Крым. День шестой. Гурзуф, Чехов, МОРЕ и медведи...
...Все живо там: холмы, леса,
Янтарь и яхонт винограда,
Долин приютная краса,
И струй и тополей прохлада...
Всё чувство путника манит,
Когда, в час утра безмятежный,
В горах, дорогою прибрежной,
Привычный конь его бежит,
И зеленеющая влага
Пред ним и блещет и шумит
Вокруг утесов Аю-дага...
Пушкин, финал поэмы "Бахчисарайский фонтан"
В Гурзуф, в 11 км от Ялты в бухте рядом с воспетой Пушкиным Медведь-горой - Аю-Дагом, мы отправились вечером на шестой день нашего крымского путешествия. Городок находится в замкнутой уединенной долине, на севере которой возвышается Главная гряда Крымских гор, на высоте 1500 м переходящая в равнинную Бабуган-яйлу.Название города возводят то к латыни - Ursus "медведь" (от Медведь-горы по соседству), то к языкам местных народов - тавров, готов и аланов, от "гор дзакхь" - "долина среди гор". Так или иначе, Горзовиум стал во времена Пушкина Юрзуфом, а в наши - Гурзуфом.
Мы остановились в пансионе недалеко от въезда в город с трассы Ялта-Симферополь (той самой, по которой ходит междугородный горный троллейбус :) Пансион наши ожидания не оправдал, оказавшись уродливым неуютным новостроем за бетонной стеной и окруженный залитой асфальтом площадкой без малейших следов зелени (парковкой - главным своим преимуществом для автотуристов, но не для нас). Но уже стемнело, и мы решили остаться там на одну ночь, а следующую (и последнюю ночь нашего отпуска в Крыму) провести в Алупке, куда собирались на следующий день, смотреть Воронцовский дворец.
Бросили вещи, по темным улочкам и крутым лестницам (город расположен на склоне горы, а мы оказались почти в самой верхней его точке) спустились вниз, в поисках ужина. Дошли до набережной, прогулялись немного вдоль моря, но только углубили свое разочарование - Гурзуф как курортный городок оставил примерно такое впечатление, как в этом стиховторении (не знаю автора, нашла тут):
Что сделали из берега морского
Гуляющие модницы и франты...
Наставили столов, дымят, жуют,
Пьют водку и вино. Потом поют,
Угрюмо хохоча и заражая
Соленый воздух сплетнями. Потом
Погонщики вывозят их в кибитках,
Кокетливо закрытых парусиной,
На мелководье. Там, переменив,
Забавные штанишки и футболки
На легкие купальные костюмы
И дряблость мускулов и грудей обнажив,
Они, визжа, влезают в воду. Шарят
Неловкими ногами дно. Кричат,
Стараясь показать, что веселятся...
Вобщем, даже в октябре, на исходе туристического сезона, Гурзуфская набережная и ее обитатели оставили очень гнетущее впечатление. Самые жуткие образцы современной эстрады и шансона из прибрежных кафешек, аляповатая туристическая торговля... Это казалось не много ни мало - оскорблением окружающей природе и морю, которого не слышно и видно за этим шумом. К тому же, осень уже явно заявляла о себе, и замерзнув, мы поползли в нашу комнату обратно на гору. Утро подарило нам рассветные горы из окна, которые я показывала вчера. Наши хозяева обнадежили нас, рассказав, что до Алупки можно добраться по морю, вдоль побережья с заходом в Ялту и Ласточкино гнездо, и мы снова пошли вниз.
При свете дня город не показался нам более привлекательным, чем вечером, и узнав, что кораблики из гавани не ходят, т.к. море штормит, мы решили сразу же отправляться в путь посуху. Я настояла лишь на том, чтобы найти Чеховскую дачу, о которой читала в путеводителях, что она находится очень в живописной бухте. Как выяснилось, очень не зря - Чехов знал, где жить, а море дало вдоволь полюбоваться на себя во всей красе.
О Чеховской бухте - информация отсюда:
По совету врачей Чехов жил в Крыму, первоначально в своём большом доме в Ялте. Будучи уже очень известным человеком, Чехов не смог избежать в Ялте участи любой "звезды" - повышенного внимания публики и ежедневного посещения многочисленными гостями, желавшими воочию увидеть великого писателя. Такое напряжение было неприемлемо для уже тяжело больного туберкулезом Чехова, и в письме сестре он пишет: "Я сам себе построил здесь тюрьму!"
