин «Дилемма». Мелкооптовый магазин «Кумир».
В мечети на втором этаже, куда открыт путь женщинам, все застелено ковром, в оконной нише идет урок чего-то - кажется, не закона Магомета, а арабской вязи, к примеру - тихий, неторопливый. Вдоль всего балкона расстелен рулон полиэтилена, это - скатерть, на ней - хлеб, вода, печенье и сухофрукты. Наверное, урок принято заедать. А перила балкона затянуты кисеей, чтоб мусульманки не смотрели вниз, на мусульман. А в кисее проковыряны дырочки:)
Миллерова улица перекрыта, пост полиции - почти возле памятника Пушкину, который, понурясь цилиндром, въезжает во Владикавказ. И все в этом памятнике какие-то бедолаги: и волы, которые, почти стелясь на брюхе, из последних сил тянут повозку, и ослабленный кучер, живо напомнивший нам скульптуры недужных и калек возле лечебницы в Нафталане, и сам А.С., огромный, размером с вола, поникший под тяжестью эполет. А полицейские на посту досматривают шикарную какую-то публику перед входом во двор кирхи. Там сегодня концерт, Мариинский театр приехал, сообщают нам они. Хотите посмотреть? Вы можете пройти, во дворе постоять, они еще не проходили, скоро пойдут..
А еще там, в городе, Булгаков жил. Памятник ему там стоит. С Бегемотом.
Цей
Еще одного Уастарджи - на половине коня - мы встретили по пути к Цейскому леднику; это мы ехали вверх уже по ущелью Ардона од Бурона, чтоб свернуть на Цейдон.
Так вот где-то неподалеку от Архонки - опять толпа машин на обочине возле бетонированной площадки. Что за оказия? Мы тоже припарковались и попытались понять, чего там все скопились. И случайно посмотрели вверх, а там на высоте метров тридцать, кажется, из скалы торчит конь жестяной, а на нем маячит всадник. Накачанные кеглеобразные ноги в горских сапожках с загнутыми носами и великие глаза выдали в нем Уастарджи (во всяком случае, принятый здесь его образ). Ну, внушительная штука, правда!
Торчат они с конем из каких-то известняков, а вот ограда, сложенная из аллювиальных глыб, уже гранитная. Так дорога, приближаясь к сердцевине кавказских гор, режет уже не складки осадочного чехла, а магматические и метаморфические платформенные глубины. Хи-хи. Как писал как-то один из авторов в журнале «Геохимия», «глубина поднятия составляет столько-то метров»
А потом, уже когда пешком тянемся вверх по тропе к леднику - там недалеко от трассы, километра четыре всего - мы меняем климатические пояса; внизу вовсю цветут яблони, посередине - мать-и-мачеха, а ближе к камню и льдам - едва-едва начинает пушиться верба!
Ледник довольной толстый, синий по трещинам, чумазый снаружи, глазированный пылью, дресвой, глыбами, полосатый на срезе, сложенный смерзшимися прозрачными льдистыми кривыми комками. Странно думать, что он ползет. Правда, говорят, что пока он только уменьшается, языки его становятся короче.
Возле ледника здорово, все блестит, журчит, булькает; вихрится ветер, серебрится и сверкает рукавами речка, звенит капель с ледниковых навесов, с тихим шорохом скатываются камешки с его кровли. И - так удивительно - не надо лезть вверх к обнажениям. Даешь матрасность как норму жизни.
А вечером этого солнечного дня все бесчисленные броды, которые мы запросто перескакивали утром, превратились в бурные реки, и солнце уходило из ущелья быстрее нас.
Кармадон
Побывали мы и в долине реки Кармадон, печально известной. На стене тоннеля - памятная доска с портретами Бодрова и прочих погибших. При такой крутизне стенок ущелья и мощности потока шансов спастись у них не было, увы.
Сейчас ущелье очистилось, высохло, дорога починена.
Только огромная турбаза на несколько сотен человек захирела и так и не смогла восстановиться; целый поселок домов для обслуги пустует, зияя бесстекольными окнами, ванны оттуда расползлись по округе; кто-то использует из в огороде, перевернув кверху дном - интересно, как что? Из сливного отверстия торчит полынь.
