Мой дед.
Сегодня моему дедушке поэту Марку Лисянскому (1913 - 1993) исполнилось бы 95 лет.
Он известен многими стихами и песнями, которые без труда можно найти в интернете. Но этого, моего любимого, одного из самых пронзительных его стихотворений, как ни странно, не найдешь в интернете. Оно называется "Родословная". Его родословная, безусловно, является и моей родословной.
Родословная.
Мой дед не знал древнееврейского
И говорил со мной на идиш.
Он был из племени плебейского,
Теперь таких и не увидишь.
Не тяготел к образованию
И не учил родного сына.
Он был сапожник по призванию,
А походил он на раввина.
Носил ермолку. Холил бороду,
И лапсердак имел когда-то.
Он полюбил работу смолоду
И лишь в работу верил свято.
Смеялись узенькие пейсики,
Когда, зажав ботинок старый,
Под ручеек еврейской песенки
Он гвоздь вгонял одним ударом.
Дни унижений хуже бедности,
Года гонений горше горя.
Черта обид,
Черта оседлости
Прошла у самого у горла.
«Еврей!» - кричали ночью жуткою
И «жид» писали на заборе.
Веселой шуткой-прибауткою
Он прикрывал нужду и горе.
Смеялись все. Смеялся дедушка.
Смех - утешительное средство.
И я смеялся. Нынче где уж там
Смеяться так, как в раннем детстве.
Спасенный добрыми соседями,
Он снова с шуткой жил в союзе.
Сплелись трагедия с комедией
В один тугой и крепкий узел.
Кормилец наш - отец мой, стало быть, -
Слыл у евреев грубияном.
Грузил мешки и драил палубы,
Умел кувалдой и наганом.
Глушил отец сивуху лютую
И сало ел со смаком южным,
С винтовкой шел за революцию
Октябрьской ночью,
Степью вьюжной.
Он задыхался гарью газовой
На самой кромке смертной бездны…
Он байки русские рассказывал
И пел украинские песни.
Вот вся, пожалуй, родословная,
Моя печаль,
Мое наследство,
Моя история дословная,
В которой жило-было детство.
Я жил под небом Николаева,
Где дружат улицы и реки.
Я не забуду никогда его,
Не изменю ему вовеки.
Горит костер
Звездой туманною,
Его и время не задуло.
Была землей обетованною
Земля меж Бугом и Ингулом.
Мы не имели хлеба лишнего,
Но нам был сладок воздух вольный.
Мой первый друг - Володя Ищенко,
Иван Фомин - товарищ школьный.
Костер над водами зыбучими
Там, где Ингул выходит к Бугу!..
О нашей дружбе слов заученных
Не говорили мы друг другу.
Делили радости и горести
И даже тайны поначалу.
Мы были братьями по совести
И по интернационалу.
Боготворили мы отечество,
Мир остальной не поносили,
Умом любили Человечество,
Но душу отдали России -
С ее восходами,
Закатами,
С ее молитвами и снами…
Мы были все ее солдатами,
Мы были все ее сынами.
Ее любили мы,
И она нам
Святую матерь заменила.
… Забыл, что я - потомок Нахмана
И сын еврея Самуила.
Война путями вероломными
Вдруг ворвалась в мои твердыни.
- Еврей! -
Фашисты мне напомнили,
- Еврей! -
Анкеты подтвердили.
Беда, как водится, не медлила,
Стреляла в детство,
Била в старость.
И тут окончилась комедия
И лишь трагедия осталась.
Кричат живые рвы и камеры,
В последнем крике газом дышат.
И только мертвый,
Только каменный
Те голоса сейчас не слышит.
Мне Николаев скорбный видится,
Мой город в траурной печали,
Огонь Освенцима и Лидице
Ко мне врывается ночами.
Давно мой дед в тиши кладбищенской,
А где отец мой похоронен?..
Иван Фомин,
Володя Ищенко
Меня встречают на перроне.
Дышу акациями нашими,
Землею, где мы жили-были.
И ни о чем не надо спрашивать,
И ничего мы не забыли.
Земля засеяна и вспахана,
Для мертвых братская могила.
