Русская орѳографія и герменевтика
Во дни сомнѣній, во дни тягостныхъ раздумій о судьбахъ моей Родины, - ты одинъ мнѣ поддержка и опора, о великій, могучій, правдивый и свободный Русскій языкъ! Не будь тебя - какъ не впасть въ отчаяніе при видѣ всего, что совершается дома? Но нельзя вѣрить, чтобы такой языкъ не былъ данъ великому народу!
И.С. Тургеневъ
Выпала честь быть авторомъ статьи о старой русской (правильнѣе сказать, настоящей русской) орѳографіи, недавно вышедшей въ свѣтъ.
Натолкнулся въ интернетѣ на бурное ея, книги, обсужденіе у ivanov-petrov, и даже самъ въ нёмъ поучаствовалъ. Надо сказать, что я былъ единственнымъ не филологомъ, а стихотворцемъ въ авторскомъ коллективѣ. Моя статья «О причинахъ деградаціи Русскаго языка и литературы» - о музыкѣ языка, о несведеніи человѣческаго и родного языка къ «Бейсику» и недопустимости сведенія языка къ передачѣ словарныхъ значеній и формальнаго смысла высказываній; о томъ, насколько обѣднѣлъ нашъ языкъ въ выраженіи сложныхъ образныхъ понятій въ результатѣ «реформы».
Довольны ли мы уровнемъ и культурой устной рѣчи въ Россіи? Любимъ ли читать литературу классическую и тѣмъ болѣе современную, если не упоминать о бульварномъ чтивѣ? Почему, раскрывъ книгу, выражающую сложныя мысли и чувства, мы съ первыхъ словъ, даже съ первыхъ буквъ чувствуемъ отвращеніе? Кто насъ такими сдѣлалъ?
Государственный языкъ пресловутой Федераціи не русскій. Сіе парадоксальное и невесёлое открытіе приходитъ къ тому, кто влюбляется, вчувствовывается въ русскую рѣчь, устремляется къ постиженію ея музыки. Будучи неуклонными на этомъ пути, мы развиваемъ въ себѣ слухъ, чуткость рѣчи и убѣждаемся въ ея искалѣченности «реформой», обусловившей деградацію какъ письменнаго, такъ и устнаго языка.
Украинскіе націоналисты (о которыхъ рѣчь впереди), говоря «наша мова солов’їна», не вѣдаютъ, что великоросскій языкъ пѣвучъ гораздо болѣе и звуки его играютъ не только лишь соловьёмъ, но трели всѣхъ обитающихъ въ землѣ нашей птицъ, говоръ ручьёвъ и рѣкъ, шумъ клёна и ясеня, дыханіе иголокъ хвойныхъ боро́въ заключены въ нёмъ.
Можно ли считать, будто «реформа» затронула лишь правописаніе, не отразившись на устной рѣчи? Мыслитель, не ограниченный сціенцистскимъ умомъ, понимаетъ, что всякое взаимодѣйствіе амбивалентно. Соха тупится о почву, огонь горитъ иначе, если грѣетъ котелокъ либо сидящаго у костра, и даже солнце въ испареніяхъ деревьевъ видится по-иному, ибо растительность измѣнила составъ атмосферы. Не безуміе ли думать, что правописаніе не отразится на устной рѣчи?
Мы, къ счастью, располагаемъ фонографическими записями, позволяющими въ этомъ убѣдиться. До насъ дошли исполненія великихъ русскихъ пѣвцовъ и артистовъ, успѣвшихъ въ дѣтствѣ усвоить дореформенный языкъ и присущую ему устную рѣчь. Какъ артисты, они не могли не удѣлять вниманія эталонности своего произношенія. Можно вслушаться и въ записи голосовъ дѣятелей русской эмиграціи первой волны, въ особенности аристократическаго происхожденія, ибо аристократія съ ея образованіемъ и воспитаніемъ даже въ большей степени, чѣмъ артисты, есть хранительница языка.
