Кино про Женьку
Спасибо друзьям, спасибо, что такое возможно - общение с единомышленниками. Хотя, пожалуй, единомыслия было бы недостаточно, важно добавить единочувствия и близости, безопасности, и тогда получаются друзья. Общение с друзьями - это не просто поговорить с умными людьми, это всегда повод к радости и размышлению.
Очередное сектанско-традиционное общение «на троих» подкинуло дров в тему поиска в себе субъекта. Женька (привет, Женик!) настаивал на эмоционально-чувственном присоединении как стратегии роста, а меня все как-то не пробирало, все казалось - маловато будет, необходим системный подход, и проч. проч. Дошло чуть позже, в красках.
Даже неловко как-то писать об этом, но скажу. Общаясь с друзьями по-дружески, наслаждаясь плотностью эмоциональной близости, интеллектуальной эстетикой, купаясь в волнах безмятежной безопасности я, как всегда, теряю бдительность. Я забываю, что мои друзья - взрослые мужики! Оба слова важны - и мужчины, и взрослые. Собственно, я и про себя забываю - то, что я взрослая тетенька, обремененная жизненным опытом и прочими прелестями. Факт того, что мы способны большей частью понимать и чувствовать друг друга, как-то незаметно отодвигает на задний план наличие природной компоненты, физического тела, особенностей социальной природы - и уже кажется, что мы почти идентичны, происходит некое слияние неких существ. Возможно, что такое явление происходит исключительно со мной, но я предполагаю - не продолжение ли это процесса слияния? - что с моими друзьями происходит нечто аналогичное.
И вот задачка на внимательность - эти резвящиеся, радующиеся, упражняющие интеллект дети - они облачены во вполне реальные костюмы, со своими особенностями быта, опыта, ТИМами и прочими человеческими признаками. Возможно ли одновременно быть и растворенной в пространстве общения, наслаждаться самим фактом потери границ, и отстраненным наблюдателем, фиксирующим происходящее безучастно? Ответ кажется простым - можно, конечно можно, Будда же мог 10000 мыслей в секунду мыслить! Однако пока - пока! - я способна включать наблюдателя только периодически и на непродолжительное время, и лишь позже, рефлексируя, способна посмотреть «кино» о прошедшем событии.
В последнем «кино» я увидела, что Женьку я не поддержала, потому что забыла о том, что он, Женька - взрослый мужик. Предложение по поводу эмоционально-чувственного присоединения было дано взрослым нормальным мужчиной, и при этом показалось мне недостаточно сильным! Думаю, что сейчас меня поймут скорей женщины, чем мужчины, и, надеюсь, Женька тоже меня поймет и простит.
Мужчина воспитывается бесчувственным по эталону «мужчины не плачут». Надеяться на то, что он не плачет потому, что вот такой он сильный - по меньшей мере нелогично. По меньшей мере, да. Не плачет он, скорей, по причине того, что порог чувствительности у него высокий, сделан ему такой порог, чтоб не плакал, иначе что это за мужчина - переживающий и чувствующий. Вот он такой суровый, сильный, не плачет, молчит в основном, а мы думаем - в душе там у него буря, все кипит, а он сдержанный, мужественный. Ни-фи-га. Он просто не чувствует - выше берет, нету там бури, в Багдаде все спокойно.
Когда у него по-настоящему кипит - это очень даже видно, он тогда действует. Бьет по морде, например, или пьет водку. Или предлагает пойти за него замуж. Т.е. при малейшем превышении порога чувствительности мужчина, как существо со слабой рефлексией, действует, будучи неприспособленным ни к переживанию, ни к анализу своих чувств. Поэтому мужские поступки бывают часто неадекватны чувствам.
Мы, женщины, и чувствуем, и способны в своих и чужих чувствах покопаться - это для нас родное, любимое занятие. Потому-то Женькино предложение показалось мне слабым, незначительным - я всегда присоединяюсь к любому событию и человеку, для меня это естественно. В момент общения я забыла, что мы разные, что мы - мужчина и женщина.
