Дмитрий Данилов. «Дом 10»
Повесть и два рассказа : «Дом 10», «День или часть дня», «Дом-музей».
Мне прислал её по почте (не по электронной, между прочим!) iris_sibirica.
Бывает проза, у которой размыты границы с поэзией. Вот это такая.
Громоздятся детали, увиденные одновременно с птичьего полёта, с Марса и - изнутри. Добросовестное картографическое описание историком-географом неизведанных мест, - только этот отстранённый картограф ещё и абориген.
«Дом 10» - повесть о любви к времени и месту.
И место, вроде бы, любить не за что - московские окраины, не старый центр, не даже проспект Калинина с церквушкой, прислонившейся к небоскрёбу, Тушино - уродские новостройки на пустырях, проспекты, названные именами всеми забытых революционеров и не менее забытых пионеров-героев, старые фабричные корпуса, железная дорога, товарняки бухают по ночам, грязная вода в водохранилище.
Да и время - не лучше - конец 70-ых. Данилов моложе меня на 15 лет - моя юность - это его детство.
Но любое время и любое место - чья-то жизнь, и и что такое память, как не любовь.
Потрёпанные автобусы, «посреди площади стоял небольшой автобус. Немного помятый, не потому, что он попадал в аварии и бился бортами о твёрдые предметы, а просто от времени, от постоянного, годами, трения о воздух, о человеческие взгляды и вздохи», замызганные дома, мальчишки на велосипедах, очередь у пивного ларька, асфальтовый пяточок, где играют даже не в футбол (слишком тесно), в странную игру «два касания».
Возникает перекличка с моей любимой песней Визбора - «Волейбол на Сретенке». Время у Визбора другое - послевоенная Москва. И у Визбора - в песне прежде всего люди.
«А помнишь, друг, команду с нашего двора,
Послевоенный над верёвкой волейбол -
Пока для секции нам сетку не украл
Четвёртый номер, Коля Зять - известный вор.»
.........
«Отставить крики, тихо, Сретенка, не плачь,
Мы стали все твоею общею судьбой -
Те, кто был втянут в этот несерьезный матч
И кто повязан стал верёвкой бельевой.»
Данилов не описывает людей, канувших в бездну, в прошлое, в невозвратность - беспощадно изменившихся или умерших.
Дома вот остались. И печаль.
И пронзительность любви к этому по сути уродству, - к перекошенным автобусным остановкам, к домам, потоптанным газонам.
Иногда вот видишь на улице очень некрасивую дворняжку, - немолодую безобразную, - а она с хозяином или хозяйкой, - на поводке вышагивает, или в лесу что-то под кустом нюхает. Разговоришься с человеком, который с ней гуляет и почувствуешь - как же любят её, эту некрасивую дворняжку. И обрадуешься.
Сходное чувство вызывает книжка Данилова - вот ещё и это полюбИте! Столько в жизни достойного любви.
«Дома, домики. Серые, серовато-белые. Панельные. Тихие и унылые, родные.
Дворы и качели, и маленькая асфальтовая площадка, где можно было играть в «два касания».
Можно было бы, конечно, написать «о взаимоотношениях», «о ребятах», но это совершенно не нужно, какая сейчас разница, кто с кем дружил и кто с кем дрался, это было так давно, что можно сказать, что и не было вовсе, это всё ушло навсегда и совершенно неинтересно, возможно, кто-то из участников событий умер, кто-то уехал в другое место, кто-то спился или сел в тюрьму, кто-то ведёт тихую и обычную жизнь в том же Тушино, всё это не важно и не существенно, а вот дома, заборы, гаражи и сараи стоят на своих местах, именно они важны и интересны, это единственная реальность, оставшаяся от того времени, и это единственное, что достойно описания, пусть даже такого фрагментарного, а ведь, с другой стороны, разве можно написать что-то серьёзное и фундаментальное про эти низенькие серые бетонные дома, покосившиеся заборы, кафе пилот, скромные типовые здания школ, детских садов и поликлиник, про дворы и качели, и маленькие площадки, поросшие редкой, с проплешинами, травой.»
.......
Пишет Данилов спотыкающимся языком, с повторами, с остановками, от этого живое ощущение диалога, личного общения под сурдинку. И возникает уверенность - хороший человек написал.
....................
В рассказе «День или часть дня» - в кадре минута за минутой проживание человеком-автором-редактором дурацкого журнала по способу зарабатыванья на жизнь, - ничем не примечательного дня - с чисткой зубов, чтением в сортире, деловыми звонками, сиденьем за компьютером, питьём воды из-под крана.
И где-то в середине - среди всей этой круговерти звонок женщине, видимо только что очень близкой, а сейчас ускользающей, уходящей, и узнавание, что она в Брюссель на полгода уезжает. И после этого звонка опять те же мелочи, взгляд с балкона на детей, играющих в песочнице, деловой звонок, деловая встреча. Улицы, пробки, деревья.