Такъ, всюду видимъ мы, что гласный, обозначавшійся буквой ять, произносился какъ средній между звуками [’э] и [и] и что согласный, вѣнчавшійся твёрдымъ знакомъ на концѣ слова, - слѣдъ полногласной распѣвности русской рѣчи болѣе раннихъ времёнъ - придавалъ оной ещё столѣтіе назадъ особую глубину и звучность.
Автору довелось подробно вслушиваться въ исполненіе великимъ Александромъ Вертинскимъ пѣсни «Жёлтый ангелъ»:
Въ вечернихъ ресторанахъ,
Въ парижскихъ балаганахъ,
Въ дешёвомъ электрическомъ раю
Всю ночь ломаю руки
Отъ ярости и муки
И людямъ что-то жалобно пою…
Если вслушаться, можно различить, какъ въ словахъ, писавшихся съ ятемъ, - свѣчи, рѣчи и т. д. - Вертинскій поёт именно его, [’эи], отличный отъ современнаго произношенія и утраченный звукъ. Особенно разница замѣтна, когда слова съ обычнымъ е и ятемъ стоятъ рядомъ:
И, закрывъ лицо руками, я внималъ жестокой рѣчи.
Послѣ «е» въ «жестокой» Вертинскимъ поётся почти чистая «и», современная же академическая транскрипція этого слова - [ˊр’эч’и], въ именительномъ падежѣ [р’эч’].
Таковъ украденный изъ русскаго языка звукъ. Попробуйте съ его помощью, а также не глотая очерченныя твёрдымъ знакомъ окончанія, произнести правильно вслухъ хлѣбъ, мѣлъ, бѣлый, рѣчь и другія изначальныя древнія слова, и вы услышите ихъ подлинную живую силу. Этой энергіи, переходящей изъ языка въ сознаніе, въ душу народа, лишена кацапская мова и тѣ, кто ею отравленъ. Мова - весьма удачная морфема другого искусственнаго языка для обозначенія искусственныхъ же языковъ. Примѣчательно, что подлинный звукъ, промежуточный между [’э]/[и], былъ сдвинутъ совдеповскими филологами въ украинской «мовѣ» въ чистое [’і], а въ кацапской въ чистое [’э]. И пускай Иванъ да Мыкола теперь сталкиваются лбами, выясняя, чья мова соловьинѣй, пускай школьная марьванна патетически возвѣщаетъ куцей рѣчью объ «языкѣ Пушкина, Лермонтова и Тургенева», обличая украинцевъ ли, молодёжный ли «падонскій» интернетъ-сленгъ. Нѣтъ, марьванна, у васъ языкъ не Пушкина и не Тургенева, и даже не Шолохова, Заболоцкаго и Булгакова, поскольку всѣ эти люди воспитывались съ дѣтства на языкѣ великорусскомъ, сформировали правильное чувство языка и, надо думать, писали на нёмъ и черновики свои.
У васъ мова акына Абая, Драгунскаго и Шуфутинскаго, мова забытыхъ совписовъ, вломившихся въ литературу, какъ только ушло поколѣніе, успѣвшее научиться русской грамотѣ.
Въ лучшемъ случаѣ - мова тѣхъ бунтарей и рокеровъ, отъ Высоцкаго до Кинчева и Талькова, которые осознавали ущербность, диссонансъ окружающаго міра и надрывомъ, хрипомъ пытались и пытаются до сихъ поръ преодолѣть искажённость бытія страны и, въ частности, изувѣченность языка, искалѣченность его расчленённаго убійцами и едва дышащаго организма.
Можно надѣяться, вкладъ языковой «реформы» въ деградацію нѣкогда великой нашей литературы ещё ждётъ своего не федеральнаго изслѣдователя… Не случайно уже въ 1960-е гг. поэзія стала переходить въ пѣсенное бардовское творчество, въ выступленія на стадіонахъ - въ устномъ исполненіи изувѣченность языка слышна была меньше, и слѣдъ нормальности въ устной рѣчи ещё оставался; она увядала съ нѣкоторымъ запозданіемъ относительно письменной. Должно было смѣниться поколѣніе, помнившее русскую рѣчь, русскій характеръ.
