"My simple advice is - love your life"
Tom Hiddleston on Times Talks Madrid, 22-09-2012
Сорок пять минут всё было ровно, хорошо, но как-то... слишком ровно, не отрываясь от земли. И под конец вдруг что-то щёлкнуло, и вроде, даже не волшебное слово "Шекспир", после которого всегда становится интереснее, а просто - раскрылось и взлетело. Ведущий, театральный обозреватель Мэтт Вульф, немолодой и мудрый, не мешал этому полёту никак, наплевав на то, что времени оставалось всё меньше, потому что это было важнее, чем вписаться во временные рамки трансляции.
В последние пять минут не нужен ни перевод, ни звук вообще, его там и нет. Теперь это вот так всегда, и я не видела такого очень давно... собственно, такого я вообще еще не видела, каждый раз что-то по-своему.
Джереми Айронс в зале. Говорят, горячо аплодировал вместе со всеми.
Поскольку из песни слова не выкинешь, здесь почти вся беседа, с очень незначительными сокращениями. Спасибо ov-20 за вдохновение, без этого поста я бы не решилась разбирать всю программу.
"Том великолепный актёр, мы впервые работали вместе, и вы вполне можете поверить, что он мой сын.
Я смотрел на него - он намного красивее меня, и я смотрел на него и думал: "О да, это мой сын,
у меня мог бы быть такой сын". Он хороший актёр, и обладает замечательной ясностью и открытостью,
что вы, я думаю, увидите завтра. И я думаю, впереди у него прекрасная карьера".
-- Джереми Айронс, Times Talks Madrid, днём ранее.
- Вы ведь уже бывали в этом городе, даже играли на сцене здесь?
- Мадрид один из моих самых любимых городов на свете, потому что, когда я только начинал играть на сцене, я работал с театральной компанией под названием Cheek By Jowl, они очень известны в Англии, и уже двадцать пять или тридцать лет делают огромные постановки старых пьес, обычно с очень молодыми актёрами, чья актёрская жизнь только начинается. Я присоединился к этой компании в 2006-м и играл в двух постановках - "Оборотень" Томаса Мидлтона и "Цимбелин" Уильяма Шекспира. И мы гастролировали по всему миру, мы побывали в Нью-Йорке, Москве, Рейкьявике, Париже, Люксембурге и Альмагро... И что мне больше всего нравилось... гастроли длились шесть месяцев; шесть недель репетиций - и мы отправились в путь, группа молодых людей лет двадцати пяти. И оба тура... мы начинали репетировать в первый понедельник января, а последнее представление наших гастролей было в Мадриде, в июле, в Teatro Español. И что интересно в гастролях - ты видишь столько разных реакций на спектакль, в зависимости от национального темперамента. И я должен сказать, английская публика хуже всего (смеётся), после гастролей приезжаешь в Лондон и так - "ну же, где ваш энтузиазм!" Но в Мадриде мы получали потрясающую реакцию, pasión, знаете. И мы заканчивали здесь.
- Знатная была прощальная вечеринка, наверное.
- Да. И обстановка, знаете, середина лета, площадь Святой Анны... А у нас занавес поднимался в девять вечера, опускался в одиннадцать, и потом выходишь на улицу, и всё еще люди едят в кафе, пьют пиво, всё очень цивилизованно, чудесно.
- Когда вы еще работали в театре, что вы думали о кинокарьере - это было что-то совсем далёкое или вы всегда нацеливались на это?
- Я всегда был синефилом, огромным поклонником любого проявления кинематографа как формы искусства, с самого детства, у меня гигантская коллекция DVD, и будучи студентом RADA я бегал не только в Национальный Театр, но и в Британский институт кино на показы старых фильмов Жака Тати, смотрел их в 2001-м на большом экране в Национальном кинотеатре. Так что я всегда был поклонником кино. Но мне кажется... я поступил в театральную школу, чтобы стать театральным актёром, я знал, что театральная школа даёт тебе навыки для актёрского ремесла, которые тебе необходимы, как я думал. Она даёт тебе физическую закалку, профессионализм, способы работы с разным текстом, способы взаимодействия персонажей, методологию, и я хотел погрузиться в изучение всего этого, от акцентов до фехтования, и играть всё, от Шекспира до Миллера и Теннеси Уильямса, быть в этом удивительном мире театра. И когда я начинал работу в театре, мир кино казался очень далёким, казалось, что нужно... ну, как если бы тебя взяли играть в матче, где встречаются "Манчестер Юнайтед" и "Реал Мадрид" - так не бывает. Я играл в постановках театра Donmar, ходил на пробы, мне говорили: "Отлично себя показал, но - не в этот раз", и я так - ладно... И я начал составлять список режиссёров, с которыми я встречался, проб, на которые ходил - и мне пришлось прекратить вести этот список, потому что ни одной роли я так и не получил. Моему агенту всегда звонили и говорили: "Том потрясающий, мы видели его в спектакле, но всегда есть вопрос финансирования, вам нужно..." - и я говорил - ладно, забыли. Значит, это никогда не случится. А потом мне очень повезло работать в театре с несколькими людьми, чьи имена уже были хорошо известны в кино. Я работал с Юэном МакГрегором и Чьюителом Эджиофором в "Отелло"; я снимался для телевидения с госпожой Джуди Денч и, разумеется, с Кеннетом Брана. И их истории были очень интересны, они как бы разрушили для меня все мифы. Мне говорили - "не слушай, что тебе говорят, это всё ерунда, знаешь". И в моём восприятии, как и всего моего поколения, чтобы поехать в Америку и начать там кинокарьеру, у тебя должен быть огромный успех на родине, как... ну, как у Юэна в фильме "На игле", допустим. И когда со мной подписал контракт агент из Лос-Анджелеса, который приходил на спектакль "Отелло" - а такого вообще не бывает, знаете. Чтобы агент из ЛА пришёл посмотреть Шекспира и сказал (делает американский акцент): "А мне нравится, хорошо смотришься, окей". И я, в общем, решился, поехал туда с открытым разумом и открытым сердцем... Мне просто повезло, я думаю.
- Но вы так и не расстались с театром окончательно, несмотря на то, что работа в кино имеет свою прелесть?
- Я считаю, что театр - это источник жизненной силы каждого актёра, на самом деле. Это напоминает тебе, почему ты за это взялся; есть что-то очень подлинное и чистое в том, чтобы стоять перед публикой "живьём" и играть историю от начала и до конца каждый вечер. Нельзя переснять дубль, нельзя ничего вырезать, смонтировать... Это нечто очень чистое, и возникает такая немедленная, мгновенная связь с аудиторией. Это потрясающе... И мы сейчас живём в мире, где кругом электроника, технологии всё быстрее и проще, наши информационные средства стали безумно быстрыми. Как я недавно сказал одному моему другу, сейчас существуют "приложения" для всего, но не существует "приложения" для актёрской игры. Это по-прежнему то же самое искусство, каким оно было на протяжении последних трёх тысяч лет, с тех пор, как люди стали выходить на сцену, петь песни и читать стихи. Ты по-прежнему должен учить текст, выходить, открываться и быть таким правдивым и искренним, каким только можешь. Вот почему, я думаю, театр так важен, как часть работы любого актёра.
Фрагмент фильма "Глубокое синее море" (The Deep Blue Sea)
(В ролике заглушены слова fucked up, отсюда и следующее замечание ведущего)
- Очевидно, на съёмках цензуры не было. Что это за галерея?
- Это галерея в Гринвиче, подразумевается, что это Национальная галерея.
- Это одна из выдающихся британских пьес, очень английская, очень болезненная, довольно мрачная, рассказывающая о предательстве, попытке самоубийства, и так далее; как вы отнеслись к этой роли, вам знакома была эта пьеса?
- Я знал о ней, но никогда не видел. Я много о ней читал, о потрясающих постановках этой пьесы. И... чем я тогда занимался... по-моему, я как раз был занят на съёмках "Боевого коня" Стивена Спилберга, мне прислали сценарий, и я прочёл его в один из тех дней, когда мне не приходилось скакать верхом. Я прочёл его очень быстро - это очень короткий сценарий, Теренс Дэвис пишет кратко, фильм движется с огромной скоростью. И я знал, что Рейчел Вайс уже утверждена на роль Хестер, а Саймон Рассел Бил - на роль Коллера, её мужа. И это была очень простая, сжатая, избавленная от всего лишнего... в своём роде поэма, гимн о разных видах романтической любви. Каждый персонаж пьесы нуждается в любви другого, но их представления о любви отличаются. И по-моему, это очень верно и очень трагично. Хестер нужен Фредди, Коллеру нужна Хестер, и Фредди нужна Хестер, но они нужны друг другу настолько по-разному, у каждого на то есть свои причины, потому что у каждого из них своя травма... Это было очень красиво, и я восхищался Теренсом очень давно, его "Далёкие голоса, застывшие жизни", я думаю, один из лучших британских фильмов, что я видел в жизни. И у него очень особенный... ну, зная, что это он, его вкус, и он очень красиво использует музыку, и как он монтирует сцены, словом, комбинация всего этого для меня означала, что я обязан сыграть эту роль. Я прошёл пробы... Это было одно из таких прослушиваний... в общем, я выучил наизусть весь фильм. На всякий случай, вдруг надо будет играть сцену, а я не готов. И в итоге мы с Теренсом отыграли практически весь фильм, встретившись однажды утром. И он пригласил меня на роль. Это была потрясающая, замечательная работа. И Рейчел великолепная, красивая и отважная.