А часть ванн уехала на горячие кармадонские источники, выше по ущелью. Так они там и стоят в рядочек - четыре с горячей водой, радоновой, как положено, и одна поодаль - с холодной, ледниковой. Инфраструктура - блеск, почти как в Диких Озерках. Есть ванны, черные шланги и навесик из профнастила, под ним - столик и лавочки, и так трогательно на этом ржавом столике смотрятся розовые креветки, желтый лимон и укроп - застолье осетинской компании, которая только готовится принять ванны после нас.
Оттуда по проселочку перекатились в Даргавс, причем девчонки поехали снаружи, на приступочках пасфайндера; я тоже прокатилась было по ущелью над обрывом, но это живо напомнило мне наш нырок с ГТТ, и как-то я забоялась.
Даргвас - это уже официальный достоприм, с билетами и толпою; склепики нарядные, ухоженные, эдакая Хоббитания под полуденным солнцем - или нет, сицилийские трули. Построены эти домики из известняка, обмазаны глиной, а ступенчатые крыши сделаны из плит глинистых сланцев, зажатых между каменными блоками, так, чтобы получилась такая этажерочка. Такое ощущение, что такой способ захоронения процветал лишь там, где были обнажения этих сланцев. В Даргавсе на сланцевом выходе стоит каменная сторожевая башня, например. Зачем сторожевая башня на кладбище, интересно.
Парковку возле Даргавса облюбовали ослы, которые клянчат еду у посетителей. Довольно деликатно, впрочем.
Очередные водопады неподалеку оказались закрыты - то есть нас не пустили туда без паспортов, пограничная зона и все такое; чтобы добрать впечатлений, мы решили рискнуть и поехали недавно открытым серпантином к Гизельдонской ГЭС. Зачем-то. По мере подъема учащаются на дороге таблички, что трасса непроезжая, и мы сами несем ответственность за наше решение ею воспользоваться. Зачем мы туда премся? Зачем, зачем?? И даже патетическая надпись на скале, гласящая, что наконец ко всеобщему счастью в прошлом году была открыта эта Дорога жизни, не очень утешила меня.
А потом мы ехали вниз с непрерывным чудовищным уклоном, поворотами на 350 градусов, совершенно ничем не укрепленными вертикальными стенками из каких-то крупноглыбовых конгломератов. Это дорога смертников, вот что! Хорошо еще, хоть Танька не села за руль.
А потом была дорога в узейшем каньоне Гизельдона, и как-то воткнутая в эти теснины гидроэлектростанция, и очередные водопады перед выездом в долину… Знаете, не очень я люблю автотуризм, вот что. Какой-то он.. не совсем настоящий. Как шкатулка, ракушками оклеенная. А может, это меня просто укачало на серпантине.
Но назавтра уже пора было в обратный путь.
Форшлаги
Вот так стремительно мы и погостили в Осетии. Утром следующего дня мы сидели на газоне перед аэропортом в Беслане, дул ветер, Таня играла на балалайке. Девочки улетали в Москву.
**
Вот вечером этого же дня мы решаем переночевать в зеленке на Кубани; о, как я боюсь диких кубанских станичников, какие страшные рассказы клубятся в голове, но очень хочется спать.
Съезжаем с трассы, катим с высокого берега, кругом травы и ивы, потом травы становятся какие-то кустистые, земля какая-то кочковатая; Витя выходит проверить твердость грунта, остается доволен, не болото, хорошо, тогда воот к тому дереву метрах в пятнадцати.. И мы торжественно въезжаем в вязло, оставшееся от какого-то стада, и вмертвую встаем, ни взад, ни вперед. Темнеет. Ну что, приключения? Приключеееения.
Ищем дрова, мостим гать, Витя толкает, я газую. Вотще, как сказал бы Вай Зайчик. И что делать? Карабкаемся вверх по склону, там, вроде, была какая-то деревня. Дикие станичники, спасите двух столичных идиотов. В первом же дворе встречает нас нечто ржавое цвета баклажан - неужто нива? Неет, четверка. Хозяин, некрупный мужичонка, а также десяток гостей дружно выпивает за завтрашний день победы на заднем дворе. На наш вопрос, может ли нам кто помочь, пожимает плечами - да кто ту?.. пьяные ж все. Потом, решительно махнув рукой, спрашивает - трос есть? Садись давай. Выцепляет из гостевых рядов еще одного атлета - и мы мчимся, подпрыгивая, на четвере вниз, к Кубани. Пару раз отваливается глушитель, хозяин привычно ныряет под днище, приводит глушак в чувство с помощью проволоки и такой-то матери, и мы мчимся дальше.