У Кушнера когда-то, в 69-ом, было так:
«Мне звонят, говорят: - Как живете?
- Сын в детсаде. Жена на работе.
Вот сижу, завернувшись в халат.
Дум не думаю. Жду: позвонят.
А у вас что? Содом? Суматоха?
- И у нас, - отвечает, - неплохо.
Муж уехал. - Куда? - На восток.
Вот сижу, завернувшись в платок.
- Что-то нынче и вправду не топят.
Или топливо к празднику копят?
Ну и мрак среди белого дня!
Что-то нынче нашло на меня.
- И на нас, - отвечает, - находит.
То ли жизнь в самом деле проходит,
То ли что... Я б зашла... да потом
Будет плохо. - Спасибо на том.»
А у Данилова
«Пробка.
Что-то там, наверно, случилось, может, авария, огромная пробка.
Немного проехал, остановился.
Ещё немного проехал, остановился.
Человек сидит в машине, а машина стоит в пробке. Проезжает небольшое расстояние и снова стоит. Машина стоит, а человек положил руки на руль, а голову на руки, потому что ему всё-таки грустно, хотя он и совершил некоторые полезные действия. Но ничего, он сейчас придумает что-нибудь, чтобы развеяться.
Мы довольно долго наблюдали за этим человеком, целый день или часть дня, и теперь пора прекратить наше наблюдение. Это было похоже на кино, а сейчас камера постепенно отъезжает назад и вверх, к монументу Покорителям Космоса, к метро ВДНХ, к Рабочему и Колхознице, к улице Бориса Галушкина, сверху всё это так красиво, проспект Мира, заполненный автомобилями, зелень и белизна ВДНХ, голубое небо, дома, дома, на горизонте виднеется высотка, и вот уже маленькая красная машина ВАЗ-21093 вместе со своим водителем окончательно растворяется в море машин, медленно, рывками движущихся по проспекту Мира в сторону Центра»
....
Третий рассказ «Дом-музей» мне понравился существенно меньше, но и там попытка нащупать какой-то творческий смысл в повседневности, - только поиск оборачивается сплошной гротесковостью.
....
Издана эта маленькая книжечка, - меньше ста страниц, - очень правильно - чёрно-белые фотографии - дома, сараи, чайник, множество раскрытых окон на мониторе...
Мне прислал её по почте (не по электронной, между прочим!) iris_sibirica.
Бывает проза, у которой размыты границы с поэзией. Вот это такая.
Громоздятся детали, увиденные одновременно с птичьего полёта, с Марса и - изнутри. Добросовестное картографическое описание историком-географом неизведанных мест, - только этот отстранённый картограф ещё и абориген.
«Дом 10» - повесть о любви к времени и месту.
И место, вроде бы, любить не за что - московские окраины, не старый центр, не даже проспект Калинина с церквушкой, прислонившейся к небоскрёбу, Тушино - уродские новостройки на пустырях, проспекты, названные именами всеми забытых революционеров и не менее забытых пионеров-героев, старые фабричные корпуса, железная дорога, товарняки бухают по ночам, грязная вода в водохранилище.
Да и время - не лучше - конец 70-ых. Данилов моложе меня на 15 лет - моя юность - это его детство.
Но любое время и любое место - чья-то жизнь, и и что такое память, как не любовь.
Потрёпанные автобусы, «посреди площади стоял небольшой автобус. Немного помятый, не потому, что он попадал в аварии и бился бортами о твёрдые предметы, а просто от времени, от постоянного, годами, трения о воздух, о человеческие взгляды и вздохи», замызганные дома, мальчишки на велосипедах, очередь у пивного ларька, асфальтовый пяточок, где играют даже не в футбол (слишком тесно), в странную игру «два касания».
Возникает перекличка с моей любимой песней Визбора - «Волейбол на Сретенке». Время у Визбора другое - послевоенная Москва. И у Визбора - в песне прежде всего люди.
«А помнишь, друг, команду с нашего двора,
Послевоенный над верёвкой волейбол -
Пока для секции нам сетку не украл
Четвёртый номер, Коля Зять - известный вор.»
.........
«Отставить крики, тихо, Сретенка, не плачь,
Мы стали все твоею общею судьбой -
Те, кто был втянут в этот несерьезный матч
И кто повязан стал верёвкой бельевой.»
Данилов не описывает людей, канувших в бездну, в прошлое, в невозвратность - беспощадно изменившихся или умерших.
Дома вот остались. И печаль.
И пронзительность любви к этому по сути уродству, - к перекошенным автобусным остановкам, к домам, потоптанным газонам.
