(no subject)
XXVII-61 Лал Мирч | Реборн | Колоннелло. Последний сеанс в кинотеатре, пустой зал. Кидаться поп-корном. "Так о чем был этот фильм?.."
Последний сеанс, пустой кинозал. Длинные ряды кресел. Темно.
- Хреново, приятель, - говорит Китти.
- Это моя нога, - невозмутимо произносит Реборн.
Откуда-то слева, из темноты, доносится фырканье Лал.
Смешок прячется в торопливом шуршании пакета с кукурузой.
- Черт! - беззлобно ругается Колонелло, поспешно убирая руку. - Когда вы успели поменяться?!
- Ты ничего не заметил, - с удовольствием говорит Реборн. - Слышишь, Мирч? Он не заметил. Его рефлексы не на уровне.
- С рефлексами у меня все в порядке, - смущенно огрызается Колонелло, - я фильм смотрел! И слушал.
Он воинственно встряхивает лед, и шумно тянет колу через трубочку.
Хрустит попкорн.
Реборн, расстегнувший пиджак и вольно расположившийся в кресле, смеется. Реборн вообще сегодня как-то рассеянн и улыбчив.
Впроче, то же можно сказать о всех троих.
Некоторое время они молча смотрят на экран, потом Колонелло начинает елозить, и наконец, чертыхнувшись под нос, встает с явным намерением перебраться поближе к девушке.
- Подвинься, - слегка пинает он колени Реборна.
- Знаешь, что с ним стало? Обрел свой последний приют на дне Сенда, обув перед этим новенькую пару белых тапочек!..
Реборн не перестает улыбаться, а в живот Колонелло упирается ствол пистолета.
- Эй, какого хрена?
- Ты ешь попкорн слишком быстро, - поясняет Реборн. - У Лал пакет побудет в безопасности. Посмотри-ка пока кино.
- Прекратите! - шикает Лал. - Мы, между прочим, смотрим кино!
- Ну ты и свинья, Реборн, - с чувством произносит Колонелло. - Пусти. Сдался мне твой попкорн...
- Окей, пилигрим, я тебе верю!..
- Хорошо, - Реборн убирает ствол, сдвигает ноги в сторону, и когда торжествующий Колонелло перелезает к Лал Мирч, как бы невзначай произносит: - Но учти, что у Лал с рефлексами точно все хорошо. Поэтому не рассчитывай, что тебе удасться долго...
- Эй! - предостерегающе говорит Лал.
- ...притворяться, что ты ищешь попкорн...
- Заткнись, Реборн, - смеется Колонелло.
- ...И оставаться целым и невредимым. Так ведь, Лал?
- А теперь ты погоди, приятель!
- Вот тебе!
Попкорн взмывает в воздух. Стремительная бомбардировка!
Смех, возня, шуршание пакета. Лал Мирч смеется так, что пилотка сьезжает с ее волос. Девушка осторожно поджимает ноги - Колонелло пригнулся в проеме между креслами, и крадется в сторону центральной дорожки. Реборн уже где-то там, прячется за спинками предпоследнего ряда.
Чпок, чпок! Самый лучший киллер верен себе: его атака молниеносна и точна. Одиночные шарики кукурузы больно щелкают Колонелло по носу.
- Ну берегись! - тот запускает всю кисть в пакет, набирает попкорн полной горстью...
- Достали уже! - с удовольствием кричит Лал, рывком усаживая Колонелло в кресло. Тот кричит, что должен отомстить Реборну, а сам косится на Лал, и неожиданно накрывает ее ладонь своей.
- Подумай - вот сержант, который застрелил двух своих солдат.
- На черта мне о нем думать!
Где-то в темноте, на другом ряду, Реборн элегантно поедает попкорн.
- Что-то быстро титры начались, - замечает он, ни к кому конкретно не обращаясь. - Гм. Так о чем был этот фильм?
С последнего ряда доносится звук торопливого поцелуя.
- Да черт его знает. Но было здорово, - через секунду отвечает Колонелло.
Реборн кивает своим мыслям, и улыбается. К выходу они пробираются, не дожидаясь, когда в зале зажгут свет.
- Еще увидимся, Аллигатор. Пока, Крокодил! Не забывай, пиши!
Сквало | Лал Мирч. Палящее солнце. Невыносимая жажда.
Глюки Лал. Но я очень внезапно люблю этот драбблик.
Лал Мирч снится, что она лежит на узком камне и смотрит в небо.
Крохотный остров, не остров даже, а риф - ни единой травинки, ни ракушечных наростов по краям, ни осклизлых водорослей на мокрых камнях. Наяву такого и не найдешь, пожалуй.
Лал Мирч снится, что вокруг нее - океан.
Шумят волны.
На небе - ни облачка, ни птицы, только невыносимо яркое, слепящее солнце.