- Что касается британских актёров, кто-то полностью принимает "английскость", "британскость" материала, а кто-то старается от неё избавиться; в "Полночи в Париже", где вы играли Ф. Скотта Фитцджеральда, вам отлично удалось избавиться от "английскости", но вот с этим фильмом - думали ли вы, "да, это часть моего наследия"?
- Да, пожалуй. Я тогда как раз закончил... в тот год я играл Локи в "Торе", и уже отснялся в "Полночи в Париже". И это были очень короткие съёмки, мы снимали всего 23 дня, кажется, небольшая съёмочная группа, и я взялся за это с радостью. И это имело отношение к моему пониманию определённого времени в британской истории, на котором редко останавливаются. Мне кажется, что Фредди Пейдж - это символ солдата, выжившего во время Второй мировой войны; он был военным лётчиком и вернулся домой со множеством медалей и военных наград. Но он настолько внутренне искалечен... А общество начала 50-х годов ждёт от него, что он перестроится, адаптируется, станет бухгалтером или адвокатом и будет, в общем, доволен этим. И это происходит в те дни, когда психотерапия еще не была так популярна, и знаете, как Теренс сказал однажды, "невозможно уложить целую страну на кушетку психотерапевта". И Фредди - он как бы живёт тем, что... Он отчаянно стремится жить, гнать машину на скорости девяносто пять миль в час по Большой Западной дороге, пить в баре и петь, в нём есть такая жизненная энергия, разрушительная по сути, но и электризующая, привлекательная. И в плане изучения "британскости", для меня это было очень увлекательно.
- И к тому же, смена масштаба, вы только что снялись в "Торе", огромном, эпическом проекте, безусловном блокбастере, и перешли к интимному, камерному произведению.
- Оно было о любви, это главное. Это был фильм о любви. А я много... сражался (смеётся) в тот год. Я сыграл кавалерийского офицера, идущего в атаку в первом ряду, и Локи тоже... много воевал... по-своему. Так что было приятно заглянуть внутрь того, что происходит между мужчиной и женщиной в их интимном пространстве. Для меня было неважно, что действие происходит в прошлом; и на самом деле, Теренс и Рейчел не хотели делать "исторический фильм". Когда действие происходит в прошлом, нет смысла слепо соответствовать тому историческому периоду, если сюжет не перекликается с твоим временем. Словом, это история двух человек, которые не могут любить друг друга так, как им нужно.
- Что интересно, у Локи есть театральная жилка, поскольку режиссёром "Тора" был человек, с которым вы много работали вместе на экране и на сцене - Кеннет Брана. Вы вместе играли в замечательной постановке чеховской пьесы "Иванов"; когда вы играли в ней, было ли такое, что Кен отзывал вас за кулисы и говорил: "У меня тут блокбастер один намечается, и я хотел бы, когда мы тут закончим, взять тебя..."
- Нет. (смеётся) Моя история отношений с Кеном полна случайностей, мы оба с ним понимаем, насколько всё случайно сложилось. Он видел меня в "Отелло" в Donmar Warehouse и потом пригласил меня записать радиоспектакль вместе с ним, "Сирано де Бержерак" для BBC Radio 3. А потом Майкл Грандаж и Том Стоппард делают постановку "Иванова", и приглашают меня - это не имело никакого отношения к Кену; и еще он позвал меня играть в "Волландере", экранизации шведского криминального триллера; и вдруг оказывается, что мы целый год провели вместе. Но это было прекрасно. И пока шёл "Иванов", было объявлено, что он будет режиссёром "Тора". И поверьте, я не шучу - я был в костюме, с бородкой, я играл такого очень решительного, уверенного в своей правоте русского доктора, что Чехов часто прекрасно пишет, такого пламенного идеологического бойца. И на мне были подтяжки, жилет - вид у меня был настолько далёкий от супергеройского, насколько вы можете представить. Часы на цепочке, очки с проволочными дужками, блокнотик, где я делал записи... И когда было объявлено, что Кен будет режиссёром фильма, в антракте я примчался к нему в гримёрку с огромным пустым водяным кулером, изображая, что это молот Тора. В моём костюме.
- И немедленно получили роль.
- (смеётся) Потому что в моём представлении это было нечто неописуемо недоступное, быть не могло такого, чтобы обо мне даже подумали. И потом я говорил с моим агентом из Лос-Анджелеса, который видел меня в "Отелло" - это уже позже, я был в Лос-Анджелесе, пытался устроиться, и он позвал меня на пробы для роли Тора. Потому что в то время... То есть, это всё-таки потрясающий персонаж, это словно... с одной стороны, вот Крис Хемсворт, который в итоге получил роль и выглядит в ней монументально, я должен сказать, и он мой близкий друг, и между нами не было абсолютно никакой конкуренции, - для этой роли требуется очень внушительная внешность, но кроме того, требуется и прекрасный актёр, который может переходить от наглости к ранимости, который может быть убедительным в сценах экшена в блокбастере. Поэтому они не знали точно, что им нужно, и просматривали всех подряд. А я ростом больше шести футов, блондин, так что я решил рискнуть, пришёл на пробы и постепенно это как-то передавалось по цепочке, и продюсеры решили, мол, этот парень нам подойдёт, найдём ему какое-нибудь место в фильме. И я должен это сказать публично, я рад, что могу это сказать - я перед Кеннетом Брана в огромном долгу и бесконечно ему благодарен. Потому что этот бизнес настолько... вот эта его сторона, бизнес больших фильмов, не сторона искусства, не творческие люди, но люди с... долларами - они очень боятся вкладывать деньги в то, что может не получиться. И Кен смог сказать продюсерам фильма, стоившего очень много денег: "Том сможет, он справится, не волнуйтесь". И это замечательно для молодого актёра - каждому нужен прорыв, и, как я сказал, было много-много людей, был длинный список людей, которые не давали мне этой возможности, и я уже начинал думать, что это никогда не случится.
- Он в своём роде путеводный свет в вашей карьере.
- Он бы очень смутился, если бы вы ему это сказали. Но это правда. Он всегда вдохновлял меня. Но не... понимаете, он никогда не давал мне советов, не учил меня, как делать что-либо; но просто само то, как он работал, было для меня большим вдохновением. Его невероятная тщательность, неравнодушие, трудолюбие и профессионализм. Я никогда не видел, чтобы он не бросался в рабочий день буквально бегом; у него столько энергии, и он ничего не принимает как должное. Он никогда не успокаивается, он читает, читает всё подряд, у него очень ищущий, любопытный ум.
Фрагмент фильма "Мстители" (The Avengers)
- Ну, с чего бы начать - волосы, сапоги, костюм, голос? Каково это, когда вы так выглядите, что вы думаете?
- Мы тут только что так возвышенно рассуждали об усердии и трудолюбии, а на самом деле просто ходишь в дурацких костюмах. Я очень горжусь своим участием в этом фильме. Часть меня - да и часть любого актёра - по-прежнему остаётся пятилетним ребёнком. Я в детстве смотрел на Кристофера Рива в "Супермене", Харрисона Форда в "Индиане Джонсе", и супергерои - это огромная... это же коробка с игрушками, понимаете. Я люблю играть этот персонаж, потому что он действительно очень сложный. Для супергероя, то есть, суперзлодея. И часть его привлекательности в физической трансформации. Потому что я никогда не хотел - это, кстати, к тому, что вы говорили о "британскости" - я никогда не хотел оказаться в рамках какого-то типажа, который я бы всегда играл. Это не было бы интересно ни мне, ни, я думаю, кому-то еще. И одна из причин того, что я стал актёром - мне интересны разные оттенки правды, разные стороны жизни. Очень часто... То есть, всё человечество связано определённой общностью в чём-то. Актёрская работа, что бы ты ни играл, заключается в том, чтобы раскапывать то, что есть общего у всех нас - рождение, смерть, любовь, горе, потеря, одиночество, благодарность, щедрость, юмор, отчуждение. Все эти вещи существуют в каждой истории, в любое время, в любом месте. И для меня радость играть разных людей, в разные времена, в разных костюмах, с разным цветом волос. И разные оттенки... будь то "Глубокое синее море", или "Иванов", или "Мстители", ты всё равно как бы копаешься в человеческой природе. А веселье здесь - ну вот в "Мстителях" ты можешь летать по воздуху и тебя избивает практически в фарш Невероятный Халк. (смеётся) Что не многим актёрам доводилось делать.
- У Чехова такого не бывает.
- Вот именно, у Чехова такого не бывает. Я люблю эту роль. Берёшь фотографию... В смысле, я такой, какой я есть - у меня светлые волосы, я родился в Лондоне, и никогда, даже в самых безумных мечтах, я бы не представил, что буду играть древнескандинавского бога озорства, который спускается на Землю, чтобы поработить человеческий род и захватить планету. Потому что у него проблемы с папой, проблемы с братом и... (скандальным тоном капризного ребёнка) "я хочу мой трон!" И в фильме всё это так прекрасно соединено, сценарий очень плотный. И это очень интересно и весело, и я смог поработать с такими людьми, как Роберт Дауни младший, Сэмюэль Л.Джексон, это прекрасный актёрский состав.
