Чай для Берты.
Если чайная церемония предполагает создать свое небольшое царство Будды на земле, она должна начинаться с нежности души.
Т. Д. Судзуки
Ей не нужно никуда идти. У нее все здесь. Все, что нужно.
Берта спускает ноги с кровати и ощущает прохладу листьев, их мякоть и глянец. Она закрывает глаза и тихонько раскачивается из стороны в сторону. Она пытается вспомнить мелодию, она почти вспомнила... но нет, нет.
Спальня поросла диковинными растениями. Они стелются по полу, ползут по стенам, упираются в потолок, свисают с карниза, обвивают стулья. Они зацветают.
Когда Берта на них смотрит, они меняют цвет. И размер. И запах.
Берта любит сидеть вот так и смотреть то налево, то направо, то вверх...
К обеду растения начинают плодоносить, и Берте тягостно это зрелище. Берта встает и босиком выходит из спальни. Она вернется сюда только вечером, чтобы наблюдать молодые, непуганые побеги и сочинять для них цвет и форму.
В коридоре темно и сыро. Берта хорошо знает дорогу, но каждый раз нащупывает ногой первый камень, словно кто-то мог его сдвинуть. Он немного скользкий, но прохладный и гладкий, как она любит.
Здесь, кажется, есть дети. Да, пожалуй.
Иногда они встречают ее и спрашивают о чем-то. Берта не знает, сколько их. Те же они, что вчера, или другие? Каков их пол и возраст? Что им от нее нужно?
Берта не умеет разговаривать с ними. Они пугают ее, эти дети...
В ванной мягкий белый свет, и туман стелется по кафелю. Берта входит в него, как в воду. Время течет плавно и неторопливо. Берта наклоняется и окунает в облако факел густых рыжих волос. В них тут же начинают селиться глазастые рыбы. Они путаются в кудрях, бьют плавниками, щекочут. Берта смеется.
Справа висит большое зеркало. Не надо зеркал, не надо! Она не любит! Зачем оно здесь?
Берта вбегает в кухню, останавливается и прислоняется к стенке, хватая ртом воздух. Туман стекает по во¬лосам, по спине. Берта ощущает тепло и шершавость стены, торчащие камешки покалывают лопатки. Вверх-вниз снуют юркие ящерицы, под ногами песок, от ветра почти сразу же пересыхают губы.
В кухне мужчина моет чашки. Она не знает его, не помнит. Был ли он вчера? Берта садится на неболь¬шой выступ в скале и закрывает глаза. Она почти вспомнила мелодию, почти...
Поднимает голову, сквозь ресницы смотрит на мужчину. Он все еще здесь.
- Кто вы? - спрашивает Берта. - Я вас знаю? Мужчина не отвечает. Он качает головой, сутулится, вытирает чашки, ставит на полку, оборачивается:
- Бетти, хочешь чаю? Вкусного сладкого чаю? Да-да, она его помнит, да. Вот сейчас, когда он посмотрел на нее и улыбнулся.
Берта сдавливает ладонями виски, окидывает взглядом пространство. Солнце почти в зените, и песок похож на сыпучее золото, а вдалеке - на серебро. Цветные змейки ползут вдоль занавесок, играя тонкими язычками.
- Бетти? - Мужчина осторожно касается ее плеча. Вот на бархан взбирается большая синяя черепаха.
Черепаха поднимает голову и упирается в облако...
Но что это, господи?! Что происходит?..
Берта часто-часто моргает ресницами, и у черепахи пропадает рисунок на панцире, появляется смешная крышечка с ручкой... Берта видит чайник. Большой синий чайник на плите. Он закипает, пускает носиком пар и протяжно свистит: тю-ю-ю... тю-ю-ю...
Вот она! Вот она мелодия!
Берта звонко смеется, откидывает прядь волос со лба, складывает губы трубочкой и тихонько поет: «Тю-ю-ю, тю-ю-ю, тю-ю-ююю...»
Мужчина ставит перед ней чашку, и Берта видит чашку.
Рядом он ставит блюдце с вареньем, и Берта видит блюдце.
Он садится напротив и смотрит в глаза, и Берта видит его глаза.
Он подносит к ее губам чашку и поит, как ребенка.
Чай немного терпкий, немного горький и пахнет спелым августом. Берта берет ложечку и окунает ее в густое рубиновое варенье.
- Это шиповник? - спрашивает она.
- Да, Бетти. Ты помнишь, как мы собирали его вместе с детьми? Мари оцарапала руку, помнишь?
- Да, помню, с детьми... Мари помню, да... Я так устала, Фрэнк, я так устала...
- Выпей еще немножко, еще глоточек. - Мужчина целует ее волосы и гладит по руке.
- Где дети, Фрэнк, где мои дети?
- Ты хочешь, чтобы я позвал их? Я сейчас, Бетти, сейчас. - Он выходит из кухни.
Он выходит, и тут же поднимается горячий ветер, песок летит в лицо. Ложечка падает у Берты из рук и уползает под стул серым хвостатым скорпионом.
«Слишком сухо, надо полить цветы, - думает Берта, - надо опрыскать новые листья...»
Она выходит в коридор, прикрывая глаза от ветра, и осторожно нащупывает ногой первый камень. На стенах проступает влага, шум стихает, и глаза привыкают к темноте.
Здесь какие-то люди... дети... они что-то спрашивают. Берта прижимается к стене и идет боком, очень медленно, стараясь не оступиться.
Кто этот мужчина? Она его не знает. Что им нужно?
Берта входит в спальню, облегченно вздыхает и садится на кровать. Тонкий зеленый стебель ползет вверх, вдоль ноги.
Берта закрывает глаза, тихонько раскачивается и гладит маленькие мягкие листья. Она пытается вспо¬мнить мелодию, она почти вспомнила... но нет, нет.
- Папа, ты звонил доктору Маркусу?
- Нет, давай еще немного подождем, Мари. Еще есть время.
- Папа, ну это же невозможно, ей-богу. Как ты можешь на это смотреть! - Мари пьет из Бертиной чашки остывший чай. - А главное, нет смысла. Доктор говорил - месяц. Самое большее - полтора.
- Мари, девочка, еще неделю, ладно? Мне кажется, есть какая-то надежда. Ты же видишь, она сама выходит к нам. В конце концов, мы еще можем пить чай. А это что-то да значит...