Присоединиться к чужому переживанию, или даже к произведению искусства душой, эмоционально-чувственно, это нетривиальная задача для нормального мужчины. Для мужчины это подвиг. Я не преувеличиваю. Об этом написана необъятная библиотека - о разности мужчин и женщин, о тех, кто с Марса, и кто с Венеры. Я вижу, как сотни пар разбивают свои отношения об этот камень преткновения. Я регулярно наблюдаю, как мужчина при приближении к порогу чувствительности отмахивается от всего, что ему дорого, он готов пожертвовать важными и значимыми людьми, отношениями - лишь бы не причаститься к переживанию, лишь бы не почувствовать, сохранить безмятежность. Там, где женщина плачет - мужчина злится или скучает. Единственное, что он в эти минуты чувствует, похоже на слабую вину по поводу того, что он чувствовать не хочет, ему это трудно, и он просит - пожалуйста, не плачь, или скажи, что я могу сделать, чтоб ты не плакала. Или - заткнись, надоела.
Что получаем в сухом остатке?
Выращивать в себе субъекта возможно лишь на грани своих возможностей, т.е. совершая подвиги. Мы - разные, возможности у нас разные, потому и подвиги разные. Что русскому хорошо - немцу смерть. Примерно как в детском стишке (возможно, Б. Заходера?):
Как легко приготовить обед!
Ничего в этом сложного нет.
Это - проще простого, это раз - и готово...
…Если мама готовит обед.
Но бывает, что некогда маме,
И обед себе варим мы сами.
И тогда - не пойму, в чем секрет? -
Очень трудно готовить обед.
Тот, кого мы называем нормальным мужчиной, как правило, волевой, способный на поступок. Выполнять обещания человеку с сильной волей трудно, но привычно, такая у него работа - для него это просто работа, выполнение контракта. Для него подвиг - это почувствовать то, что невыносимо - не отмахнуться, рационализировав происходящее, а присоединиться к переживанию, к чужой боли, сделать ее своей, причаститься. В контексте стишка маме гораздо проще приготовить обед самой, чем оставить взрослеющих детей голодными с целью их же обучения навыкам самообслуживания, маме тяжело сопережить даже легкое чувство голода своих детей.
Для слабого, чувствительного подвиг, место роста - пообещать и сделать что-то в преодолении себя, своей ранимости, несмотря на боль собственную, постоянно присутствующую и осознаваемую, усиливающуюся на фоне непривычных действий. Деткам, столкнувшись с необходимостью приготовлением обеда, легче посидеть голодными в ожидании манны от мамы, рассуждая о пустяковости занятия, чем совершить ряд неумелых действий, почувствовать собственную неумелость, и, несмотря на это чувство, довести дело до удобоваримого конца - пообедать самим и маму накормить.
Есть ли в нашей жизни место подвигу?
Очередное сектанско-традиционное общение «на троих» подкинуло дров в тему поиска в себе субъекта. Женька (привет, Женик!) настаивал на эмоционально-чувственном присоединении как стратегии роста, а меня все как-то не пробирало, все казалось - маловато будет, необходим системный подход, и проч. проч. Дошло чуть позже, в красках.
Даже неловко как-то писать об этом, но скажу. Общаясь с друзьями по-дружески, наслаждаясь плотностью эмоциональной близости, интеллектуальной эстетикой, купаясь в волнах безмятежной безопасности я, как всегда, теряю бдительность. Я забываю, что мои друзья - взрослые мужики! Оба слова важны - и мужчины, и взрослые. Собственно, я и про себя забываю - то, что я взрослая тетенька, обремененная жизненным опытом и прочими прелестями. Факт того, что мы способны большей частью понимать и чувствовать друг друга, как-то незаметно отодвигает на задний план наличие природной компоненты, физического тела, особенностей социальной природы - и уже кажется, что мы почти идентичны, происходит некое слияние неких существ. Возможно, что такое явление происходит исключительно со мной, но я предполагаю - не продолжение ли это процесса слияния? - что с моими друзьями происходит нечто аналогичное.
И вот задачка на внимательность - эти резвящиеся, радующиеся, упражняющие интеллект дети - они облачены во вполне реальные костюмы, со своими особенностями быта, опыта, ТИМами и прочими человеческими признаками. Возможно ли одновременно быть и растворенной в пространстве общения, наслаждаться самим фактом потери границ, и отстраненным наблюдателем, фиксирующим происходящее безучастно? Ответ кажется простым - можно, конечно можно, Будда же мог 10000 мыслей в секунду мыслить! Однако пока - пока! - я способна включать наблюдателя только периодически и на непродолжительное время, и лишь позже, рефлексируя, способна посмотреть «кино» о прошедшем событии.