Иногда вот видишь на улице очень некрасивую дворняжку, - немолодую безобразную, - а она с хозяином или хозяйкой, - на поводке вышагивает, или в лесу что-то под кустом нюхает. Разговоришься с человеком, который с ней гуляет и почувствуешь - как же любят её, эту некрасивую дворняжку. И обрадуешься.
Сходное чувство вызывает книжка Данилова - вот ещё и это полюбИте! Столько в жизни достойного любви.
«Дома, домики. Серые, серовато-белые. Панельные. Тихие и унылые, родные.
Дворы и качели, и маленькая асфальтовая площадка, где можно было играть в «два касания».
Можно было бы, конечно, написать «о взаимоотношениях», «о ребятах», но это совершенно не нужно, какая сейчас разница, кто с кем дружил и кто с кем дрался, это было так давно, что можно сказать, что и не было вовсе, это всё ушло навсегда и совершенно неинтересно, возможно, кто-то из участников событий умер, кто-то уехал в другое место, кто-то спился или сел в тюрьму, кто-то ведёт тихую и обычную жизнь в том же Тушино, всё это не важно и не существенно, а вот дома, заборы, гаражи и сараи стоят на своих местах, именно они важны и интересны, это единственная реальность, оставшаяся от того времени, и это единственное, что достойно описания, пусть даже такого фрагментарного, а ведь, с другой стороны, разве можно написать что-то серьёзное и фундаментальное про эти низенькие серые бетонные дома, покосившиеся заборы, кафе пилот, скромные типовые здания школ, детских садов и поликлиник, про дворы и качели, и маленькие площадки, поросшие редкой, с проплешинами, травой.»
.......
Пишет Данилов спотыкающимся языком, с повторами, с остановками, от этого живое ощущение диалога, личного общения под сурдинку. И возникает уверенность - хороший человек написал.
....................
В рассказе «День или часть дня» - в кадре минута за минутой проживание человеком-автором-редактором дурацкого журнала по способу зарабатыванья на жизнь, - ничем не примечательного дня - с чисткой зубов, чтением в сортире, деловыми звонками, сиденьем за компьютером, питьём воды из-под крана.
И где-то в середине - среди всей этой круговерти звонок женщине, видимо только что очень близкой, а сейчас ускользающей, уходящей, и узнавание, что она в Брюссель на полгода уезжает. И после этого звонка опять те же мелочи, взгляд с балкона на детей, играющих в песочнице, деловой звонок, деловая встреча. Улицы, пробки, деревья.
У Кушнера когда-то, в 69-ом, было так:
«Мне звонят, говорят: - Как живете?
- Сын в детсаде. Жена на работе.
Вот сижу, завернувшись в халат.
Дум не думаю. Жду: позвонят.
А у вас что? Содом? Суматоха?
- И у нас, - отвечает, - неплохо.
Муж уехал. - Куда? - На восток.
Вот сижу, завернувшись в платок.
- Что-то нынче и вправду не топят.
Или топливо к празднику копят?
Ну и мрак среди белого дня!
Что-то нынче нашло на меня.
- И на нас, - отвечает, - находит.
То ли жизнь в самом деле проходит,
То ли что... Я б зашла... да потом
Будет плохо. - Спасибо на том.»
А у Данилова
«Пробка.
Что-то там, наверно, случилось, может, авария, огромная пробка.
Немного проехал, остановился.
Ещё немного проехал, остановился.
Человек сидит в машине, а машина стоит в пробке. Проезжает небольшое расстояние и снова стоит. Машина стоит, а человек положил руки на руль, а голову на руки, потому что ему всё-таки грустно, хотя он и совершил некоторые полезные действия. Но ничего, он сейчас придумает что-нибудь, чтобы развеяться.
Мы довольно долго наблюдали за этим человеком, целый день или часть дня, и теперь пора прекратить наше наблюдение. Это было похоже на кино, а сейчас камера постепенно отъезжает назад и вверх, к монументу Покорителям Космоса, к метро ВДНХ, к Рабочему и Колхознице, к улице Бориса Галушкина, сверху всё это так красиво, проспект Мира, заполненный автомобилями, зелень и белизна ВДНХ, голубое небо, дома, дома, на горизонте виднеется высотка, и вот уже маленькая красная машина ВАЗ-21093 вместе со своим водителем окончательно растворяется в море машин, медленно, рывками движущихся по проспекту Мира в сторону Центра»
....
Третий рассказ «Дом-музей» мне понравился существенно меньше, но и там попытка нащупать какой-то творческий смысл в повседневности, - только поиск оборачивается сплошной гротесковостью.
....
Издана эта маленькая книжечка, - меньше ста страниц, - очень правильно - чёрно-белые фотографии - дома, сараи, чайник, множество раскрытых окон на мониторе...