ОДИНОЧКА (ROGUE MALE)
Сэр Роберт Хантер, английский аристократ, автор книги «Охота на пернатую дичь», во время очередной охотничьей экспедиции обнаруживает логово опаснейшего зверя. К несчастью, застрелить чудовище сэру Роберту не удаётся, и он, чудом оставшись в живых, сам становится объектом безжалостной охоты. Однако человек - животное изобретательное…
1976, Великобритания. Режиссёр Клайв Доннер, в ролях - Питер О’Тул, Аластер Сим, Гарольд Пинтер, Джон Стэндинг, Сид Хейман.
СКАЧАТЬ или
СМОТРЕТЬ ОНЛАЙН, с русскими субтитрами. Перевод мой.
...Бенни-Крот, копатель канав, строитель дамб, мастер землеройных работ любого рода, с радостью показал нам созданную им нору и логово, в котором затаивается одиночка. Хотя он вдохновлялся примерами лисы, крота и барсука, окончательный дизайн подземного обиталища был его собственным, и сколько бы мы ни искали, мы вряд ли нашли бы что-либо подобное в любой другой местности. Я определённо провёл в нём много дней, и могу сказать сейчас, что не было декорации, ни до, ни после, ни в театре, ни в кино, более удачной по форме и функциональности или просто более комфортной, чем нора Бенни-Крота, выкопанная им глубоко в земле, в те дни в Дорсете.
...Незабываемый, конечно же, Аластер Сим, умирающий со всеми возможными удобствами в своей постели, окружённый заботами врачей и медсестёр и, что для него было куда важнее, его любящей жены Наоми, которая и сказала ему, чем я занимаюсь. «Питеру нужно будет, чтобы я сыграл его дядю, Наоми, где и когда будут съёмки? Наоми, Наоми, почему после полувека наших близких отношений я всё еще должен тебе что-то повторять? Подумай и сама рассуди, Наоми: никто, кроме меня, не сумеет сыграть дядю Питера так, как надо. Я готов и, если создатели фильма поторопятся, еще успею его сыграть. Следовательно, я должен играть роль дяди Питера».
И он её сыграл. В последний раз он собрался с силами и продемонстрировал нам свою редкую и чуткую гениальность, завёрнутый в полотенце, заносчивый и уморительный, дружелюбный, непокорный, он сыграл свою последнюю сцену со мной в клубах пара в турецких банях на Джермин-стрит. Вскоре после того, как мы закончили фильм, Аластер умер.
…Я пробыл там часа два, наблюдал, как Клайв [Доннер] ставит сцену, болтал с реквизитором и звукачом, смотрел, как перекатывают с места на место прожектора, подмечал, как точно актёр копирует осанку и походку Гитлера, дивился тому, как солдаты, затушив окурки, мгновенно вытягивались по стойке смирно с тевтонским усердием, когда начинала работать камера, но всё это время мой взгляд притягивался к этому ненавистному флагу со свастикой, и в конце концов я пришёл в совершенно отвратительное настроение, я был сыт по горло, мне было скверно до тошноты. Мне показалось более разумным покинуть площадку, спуститься к моему трейлеру, припаркованному внизу у дороги, согреться, найти машину и уехать отсюда, вернуться в отель, размышлять, читать книгу, напиться, влюбиться в проходящую мимо официантку, что угодно, чёрт побери, лишь бы не торчать здесь, вот только где Солли? [Продюсер BBC.]
Солли нет.
Вниз, к трейлеру, странно, дверь не заперта, ну да неважно, вор здесь мог бы обогатиться разве что опытом, забираюсь внутрь, закрываю дверь, зажигаю сигарету, затягиваюсь, чувствую себя чуть лучше.
Голос с двухэтажной кровати:
- Я тебе мешаю?
Это Солли. Солли сидит на кровати, плащ застёгнут до подбородка, ворот поднят до ушей, фетровая шляпа натянута на глаза.
- Вовсе нет, Солли. Ты в порядке?
- Нихуя.
- Что случилось?
- Что они там разгуливают, изображая нацистов, меня не волнует. Но эта свастика. Я из-за неё остро чувствую себя евреем.
- Я чувствую острое желание убивать.
- Именно.
- Свалим отсюда?
- Давай.
Когда мы отъезжали, наш путь лежал мимо дома с флагом. Мои глаза, разумеется, задержались на миг на флаге с изломанным крестом. Глаза Солли тоже, но он смотрел на него внимательнее, чем я; смотрел на него через окно до тех пор, пока эта проклятая штука не исчезла из вида, оставшись развеваться на ветру позади нашей уезжающей прочь машины. Мы сидели на заднем сиденье не говоря ни слова, Солли ушёл в себя, в плаще, под шляпой, и я чувствовал, как в моём мягком, умном, образованном друге клокочет древняя ярость.
Питер О’Тул, «Болтаясь не бесцельно», автобиография.