Предвидимъ возраженіе о неграмотности нѣкоторой части населенія въ Россійской Имперіи, пусть сторонниками СССР и преувеличиваемой .
Но слѣдуетъ разумѣть, что и неграмотные общались изустно съ грамотными и черезъ то пріобщались къ сокровищницѣ языка. Однако тѣмъ легче большевикамъ было сбить неграмотныхъ съ толку, подсунувъ имъ на своёмъ всеобучѣ кацапскую мову.
Исторія съ оглушеніемъ приставки без- - лучшее разоблаченіе утверждающихъ, будто «реформа» упростила правописаніе. Новая орѳографія, наоборотъ, усложнила его, такъ какъ до ея введенія пользовались лишь приставкой без-, а приставки бес- и необходимости различенія ихъ не было.
И кромѣ лексической грязи въ видѣ «бѣсовъ», испачканъ нынѣ русскій языкъ звуковой, фонетической грязью - убрана звонкость языка въ отрицаніи, разрослось сходное со змѣинымъ шипѣніемъ двойное ехиднино с - «бесстыжее» и «бессмысленное». И мы по Оруэллу не можемъ даже назвать на новоязѣ безстыжими и безсмысленными одержимыхъ бѣсами, сыновъ погибели, захватившихъ нашу страну, укравшихъ ея имя, языкъ и ведущихъ её нынѣ къ катастрофѣ.
Слово въ языкѣ человѣческомъ, въ отличіе отъ компьютернаго, не сводится къ прямому словарному значенію. Въ словѣ есть множество обертоновъ, подсознательныхъ и надсознательныхъ герменевтическихъ смысловъ, выраженныхъ какъ посредствомъ письменной графики, такъ и звуковой музыки.
Вотъ почему авторъ этихъ строкъ не могъ оторваться отъ изданнаго въ позапрошломъ вѣкѣ сборника романтическихъ поэмъ Жуковскаго, какъ-то попавшаго ему въ руки. Я поглощалъ «Рустема и Зораба», пока не дочиталъ эту немаленькую по объёму поэму всю, и - одновременно, съ упоеніемъ поглощая, - понималъ, что заснулъ бы отъ скуки, читая этотъ текстъ въ постреформенномъ изданіи, ибо въ этомъ случаѣ отъ стиха въ нёмъ остался бы только сюжетъ: «Рыцарь скакалъ, замокъ труба шаталъ, красавица покорялъ». Бѣдный Жуковскій! Бѣдные русскіе люди, раздѣлённые искусственными границами и повсюду лишённые своего родного языка!
Говорятъ, что реформированная орѳографія повысила скорость чтенія, и это, пожалуй, такъ - глазъ физіологически можетъ разобрать конечное число знаковъ въ единицу времени. Но нужно ли форсировать скорость чтенія въ ущербъ пониманію написаннаго, пониманію подтекстовъ, образнаго строя письменной рѣчи. Мнѣ представляется, что и стремленіе форсированно учить дѣтей скорочтенію - ошибка. Въ результатѣ ея - много ли у насъ грамотеевъ, способныхъ не только читать буквы, но и понимать написанное? Пожалуй, много меньшая доля, чѣмъ въ Россіи XIX и любого другого болѣе ранняго вѣка.
Итакъ, именно «реформа» 1918 г. стала ключевымъ факторомъ, обусловившимъ деградацію какъ письменнаго, такъ и устнаго русскаго языка въ теченіе менѣе столѣтія. Это онъ, новоязъ, приправленный совѣтской и федеральной школой, внушаетъ намъ сызмальства отвращеніе къ чтенію, потому что инстинктивно, богоданной душою своею человѣкъ чувствуетъ диссонансъ, неполноту новояза; и чѣмъ живѣе, художественнѣе, образнѣе текстъ, тѣмъ болѣе онъ отъ новояза теряетъ. Инструкція по эксплуатаціи прибора или предвыборная программа одного изъ филіаловъ единственной въ нашемъ государствѣ партіи, интимныя подробности жизни попъ-звѣздъ отъ чтенія на новоязѣ не проиграютъ: нельзя проиграть то, чего нѣтъ. Но не подлинная художественная (подобно художнику, живописующему міръ красками) литература и не подлинно философская или публицистическая мысль. Чѣмъ многограннѣе, сложнѣе, образнѣе, мудрѣе высказываніе, тѣмъ хуже оно поддаётся переводу на новоязъ. Вмѣстѣ съ языкомъ у насъ украли мудрость.