- Но ваш внешний вид - могли ли вы что-то выбирать, там сделать длиннее, тут короче, нагрудник, сапоги, - как вы обрели этот вид?
- Что прекрасно в этом персонаже - он на самом деле древний. Он из скандинавской мифологии, которая столь же древняя, если не более, чем греко-римская. И Локи (произносит "Льёкке") появляется в скандинавских мифах повсюду. Как Дионис или Бахус, это дух, которого люди боялись, он был "чудовищем, которым матери пугают детей по ночам". (смеётся в ответ на бурную реакцию зала) Но не стоит его жалеть. Это поразительно, ты читаешь скандинавские мифы и понимаешь, что здесь есть огромный материал. И что сделали Стэн Ли и Джек Кирби, когда начали рисовать марвеловские комиксы в 60-е годы, когда изобрели Тора, Локи и Одина - они одалживали, или, скажем честно, в некотором роде воровали идеи из этого пантеона скандинавских богов. Я читал все эти комиксы, и поначалу они были намного дурашливее, чем то, что даже я делал - в первой серии комиксов Локи спускается на Землю и превращает целую улицу машин в Нью-Йорке в мороженое. Ему это кажется забавным. И он меняется, он выглядит в целом как персонаж комикса. Вопрос был в том, чтобы оставаться верными его облику в комиксах, потому что мы это и делаем, мы делаем фильм из комикса; но при этом сделать его приемлемым для обычной зрительской аудитории, которая просто любит кино. И сделать настоящую историю об отце и двух сыновьях, что-то такое, с чем люди чувствовали бы связь. Мы с Кеном говорили об отсылках к Шекспиру, отношениях между отцом и сыновьями, между братьями, как нам вывести всё это. Что касается создания внешнего вида, мы просто обсуждали это, говорили о том, как нам сделать что-то одновременно царственное и как бы... атлетическое, то есть, величественное, мрачное, но при этом практичное, потому что в нём надо ходить весь день, и в нём надо сражаться, так что ты должен свободно двигаться. Это довольно сложная задача. И еще, у американцев есть такое слово, мне кажется, непереводимое - badass. (Что-то вроде того, что по-русски называется "круче только яйца".)
- Он крутой.
- Да, он крутой. У Marvel отличные продюсеры, они сказали: "Знаешь, Том, мы хотим, чтобы ты мог двигаться, чтобы ты хорошо смотрелся, но в целом мы хотим, чтобы ты был офигенным и крутым". Ты говоришь - ладно... И начинаются какие-то эксперименты. Это интересно, я думаю, он... он выглядит как бы... он готичный, бледный, надломленный... Это почти как маска, с каждым персонажем тебе нужна такая маска, сквозь которую ты будешь передавать эту конкретную правду. Правда Локи - это безумие, заблуждение, зло, и ему больно, он потерян и одинок. Но... когда мне красят волосы в чёрный цвет и меняют цвет лица, это многое даёт - спустя эти два часа, когда ты сидишь, и тебе делают грим и надевают костюм, ты смотришь в зеркало и ты обретаешь совершенно другую форму. Это интересная работа с маской, в общем.
- И вы сейчас снова вернулись в этот мир. Не расскажете нам чуть-чуть, куда заведёт нас это путешествие?
- Я ХОЧУ рассказать вам. Но мне бы пришлось вас убить. Мне пришлось бы убить вас всех, что, я уверен, Локи сделал бы с радостью. Но я этого делать не хочу... (смеётся) Нет, правда, я просто не могу, я не могу ничего рассказывать, у меня связаны руки. Тут в зале наверняка где-то есть снайперы, нанятые Marvel, я на прицеле...
Фрагмент фильма "Генрих V" (Henry V)
- И вот вы играете роль, за которую в то время, когда вам было семь лет, если я правильно подсчитал, Кеннет Брана был номинирован на "Оскар" за лучшую режиссуру и исполнение главной роли. Когда вы получили эту роль на ВВС, вы звонили ему спросить "что мне делать?"
- Вообще-то, нет. Он первым прислал мне мейл, я тогда как раз снимался в "Мстителях", мы были в Нью-Мексико, и он сказал, что услышал об этом. И я тут же ответил, что, разумеется, "это никак не может сравниться с твоей версией". И он сказал - "не волнуйся, желаю тебе хорошо провести время и получить удовольствие от работы". И потом мы с ним разговаривали, я встретился с ним в Лондоне, и он был в полном восторге от этой затеи. Потому что в первую очередь и прежде всего он огромный поклонник, он обожает Шекспира, и с его точки зрения, чем больше постановок, тем лучше. Ему понравилось, что мы делаем четыре пьесы последовательно - "Ричард II", "Генрих IV" часть первая и часть вторая, и "Генрих V". Не знаю... не припомню, чтобы кому-то повезло так, как мне, сыграть все три на экране; это делалось на сцене, люди играли Хэла и Генриха Пятого. Но пройти весь этот путь - это было потрясающе. И летом я получил от него [Кена] мейл, он сказал, что посмотрел и считает, что это великолепно. Он был очень горд - приятно было слышать, что он гордится тем, что я сделал, но еще больше он гордился работой всех и тем, что сделали Ричард Эйр и Теа Шаррок. И он был в диком восторге от Джереми Айронса, сказал, что замечательно было видеть Генриха Четвёртого снова в центре этой пьесы, обеих пьес. И просто что это было фантастически здорово, и можно надеяться, что это убедит ВВС заказывать больше таких фильмов, потому что... Шекспир, как гражданин Британии, это наше величайшее художественное наследие, и мы должны снимать больше, он должен появляться на телевидении чаще. И мне очень повезло, что я мог это сделать.
- Что интересно, когда в Британии начинают ставить Шекспира, так все разом - когда по ТВ шёл ваш "Генрих V", я видел две разных постановки этой пьесы за одну неделю. Каково актёру браться за такую роль, зная, что сравнений будет бесконечное множество?
- Ну, я знал, что если браться за "Генриха V", еще и проработав столько времени с Кеннетом Брана - что ж, это всё равно случится. И я как бы успокоился на этот счёт сразу же. На самом деле, это случилось с большим промежутком времени... Странным образом, я столкнулся с Ричардом Эйром в сингапурском аэропорту, в два часа ночи; он направлялся в Сидней на премьеру "Мэри Поппинс", а я тоже в Сидней, на мировую премьеру "Тора". За неделю до того мы пытались встретиться в Лондоне, но у нас не получилось. И вот мы встретились при пересадке на другой самолёт, я поздоровался, и он сказал: "Том, как ты здесь оказался?" И мы заговорили про принца Хэла, и я помню, что он предложил мне эту роль в день королевской свадьбы. Я смотрел, как герцог и герцогиня Кембриджская шли к алтарю, и это было величественное, такое пышное зрелище, и мне показалось интересным то, что он предложил мне эту роль в тот день. Но идея о "Генрихе V" возникла позднее, когда продюсеры Пиппа Харрис и Сэм Мендес подумали, что, возможно, будет интересно пригласить Тома в этот фильм, он мог бы сыграть во всех них...
- То есть, они не сразу шли в комплекте?
- Нет, нет. Я полетел обратно и встретился с Теа, я еще не был знаком с ней, хотя и был большим поклонником её работ. Она послушала, как я читаю роль, и пригласила меня. И моё первое чувство - это смесь невероятного восторга и страха. Потому что перед тобой словно огромная гора, на которую ты должен взобраться. Но когда начинаешь работу, начинаешь учить текст, это превращается в величайшую честь. Ты произносишь слова, которые существуют уже пятьсот лет... или четыреста, сколько бы ни было, и мудрость, сострадательность и красноречие этих строк - это величайший подарок для любого актёра. Потому что ты не просто читаешь их, ты должен впитать эти слова и чувства, вложенные в эти слова, и еще играть действие между ними. И это буквально... я думаю, это похоже... Знаете, как попасть в страну, где ты еще не был. Это как бы изменяет тебя. Скажем, ты никогда раньше не был в Испании, и вот ты приезжаешь в Испанию и говоришь потом: "Я побывал в Испании, это замечательная страна, и я по-новому увидел мир". И мне кажется, что с лучшими персонажами происходит что-то в этом роде, ты играешь персонаж, и он как бы изменяет тебя. Потому что ты получаешь опыт жизни с его душой. И, конечно, всё это Шекспир, это его собственный разум.
- Что интересно, когда смотришь эту постановку на сцене, там всегда очень много героизма, пламенных речей и пафоса, но что мне показалось очень симпатичным в версии Теа и вашем исполнении роли - у вас было больше размышлений, сомнений, глубоких отношений с Богом, что на сцене не всегда передаётся. Что вы об этом думаете - может быть, работа перед камерой помогла в этом?