Подъезжать к нам на расстояние троса мужики не рискнули. Да и было ощущение, что привяжи мы к четвере трос и дерни, она просто рассыплется на части. Так что кубанские богатыри и Витька приналегли, и тихонько, враскачку мы вывели машину на твердую землю. Атланты .. небо держат.. Вот если бы атланты груженую киа из кубанских глин выволакивали, вот это было бы даа!
А мужики отказались от денег и под хор наших благодарностей заскочили в четверу и поползли наверх - обратно праздновать. Спасибо вам какое, а.
А мы, переведя дух, засунулись в машину и от греха подальше выбрались на дорогу и докатили до ближайшего геста. И правильно - после ночного дождя кто бы нас оттуда выволакивал?
**
В полседьмого утра покупаем помидоры на Овощном базаре на трассе Дон. Сонный замерзший юноша на три кило кладет 5 томатов. Огрооооомных. Чудо-ягода. Вы же знаете, что по ботанической систематике плод томата - это ягода?
**
Заскакиваем в Богучар за нимесилом. А может, и поесть. Главное кафе закрыто на пОминки. Значит, поесть не выйдет. Кроме этого, есть только суши на вынос. Центральная площадь кишит вывесками и разнокалиберными ларьками; посередь этого инфошума стоит металлический Петр Первый. Стройненький такой.
**
Воронеж. Витя везет нас в ресторан «Сыроварня». Я-то хотела в кафе «У Бильбо», но до него ехать дольше. На парапете возле парка гомонит толпа седовласых дам и двое мужиков, один с баяном. Девятое мая же! Они поют под баян, даже пляшут немного. Не ветераны, нет, конечно, но люди, для которых этот день - праздник. И повод увидеться. И выпить. И пожить. А я смотрю из-за стекла пижонской сыроварни, и совестно мне как-то. А потом, когда мы уже едем обратно на трассу, обгоняем по дороге этих бабушек, бредущих по узкой дорожке вверх, к транспорту, видимо. Их человек шесть, даже подвезти мы их не можем, дураки.
**
А в Туле, в Туле зато гудеж! На трех площадях города - концерты. Поют даже Окуджаву голосом Юры Шатунова. А мыпоследние сотни километров тихо крадемся мимо, от лукойла до лукойла, от кофе до кофе. Не пришпошоблены мы, кролики - для чего? - прааавильно, для лазания:)
NB Про спаржу - тех.процесс
Спаржу собирают, пока еще не распустились верхушечные почки; и за день она вымахивает сантиметров на пять, так что все время после выгонки ее надо караулить и не упускать. Не срезанная вовремя спаржа - потерянные деньги.
Срезают ее вручную, каждый стебель отдельно, и складывают в корзину. Потом бригада выгружает корзины в ящики.
Открытый ящик сначала въезжает под душ, там спаржа моется, потом ее вручную укладывают на конвейер так, чтоб нижняя часть оказывалась за пределами ленты транспортера; потом стебли проезжают под гильотиной, которая отсекает самую грубую нижнюю часть. Дальше стебли сортируются по толщине - есть даже мерные прорези, по которым можно определить, L или М у тебя в руках, после чего вручную стебли раскладывают по маркированным ящикам.
Наполненные ящики едут под ледяной душ - с температурой 2 градуса, чтоб затормозить ее рост и раскрытие почки; если ее не «заморозить», она продолжит цвести.
Потом охлажденные ящики привозят к развесчицам, которые стебли фасуют в кучки по 450 г, закладывают в пленку «Долина спаржи» и отправляют укладчикам, которые эти пучки закладывают в специальные открытые коробки. Коробки едут в холодильник, грузятся на паллеты и ждут своего часа - отправки в Москву на фурах-рефрижераторах.
Почву для спаржи надо регулярно анализировать и подщелачивать, насекомых спаржиных врагов травить, землю культивировать, сорняки выпалывать, новые саженцы выдерживать в теплице, теплицу согревать в холодные ночи, потому подрост пересаживать на грядки... В общем, много дела.