«Поэзія - высшая форма существованія языка». Горько наблюдать, какъ современные русскіе поэты (я говорю о тѣхъ, кто заслуживаетъ сего имени) ведутъ неравную, обречённую борьбу съ деградирующимъ міромъ и пытаются исцѣлить отъ нанесённыхъ вивисекторами ранъ языкъ, какъ поютъ они, вслѣдъ за Высоцкимъ, его диссонансность, хрипящую дисгармонію, призываютъ: «люди, одумайтесь», но едва ли понимаютъ и сами, въ чёмъ первопричина языкового и душевнаго (языкъ - душа народа) диссонанса.
Скажи мнѣ, есть ли совѣсть въ тебѣ, герой,
Или судьба оставила только имя?
Планета превращается въ смертный рой
Глупцовъ, и имъ никто не разскажетъ про
Ихъ плоть и кровь, что грѣхъ называть любимой.
Что будетъ, если насъ размѣстятъ въ аду,
Такомъ, чтобъ было худо не по-библейски,
Въ которомъ ты горишь, но горишь отъ думъ,
Что будетъ, если я къ тебѣ не приду
И стихъ языкъ твой вмигъ заклеймитъ желѣзкой?
(Саша Китъ)
Но мало кто замѣчаетъ и живо откликается на ихъ призывы. Расхожее среди массъ выраженіе «много буковъ» описываетъ ихъ отвращеніе къ чтенію, ко всякому сложному и подлинному, требующему душевной и духовной работы сотворчеству, со-читательству, сопереживанію съ авторомъ, а если вдуматься и ужаснуться, - отвращеніе къ собственному родному языку - довольно понятное отвращеніе къ калѣкѣ.
«Признаюсь, я имѣю сильное предубѣжденіе противъ всѣхъ слѣпыхъ, кривыхъ, глухихъ, нѣмыхъ, безногихъ, безрукихъ, горбатыхъ и проч. Я замѣчалъ, что всегда есть какое-то странное отношеніе между наружностью человѣка и его душою: какъ будто съ потерею члена душа теряетъ какое-нибудь чувство», - съ откровенностью говоритъ Лермонтовъ устами Печорина о чувствѣ, можетъ быть, не самомъ благородномъ, но, какъ и страхъ, испытываемомъ всѣми и могущимъ быть преодолѣваемымъ лишь или воспитаніемъ, или - въ рѣдкихъ случаяхъ - подлинною любовью. Точно такъ же россійскіе люди испытываютъ подсознательное отвращеніе къ калѣкѣ - родному языку, не понимая умомъ, въ чёмъ дѣло.
Также понятна и необходимость усилія воли, потребнаго даже не глупому человѣку, чтобы отвращеніе сіе преодолѣть и начать-таки сложно и многообразно мыслить посредствомъ изувѣченнаго языка - такъ и самые милосердные люди преодолѣваютъ отвращеніе къ культямъ инвалида.
Открывъ не только литературные опусы профессіоналовъ, но и частныя письма, мемуары, дѣловыя бумаги прошлаго, даже отъ пересказа рѣчи неграмотныхъ крестьянъ до великолѣпно записаннаго Свода Законовъ Россійской Имперіи, мы убѣдимся, что наши предки владѣли живой и образной устной рѣчью, а грамотные слои также письменной, но и неграмотный крестьянинъ владѣлъ русскимъ языкомъ гораздо лучше большинства нынѣшнихъ федеральныхъ филологовъ… о школьныхъ учителяхъ и говорить не стоитъ.