- Кто-то сказал мне... Что касается кино, на самом деле, лучшая актёрская игра в кино - это когда ты ничего не делаешь. Актёр или кто угодно в неподвижности - это по-своему завораживающе. Посмотрите любой фильм Бергмана, это сразу бросается в глаза, насколько всё неподвижно. И я знал, что здесь есть возможность для более интимного подхода, есть такое... кто-то сказал мне, знаете, что камера может увидеть, о чём ты думаешь. И Теренс Дэвис во время работы над "Глубоким синим морем" сказал, что камера запечатлевает правду, но она запечатлевает и фальшь, так что если ты не чувствуешь этого - не делай этого. И это звучит довольно беспощадно. Театральная техника, знаете, порой скорее заключается в подаче, и это никак не поможет тебе, когда ты стоишь перед камерой. И я подумал - Шекспир сам по себе очень театральный, очень многословный, насыщенный, и задача была в том, чтобы сделать масштаб маленьким, но чувства при этом большими. И вопрос о Боге... я всё перечитывал пьесу и всё время замечал, как часто он молится, обращается к Богу. И Генрих Четвёртый делает то же самое. Там столько обращений к Богу... Мы склонны забывать об этом, потому что мы живём в другом мире, но это было общество, которое верило в божественные права королей. Что ты наследуешь трон по Богом данному праву. И когда он говорит: "О бог сражений, закали сердца, солдат избавь от страха", - он обращается к Богу, и в конце битвы при Азенкуре он говорит своим воинам: "Пускай войскам объявят: смерть тому, Кто будет хвастаться победой нашей. Она - Господня". И это происходит то и дело в "Генрихе IV", постоянные молитвы, люди молятся. В ночь перед битвой он говорит: "Боже, позабудь про грех отца - как он добыл корону". Это удивительная набожность, он почти что принимает рыцарский кодекс. Он верит... он развязывает эту войну с Францией, с французским троном, потому что архиепископ Кентерберийский, у которого, знаете, прямая линия связи с Богом, сказал ему, что так будет правильно. И еще одно я должен сказать, наверное. Мы с Теа всё время думали о лидерстве; мы оба принадлежим к поколению, политические и военные лидеры которого склонны со временем оказываться не достойными доверия. Сплошная риторика, когда люди стоят на возвышении, над всеми, и произносят громкие речи. И мы с Теа очень много говорили о том, как британские политики на партийных конференциях стоят и произносят громкие речи, что-то обещают, зовут за собой, и все идут за ними, а потом через три-четыре года они нарушают все обещания и подводят всех. И Генрих Пятый был выдающимся лидером, потому что он на самом деле всё делал сам, он был королём Англии, но кроме того и командиром своего разбитого отряда, он возглавлял атаку, он шёл в первых рядах своего войска. У нас не бывает этого больше. Те люди, которые говорят "давайте начнём войну", - это не те же люди, которые сидят в танках. А Генрих это делал, и по-моему, это потрясающе. У нас была такая памятка - "слезай с коня". Любому лидеру, который действительно верит в свои лидерские способности, вовсе незачем быть над всеми остальными. Я принял решение, довольно-таки крамольное решение придать большим речам меньший масштаб, потому что подумал - если бы я сам был солдатом и смотрел в лицо смерти, чего я бы хотел от человека, который приказал мне быть здесь, это чтобы он стоял на земле, рядом со мной, и говорил: "Мне так же страшно, как и тебе, и я иду с тобой. Вперёд". Я не хотел бы слушать громкие слова издалека от кого-то там на коне или на возвышении. Что подействовало бы на меня - это человек, который буквально ходит по земле, является частью своей армии. И таково было наше важное решение, в общем.
- Это прекрасно и это превратилось в прекрасное исполнение.
- Спасибо.
- Давайте послушаем такие же прекрасные вопросы. Боже мой, да мы тут до полуночи останемся...
Вопросы из зала:
- Будут ли у вас в ближайшем будущем проекты, подобные "Глубокому синему морю"?
- Я провёл это лето снимаясь в фильме режиссёра Джима Джармуша, он может быть вам знаком. Фильм называется "Выживут только влюблённые", это очень небольшой фильм, в нём всего пять персонажей, но на самом деле он о двух людях, мужчине и женщине, и я играю этого мужчину. Тильда Суинтон играет женщину. Это фильм о... опять же, он о любви, на самом деле, о преданности... о нежности и о сложностях отношений, о том, что происходит между мужчиной и женщиной. Это было прекрасно, я очень рад был поработать с ними обоими, они замечательные.
- Я хочу спросить вас о сцене в таверне, когда Хэл имитирует своего отца, как вы готовились к этой сцене?
- Да, это одна из лучших сцен в пьесе, потому что... это просто красиво придумано, что перед сценой, где принц Хэл идёт к своему отцу и получает строгий выговор за своё поведение, Фальстаф предлагает устроить репетицию в костюмах. Фальстаф наряжается королём, читает Хэлу нотации, и тут Хэлу приходит в голову идея, что он будет отцом, а Фальстаф будет Хэлом. И Джереми [Айронс], на самом деле, был так добр, что записал ту речь, которую я должен был произносить, чтобы я мог его имитировать. Так что у меня заранее был МР3-файл с великолепным голосом Джереми, читающего то, что я должен произносить. И я потом сделал ужасную, безнадёжную пародию из этого. Надеюсь, его это не слишком обидело.
- Когда вы играете на сцене, успех очевиден сразу; когда играете в кино, он приходит позже. В театре вас видит только публика в зале, а на киноэкране весь мир. Что вы думаете об успехе, который приходит настолько позже [исполнения]?
- Это прекрасный вопрос. Это довольно странно вообще-то, потому что иногда... Я это сказал своей маме недавно: ты снимаешься в фильме, заканчиваешь работу, и особенно когда это фильмы Marvel, всё строго засекречено, а я всегда в таком восторге, когда снимаюсь в них - но ты заканчиваешь съёмки, а потом проходит восемь, девять, десять месяцев до выхода фильма на экран, и когда фильм выходит, ты уже занят чем-то другим обычно. И как я сказал моей маме, это всё равно что в сентябре тебя кто-то спрашивает: "Как ты провёл Рождество?" И ты такой - "эээ... ну... нормально, наверное, в смысле, Рождество-то было уже давным-давно". В этом и прелесть театра, там у всех нас Рождество в одно и то же время. Но это всё равно замечательно. Это чудесно, потому что, с другой стороны, у тебя появляется возможность посмотреть на фильм в перспективе. Ты перестаёшь играть этот персонаж, всё заканчивается, ты смываешь его с себя, а потом приходишь - если ты можешь это выдержать, посмотреть фильм, и ты говоришь: "Ага, так вот чем мы занимались на Рождество".
- Что самое главное в том, чтобы быть актёром? И что бы вы посоветовали тому, кто хочет стать актёром?
- Господи помилуй... Боже... что же сказать... Столько всего есть, я мог бы говорить бесконечно. Наверное, я бы сократил это вот до чего. И я процитирую Шекспира, потому что он мудрее меня. Я говорил уже об этом, наверное, но... я верю, что актёрская работа - это профессия правды. "Отражать в себе природу". Наша работа - представлять человечество со всеми его добродетелями и заблуждениями, с его хрупкостью, честностью, сложностью и противоречивостью. Человеческие существа очень странны, потому что очень противоречивы. Я сейчас читаю книгу об устройстве личности, в ней разбирается то, что такое личность, если есть какая-то ваша истинная личность, моя истинная личность, истинная личность Мэтта (показывает на ведущего), то что это такое? В ней говорится о том, как работает мозг, о возможности существования душ, о том, что у мозга есть способность создавать автобиографию, которая создаёт для нас цельность характера. Что вот я Том, сидящий сейчас перед вами, хотя на самом деле, вероятно, я множество разных людей, заключённых в этой странной коллекции молекул, существующей уже тридцать один год. И что интересно в актёрской работе, ты используешь весь свой опыт, все свои эмоции, все свои мысли и чувства, чтобы представлять вот это - человеческое существо и разные оттенки того, что значит жить на свете. И я полагаю, что мой простой совет будет - любите свою жизнь. Я говорю это только потому, что ваша жизнь - это именно то, что вы и можете отдавать. Иногда у вас может быть хороший или плохой день, но этот день может вам понадобиться потом, вы обратитесь к нему, когда будете играть какую-то определённую роль. Нет смысла в том, что я скажу "это фильм о любви", если сам я никогда не любил, или буду играть сына, если у меня самого нет отца. А иногда вам, как актёру, приходится делать то, чего вы никогда не делали, и тогда вам нужно расширить ваше воображение, ваше сострадание, чтобы понять эту ситуацию и сказать "как бы это было, если бы я был в такой ситуации". Например, с Локи - как бы это было, если бы я был приёмным, если бы мне лгали, если бы меня предали, но при этом я бы имел какие-то странные волшебные силы, знаете... Но дети делают это запросто, дети играют в эту игру постоянно. И закончу я Шекспиром, знаете, кроме "любите свою жизнь" - "будь верен самому себе, И следственно, как дважды два - четыре, Ни перед кем не будешь ты фальшив".
- Думаю, все мы согласимся, что час с Томом был полон остроумия, мудрости и удовольствия.
- Спасибо вам.
P.S.
"Люди, наверное, думают, что я говорю какие-то красивые слова, но это единственные слова, которые я могу подобрать". - Том Хиддлстон. Дело никогда не бывает в самих словах, только в искренности.
P.P.S. Появилось нормальное видео с нормальным звуком. Вот оно, фанатское счастье.