Начинает припекать. Лал чувствует пот на ресницах и соль на губах. Кожу будто натянули на барабан, а волосы, намокшие от брызг, кажется, прилипли к нагретому камню. Каждая волна приносит брызги.
Солнечный свет бьет по глазам, точно кулаком.
Лал почти не моргает.
Лицо будто коркой прихватило, и губы не облизать - язык еле шевелится во рту, огромный, распухший, шершавый. Лал чувствует каждый сосочек на нем и не может представить, сколько воды нужно, чтобы его смочить.
Лал смотрит на солнце так, словно проходит тренировку Аркобалено.
Лал чувствует себя так, словно рядом с ней кто-то есть. Если бы она шевельнула рукой, она убедилась бы, что это не так - камень такой узкий, что двое на нем просто не поместились бы.
Лал смотрит так, словно от этого зависит чья-то жизнь.
Крики чаек, которых она не видит, становятся громче и беспокойней. Океан плещется рядом - но голос у него уже какой-то другой. На камень, на волосы Лал, на ее обожженное лицо выплескивается вода.
- Хей, девчонка, - говорит этот голос, - если продолжишь в таком духе, то скоро умрешь.
Лал не может повернуть голову, потому что ее волосы насквозь пропитались солью и слиплись, да и не хочет она отрываться от солнца - но скашивает глаза. Медленно-медленно.
Сначала она ничего не видит - вообще ничего, но потом, когда пляшущие перед глазами пятна отступают, Лал понимает, что видит акулу.
Огромная акула выставила морду из воды, подперла ее плавниками и щерится, разглядывая Лал с равнодушным интересом.
Лал хочет сказать акуле, что она и так умирает. Хочет сказать про радиацию, про Колонелло, про Джинжера Бреда. Про писк приборов в лечебном отсеке секретной базы Вонголы.
Про то, что ей важно вот так лежать - и представлять рядом чужое присутствие.
- Собираешься здесь и дальше валяться? Ну-ну. Разве у тебя не осталось никаких дел снаружи?
Лал хочет послать акулу к чертям.
Лал считает, что практически бесполезна в теперешнем состоянии.
Лал вспоминает о глупых детишках, ушедших на войну.
Лал думает, что хорошо бы было их дождаться.
И вот тут Лал наконец не кажется - она точно знает, что тот, с кем она делила эту скалу и солнце, с ней согласен.
Лал пытается что-то сказать - но сухой язык, шершавый, как наждачная бумага, совсем не двигается во рту, и губы онемели.
- Надумала выбираться? Тогда тебе не помешает немного воды, - говорит длинноволосый человек в форме и рывком ставит Лал на ноги.
Отлепляться от камня - дико больно. У Лал кружится голова - то ли от бесконечной синевы вокруг, то ли от обезвоживания, то ли от лекарств, которые в реальности вводят ей в вены.
- Что с этим кретином, Ямамото Такеши?
«Был ранен. Был жив», - думает Лал.
Человек кивает, он и его акула щерятся с одинаковым выражением. Лал не помнит, как она оказывается на мокрой рыбьей спине, и почему держится за высокий плавник.
«Куда ты спешишь?» - думает Лал, и человек отвечает на ее невысказанную мысль:
- В сон Хранителя Дождя, конечно. Там ты и отмокнешь. А мне надо сказать этому неудачнику пару слов - до того, как я проснусь.
Акула устремляется вперед.
XXVII-35 Боссы Вонголы с Первого по Девятого. Коммунальная квартира. Регулярно приглашать Тсуну в гости.
Аццкое-бляццкое хулиганство.
Эх, Италия родная, край загадок и чудес.
Где еще такое счастье, где еще такой прогресс!
Под эмблемою Вонголы и просторней и светлей,
Ни к чему нам дом отдельный, вместе жить нам веселей.
Это коммунальная, коммунальная Вонгола,
Это коммунальная, коммунальная Семья!
По утрам гремят посудой - собирается народ,
Вот Девятый варит кашу, вот Восьмая - кофе пьет.
Ест Четвертый макароны, Третий режет колбасу,
А Седьмой пельмени варит - он сегодня Тсуну ждет!
Вот стирает в ванной Пятый, кипятит Шестой белье,
Чинит Третий телевизор, вот Второй рычит: "Мое!"
Тсуна пятится в испуге: тапки он не те обул,
К счастью, Джотто появился, вовремя конфликт задул.
Вечером концерт заводит наша дружная Семья:
Первый - на губной гормошке, на гитаре - Восьмая,
Вот берет баян Девятый, вот Второй бьет в барабан,
А Шестой, Седьмой и Пятый дружно сбацали канкан.
Это коммунальная, коммунальная Вонгола!
Это коммунальная, коммунальная Семья.