Письмо не просто запись пришедшихъ въ голову мыслей - мысли идутъ по-иному, если мы ихъ записываемъ, а не, напримѣръ, неопредѣлённо и сбивчиво мечтаемъ, смотря съ дивана въ потолокъ; - подобно тому, какъ танцоръ думаетъ, чувствуетъ тѣломъ, скрипачъ смычкомъ и скульпторъ руками и глиной, пишущій думаетъ перомъ, авторучкой, моторикой пальцевъ и слѣдящимъ за строками взглядомъ; а говорящій думаетъ голосовымъ аппаратомъ и слухомъ, взаимодѣйствуетъ этими членами своими съ душою, съ умомъ и съ сердцемъ.
Тѣ, кто пробовалъ довѣрять свои мысли диктофону, чтобы затѣмъ записать ихъ, имѣлъ случай убѣдиться въ вышесказанномъ. Буквы языка такъ же, какъ и звуки, не являются лишь средствомъ передачи словарнаго значенія, но священны и выступаютъ многообразными герменевтическими элементами письменнаго и устнаго мышленія. Такъ балетмейстеръ протанцовываетъ самолично танецъ, прежде чѣмъ довѣрить его исполнителю, - онъ не можетъ полностью придумать номеръ, неподвижно сидя на мѣстѣ.
Палачи русскаго народа, прививъ ему изувѣченный языкъ, привили намъ и искажённое мышленіе, неполноцѣнный способъ мыслить, такъ что думать, а ужъ тѣмъ болѣе чувствовать, сдѣлалось многимъ невозможно и противно, и въ лучшемъ случаѣ хрипѣлось высоцкое «всё не такъ».
…Выразить неортодоксальное мнѣніе сколько-нибудь общаго порядка новоязъ практически не позволялъ. Еретическое высказываніе, разумѣется, было возможно - но лишь самое примитивное, въ такомъ примѣрно родѣ, какъ богохульство. Можно было, напримѣръ, сказать: «Старшій Братъ плохой». Но это высказываніе, очевидно нелѣпое для ортодокса, нельзя было подтвердить никакими доводами, ибо отсутствовали нужныя слова. Идеи, враждебныя ангсоцу [англійскому соціализму], могли посѣтить сознаніе лишь въ смутномъ, безсловесномъ видѣ, и обозначить ихъ можно было не по отдѣльности, а только общимъ терминомъ, разныя ереси сваливъ въ одну кучу и заклеймивъ совокупно. Въ сущности, использовать новоязъ для неортодоксальныхъ цѣлей можно было не иначе, какъ съ помощью преступнаго перевода нѣкоторыхъ словъ обратно на староязъ. Напримѣръ, новоязъ позволялъ сказать: «Всѣ люди равны» , - но лишь въ томъ смыслѣ, въ какомъ староязъ позволялъ сказать: «Всѣ люди рыжіе». Фраза не содержала грамматическихъ ошибокъ, но утверждала явную неправду, а именно что всѣ люди равны по росту, вѣсу и силѣ, - какъ отмѣчалось въ безсмертномъ твореніи Оруэлла.
Мы говоримъ здѣсь больше о вредѣ «реформы» для музыкальнаго (фонетическаго) строя языка, но надо въ скобкахъ здѣсь упомянуть, что она нанесла вредъ и его лексическому строю, на что въ подробностяхъ указывалъ Иванъ Ильинъ въ статьѣ «О русскомъ правописаніи»:
И вотъ, различiе между «мiромъ» (вселенной) и «миромъ» (покоемъ, тишиной, невойной) исчезло; заодно погибла и «ѵ» (ѵжица), и православные люди стали принимать «миро-помазанiе» (что совершенно неосуществимо, ибо ихъ не помазуютъ ни вселенной, ни покоемъ).
Затѣмъ новая орѳографiя отмѣнила букву «ѣ» и безсмыслица пронеслась по русскому языку и по русской литературѣ опустошающимъ смерчемъ. Неисчислимые омонимы стали въ начертанiи неразличимы; и тотъ, кто разъ это увидитъ и поймётъ, тотъ придётъ въ ужасъ при видѣ этого потока безграмотности, вливающагося въ русскую литературу и въ русскую культуру, и никогда не примирится съ революцiоннымъ кривописанiемъ (см. «Н. З.» № 167).