Click to viewСорок пять минут всё было ровно, хорошо, но как-то... слишком ровно, не отрываясь от земли. И под конец вдруг что-то щёлкнуло, и вроде, даже не волшебное слово "Шекспир", после которого всегда становится интереснее, а просто - раскрылось и взлетело. Ведущий, театральный обозреватель Мэтт Вульф, немолодой и мудрый, не мешал этому полёту никак, наплевав на то, что времени оставалось всё меньше, потому что это было важнее, чем вписаться во временные рамки трансляции.
В последние пять минут не нужен ни перевод, ни звук вообще, его там и нет. Теперь это вот так всегда, и я не видела такого очень давно... собственно, такого я вообще еще не видела, каждый раз что-то по-своему.
Джереми Айронс в зале. Говорят, горячо аплодировал вместе со всеми.
Поскольку из песни слова не выкинешь, здесь почти вся беседа, с очень незначительными сокращениями. Спасибо ov-20 за вдохновение, без этого поста я бы не решилась разбирать всю программу.
"Том великолепный актёр, мы впервые работали вместе, и вы вполне можете поверить, что он мой сын.
Я смотрел на него - он намного красивее меня, и я смотрел на него и думал: "О да, это мой сын,
у меня мог бы быть такой сын". Он хороший актёр, и обладает замечательной ясностью и открытостью,
что вы, я думаю, увидите завтра. И я думаю, впереди у него прекрасная карьера".
-- Джереми Айронс, Times Talks Madrid, днём ранее.
- Вы ведь уже бывали в этом городе, даже играли на сцене здесь?
- Мадрид один из моих самых любимых городов на свете, потому что, когда я только начинал играть на сцене, я работал с театральной компанией под названием Cheek By Jowl, они очень известны в Англии, и уже двадцать пять или тридцать лет делают огромные постановки старых пьес, обычно с очень молодыми актёрами, чья актёрская жизнь только начинается. Я присоединился к этой компании в 2006-м и играл в двух постановках - "Оборотень" Томаса Мидлтона и "Цимбелин" Уильяма Шекспира. И мы гастролировали по всему миру, мы побывали в Нью-Йорке, Москве, Рейкьявике, Париже, Люксембурге и Альмагро... И что мне больше всего нравилось... гастроли длились шесть месяцев; шесть недель репетиций - и мы отправились в путь, группа молодых людей лет двадцати пяти. И оба тура... мы начинали репетировать в первый понедельник января, а последнее представление наших гастролей было в Мадриде, в июле, в Teatro Español. И что интересно в гастролях - ты видишь столько разных реакций на спектакль, в зависимости от национального темперамента. И я должен сказать, английская публика хуже всего (смеётся), после гастролей приезжаешь в Лондон и так - "ну же, где ваш энтузиазм!" Но в Мадриде мы получали потрясающую реакцию, pasión, знаете. И мы заканчивали здесь.
- Знатная была прощальная вечеринка, наверное.
- Да. И обстановка, знаете, середина лета, площадь Святой Анны... А у нас занавес поднимался в девять вечера, опускался в одиннадцать, и потом выходишь на улицу, и всё еще люди едят в кафе, пьют пиво, всё очень цивилизованно, чудесно.
- Когда вы еще работали в театре, что вы думали о кинокарьере - это было что-то совсем далёкое или вы всегда нацеливались на это?
- Я всегда был синефилом, огромным поклонником любого проявления кинематографа как формы искусства, с самого детства, у меня гигантская коллекция DVD, и будучи студентом RADA я бегал не только в Национальный Театр, но и в Британский институт кино на показы старых фильмов Жака Тати, смотрел их в 2001-м на большом экране в Национальном кинотеатре. Так что я всегда был поклонником кино. Но мне кажется... я поступил в театральную школу, чтобы стать театральным актёром, я знал, что театральная школа даёт тебе навыки для актёрского ремесла, которые тебе необходимы, как я думал. Она даёт тебе физическую закалку, профессионализм, способы работы с разным текстом, способы взаимодействия персонажей, методологию, и я хотел погрузиться в изучение всего этого, от акцентов до фехтования, и играть всё, от Шекспира до Миллера и Теннеси Уильямса, быть в этом удивительном мире театра. И когда я начинал работу в театре, мир кино казался очень далёким, казалось, что нужно... ну, как если бы тебя взяли играть в матче, где встречаются "Манчестер Юнайтед" и "Реал Мадрид" - так не бывает. Я играл в постановках театра Donmar, ходил на пробы, мне говорили: "Отлично себя показал, но - не в этот раз", и я так - ладно... И я начал составлять список режиссёров, с которыми я встречался, проб, на которые ходил - и мне пришлось прекратить вести этот список, потому что ни одной роли я так и не получил. Моему агенту всегда звонили и говорили: "Том потрясающий, мы видели его в спектакле, но всегда есть вопрос финансирования, вам нужно..." - и я говорил - ладно, забыли. Значит, это никогда не случится. А потом мне очень повезло работать в театре с несколькими людьми, чьи имена уже были хорошо известны в кино. Я работал с Юэном МакГрегором и Чьюителом Эджиофором в "Отелло"; я снимался для телевидения с госпожой Джуди Денч и, разумеется, с Кеннетом Брана. И их истории были очень интересны, они как бы разрушили для меня все мифы. Мне говорили - "не слушай, что тебе говорят, это всё ерунда, знаешь". И в моём восприятии, как и всего моего поколения, чтобы поехать в Америку и начать там кинокарьеру, у тебя должен быть огромный успех на родине, как... ну, как у Юэна в фильме "На игле", допустим. И когда со мной подписал контракт агент из Лос-Анджелеса, который приходил на спектакль "Отелло" - а такого вообще не бывает, знаете. Чтобы агент из ЛА пришёл посмотреть Шекспира и сказал (делает американский акцент): "А мне нравится, хорошо смотришься, окей". И я, в общем, решился, поехал туда с открытым разумом и открытым сердцем... Мне просто повезло, я думаю.
- Но вы так и не расстались с театром окончательно, несмотря на то, что работа в кино имеет свою прелесть?
- Я считаю, что театр - это источник жизненной силы каждого актёра, на самом деле. Это напоминает тебе, почему ты за это взялся; есть что-то очень подлинное и чистое в том, чтобы стоять перед публикой "живьём" и играть историю от начала и до конца каждый вечер. Нельзя переснять дубль, нельзя ничего вырезать, смонтировать... Это нечто очень чистое, и возникает такая немедленная, мгновенная связь с аудиторией. Это потрясающе... И мы сейчас живём в мире, где кругом электроника, технологии всё быстрее и проще, наши информационные средства стали безумно быстрыми. Как я недавно сказал одному моему другу, сейчас существуют "приложения" для всего, но не существует "приложения" для актёрской игры. Это по-прежнему то же самое искусство, каким оно было на протяжении последних трёх тысяч лет, с тех пор, как люди стали выходить на сцену, петь песни и читать стихи. Ты по-прежнему должен учить текст, выходить, открываться и быть таким правдивым и искренним, каким только можешь. Вот почему, я думаю, театр так важен, как часть работы любого актёра.
Фрагмент фильма "Глубокое синее море" (The Deep Blue Sea)
(В ролике заглушены слова fucked up, отсюда и следующее замечание ведущего)
- Очевидно, на съёмках цензуры не было. Что это за галерея?
- Это галерея в Гринвиче, подразумевается, что это Национальная галерея.
- Это одна из выдающихся британских пьес, очень английская, очень болезненная, довольно мрачная, рассказывающая о предательстве, попытке самоубийства, и так далее; как вы отнеслись к этой роли, вам знакома была эта пьеса?
- Я знал о ней, но никогда не видел. Я много о ней читал, о потрясающих постановках этой пьесы. И... чем я тогда занимался... по-моему, я как раз был занят на съёмках "Боевого коня" Стивена Спилберга, мне прислали сценарий, и я прочёл его в один из тех дней, когда мне не приходилось скакать верхом. Я прочёл его очень быстро - это очень короткий сценарий, Теренс Дэвис пишет кратко, фильм движется с огромной скоростью. И я знал, что Рейчел Вайс уже утверждена на роль Хестер, а Саймон Рассел Бил - на роль Коллера, её мужа. И это была очень простая, сжатая, избавленная от всего лишнего... в своём роде поэма, гимн о разных видах романтической любви. Каждый персонаж пьесы нуждается в любви другого, но их представления о любви отличаются. И по-моему, это очень верно и очень трагично. Хестер нужен Фредди, Коллеру нужна Хестер, и Фредди нужна Хестер, но они нужны друг другу настолько по-разному, у каждого на то есть свои причины, потому что у каждого из них своя травма... Это было очень красиво, и я восхищался Теренсом очень давно, его "Далёкие голоса, застывшие жизни", я думаю, один из лучших британских фильмов, что я видел в жизни. И у него очень особенный... ну, зная, что это он, его вкус, и он очень красиво использует музыку, и как он монтирует сцены, словом, комбинация всего этого для меня означала, что я обязан сыграть эту роль. Я прошёл пробы... Это было одно из таких прослушиваний... в общем, я выучил наизусть весь фильм. На всякий случай, вдруг надо будет играть сцену, а я не готов. И в итоге мы с Теренсом отыграли практически весь фильм, встретившись однажды утром. И он пригласил меня на роль. Это была потрясающая, замечательная работа. И Рейчел великолепная, красивая и отважная.
