Тельняшка. Полоска №39.
Завтрак начался как обычно.
- Да… - протянул Громобоев, печально заглядывая в сахарницу, как будто надеялся найти в ней утраченную радость жизни. - Говорила мне мама: “Сыночек! Читай сопроводительные документы!”
- Не может быть! - удивился я. - Я знаю ваши матушку как чрезвычайно интеллигентную и утончённую даму, целиком посвятившую себя семье и дому. Я даже сомневаюсь в том, что она знает что такое сопроводительные документы.
- Ну да, ты прав. Тут я преувеличил. - согласился он. - Но мысль-то здравая!
- Мысль хорошая, не спорю. - согласился я. - Кстати о мыслях… Давеча я невольно подслушал разговор двух солидных господ, по внешности банкиров или богатых промышленников. Один другому говорит: “Соломон Маркович, вы сильный, вы справитесь!” А тот ему отвечает: “Я умный, Яков, я даже не возьмусь!”
- Потрясающе! - с восторгом воскликнул Громобоев. - Вот это по-настоящему мудро!
- Господа! - каптри Беринг промокнул губы салфеткой и решительно встал из-за стола. - Пожелайте мне удачи. Если я не вернусь, считайте меня…
Он обреченно махнул рукой.
- А если да, то нет? - уточнил я.
- Разумеется! - Беринг тряхнул головой, расправил плечи и чётким шагом вышел из кают-компании. На лице у него отпечаталась та отчуждённость от мирской суеты, какая бывает у идущих на казнь осуждённых.
- Куда это он? - спросил Хлебоборзов, проводив Якоба Йоганновича удивлённым взглядом.
- Сейчас очередь Штурбубенина рапортовать командованию об успехах за год. - мрачно пояснил я.
- Да поможет Бог ему, командиру и всем нам! - произнёс Хлебоборзов и истово перекрестился.
Остальные офицеры молчали, скорбно опустив головы.
В тягостной тишине я встал и покинул кают-компанию. Оставаться в этой гнетущей атмосфере было решительно невозможно, да и службу никто не отменял.
В боевой рубке я узрел только мичмана Пьющенко, просматривающего последние распоряжения командования.
- Ну как, ничего от Мелкохоева не было? - с надеждой спросил я.
- Никак нет! - отозвался он. - Но может нам ещё повезёт…
Тут нужно пояснить, почему дежурные послания из штаба вдруг вызвали такой интерес на нашем эсминце. Дело в том, что контр-адмирал Мелкохоев очень любил рассылать по всем кораблям реляции, в которых пространно рассуждал о победах, одержанными нашими экипажами на ниве соблюдения устава и удовлетворения разнообразных требований штаба. Читать это было совершенно невозможно, поэтому они откладывались в отдельную папку без ознакомления с содержанием, и без того циркуляров хватало. Но однажды к нам поступил приказ с пометкой “Срочно!”, в котором говорилось, что некие злоумышленники разослали на корабли нашего флота распоряжение от имени контр-адмирала Мелкохоева. В этом распоряжении всем офицерам предлагалось совершить посильные взносы на обустройство на нашей базе шикарного борделя с приглашёнными лучшими жрицами любви. Далее шли увлекательные подробности об организации заведения, которое предполагалось обустроить на широкую ногу. Прибыль должна была делиться пропорционально вкладу. Предусматривалась и система скидок постоянным клиентам. Руководить всем этим должен был, естественно, Мелкохоев. В полученном нами приказе подложный документ требовалось незамедлительно изъять и уничтожить, а господам офицерам разъяснить, что во-первых, борделя однозначно не будет, а во-вторых, его превосходительство контр-адмирал Мелкохоев никакого отношения к данному предприятию не имеет, так что незачем нести ему деньги. Мы, разумеется, кинулись к папке с посланиями от Мелкохоева, но ничего подобного там не нашли, очевидно, до нас злоумышленники добраться не успели, а жаль. Но мы не теряли надежды, что тот документ или подобный до нас ещё дойдёт, должен же быть, в конце концов, и на нашей улице праздник!