Мы различаемъ «самъ» (собственнолично) и «самый» (точно указанный, тождественный). Родительный падежъ отъ «самъ» - «самого», винительный падежъ - «самого». А отъ «самый» - «самаго». «Я видѣлъ его самого, но показалось мнѣ, что я вижу не того же самаго…» (письмо изъ современной Югославiи). Въ кривописанiи это драгоцѣнное различiе гибнетъ: оно знаетъ только одну форму склоненiя: «самого»…
«Я видѣлъ его самого, но показалось мнѣ, что я вижу не того же самаго…» - эта фраза, обращённая къ нашему народу, странѣ, русскому человѣку, укладу жизни, - достойна стать эпиграфомъ сей статьи.
Если въ лексическихъ трудностяхъ, обусловленныхъ кривописаніемъ, ещё можно разобраться, то ни въ коемъ случаѣ нельзя примириться съ тѣмъ, что сама музыка нашей рѣчи стала иной. Новый языкъ пригоденъ для раціоналистическаго, вульгарно-матеріалистическаго квазимышленія, но малопригоденъ для выраженія тонкихъ чувствъ, сложныхъ мыслей, поэтической сути міра… для открытія въ себѣ человѣка, а не робота. Русскаго, а не россіянина, Бога надъ міромъ, а не матеріалистическаго сатанинскаго безумія.
Опаснѣйшимъ позитивистскимъ заблужденіемъ является вообще тезисъ о «развитіи» языка, неявно подразумѣвающій, что языкъ «развивается», т. е. дѣлается будто бы всё лучше, какъ наука «отъ каменнаго топора къ атомной бомбѣ» (сомнительное утвержденіе и въ планѣ роли науки). Нѣтъ, многое въ языкѣ, если оставлять его безъ вниманія и любви, забывъ объ его божественномъ происхожденіи и священномъ значеніи Слова, напротивъ, энтропируетъ. Такъ, ещё до ХХ в. постепенно уходило полногласіе, распѣвность русской рѣчи, но до «реформы» она всё же присутствовала въ языкѣ, пусть и въ потаённомъ, неочевидномъ поверхностному сціенцистскому уму видѣ. О редуцировавшихся гласныхъ, вѣнчавшихъ каждый слогъ, напоминалъ на концѣ словъ твёрдый знакъ - и поэтому слова всё равно пропѣвались, пусть и не столь явно, какъ въ языкѣ древнерусскомъ, но пропѣвались, а не комкались. И русская рѣчь была пѣсней, и о русскихъ говорили, какъ о самой поющей націи міра, говорили, что пѣсня - часть ихъ дыханія, часть ихъ жизни. Нынѣ она зачастую состоитъ изъ мата наполовину, а виноваты въ этомъ тѣ, кто, паразитируя на ней, лицемѣрно выставляетъ себя ея хранителями. Лишь лишённый либо слуха, либо совѣсти можетъ утверждать, что гласныя е, ѣ въ произношеніи никакъ не различались.
Но таковы и суть въ большинствѣ современные (или совремённые, какъ выражался военрукъ объ средствахъ пораженія въ нашей школѣ) филологи. Можно ли представить себѣ музыковѣда, постулирующаго ненужность чёрныхъ «дополнительныхъ» клавишъ на фортепьяно? Развѣ можно, обладая хоть начатками гуманитарнаго ума, утверждать, что въ столь сложномъ и живомъ существѣ, какъ языкъ, можно измѣнить что-либо такъ, чтобы это не повлекло измѣненія остального? Что будто бы реформа орѳографіи никакъ не измѣнила языкъ, а перемѣна письменности будто не затронула рѣчи устной? «Смѣясь, онъ дерзко презиралъ земли чухой языкъ и нравы» - вотъ всё, что можно о такихъ сказать.
