Очередной экзерсис (воскресный)
Я не люблю мед.
Я не люблю орехи.
Но запах вареных в меду орехов, наполняющий мой дом тягучим запахом цветения каштанов, сладкий и дремотный, золотистый и бронзовый, вызывает к жизни мелькающие картинки детства - пальцы моей тети, скрюченные артритом, вся семья в сборе, завтра Новый год, старая акация за окном, ореховое крошево на смоченной водой деревянной доске, замирание сердца - получилось или нет? и конечно, получилось: знаменитое тетино гозинаки, которое она делала лучше всех, кого я знаю.
Этот липкий ромбик ничего не скажет сердцу чужого, он надкусит его и, возможно, даже замычит от удовольствия, и даже похвалит - скажет, как это вкусно, научите меня тоже, но для него он пока - незнакомец, которого еще предстоит полюбить.
Любая еда - это прячущиеся в темных комнатах памяти живые картинки детства, запахи - говорящие тебе больше, чем множество слов искушенного автора, мешанина звуков твоего утраченного детства, и старание продолжить накопление бесценного груза.
Шила-плави мне был незнаком вовсе, у нас его не готовят.
Круглый рис, баранина, лук, дзира, соль, перец, вода - привыкшему к изощренной кухне Запада Грузии человеку все это кажется примитивным, бесформенным, неуклюжим.
На сороковинах по сыну моих соседей-стариков все блюда были постные - здесь очень принято соблюдать традиции, нельзя нарушать Великий Пост, но угостить людей надо достойно, и все, что делается с мясом, заменили на овощи, грибы, зелень.
Шила-плави с грибами дымился в морозном воздухе - он подается в самом конце, и нельзя уйти раньше, чем его попробуешь, хоть одну ложечку. Разваренный рис пах сытостью, утешением, тихими голосами, смирением, тем единением людей, которое дает лишь общая грусть.
Мне захотелось с раннего утра сварить его - нестерпимо захотелось, я быстро собрала весь нехитрый набор, почистила фиолетовую луковицу, нарезала ее мелко, бросила в разогретое подсолнечное масло, быстро нарезала оранжевую морковку соломкой, потом грибы-шампиньоны - часть нарезала мелко, часть - разрубила пополам, пока все это вместе доходило до золотистого цвета, промыла круглый рис, насыпала в кастрюлю, перемешала, насыпала специй - тмин, черный перец, душистый горошек, немного уцхо-сунели - никак не могу избавиться от привычки сыпать его хоть капельку всюду! налила крутой кипяток - один к трем, потом соль, размешала, довела до кипения, накрыла крышкой, подождала, пока рис поварится минуты три, потом снизила огонь, и ушла ждать, когда запах скажет мне - все, можно выключать, накрыть полотенцем, укутать и ждать десять минут.
Это не похоже на обычный плов, где каждая рисинка лежит отдельно - шила-плави напоминает паэлью, где рис - круглый крупный щедрый рис, разварившись вместе с овощами и грибами, пропитавшись соками и специями, обволакивается нежным клейким крахмалом, и пахнет...а чем он пахнет?
Для меня - он пахнет холодным днем, когда в лучах несмелого солнца люди пили терпкое белое вино за упокой души ушедшего человека, и это все означало, что жизнь продолжается, пусть мы не были очень близки друг другу - но вот эта простая смиренная пища, шила-плави, съеденная всеми без исключения - хоть по одной ложечке - сделает что-то очень важное с нами, чему нет названия.
Я не люблю орехи.
Но запах вареных в меду орехов, наполняющий мой дом тягучим запахом цветения каштанов, сладкий и дремотный, золотистый и бронзовый, вызывает к жизни мелькающие картинки детства - пальцы моей тети, скрюченные артритом, вся семья в сборе, завтра Новый год, старая акация за окном, ореховое крошево на смоченной водой деревянной доске, замирание сердца - получилось или нет? и конечно, получилось: знаменитое тетино гозинаки, которое она делала лучше всех, кого я знаю.
Этот липкий ромбик ничего не скажет сердцу чужого, он надкусит его и, возможно, даже замычит от удовольствия, и даже похвалит - скажет, как это вкусно, научите меня тоже, но для него он пока - незнакомец, которого еще предстоит полюбить.
Любая еда - это прячущиеся в темных комнатах памяти живые картинки детства, запахи - говорящие тебе больше, чем множество слов искушенного автора, мешанина звуков твоего утраченного детства, и старание продолжить накопление бесценного груза.
Шила-плави мне был незнаком вовсе, у нас его не готовят.
Круглый рис, баранина, лук, дзира, соль, перец, вода - привыкшему к изощренной кухне Запада Грузии человеку все это кажется примитивным, бесформенным, неуклюжим.
На сороковинах по сыну моих соседей-стариков все блюда были постные - здесь очень принято соблюдать традиции, нельзя нарушать Великий Пост, но угостить людей надо достойно, и все, что делается с мясом, заменили на овощи, грибы, зелень.
Шила-плави с грибами дымился в морозном воздухе - он подается в самом конце, и нельзя уйти раньше, чем его попробуешь, хоть одну ложечку. Разваренный рис пах сытостью, утешением, тихими голосами, смирением, тем единением людей, которое дает лишь общая грусть.
Мне захотелось с раннего утра сварить его - нестерпимо захотелось, я быстро собрала весь нехитрый набор, почистила фиолетовую луковицу, нарезала ее мелко, бросила в разогретое подсолнечное масло, быстро нарезала оранжевую морковку соломкой, потом грибы-шампиньоны - часть нарезала мелко, часть - разрубила пополам, пока все это вместе доходило до золотистого цвета, промыла круглый рис, насыпала в кастрюлю, перемешала, насыпала специй - тмин, черный перец, душистый горошек, немного уцхо-сунели - никак не могу избавиться от привычки сыпать его хоть капельку всюду! налила крутой кипяток - один к трем, потом соль, размешала, довела до кипения, накрыла крышкой, подождала, пока рис поварится минуты три, потом снизила огонь, и ушла ждать, когда запах скажет мне - все, можно выключать, накрыть полотенцем, укутать и ждать десять минут.
Это не похоже на обычный плов, где каждая рисинка лежит отдельно - шила-плави напоминает паэлью, где рис - круглый крупный щедрый рис, разварившись вместе с овощами и грибами, пропитавшись соками и специями, обволакивается нежным клейким крахмалом, и пахнет...а чем он пахнет?
Для меня - он пахнет холодным днем, когда в лучах несмелого солнца люди пили терпкое белое вино за упокой души ушедшего человека, и это все означало, что жизнь продолжается, пусть мы не были очень близки друг другу - но вот эта простая смиренная пища, шила-плави, съеденная всеми без исключения - хоть по одной ложечке - сделает что-то очень важное с нами, чему нет названия.