- Что касается британских актёров, кто-то полностью принимает "английскость", "британскость" материала, а кто-то старается от неё избавиться; в "Полночи в Париже", где вы играли Ф. Скотта Фитцджеральда, вам отлично удалось избавиться от "английскости", но вот с этим фильмом - думали ли вы, "да, это часть моего наследия"?
- Да, пожалуй. Я тогда как раз закончил... в тот год я играл Локи в "Торе", и уже отснялся в "Полночи в Париже". И это были очень короткие съёмки, мы снимали всего 23 дня, кажется, небольшая съёмочная группа, и я взялся за это с радостью. И это имело отношение к моему пониманию определённого времени в британской истории, на котором редко останавливаются. Мне кажется, что Фредди Пейдж - это символ солдата, выжившего во время Второй мировой войны; он был военным лётчиком и вернулся домой со множеством медалей и военных наград. Но он настолько внутренне искалечен... А общество начала 50-х годов ждёт от него, что он перестроится, адаптируется, станет бухгалтером или адвокатом и будет, в общем, доволен этим. И это происходит в те дни, когда психотерапия еще не была так популярна, и знаете, как Теренс сказал однажды, "невозможно уложить целую страну на кушетку психотерапевта". И Фредди - он как бы живёт тем, что... Он отчаянно стремится жить, гнать машину на скорости девяносто пять миль в час по Большой Западной дороге, пить в баре и петь, в нём есть такая жизненная энергия, разрушительная по сути, но и электризующая, привлекательная. И в плане изучения "британскости", для меня это было очень увлекательно.
- И к тому же, смена масштаба, вы только что снялись в "Торе", огромном, эпическом проекте, безусловном блокбастере, и перешли к интимному, камерному произведению.
- Оно было о любви, это главное. Это был фильм о любви. А я много... сражался (смеётся) в тот год. Я сыграл кавалерийского офицера, идущего в атаку в первом ряду, и Локи тоже... много воевал... по-своему. Так что было приятно заглянуть внутрь того, что происходит между мужчиной и женщиной в их интимном пространстве. Для меня было неважно, что действие происходит в прошлом; и на самом деле, Теренс и Рейчел не хотели делать "исторический фильм". Когда действие происходит в прошлом, нет смысла слепо соответствовать тому историческому периоду, если сюжет не перекликается с твоим временем. Словом, это история двух человек, которые не могут любить друг друга так, как им нужно.
- Что интересно, у Локи есть театральная жилка, поскольку режиссёром "Тора" был человек, с которым вы много работали вместе на экране и на сцене - Кеннет Брана. Вы вместе играли в замечательной постановке чеховской пьесы "Иванов"; когда вы играли в ней, было ли такое, что Кен отзывал вас за кулисы и говорил: "У меня тут блокбастер один намечается, и я хотел бы, когда мы тут закончим, взять тебя..."
- Нет. (смеётся) Моя история отношений с Кеном полна случайностей, мы оба с ним понимаем, насколько всё случайно сложилось. Он видел меня в "Отелло" в Donmar Warehouse и потом пригласил меня записать радиоспектакль вместе с ним, "Сирано де Бержерак" для BBC Radio 3. А потом Майкл Грандаж и Том Стоппард делают постановку "Иванова", и приглашают меня - это не имело никакого отношения к Кену; и еще он позвал меня играть в "Волландере", экранизации шведского криминального триллера; и вдруг оказывается, что мы целый год провели вместе. Но это было прекрасно. И пока шёл "Иванов", было объявлено, что он будет режиссёром "Тора". И поверьте, я не шучу - я был в костюме, с бородкой, я играл такого очень решительного, уверенного в своей правоте русского доктора, что Чехов часто прекрасно пишет, такого пламенного идеологического бойца. И на мне были подтяжки, жилет - вид у меня был настолько далёкий от супергеройского, насколько вы можете представить. Часы на цепочке, очки с проволочными дужками, блокнотик, где я делал записи... И когда было объявлено, что Кен будет режиссёром фильма, в антракте я примчался к нему в гримёрку с огромным пустым водяным кулером, изображая, что это молот Тора. В моём костюме.
- И немедленно получили роль.
- (смеётся) Потому что в моём представлении это было нечто неописуемо недоступное, быть не могло такого, чтобы обо мне даже подумали. И потом я говорил с моим агентом из Лос-Анджелеса, который видел меня в "Отелло" - это уже позже, я был в Лос-Анджелесе, пытался устроиться, и он позвал меня на пробы для роли Тора. Потому что в то время... То есть, это всё-таки потрясающий персонаж, это словно... с одной стороны, вот Крис Хемсворт, который в итоге получил роль и выглядит в ней монументально, я должен сказать, и он мой близкий друг, и между нами не было абсолютно никакой конкуренции, - для этой роли требуется очень внушительная внешность, но кроме того, требуется и прекрасный актёр, который может переходить от наглости к ранимости, который может быть убедительным в сценах экшена в блокбастере. Поэтому они не знали точно, что им нужно, и просматривали всех подряд. А я ростом больше шести футов, блондин, так что я решил рискнуть, пришёл на пробы и постепенно это как-то передавалось по цепочке, и продюсеры решили, мол, этот парень нам подойдёт, найдём ему какое-нибудь место в фильме. И я должен это сказать публично, я рад, что могу это сказать - я перед Кеннетом Брана в огромном долгу и бесконечно ему благодарен. Потому что этот бизнес настолько... вот эта его сторона, бизнес больших фильмов, не сторона искусства, не творческие люди, но люди с... долларами - они очень боятся вкладывать деньги в то, что может не получиться. И Кен смог сказать продюсерам фильма, стоившего очень много денег: "Том сможет, он справится, не волнуйтесь". И это замечательно для молодого актёра - каждому нужен прорыв, и, как я сказал, было много-много людей, был длинный список людей, которые не давали мне этой возможности, и я уже начинал думать, что это никогда не случится.
- Он в своём роде путеводный свет в вашей карьере.
- Он бы очень смутился, если бы вы ему это сказали. Но это правда. Он всегда вдохновлял меня. Но не... понимаете, он никогда не давал мне советов, не учил меня, как делать что-либо; но просто само то, как он работал, было для меня большим вдохновением. Его невероятная тщательность, неравнодушие, трудолюбие и профессионализм. Я никогда не видел, чтобы он не бросался в рабочий день буквально бегом; у него столько энергии, и он ничего не принимает как должное. Он никогда не успокаивается, он читает, читает всё подряд, у него очень ищущий, любопытный ум.
Фрагмент фильма "Мстители" (The Avengers)
- Ну, с чего бы начать - волосы, сапоги, костюм, голос? Каково это, когда вы так выглядите, что вы думаете?
- Мы тут только что так возвышенно рассуждали об усердии и трудолюбии, а на самом деле просто ходишь в дурацких костюмах. Я очень горжусь своим участием в этом фильме. Часть меня - да и часть любого актёра - по-прежнему остаётся пятилетним ребёнком. Я в детстве смотрел на Кристофера Рива в "Супермене", Харрисона Форда в "Индиане Джонсе", и супергерои - это огромная... это же коробка с игрушками, понимаете. Я люблю играть этот персонаж, потому что он действительно очень сложный. Для супергероя, то есть, суперзлодея. И часть его привлекательности в физической трансформации. Потому что я никогда не хотел - это, кстати, к тому, что вы говорили о "британскости" - я никогда не хотел оказаться в рамках какого-то типажа, который я бы всегда играл. Это не было бы интересно ни мне, ни, я думаю, кому-то еще. И одна из причин того, что я стал актёром - мне интересны разные оттенки правды, разные стороны жизни. Очень часто... То есть, всё человечество связано определённой общностью в чём-то. Актёрская работа, что бы ты ни играл, заключается в том, чтобы раскапывать то, что есть общего у всех нас - рождение, смерть, любовь, горе, потеря, одиночество, благодарность, щедрость, юмор, отчуждение. Все эти вещи существуют в каждой истории, в любое время, в любом месте. И для меня радость играть разных людей, в разные времена, в разных костюмах, с разным цветом волос. И разные оттенки... будь то "Глубокое синее море", или "Иванов", или "Мстители", ты всё равно как бы копаешься в человеческой природе. А веселье здесь - ну вот в "Мстителях" ты можешь летать по воздуху и тебя избивает практически в фарш Невероятный Халк. (смеётся) Что не многим актёрам доводилось делать.
- У Чехова такого не бывает.
- Вот именно, у Чехова такого не бывает. Я люблю эту роль. Берёшь фотографию... В смысле, я такой, какой я есть - у меня светлые волосы, я родился в Лондоне, и никогда, даже в самых безумных мечтах, я бы не представил, что буду играть древнескандинавского бога озорства, который спускается на Землю, чтобы поработить человеческий род и захватить планету. Потому что у него проблемы с папой, проблемы с братом и... (скандальным тоном капризного ребёнка) "я хочу мой трон!" И в фильме всё это так прекрасно соединено, сценарий очень плотный. И это очень интересно и весело, и я смог поработать с такими людьми, как Роберт Дауни младший, Сэмюэль Л.Джексон, это прекрасный актёрский состав.