В последнем «кино» я увидела, что Женьку я не поддержала, потому что забыла о том, что он, Женька - взрослый мужик. Предложение по поводу эмоционально-чувственного присоединения было дано взрослым нормальным мужчиной, и при этом показалось мне недостаточно сильным! Думаю, что сейчас меня поймут скорей женщины, чем мужчины, и, надеюсь, Женька тоже меня поймет и простит.
Мужчина воспитывается бесчувственным по эталону «мужчины не плачут». Надеяться на то, что он не плачет потому, что вот такой он сильный - по меньшей мере нелогично. По меньшей мере, да. Не плачет он, скорей, по причине того, что порог чувствительности у него высокий, сделан ему такой порог, чтоб не плакал, иначе что это за мужчина - переживающий и чувствующий. Вот он такой суровый, сильный, не плачет, молчит в основном, а мы думаем - в душе там у него буря, все кипит, а он сдержанный, мужественный. Ни-фи-га. Он просто не чувствует - выше берет, нету там бури, в Багдаде все спокойно.
Когда у него по-настоящему кипит - это очень даже видно, он тогда действует. Бьет по морде, например, или пьет водку. Или предлагает пойти за него замуж. Т.е. при малейшем превышении порога чувствительности мужчина, как существо со слабой рефлексией, действует, будучи неприспособленным ни к переживанию, ни к анализу своих чувств. Поэтому мужские поступки бывают часто неадекватны чувствам.
Мы, женщины, и чувствуем, и способны в своих и чужих чувствах покопаться - это для нас родное, любимое занятие. Потому-то Женькино предложение показалось мне слабым, незначительным - я всегда присоединяюсь к любому событию и человеку, для меня это естественно. В момент общения я забыла, что мы разные, что мы - мужчина и женщина.
Присоединиться к чужому переживанию, или даже к произведению искусства душой, эмоционально-чувственно, это нетривиальная задача для нормального мужчины. Для мужчины это подвиг. Я не преувеличиваю. Об этом написана необъятная библиотека - о разности мужчин и женщин, о тех, кто с Марса, и кто с Венеры. Я вижу, как сотни пар разбивают свои отношения об этот камень преткновения. Я регулярно наблюдаю, как мужчина при приближении к порогу чувствительности отмахивается от всего, что ему дорого, он готов пожертвовать важными и значимыми людьми, отношениями - лишь бы не причаститься к переживанию, лишь бы не почувствовать, сохранить безмятежность. Там, где женщина плачет - мужчина злится или скучает. Единственное, что он в эти минуты чувствует, похоже на слабую вину по поводу того, что он чувствовать не хочет, ему это трудно, и он просит - пожалуйста, не плачь, или скажи, что я могу сделать, чтоб ты не плакала. Или - заткнись, надоела.
Что получаем в сухом остатке?
Выращивать в себе субъекта возможно лишь на грани своих возможностей, т.е. совершая подвиги. Мы - разные, возможности у нас разные, потому и подвиги разные. Что русскому хорошо - немцу смерть. Примерно как в детском стишке (возможно, Б. Заходера?):
Как легко приготовить обед!
Ничего в этом сложного нет.
Это - проще простого, это раз - и готово...
…Если мама готовит обед.
Но бывает, что некогда маме,
И обед себе варим мы сами.
И тогда - не пойму, в чем секрет? -
Очень трудно готовить обед.
Тот, кого мы называем нормальным мужчиной, как правило, волевой, способный на поступок. Выполнять обещания человеку с сильной волей трудно, но привычно, такая у него работа - для него это просто работа, выполнение контракта. Для него подвиг - это почувствовать то, что невыносимо - не отмахнуться, рационализировав происходящее, а присоединиться к переживанию, к чужой боли, сделать ее своей, причаститься. В контексте стишка маме гораздо проще приготовить обед самой, чем оставить взрослеющих детей голодными с целью их же обучения навыкам самообслуживания, маме тяжело сопережить даже легкое чувство голода своих детей.
Для слабого, чувствительного подвиг, место роста - пообещать и сделать что-то в преодолении себя, своей ранимости, несмотря на боль собственную, постоянно присутствующую и осознаваемую, усиливающуюся на фоне непривычных действий. Деткам, столкнувшись с необходимостью приготовлением обеда, легче посидеть голодными в ожидании манны от мамы, рассуждая о пустяковости занятия, чем совершить ряд неумелых действий, почувствовать собственную неумелость, и, несмотря на это чувство, довести дело до удобоваримого конца - пообедать самим и маму накормить.
Есть ли в нашей жизни место подвигу?