письма
Письмо-платок Василия Лаищева, 1945 год
Переписка в тюрьмах была запрещена, но заключенные обходили нормы «социалистической законности» как могли. В 1945 году Василий Лаищев, пермский инженер-геодезист, сидя в КПЗ, нашел платок и красные нитки, и вышил: «Добрые люди снесите платок по адресу за 20 руб. Молотов ул. Коммунистическая дом № 72 кв. 4. во флигеле. Лаищев Витя или № 70 детясли Ваулиной Поле - няне.
Витя, я в Ташкент не уехал, арестовали и посадили в тюрьму 1/VIII у театра. Оклеветал Цехотский. После суда переведут № 1. Сообщу, живи с матерью, приноси зим. одежду и продукты. Учебу продолжай. Носите передачи пишите и помните обо мне. Подателю деньги отдай, и носите передачи прощай».
Письмо не дошло: в камеру подсадили «наседку» (провокатора), который пообещал, что скоро выйдет на волю, вызвался отнести платок Вите и передал следователю.
Лаищева за «антисоветскую агитацию» осудили на 10 лет лагерей, срок он отбывал, работая на шахте в Инте, в 1949 году попал под завал и инвалидом был списан в страшный инвалидный лагерь в поселке Абезь, откуда освободился в 1955 году. Письмо приобщили к делу, где полвека спустя его и нашел уже немолодой сын Витя.
«Вышитое» письмо Анатолия Козловского, 1939 год
Это письмо Анатолий Козловский вышивал в камере рыбной костью, выдергивая нитки из собственных носков. Вышивал отдельными абзацами - видимо, сомневаясь, что однажды сможет продолжить:
«Бети! К тебе одной все мои думы и мечты. Как я любил тебя, как тяжело - потеряв тебя. Не надо слез, я вечно с тобой. Добрым словом меня вспоминай.
Нина, Эня!
Я не враг вам. Я был в 29 боях (Первой мировой войны), в битве под Варшавой. За родину - счастье ваше - дважды пролил кровь. Ближе к Комсомолу, к Партии. Я вечно с Вами.
Папа.
Никогда не сомневайтесь в моей честности перед Партией, Родиной и Вами.
Свято храните обо мне память.
Любил Вас больше жизни.
Берегите маму!
Прощайте!
Папа.
1. X. 39 Козловский»
Пуговицы с гимнастерки Ивана Руденко и спрятанные в них записки, 1938 год
«…дорогая уже 12,5 месяцев разлуки. Как вы только живы? Что было с тобой?»
Письмо инженера-железнодорожника Ивана Руденко пришло жене из Калининской тюрьмы в апреле 1938 года. Он написал его на папиросной бумаге и спрятал в пуговицы гимнастерки, которую смог передать жене «постирать и перешить пуговицы». Просьбу жена поняла, когда гимнастерка уже была выстирана, а часть букв стерлась. И все же письмо из пуговиц - один из немногих вышедших на волю голосов из тюрьмы. Прямых свидетельств того, как шло следствие и шились дела:
«23/3-37 я возвращался [из] НКПС <…> у ворот дома арестован <…> отвезли Лубянку, тот же день Калинин. 95 дней в подвале и спецтюрьме одиночка жутко Допросы шли беспрерывно дни и ночи следователи менялись 3-4 смены по 3-4 человека. Руководили капитан Лорент майор Домбровский (арестован) Листенгурт. Требовали подписать на себя ложные показания угрожали расстрелом, арестом всех вас предъявляли мне ордера на ваш арест <…> допросы 5 суток без сна и еды <…> потом 10 суток карцера. Угрозы издевательства,<…> требовали подписать на себя ложь. Я отказался. Потом показали подложные показания на меня Головина, Фурмана, <…> и других. Я всему верил, плакал, молил. Доведенный сумасшествия, измученный в июне подписал. Тогда перевели общую камеру, перестали мучить. В июле в тюрьме я узнал, что все это провокация и таких показаний на меня не было. <…> В сентябре <…> написал следователю большой протест. Просил приложить к делу. Следователь бывший нач. ДТО Лорент потребовал отказаться. Я настоял. Били, издевались, посадили в карцер на 26 суток темный холодный сырой почти раздетого 400 грамм хлеба и кружка воды. Думал умру - выдержал. За мой отказ предъявили мне обвинение по пункту 1-а т.е. измена родине. Это обвинение следователь снимал, если откажусь от протеста. Я согласился. Следствие закончено 8/Х11. Ожидаю суда очевидно военного из Калинина в мае-июне-июле».
9 мая 1938 года Иван Руденко был расстрелян
Письмо Анатолия Борщевского, 1938 год
«Не пожалейте одной-двух копеек, купите конверт уложите в него мою записку и отправьте по адресу Одесса Нежинская 10 Каневской Заранее благодарен и желаю вам никогда не иметь нужды в такой просьбе» (Письмо Анатолия Борщевского, 1938 год, приговорен к 8 годам лагерей, умер в лагере в 1943-м).
Записки из арестантских «телячьих вагонов» выбрасывали часто. Для многих заключенных это был единственный способ дать знать родным не только о своем приговоре, но об аресте вообще.
