Зоя Миловидова. "Театр кукол - моя жизнь". Дорога, дорога...
Зоя Миловидова
ТЕАТР КУКОЛ - МОЯ ЖИЗНЬ
ДОРОГА, ДОРОГА...
По югу Тюменской области мы года два ездили на грузовой машине. Сначала открытой, позже ее закрыли брезентом. Отправлялись в путь обычно уже осенью, когда ребята начинали учиться в школе. Шофер звал машину «Люська», видимо, по имени его любимой девушки. Позднее нам дали старенький холодный автобус, а еще позже посередине салона протянули трубу от мотора. Ногам стало теплее, но, уснув, мы часто на ней что-то сжигали. В грязь этот автобус так часто буксовал, что, кажется, чаще мы его толкали, чем он нас вез. Нередко шли несколько километров пешком до деревни за помощью. Коротали время до того, как трактор нас вызволит из западни. Прибыв на место, нередко приходилось ждать до ночи, когда вернутся с работы все механизаторы и доярки. Играть приходилось иногда прямо под открытым небом, ведь наша ширма не всегда умещалась в крохотном здании сельского клуба.
Много чего случалось в дороге. Были даже драки. Помню, однажды пьяные парни захватили наш автобус, приказывая отвезти их домой в Окуневку. А нам надо было срочно ехать в другое место. Этот день кончился для горе-террористов судом. Из Омутинки мы вызвали милицию. Двух братьев-хулиганов судили не только мы, но и местные жители.
Поездки по Тюменскому северу - статья особая. Наш предприимчивый директор Ростислав Владимирович Яичников как только узнавал, что в каком-то маленьком северном поселке есть клуб, снаряжал туда труппу, а то и две. Я уже не говорю о том, что пришлось неоднократно побывать в известных населенных пунктах: Салехарде, Сургуте, Ханты-Мансийске, Березове, Урае, Увате, Мегионе, Нижневартовске... Мы их посещали зимой и осенью. Наш театр обслуживал и поселки по рекам Оби,Конде, Иртыше, Туре...
Мы летали и плавали, ездили и ходили в холод и грязь. Мы постоянно находились в работе, в действии, переездах и перелетах. Очень уставали. Нам чаще хотелось просто отдохнуть и выспаться, чтобы были силы трудиться дальше. Редко удавалось предаться романтике, хотя иногда душа рвалась запечатлеть в стихотворных строках горящие фонтаны газа, рвущиеся вверх. Чаще думы актеров были более прозаичными: где поспать или поесть по-человечески. Тем более, что живущие и работающие на севере люди сами обитали в экстремальных условиях. Помню целые палаточные улицы: Одесская, Киевская... Из таких «домов» слышались записи песен Владимира Высоцкого и других любимых певцов.
У нас было много интересных встреч. Люди охотно делились с нами своими заботами и печалями. Кто-то родных давно не видел, мечтает о встрече, кто-то здесь нашел свою судьбу. Первопроходцы не отрицали, что нелегко жить и работать в этих местах, но они учились преодолевать трудности. Они гордились тем, что выполняют нужное для страны дело.
Трижды мы встречались с группой инженеров, которые приезжали из Москвы, чтобы оценить проходимость северных болот и определить, какой нужен транспорт. Тогда еще в столице сомневались, так ли велики запасы нефти и газа, как говорят геологи, и стоит ли игра свеч.
Мы общались с людьми, где приходилось ночевать: в гостиницах, клубах, в школах, где мы показывали фрагменты из спектаклей. Помню, как однажды мы с актрисой Лидой Обрикской пришли в школу рассказать о нашем театре. Показали детям сцену из спектакля «Чуча», где собачка Тузик (в моем исполнении) встречается с козлом. После представления уговаривали мальчика Сережу полаять по-собачьи. Он в тот момент застеснялся. А когда мы шли, на улице послышался громкий собачий лай. «Собака», которую изображал Сережа, визжала от боли, когда ее ударили, и радостно лаяла при виде хозяина. Не знаю, стал ли тот мальчик впоследствии актером, но талант у него был определенно...
После дорожных трудностей особенно солнечными и радостными казались дни, когда актеры возвращались домой после длительных командировок. Подъезжая к Тюмени, мы, пыльные и грязные, кричали троекратное «Ура!». Отмывались, отдыхали и снова в путь.