Многочислененъ лженаучный абсурдъ, включённый пушкиновѣдами-дантесами въ школьную программу. Типы придаточныхъ предложеній и дополненій, обстоятельствъ, виды мѣстоименій, «наклоненія» глаголовъ, родъ, число и одушевлённость существительныхъ… неполный перечень навязываемой отрокамъ схоластики. Родной языкъ не лабораторная лягушка, чтобы съ малолѣтства пріучать её рѣзать, если только у пріучающаго нѣтъ цѣли сломать психику, убить дѣтскую душу.
Бываетъ, что насиліе, происходящее въ школѣ, оправдываютъ необходимостью «развивать и тренировать мозги» (на дѣлѣ - гипертрофировать схоластическій умъ за счётъ психическаго убійства остальныхъ способовъ мышленія). Но попробуйте предложить имъ «развивать умъ» дореформеннымъ русскимъ и ужъ тѣмъ болѣе церковнославянскимъ языкомъ - и они придутъ въ неистовство. Такова суть интеллектуальной обслуги оккупантовъ нашей Россіи, лгущихъ о себѣ какъ о «хранителяхъ и учителяхъ» русскаго языка и литературы, а на самомъ дѣлѣ паразитирующихъ на умирающемъ русскомъ языкѣ, укравшихъ самое его имя и присвоившихъ уродливому блатоязу.
Вопросъ «что дѣлать» находится нѣсколько за рамками данной статьи; авторъ къ тому же не политикъ. Но какъ минимумъ каждому русскому надо осознать и перестать обманываться - не русскій языкъ является языкомъ РФ. Федеральный языкъ - не Русскій языкъ. Нужно обязательно читать, желательно на бумагѣ, русскія книги и по нимъ, нарабатывая навыкъ, постигать напѣвность, живость и глубину родной рѣчи. Научиться хотя бы читать на родномъ нашемъ языкѣ - это приходитъ, слава Богу, довольно быстро; заново открыть для себя стихи русскихъ поэтовъ. Для автора этихъ строкъ особенно краснорѣчиво творчество Гумилёва, котораго можно съ наслажденіемъ слушать въ исполненіи чтеца, съ восторгомъ читать по-русски, но который въ переложеніи на кацапскую мову становится особенно невыносимъ и зануденъ, видимо, въ силу аристократизма своей поэзіи.
Эта волшебная перемѣна однихъ и тѣхъ же текстовъ не можетъ не производить феноменальное впечатлѣніе.
Развѣ не слышно уже въ заглавіи «Колчанъ» звона спущенной тетивы? Нынѣ это слово, какъ и другія, пребываетъ въ летаргическомъ снѣ, нѣмо и глухо.
***
На политическомъ уровнѣ слѣдовало бы поднять вопросъ, назвавъ языкъ, имя котораго украдено большевизмомъ, напримѣръ, великорусскимъ. Разъ договорившись объ этомъ терминѣ, слѣдуетъ его придерживаться, чётко противопоставлять великорусскій и постреформенный, вѣжливо говоря, федеральный языкъ. На основѣ международнаго права требовать защиты въ государствѣ нашего языка, правъ въ образованіи, культурѣ, печати, доходить до международныхъ судовъ. Пусть сложно разсчитывать на немедленный успѣхъ, но спасеніе Россіи въ десницѣ Божьей, и вода камень точитъ. Дѣлай, что долженъ, и будь, что будетъ, - сыздавна говорили намъ славные предки.
Не забудемъ же Православную вѣру и русскую рѣчь. Языкъ нашъ - даръ Божій, да ведётъ онъ вѣрныхъ себѣ къ высшей правдѣ!
Во дни сомнѣній, во дни тягостныхъ раздумій о судьбахъ моей Родины, - ты одинъ мнѣ поддержка и опора, о великій, могучій, правдивый и свободный Русскій языкъ! Не будь тебя - какъ не впасть въ отчаяніе при видѣ всего, что совершается дома? Но нельзя вѣрить, чтобы такой языкъ не былъ данъ великому народу!