Желая найти тихое гнёздышко, где можно было бы спрятаться от целого мира, Чехов покупает в Гурзуфе небольшой кусочек земли у самого моря, вместе с маленьким домиком, отдав за всё 3000 рублей - немалую по тем временам сумму (для сравнения - корова тогда стоила 50 руб). Здесь Чехов уединялся, отдыхал, работал над своей пьесой "Три сестры".
В чеховском домике сейчас работает дом-музей писателя, куда мы не пошли (на интерьер одной из комнат можно взглянуть, например, тут). Заплатив по 5 грн. (25 руб.), мы спустились в бухту, на которую любовался писатель с крыльца своего дома, и надолго там остались, завороженные волнами, разбивающимися о живописные и внушительные прибрежные камни и скалы.
Еще больше моря - в альбоме по ссылке в конце поста.
А насполедок - сказка об Аю-даге, Ayı Dağ, Горе-Медведе:
(отсюда)
Легенда гласит, что когда-то, в незапамятные времена, в этих местах жили огромные медведи. Были они сильны и угрюмы, и жители окрестных деревень старались обходить их логово стороной, ведь встреча с таким медведем означала неминуемую гибель. Несколько отважных юношей отправились на схватку с ними, но никто из них так и не вернулся назад. Так и жили медведи, не зная страха, опустошая деревни, и воруя коней и коров.
В одной из таких деревень жила маленькая девочка Ида, по прозвищу Русалочка - глаза у нее были голубые, как небо, а волосы светлые, как морская волна. У Иды был маленький ягненок, совсем маленький, даже меньше, чем вы думаете. Ида заботилась о нем, расчесывала его серебряным гребешком и кормила медовыми яблоками.
Однажды ягненок отправился к лесному роднику и заблудился. Ведь он был еще наивный и несмышленый. Ида пошла его искать. Несколько часов она бродила по едва заметным лесным тропинкам, пока не почувствовала, что и сама заблудилась. Между тем, вечерело, солнце стремительно скрывалось за ветвями деревьев, и вскоре лес погрузился в непроглядную темноту. Ида уснула на холодной траве, а наутро стала искать дорогу назад. Но чем дальше она шла, тем гуще и страшнее становились леса. Девочка понимала, что забралась слишком далеко, чтобы выбраться.
Из последних сил шла она сквозь чащу, когда вдруг дремучий лес расступился перед ней, и девочка вышла на большую поляну. Странная это была поляна. То здесь, то там виднелись поваленные сосны и вздыбленная земля. А на земле, среди мятой травы и камней, белели бесчисленные кости коней, коров и даже людей. Ида в страхе отвернулась, и хотела уже было вернуться обратно в лес, но внезапно увидела, что дорогу ей перегородил медведь... Медведь таких огромных размеров, что он был похож не на медведя, а на большую косматую гору, закрывающую собой половину неба. В его толстых могучих лапах виднелся какой-то маленький белый комочек, в котором Ида с ужасом узнала своего ягненка...
Девочка бросилась бежать в другую сторону, но напрасно - по всей поляне, куда ни глянь, сидели такие же огромные медведи... Бежать было некуда. Ида заплакала и упала на землю, лицом в траву, в сердце своем уже готовясь стать их жертвой. Но шла минута за минутой, а медведи так и не трогали ее. Видимо, они были не очень голодные, а, быть может, просто решили, что из такой маленькой девочки не получится хорошего ужина. Но, вероятнее всего, медведи были тронуты красотой и беззащитностью этого маленького создания, и решили не трогать ее. Ида стала надеяться, что медведи могут отпустить ее домой. Она поднялась, пытаясь уйти в лес, но стоило ей сделать несколько шагов, как один из медведей преграждал ей дорогу.
Так и осталась она жить с ними. Утром медведи уходили в леса на охоту, а вечером возвращались назад на поляну, принося с собой лошадок, коров и овечек, и мед для Иды. Так проходил день за днем, но Ида не делала никаких попыток убежать от медведей, так как понимала, что в этом дремучем лесу ей ни за что не найти дорогу назад. Всюду, сколько видел глаз, чернели леса, а за поляной шумело Черное море.