…Смеется мальчик - правнук Нахмана
И внук еврея Самуила.
Февраль 1968 год.
Он известен многими стихами и песнями, которые без труда можно найти в интернете. Но этого, моего любимого, одного из самых пронзительных его стихотворений, как ни странно, не найдешь в интернете. Оно называется "Родословная". Его родословная, безусловно, является и моей родословной.
Родословная.
Мой дед не знал древнееврейского
И говорил со мной на идиш.
Он был из племени плебейского,
Теперь таких и не увидишь.
Не тяготел к образованию
И не учил родного сына.
Он был сапожник по призванию,
А походил он на раввина.
Носил ермолку. Холил бороду,
И лапсердак имел когда-то.
Он полюбил работу смолоду
И лишь в работу верил свято.
Смеялись узенькие пейсики,
Когда, зажав ботинок старый,
Под ручеек еврейской песенки
Он гвоздь вгонял одним ударом.
Дни унижений хуже бедности,
Года гонений горше горя.
Черта обид,
Черта оседлости
Прошла у самого у горла.
«Еврей!» - кричали ночью жуткою
И «жид» писали на заборе.
Веселой шуткой-прибауткою
Он прикрывал нужду и горе.
Смеялись все. Смеялся дедушка.
Смех - утешительное средство.
И я смеялся. Нынче где уж там
Смеяться так, как в раннем детстве.
Спасенный добрыми соседями,
Он снова с шуткой жил в союзе.
Сплелись трагедия с комедией
В один тугой и крепкий узел.
Кормилец наш - отец мой, стало быть, -
Слыл у евреев грубияном.
Грузил мешки и драил палубы,
Умел кувалдой и наганом.
Глушил отец сивуху лютую
И сало ел со смаком южным,
С винтовкой шел за революцию
Октябрьской ночью,
Степью вьюжной.
Он задыхался гарью газовой
На самой кромке смертной бездны…
Он байки русские рассказывал
И пел украинские песни.
Вот вся, пожалуй, родословная,
Моя печаль,
Мое наследство,
Моя история дословная,
В которой жило-было детство.
Я жил под небом Николаева,
Где дружат улицы и реки.
Я не забуду никогда его,
Не изменю ему вовеки.
Горит костер
Звездой туманною,
Его и время не задуло.
Была землей обетованною
Земля меж Бугом и Ингулом.
Мы не имели хлеба лишнего,
Но нам был сладок воздух вольный.
Мой первый друг - Володя Ищенко,
Иван Фомин - товарищ школьный.
Костер над водами зыбучими
Там, где Ингул выходит к Бугу!..
О нашей дружбе слов заученных
Не говорили мы друг другу.
Делили радости и горести
И даже тайны поначалу.
Мы были братьями по совести
И по интернационалу.
Боготворили мы отечество,
Мир остальной не поносили,
Умом любили Человечество,
Но душу отдали России -
С ее восходами,
Закатами,
С ее молитвами и снами…
Мы были все ее солдатами,
Мы были все ее сынами.
Ее любили мы,
И она нам
Святую матерь заменила.
… Забыл, что я - потомок Нахмана
И сын еврея Самуила.
Война путями вероломными
Вдруг ворвалась в мои твердыни.
- Еврей! -
Фашисты мне напомнили,
- Еврей! -
Анкеты подтвердили.
Беда, как водится, не медлила,
Стреляла в детство,
Била в старость.
И тут окончилась комедия
И лишь трагедия осталась.
Кричат живые рвы и камеры,
В последнем крике газом дышат.
И только мертвый,
Только каменный
Те голоса сейчас не слышит.
Мне Николаев скорбный видится,
Мой город в траурной печали,
Огонь Освенцима и Лидице
Ко мне врывается ночами.
Давно мой дед в тиши кладбищенской,
А где отец мой похоронен?..
Иван Фомин,
Володя Ищенко
Меня встречают на перроне.
Дышу акациями нашими,
Землею, где мы жили-были.
И ни о чем не надо спрашивать,
И ничего мы не забыли.
Земля засеяна и вспахана,
Для мертвых братская могила.
…Смеется мальчик - правнук Нахмана
И внук еврея Самуила.
Февраль 1968 год.