Письмо-треугольник Льва Нетто
Солдат, военнопленный, а потом зэк, приговоренный к 25 годам лагерей за шпионаж и государственную измену, Лев Нетто был арестован в городе Ровно, когда его родители уже ждали возвращения сына из армии. Во время этапа из Киева Нетто выбросил через решетку вагона треугольник письма: «Моя дорога ясна, и поэтому прошу обо мне не беспокоиться. Особенно это к тебе, моя дорогая мамочка!! Наша встреча недалека». Лев Нетто видел, как письмо подобрала незнакомая женщина, воровато оглянулась и спрятала. В московской тюрьме Нетто получил передачу из дома - это означало, что письмо дошло.
Человек, который поднимал арестантское письмо, автоматически становился преступником. Поэтому многие из таких писем сдавали в НКВД - сотрудники «Мемориала» находили их подшитыми к уголовным делам. Но при этом в архиве «Мемориала» хранится 15 писем, которые осужденный Самуил Тайц, приговоренный к 8 годам лагерей санитарный врач, выбрасывал из эшелона за месяц этапа в Москве, Саратове, Омске… 15 человек не побоялись отнести их на почту, 15 писем дошло родным. Доктор Тайц умер на Колыме.
Письмо Евгения Яблокова домой, 1942 год
Вся переписка прекратилась 22 июня 1941 года. Лагеря разом захлопнулись, ни письма, ни посылки сюда больше не пропускали.
В это время Евгений Яблоков, преподаватель ботаники из Рязани, признанный виновным в шпионаже, отбывал заключение на лесоповале в Каргопольлаге. Письма домой ему удавалось передавать в обход цензуры, и он описывал, как вымирают без посылок с воли лагеря.
11 апреля 1942 года: «Мои милые, суть жизни моей! Моя жена - Нина, моя дочура - Ируся, мой сынок - Юра, моя мама.
Наконец то позавчера получил ваши письма (от 18-20. III); до них были только январские; и отпала тревога за вас про истекшие два месяца <…>
Хлебный паек у нас тот же (600), приварок - мучной суп без овощей. Три раза за март я сообщал вам о себе, писал о разрешении посылок, понимаю, что посылать нечего, приходит посылок мало пока; иногда умершим - вчера трем из восьми адресатов. Трезво рассуждая, надежды на свидание с вами мало; жизнь прошла, остался грустный кончик <…>»
Евгений Яблоков умер от истощения через год.
Почтовая карточка на бересте. Из архива Мемориала
Бумаги в лагере не было почти никогда. Были записки на обоях, бланке кардиограммы, газетах, папиросной бумаге (она продавалась в тюремном ларьке) - и вот эта, на куске бересты.
Рисунок Ирины Борхман, выполненный свиной кровью в Карлаге
Домик рыбака в селе Просторное при отделении Карлага художница Ирина Борхман рисовала свиной кровью и тоненькой веткой: кистей и красок в лагере не было. Борхман арестовали в сентябре 1941 года из-за национальности (она была немкой), по обвинению в шпионаже приговорили к 10 годам лагерей и пожизненной ссылке. Домой в Москву художница вернулась только в 1956 году. Много лет спустя в интервью Борхман рассказывала, что так же, кровью, в лагере делали все бытовые надписи.
Цензуру лагерной переписки никогда не скрывали. Журналист и писатель Феликс Рахлин вспоминал, как в 1954 году навещал мать в лагере в Мордовии и разговорился с молодым лейтенантом: «Я было начал что-то рассказывать о себе, но он меня перебил: «Да я все знаю!» Но он не стал меня интриговать, а попросту объяснил, что работает - цензором. То есть читает все письма: мои к маме и ее ко мне. А значит, в курсе всей моей нехитрой жизни. Без малейшей наглости, а просто как само собой разумеющееся он рассказал мне историю моей неудачной любви, потом - удачной любви и женитьбы. Чувствовалось, что мои письма доставили ему несколько десятков минут развлечения».
По инструкции цензоры должны были искать письма бывших сообщников или информацию о подготовке к побегу. Еще искали «антисоветские высказывания» - о них сообщали в НКВД. Работа цензуры непрерывно совершенствовалась. В Акте проверки режима содержания заключенных Песчаного лагеря за апрель 1953 года указывалось:
«Допускаются случаи, когда отдельные строки письма, содержащие запрещенные сведения, зачеркиваются некачественно, чистые листы и вкладыши на предмет обнаружения тайнописи горячими утюгами не проглаживаются из-за отсутствия последних». Каков вывод акта? «Снабдить цензоров утюгами».
Письмо Калистрата Гогуа с печатью цензора, Суздальский политизолятор, 1924. Меньшевик Гогуа много лет провел в тюрьмах и ссылке, в 1937 году погиб в лагере.
Письмо Авроры Рубен к матери в Карлаг, 1946 год: «Мамусинька мы получаем письма из Латвии от твоего брата дяди Володи <…>. Он два раза сидел в тюрьме за подпольную коммунистическую организацию. Последний раз он должен был (вымарано) что наша непобедимая Красная Армия освободила его…»
via