По утрам Ида подходила к берегу, садилась на камни, словно русалочка, и начинала петь. Она пела о доме, о птичках на его крыше, о своей матери, о ягненке и о медовых яблоках в саду... И пение ее было столь прекрасно, что даже тугоухие медведи не могли остаться равнодушными, заслышав его. Каждое утро они собирались за ее спиной, и сидели, слушая, как льется этот чистый голос по лесам и морям. И слезы лились из звериных глаз - медведям самим страшно хотелось стать такими же чистыми и добрыми, как эта русалочка, как это солнце и это море... Сквозь недра подсознанья они вспоминали свои предшествующие существования, когда они были херувимами, парящими среди небесных светил... И теперь эта песня вызывала в их сердцах страшную тоску по тому золотому веку.
Так шел год за годом. Ида выросла в прекрасную девушку, какой доселе не было в этих краях. Как райский цветок сияла она на своей полянке, в окружении лесов, гор и угрюмых медведей... Со временем она и сама привязалась к ним, и ей стало казаться, что они только снаружи такие страшные, а внутри по-своему добрые и хорошие.
Однажды, весною, вблизи этих мест проходил корабль одного заморского принца. Корабль сбился с пути, и, волею волн, оказался близи медвежьего берега. Сквозь шум прибоя принцу показалось, что он слышит прекрасную песню, и, очарованный, он поплыл в сторону берега. Звуки становились отчетливее, и вскоре сквозь утренний туман принцу открылась земля, покрытая лесами и цветущей зеленью. У самого берега, на скале, сидела девушка неописуемой красоты, певшая свою дивную песню. Как зачарованный смотрел принц на это волшебное видение. Через мгновенье и девушка увидела его... Замерли ее глаза, умолкла ее песня... Лишь звуки прибрежных волн нарушали священную тишину. Если и бывает на земле любовь с первого взгляда, то именно здесь и сейчас мы могли быть свидетелем ее рождения. Хотя, по правде говоря, принц был не так уж и хорош собой. Но если учесть, что он был первым человеком, которого увидела Ида за последние десять лет, то он показался ей просто красавцем. Особенно по сравнению с медведями.
Надо ли говорить, что Ида более ни минуты не хотела оставаться здесь, среди этих лесов и медведей. Как и принц, не представляющий своей жизни без нее. Он спустил на воду лодку, добрался до берега, и, взяв русалочку за руку, посадил ее к себе. Через минуту они отчалили и направились к кораблю. С легкой грустью смотрела Ида на уплывающий берег, на эту до боли знакомую поляну, на эти дремучие леса и черные горы... Впереди их ждала новая жизнь, полная новых радостей, открытий и разочарований. Прощай, родимый берег, земля моего мрачного детства... Рассеяным взглядом скользила Ида по таящему берегу, погруженная в свои мечты... как вдруг вдалеке, за темными вершинами гор, она увидела одного из медведей, стремительно приближающегося к поляне и крушившего все на своем пути. Следом за ним бежали и остальные, сотрясая берег и окрестные горы.
Завидев беглецов, они подбежали к берегу и нечеловеческим ревом разодрали утренний покой. Задрожали деревья, задрожало море, задрожал корабль принца. Для медведей Ида давно стала смыслом их существования, и угроза потерять ее песни пробудила в них звериную ярость. Медведи наклонились к морю и стали жадно пить воду, намереваясь осушить море и остановить корабль. Идея была не такая уж и абсурдная, если учесть гигантские размеры самих медведей, а также тот факт, что в те времена Черное море было не такое большое как сейчас. Медведи пили минута за минутой, осушая море метр за метром, когда вдруг... они услышали... песню... То пела Ида. Она пела свою детскую песню - о доме, о птичках на его крыше, о своей матери, ягненке и медовых яблоках...
Медведи подняли головы и, очарованные песней, замерли, глядя в море на уплывающий корабль... И лишь один вожак продолжал пить и пить, пока, наконец, не испустил дух. Да так и остался лежать горой на берегу моря. Со временем гора покрылась землей, земля покрылась травой, трава покрылась кустами, кусты превратились в деревья, и теперь на хребте медведя растет целый лес, в котором живут олени, барсуки, ежики, птички и маленькие медвежата. С тех пор местные жители называют эту гору Аю-Даг, что означает Медведь-гора. Говорят, что если ранним весенним утром взобраться на вершину Медведь-горы, то сквозь шорох листьев и шум волн можно услышать удивительную песню, доносящуюся с моря. То была музыка Иды. Услышавший ее, оставался здесь навсегда.
Весь альбом - здесь:
Крым. Гурзуф GurzufПокинув Чеховскую бухту и обернувшись из автобуса на силуэт Аю-Дага, мы отправились в Алупку, во владения графа Воронцова - но об этом завтра.