Доверчивая смерть
В одной из земель, где царили покой и гармония, а на деревьях поспевали прозрачные плоды, истекающие медовым соком, жила смерть.
Смерть была очень доброй и справедливой, она караулила беззакония и подлость, и стоило только им появиться, как тут же виднелось блестящее острие косы, и доносился хруст беззаконных костей.
Смерть была неутомимой и добросовестной, оттого подлости в тех землях почти не оставалось, разве только память о ней, что хранилась в одном из мешков, которые таскала за собой смерть. Наполнен он был подлостями, грязью, черепами и скелетами. В другом мешке смерть таскала набор инструментов, к которым вынуждена была прибегать. Но страшные щипцы, удавки, топоры и вилы, угрожали лишь тем, кто сворачивал с пути и отдавался подлой волне.
Временами, лицо смерти бывало красивым. Когда подходила к одному из тех, кто достойно пронес свой кубок по жизни и не смешал его содержимое с грязью, но подчиняясь времени должен был уходить, смерть откидывала капюшон, печально улыбалась и уводила его с собой к берегу Леты, не тревожа инструментов и кос.
Но случилось так, что кому-то из живущих в той земле, не понравился тихий нрав смерти, им почудилось, будто смерть нарочно стремится погрузить людей в благоденствие и покой, чтоб навеять скуку и умертвить всех разом, не гоняясь за каждым в отдельности. И тогода решили они проучить смерть, подразнить её и разбудить в ней буйную страсть, что дремала где-то в глубине.
И вот, когда смерть, сгибаясь под тяжкой ношей своих мешков, спускалась с холма, готовясь войти в город, кто-то протянул канат перед её ногами, и споткнувшись, смерть покатилась с горы. Черепа и скелеты, что покоились в мешке обрушились на город каменным дождем, у каждого порога оказались чьи-то старые, пожелтевшие от времени кости. Но было б это с полбеды, если смогла смерть удержать в руках свои страшные инструменты! Но и они полетели с горы со страшным грохотом, попадая в случайные руки горячих юнцов.
Каждый из горожан тихо вскрикнул, увидав скелетные кости подлости, и растерявшись, не нашел ничего лучшего чем упрятать с глаз долой скелеты в платяные шкафы, выбросив из них одежду.
С тех пор поселился страх во всяком, кто владел старым скелетом, и темная тоска начала изъедать души людей, что гадая о происхождении костей, не могли найти ответа, и готовы были грешить на родных и на близких, обвиняя их в появлении таинственной находки. И все молчали, заперев шкафы и не желая тревожить кости.
А желторотые юнцы, повзрослевшие до срока, напоённые властью топоров, догадывались обо всем, но и они молчали и держали смерть в заложниках, что подчиннясь им, всё чаще уводила к берегам последней реки достойных и светлых.
И чем больше проходило времени, тем яростнее становилась волна беззакония и подлости, и ветер дувший с мертвой реки, набирал ураганную силу.
А люди молчали, не смея говорить друг с другом о скелетах, что хранились между страрых платьев. И даже плоды, что прежде наливались медовым соком, казалось, были наполнены теперь неутолимым ядом подозрения, тревоги и вины. Не зная за собой греха, все чувствоали его присутсвие и боялись раскрыть перед ближними свои сердца, чтоб не потревожить любимых и не узнать страшной правды.
И сердце смерти сжималось, когда она глядела на беззакония и подлости, что вершились теперь её руками. То, с чем боролась смерть, стало её ремеслом и обязанностью.
Но однажды, когда ураган достиг страшной силы и столпы черной пыли застили глаза тюремщикам, владевшим смертью, она улучила момент, и выхватив один из топоров, побежала в город, разя тюремщиков и разрывая криком густую темноту. Смерти было много, она была повсюду, её буйная страсть, что дремала где-то в глубине, оказалась разбуженной. В порыве ярости смерть разила каждого, кто попадался ей на пути, не разбирая лиц.
А когда темный прах осел и ветер утих, прекратившись, и когда утро обнажило страшное дело смерти, дикий вой раздалася над городом и над той землей. Это смерть терзала себя, не в силах справиться с болью от свершившейся несправедливости.
Но терзаясь и бранясь, смерть раскрыла, наконец, глаза людям распахнув створки старых дверей и начав собирать в огромные мешки то, что причиталось ей, смерть устыдила людей, что убили доверие в своих сердцах, умолчав о скелетах.
И все отпрянули друг от друга, не в силах поверить, что в душе близкого человека жило темное подозрение. Дочери заплакали навзрыд, узнав мысли отцов, матери зарыдали, услыхав подозрения сыновей. И никто не мог понять откуда появилось столько греха, что сетью окутал землю. И никто не мог смыть его со своих тел.
Но даже узнав обо всем и открывшись друг перед другом, люди никак не могли простить греха, что стоял над городом как запах старой могилы. Было слишком поздно, прощение заблудилось где-то по дороге и никак не приходило к людям, оставляя их со старыми обидами и слезами.
А смерть, взвалив на спину мешок с подлостью, грязью, черепами и скелетами, теперь всегда наготове держала свои страшные инструменты. Смерть стала недоверчивой и скрытной, и её лицо уже не бывало красивым, даже тогда когда она приходила за теми кто пронес вой кубок через всю жизнь. Ведь слишком большой редкостью сделался тот, кто не смешал его содержимое с грязью и не побоялся раскрыть своё сердце, когда платой за откровенность была смерть.