- Но ваш внешний вид - могли ли вы что-то выбирать, там сделать длиннее, тут короче, нагрудник, сапоги, - как вы обрели этот вид?
- Что прекрасно в этом персонаже - он на самом деле древний. Он из скандинавской мифологии, которая столь же древняя, если не более, чем греко-римская. И Локи (произносит "Льёкке") появляется в скандинавских мифах повсюду. Как Дионис или Бахус, это дух, которого люди боялись, он был "чудовищем, которым матери пугают детей по ночам". (смеётся в ответ на бурную реакцию зала) Но не стоит его жалеть. Это поразительно, ты читаешь скандинавские мифы и понимаешь, что здесь есть огромный материал. И что сделали Стэн Ли и Джек Кирби, когда начали рисовать марвеловские комиксы в 60-е годы, когда изобрели Тора, Локи и Одина - они одалживали, или, скажем честно, в некотором роде воровали идеи из этого пантеона скандинавских богов. Я читал все эти комиксы, и поначалу они были намного дурашливее, чем то, что даже я делал - в первой серии комиксов Локи спускается на Землю и превращает целую улицу машин в Нью-Йорке в мороженое. Ему это кажется забавным. И он меняется, он выглядит в целом как персонаж комикса. Вопрос был в том, чтобы оставаться верными его облику в комиксах, потому что мы это и делаем, мы делаем фильм из комикса; но при этом сделать его приемлемым для обычной зрительской аудитории, которая просто любит кино. И сделать настоящую историю об отце и двух сыновьях, что-то такое, с чем люди чувствовали бы связь. Мы с Кеном говорили об отсылках к Шекспиру, отношениях между отцом и сыновьями, между братьями, как нам вывести всё это. Что касается создания внешнего вида, мы просто обсуждали это, говорили о том, как нам сделать что-то одновременно царственное и как бы... атлетическое, то есть, величественное, мрачное, но при этом практичное, потому что в нём надо ходить весь день, и в нём надо сражаться, так что ты должен свободно двигаться. Это довольно сложная задача. И еще, у американцев есть такое слово, мне кажется, непереводимое - badass. (Что-то вроде того, что по-русски называется "круче только яйца".)
- Он крутой.
- Да, он крутой. У Marvel отличные продюсеры, они сказали: "Знаешь, Том, мы хотим, чтобы ты мог двигаться, чтобы ты хорошо смотрелся, но в целом мы хотим, чтобы ты был офигенным и крутым". Ты говоришь - ладно... И начинаются какие-то эксперименты. Это интересно, я думаю, он... он выглядит как бы... он готичный, бледный, надломленный... Это почти как маска, с каждым персонажем тебе нужна такая маска, сквозь которую ты будешь передавать эту конкретную правду. Правда Локи - это безумие, заблуждение, зло, и ему больно, он потерян и одинок. Но... когда мне красят волосы в чёрный цвет и меняют цвет лица, это многое даёт - спустя эти два часа, когда ты сидишь, и тебе делают грим и надевают костюм, ты смотришь в зеркало и ты обретаешь совершенно другую форму. Это интересная работа с маской, в общем.
- И вы сейчас снова вернулись в этот мир. Не расскажете нам чуть-чуть, куда заведёт нас это путешествие?
- Я ХОЧУ рассказать вам. Но мне бы пришлось вас убить. Мне пришлось бы убить вас всех, что, я уверен, Локи сделал бы с радостью. Но я этого делать не хочу... (смеётся) Нет, правда, я просто не могу, я не могу ничего рассказывать, у меня связаны руки. Тут в зале наверняка где-то есть снайперы, нанятые Marvel, я на прицеле...
Фрагмент фильма "Генрих V" (Henry V)
- И вот вы играете роль, за которую в то время, когда вам было семь лет, если я правильно подсчитал, Кеннет Брана был номинирован на "Оскар" за лучшую режиссуру и исполнение главной роли. Когда вы получили эту роль на ВВС, вы звонили ему спросить "что мне делать?"
- Вообще-то, нет. Он первым прислал мне мейл, я тогда как раз снимался в "Мстителях", мы были в Нью-Мексико, и он сказал, что услышал об этом. И я тут же ответил, что, разумеется, "это никак не может сравниться с твоей версией". И он сказал - "не волнуйся, желаю тебе хорошо провести время и получить удовольствие от работы". И потом мы с ним разговаривали, я встретился с ним в Лондоне, и он был в полном восторге от этой затеи. Потому что в первую очередь и прежде всего он огромный поклонник, он обожает Шекспира, и с его точки зрения, чем больше постановок, тем лучше. Ему понравилось, что мы делаем четыре пьесы последовательно - "Ричард II", "Генрих IV" часть первая и часть вторая, и "Генрих V". Не знаю... не припомню, чтобы кому-то повезло так, как мне, сыграть все три на экране; это делалось на сцене, люди играли Хэла и Генриха Пятого. Но пройти весь этот путь - это было потрясающе. И летом я получил от него [Кена] мейл, он сказал, что посмотрел и считает, что это великолепно. Он был очень горд - приятно было слышать, что он гордится тем, что я сделал, но еще больше он гордился работой всех и тем, что сделали Ричард Эйр и Теа Шаррок. И он был в диком восторге от Джереми Айронса, сказал, что замечательно было видеть Генриха Четвёртого снова в центре этой пьесы, обеих пьес. И просто что это было фантастически здорово, и можно надеяться, что это убедит ВВС заказывать больше таких фильмов, потому что... Шекспир, как гражданин Британии, это наше величайшее художественное наследие, и мы должны снимать больше, он должен появляться на телевидении чаще. И мне очень повезло, что я мог это сделать.
- Что интересно, когда в Британии начинают ставить Шекспира, так все разом - когда по ТВ шёл ваш "Генрих V", я видел две разных постановки этой пьесы за одну неделю. Каково актёру браться за такую роль, зная, что сравнений будет бесконечное множество?
- Ну, я знал, что если браться за "Генриха V", еще и проработав столько времени с Кеннетом Брана - что ж, это всё равно случится. И я как бы успокоился на этот счёт сразу же. На самом деле, это случилось с большим промежутком времени... Странным образом, я столкнулся с Ричардом Эйром в сингапурском аэропорту, в два часа ночи; он направлялся в Сидней на премьеру "Мэри Поппинс", а я тоже в Сидней, на мировую премьеру "Тора". За неделю до того мы пытались встретиться в Лондоне, но у нас не получилось. И вот мы встретились при пересадке на другой самолёт, я поздоровался, и он сказал: "Том, как ты здесь оказался?" И мы заговорили про принца Хэла, и я помню, что он предложил мне эту роль в день королевской свадьбы. Я смотрел, как герцог и герцогиня Кембриджская шли к алтарю, и это было величественное, такое пышное зрелище, и мне показалось интересным то, что он предложил мне эту роль в тот день. Но идея о "Генрихе V" возникла позднее, когда продюсеры Пиппа Харрис и Сэм Мендес подумали, что, возможно, будет интересно пригласить Тома в этот фильм, он мог бы сыграть во всех них...
- То есть, они не сразу шли в комплекте?
- Нет, нет. Я полетел обратно и встретился с Теа, я еще не был знаком с ней, хотя и был большим поклонником её работ. Она послушала, как я читаю роль, и пригласила меня. И моё первое чувство - это смесь невероятного восторга и страха. Потому что перед тобой словно огромная гора, на которую ты должен взобраться. Но когда начинаешь работу, начинаешь учить текст, это превращается в величайшую честь. Ты произносишь слова, которые существуют уже пятьсот лет... или четыреста, сколько бы ни было, и мудрость, сострадательность и красноречие этих строк - это величайший подарок для любого актёра. Потому что ты не просто читаешь их, ты должен впитать эти слова и чувства, вложенные в эти слова, и еще играть действие между ними. И это буквально... я думаю, это похоже... Знаете, как попасть в страну, где ты еще не был. Это как бы изменяет тебя. Скажем, ты никогда раньше не был в Испании, и вот ты приезжаешь в Испанию и говоришь потом: "Я побывал в Испании, это замечательная страна, и я по-новому увидел мир". И мне кажется, что с лучшими персонажами происходит что-то в этом роде, ты играешь персонаж, и он как бы изменяет тебя. Потому что ты получаешь опыт жизни с его душой. И, конечно, всё это Шекспир, это его собственный разум.
- Что интересно, когда смотришь эту постановку на сцене, там всегда очень много героизма, пламенных речей и пафоса, но что мне показалось очень симпатичным в версии Теа и вашем исполнении роли - у вас было больше размышлений, сомнений, глубоких отношений с Богом, что на сцене не всегда передаётся. Что вы об этом думаете - может быть, работа перед камерой помогла в этом?
