1991
Я закончила школу и приехала поступать в ЕГУ. Мне купили красивую мини-юбку белую с горошинами, огромную заколку для волос с бесчисленными бусинами, босоножки с длинными шнурками до колен и обещали, что разрешат постричься, если поступлю (хотя меня это на фиг не интересовало). Моя скупая бабушка также пообещала отстегнуть мне за это всю свою месячную пенсию - 60 рублей кажется.
А я страшно трусила. Целых восемь месяцев я была своим собственным репетитором, моя любимая учительница английского уехала в Швецию, а мне наказала - стопка книг, магнитофон (чтоб саму себя записывать и слушать), много фруктов и запертая дверь, и добавила - даже если чихнешь на экзамене - то только по-английски. Вся деревня шушукала - дык она председателева дочь, папочка ее и поступит и окончит с красным дипломом. Меня это благородно бесило, поэтому я не разрешила отцу ехать со мной в Ереван. А маме взмолилась:
- Найдите мне хоть школьного учителя, пусть хоть раз поговорит со мной, проверит меня.
Нашли не помню как, преподавателя в брюсовском, Армена Кешишяна, который жил в Аване. Он меня протестировал, потом попросил маму со свитой родственников - вы мол, езжайте домой на такси, а мы пешком придем. Это с Авана в Сари Тах! И всю дорогу он с булавками во рту цеплял на меня крылья. Мол, я самая что ни на есть нужная Еревану вещь, глоток тыкскыть воздуха по иссушившимся жабрам. Получилось кривовато, ну да это в силу моей морально-зажатой комплекции. Зато я потом все три положенные недели отлетала, и когда получила двадцатку по последнему экзамену, пять раз шнурки мои развязались (пока бежала с пятого на первый этаж), в доказательство того, что ходить мне уже можно ненадо:)). У дверей университета группа родителей столпилась вокруг плачущей провалившейся девушки, и на тугой струне ей подвывала. С моим вылетом картина резко изменилась. Целый народ меня обнимал-целовал-вуховизжал-волосыдергал, еле меня наши выцепили...
Жизнь в Ереване началась интригующе. Мы с братом стали студентами в один год. Сначала поселились у родстенников наших деревенских соседей в Сари Таге. Родственница этих родственников сразу положила на меня глаз своего сына и стала каждый день приходить в нашу комнату и служить мне безмолвной правой тенью в минуты моего созерцания чудных явлений многочисленных лекций и упражнений. Однажды она вдруг очнулась и молвила:
-Можно взять твою руку?
Я растерянно протянула ей длань, она ее покрутила со всех сторон, потом вернула мне, лукаво улыбнувшись:
-Ну вот, узнала размер твоего пальца.
Сын ее был аккордеонистом. Он стал часто навещать своих родственников и петь под моими окнами- Анаит джан Анаит, сирун ахчик Анаит.
Я краснела от укусов тщеславия, и это скоро стало заметно. Мне почти исполнялось 16 лет. Однажды к нам отец багровый приехал:
- Ты с ума сошла? Ты что, замуж собралась за этого....? А учиться?
Я хлопала глазами. Оказалось, они поехали меня сватать без моего ведома, но с коньяком, и клялись-божились, что я уже дала свое нетерпеливое согласие...Слава богу, из Сари Тага нас изъяли. Мы попали на ул. Ширванзаде, второй этаж, двухкомнатная квартира. Я пока путала остановки. Ереван казался мне кошмаром и я мечтала из него уехать. Вокруг были высокие грязные стены, которые закрывали привычные своды неба, люди ходили злые и голодные, я впервые стояла в очереди - не за Лениным, как все детство представляла, а за -хлебом. Начались холода, не было света. У нас на курсе была девушка из Ванадзора, с длинной фамилией и смелостью донкихота. Она бросила учебу и вернулась в Ванадзор, и я так ей завидовала!!! Улицы пахли страхом, немытыми людьми и ожиданием христа. Я начала с ним заговаривать по ночам. Типа, "Исус, я тоже хочу тебя любить, но я тебя не знаю, а ты на меня не смотришь даже, отзовись, а?". Потом я догадалась купить Библию, но это не помогло.
Мы с братом мерзли. Даже наши тайные вздохи и бессонницы по поводу оставленных любовей не помогали. Мы закутывались в теплые одеяла и прыгали по комнате, брат мой пел:
-Вставай с герезмана, Андраник паша!
На улицах по ночам часто стреляли. Везде через дорогу висели черные ленты с именами и возрастом умерших.
В университете я опозорилась. Написала самый плохой диктант по-армянскому, 27 ошибок, ё-моё. Стала заниматься как прокаженная, зато потом заслуженно получила пятерку на экзамене. Единственным ясным солнышком грели сердце лекции Свасьяна. Я обожала его и с удовольствием заменила в своих ночных беседах Иисуса на него. Я ему рассказывала, какая я несчастная, что приехала сюда, как мне здесь все не нравится, как я хочу много-много знать, как я тоскую по своему забывшему меня возлюбленному, ну, и еще много-много другого. Свасьян мне молчал, и на лекциях не обращал внимания, а на экзамене я так волновалась и норовила поймать на себе хоть капельку его отдельного внимания, что все перепутала, понесла какую-то околесицу о связи троянской войны с космосом (где-то вычитала чушь и решила выпендриться), он безнадежно усмехнулся и поставил мне четверку - за чушь.
пойду спать, ровно 2 часа ночи