- Кто-то сказал мне... Что касается кино, на самом деле, лучшая актёрская игра в кино - это когда ты ничего не делаешь. Актёр или кто угодно в неподвижности - это по-своему завораживающе. Посмотрите любой фильм Бергмана, это сразу бросается в глаза, насколько всё неподвижно. И я знал, что здесь есть возможность для более интимного подхода, есть такое... кто-то сказал мне, знаете, что камера может увидеть, о чём ты думаешь. И Теренс Дэвис во время работы над "Глубоким синим морем" сказал, что камера запечатлевает правду, но она запечатлевает и фальшь, так что если ты не чувствуешь этого - не делай этого. И это звучит довольно беспощадно. Театральная техника, знаете, порой скорее заключается в подаче, и это никак не поможет тебе, когда ты стоишь перед камерой. И я подумал - Шекспир сам по себе очень театральный, очень многословный, насыщенный, и задача была в том, чтобы сделать масштаб маленьким, но чувства при этом большими. И вопрос о Боге... я всё перечитывал пьесу и всё время замечал, как часто он молится, обращается к Богу. И Генрих Четвёртый делает то же самое. Там столько обращений к Богу... Мы склонны забывать об этом, потому что мы живём в другом мире, но это было общество, которое верило в божественные права королей. Что ты наследуешь трон по Богом данному праву. И когда он говорит: "О бог сражений, закали сердца, солдат избавь от страха", - он обращается к Богу, и в конце битвы при Азенкуре он говорит своим воинам: "Пускай войскам объявят: смерть тому, Кто будет хвастаться победой нашей. Она - Господня". И это происходит то и дело в "Генрихе IV", постоянные молитвы, люди молятся. В ночь перед битвой он говорит: "Боже, позабудь про грех отца - как он добыл корону". Это удивительная набожность, он почти что принимает рыцарский кодекс. Он верит... он развязывает эту войну с Францией, с французским троном, потому что архиепископ Кентерберийский, у которого, знаете, прямая линия связи с Богом, сказал ему, что так будет правильно. И еще одно я должен сказать, наверное. Мы с Теа всё время думали о лидерстве; мы оба принадлежим к поколению, политические и военные лидеры которого склонны со временем оказываться не достойными доверия. Сплошная риторика, когда люди стоят на возвышении, над всеми, и произносят громкие речи. И мы с Теа очень много говорили о том, как британские политики на партийных конференциях стоят и произносят громкие речи, что-то обещают, зовут за собой, и все идут за ними, а потом через три-четыре года они нарушают все обещания и подводят всех. И Генрих Пятый был выдающимся лидером, потому что он на самом деле всё делал сам, он был королём Англии, но кроме того и командиром своего разбитого отряда, он возглавлял атаку, он шёл в первых рядах своего войска. У нас не бывает этого больше. Те люди, которые говорят "давайте начнём войну", - это не те же люди, которые сидят в танках. А Генрих это делал, и по-моему, это потрясающе. У нас была такая памятка - "слезай с коня". Любому лидеру, который действительно верит в свои лидерские способности, вовсе незачем быть над всеми остальными. Я принял решение, довольно-таки крамольное решение придать большим речам меньший масштаб, потому что подумал - если бы я сам был солдатом и смотрел в лицо смерти, чего я бы хотел от человека, который приказал мне быть здесь, это чтобы он стоял на земле, рядом со мной, и говорил: "Мне так же страшно, как и тебе, и я иду с тобой. Вперёд". Я не хотел бы слушать громкие слова издалека от кого-то там на коне или на возвышении. Что подействовало бы на меня - это человек, который буквально ходит по земле, является частью своей армии. И таково было наше важное решение, в общем.
- Это прекрасно и это превратилось в прекрасное исполнение.
- Спасибо.
- Давайте послушаем такие же прекрасные вопросы. Боже мой, да мы тут до полуночи останемся...
Вопросы из зала:
- Будут ли у вас в ближайшем будущем проекты, подобные "Глубокому синему морю"?
- Я провёл это лето снимаясь в фильме режиссёра Джима Джармуша, он может быть вам знаком. Фильм называется "Выживут только влюблённые", это очень небольшой фильм, в нём всего пять персонажей, но на самом деле он о двух людях, мужчине и женщине, и я играю этого мужчину. Тильда Суинтон играет женщину. Это фильм о... опять же, он о любви, на самом деле, о преданности... о нежности и о сложностях отношений, о том, что происходит между мужчиной и женщиной. Это было прекрасно, я очень рад был поработать с ними обоими, они замечательные.
- Я хочу спросить вас о сцене в таверне, когда Хэл имитирует своего отца, как вы готовились к этой сцене?
- Да, это одна из лучших сцен в пьесе, потому что... это просто красиво придумано, что перед сценой, где принц Хэл идёт к своему отцу и получает строгий выговор за своё поведение, Фальстаф предлагает устроить репетицию в костюмах. Фальстаф наряжается королём, читает Хэлу нотации, и тут Хэлу приходит в голову идея, что он будет отцом, а Фальстаф будет Хэлом. И Джереми [Айронс], на самом деле, был так добр, что записал ту речь, которую я должен был произносить, чтобы я мог его имитировать. Так что у меня заранее был МР3-файл с великолепным голосом Джереми, читающего то, что я должен произносить. И я потом сделал ужасную, безнадёжную пародию из этого. Надеюсь, его это не слишком обидело.
- Когда вы играете на сцене, успех очевиден сразу; когда играете в кино, он приходит позже. В театре вас видит только публика в зале, а на киноэкране весь мир. Что вы думаете об успехе, который приходит настолько позже [исполнения]?
- Это прекрасный вопрос. Это довольно странно вообще-то, потому что иногда... Я это сказал своей маме недавно: ты снимаешься в фильме, заканчиваешь работу, и особенно когда это фильмы Marvel, всё строго засекречено, а я всегда в таком восторге, когда снимаюсь в них - но ты заканчиваешь съёмки, а потом проходит восемь, девять, десять месяцев до выхода фильма на экран, и когда фильм выходит, ты уже занят чем-то другим обычно. И как я сказал моей маме, это всё равно что в сентябре тебя кто-то спрашивает: "Как ты провёл Рождество?" И ты такой - "эээ... ну... нормально, наверное, в смысле, Рождество-то было уже давным-давно". В этом и прелесть театра, там у всех нас Рождество в одно и то же время. Но это всё равно замечательно. Это чудесно, потому что, с другой стороны, у тебя появляется возможность посмотреть на фильм в перспективе. Ты перестаёшь играть этот персонаж, всё заканчивается, ты смываешь его с себя, а потом приходишь - если ты можешь это выдержать, посмотреть фильм, и ты говоришь: "Ага, так вот чем мы занимались на Рождество".
- Что самое главное в том, чтобы быть актёром? И что бы вы посоветовали тому, кто хочет стать актёром?
- Господи помилуй... Боже... что же сказать... Столько всего есть, я мог бы говорить бесконечно. Наверное, я бы сократил это вот до чего. И я процитирую Шекспира, потому что он мудрее меня. Я говорил уже об этом, наверное, но... я верю, что актёрская работа - это профессия правды. "Отражать в себе природу". Наша работа - представлять человечество со всеми его добродетелями и заблуждениями, с его хрупкостью, честностью, сложностью и противоречивостью. Человеческие существа очень странны, потому что очень противоречивы. Я сейчас читаю книгу об устройстве личности, в ней разбирается то, что такое личность, если есть какая-то ваша истинная личность, моя истинная личность, истинная личность Мэтта (показывает на ведущего), то что это такое? В ней говорится о том, как работает мозг, о возможности существования душ, о том, что у мозга есть способность создавать автобиографию, которая создаёт для нас цельность характера. Что вот я Том, сидящий сейчас перед вами, хотя на самом деле, вероятно, я множество разных людей, заключённых в этой странной коллекции молекул, существующей уже тридцать один год. И что интересно в актёрской работе, ты используешь весь свой опыт, все свои эмоции, все свои мысли и чувства, чтобы представлять вот это - человеческое существо и разные оттенки того, что значит жить на свете. И я полагаю, что мой простой совет будет - любите свою жизнь. Я говорю это только потому, что ваша жизнь - это именно то, что вы и можете отдавать. Иногда у вас может быть хороший или плохой день, но этот день может вам понадобиться потом, вы обратитесь к нему, когда будете играть какую-то определённую роль. Нет смысла в том, что я скажу "это фильм о любви", если сам я никогда не любил, или буду играть сына, если у меня самого нет отца. А иногда вам, как актёру, приходится делать то, чего вы никогда не делали, и тогда вам нужно расширить ваше воображение, ваше сострадание, чтобы понять эту ситуацию и сказать "как бы это было, если бы я был в такой ситуации". Например, с Локи - как бы это было, если бы я был приёмным, если бы мне лгали, если бы меня предали, но при этом я бы имел какие-то странные волшебные силы, знаете... Но дети делают это запросто, дети играют в эту игру постоянно. И закончу я Шекспиром, знаете, кроме "любите свою жизнь" - "будь верен самому себе, И следственно, как дважды два - четыре, Ни перед кем не будешь ты фальшив".
- Думаю, все мы согласимся, что час с Томом был полон остроумия, мудрости и удовольствия.
- Спасибо вам.
P.S.
"Люди, наверное, думают, что я говорю какие-то красивые слова, но это единственные слова, которые я могу подобрать". - Том Хиддлстон. Дело никогда не бывает в самих словах, только в искренности.
P.P.S. Появилось нормальное видео с нормальным звуком. Вот оно, фанатское счастье.