Явился юный Пугачёв и мы принялись за рутинные дела. Однако время, отпущенное на обычный ежегодный офицерский рапорт, давно прошло, а ни Беринг, ни Штурбубенин всё не появлялись. Я начал волноваться за наших командиров: Аркадий, вознамерившийся получить от начальства всё, что он считал ему положенным, более чем серьёзный противник, даже несмотря на численное преимущество со стороны Беринга и Карасёнка.
Наконец раздались шаги и в рубку ворвался красный, как варёный рак, Беринг, мне даже показалось, что из ушей у него шёл пар. За ним семенил Аркадий, лицо его, хоть и было покрыто ярко-розовыми пятнами, однако же выражало твёрдое намерение идти до конца.
Беринг с размаху уселся на стул, взял в руки первые попавшиеся бумаги и попытался начать читать. Однако Штурбубенин решительно подгрёб к нему и тихо, но внятно произнёс:
- Якоб Йоханнович, всё же мы не всё выяснили. Вы должны выслушать мои доводы.
Беринг поднял на него глаза и некоторое время молча смотрел на зардевшегося мичмана. Потом, видимо собрав всю свою волю в кулак, он так же тихо ответил:
- Хорошо, Аркадий, пройдёмте ко мне.
И они вместе опять удалились.
- Господа, а как же там командир? Жив ли он? - забеспокоился я. Вид упорствующего Штурбубенина и из последних сил держащего себя в руках Беринга навёл меня на тревожные мысли.
Я решительно направился в сторону командирской каюты, пытаясь придумать повод заглянуть внутрь. К счастью, командир сам попался мне навстречу. Вид он имел вполне бодрый, хотя и придерживался одной рукой за переборку.
- Как вы себя чувствуете, Эраст Модестович? - выпалил я первое, что пришло мне в голову. - Аркадий вас не очень утомил?
- Нет, ну что вы, Алексей! - отозвался он с какой-то отрешенной улыбкой. - Просто что-то голова разболелась. К перемене погоды, видимо. Кстати, ваш Кондратий является отличным средством невербальной коммуникации!
Я хотел было уточнить, что именно он имеет в виду, но он нетвёрдой походкой лунатика уже двинулся в сторону лазарета.
За обедом обстановка оставалась напряжённой.
- А где Якоб Йоханнович и Аркадий? - недоуменно оглянувшись, спросил Громобоев.
- Аркадий продолжает выбивать из Беринга положительную оценку. - отозвался я. - Похоже, командиры невысоко оценили его успехи и рвение. Штурбубенин с таким положением дел, естественно, не согласен.
- Ну вот же невротик! - в сердцах вскричал юный Пугачёв.
- А куда? - думая о своём, машинально спросил я.
- Что? - с недоумением уставился на меня Стёпа.
- Куда, если не в ротик? - расхохотавшись, пояснил Хлебоборзов.
- Ну и пошляк ты, Алексей! - вспыхнув, воскликнул Пугачёв.
- Я? Ну конечно! - возмутился я. - Сам-то вон при слове прелюдия краснеешь и глазки опускаешь. Хотя у всех нормальных людей оно с музыкой в первую очередь ассоциируется.
- Господа, господа, прекратите! - вмешался Громобоев. - Негоже грызться перед лицом общей опасности в виде неудовлетворённого в своих карьерных устремлениях Аркадия. Мы должны сплотить свои ряды и сообща противостоять общей беде!
Неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы в кают-кампанию не ввалился уже полностью малиновый Штурбубенин. Ни на кого не глядя, он плюхнулся на стул и приступил к еде. Остальные офицеры постарались побыстрее закончить трапезу и молча разошлись.
Я тоже проглотил свой неизменный овощной суп-пюре, почти не чувствуя вкуса, и побежал искать Беринга. Нашёл я его на юте. Якоб Йоханнович стоял, вцепившись обеими руками в леер, и задумчиво смотрел в даль.
- Вы с командиром не одобрили рапорт Аркадия? - наплевав на церемонии, спросил я.
- А что делать? Так больше продолжаться не может. Я уже не знаю, как объяснить ему, что менять приоритеты полученных задач офицер не имеет права. Это практически должностное преступление. - сухо ответил он.
- Так что, командир действительно решил списать его с эсминца? - не веря своим ушам, произнёс я.
- Не обязательно. Можно просто высадить его на остров и забыть забрать. - смерив меня стальным взглядом светлых глаз, сказал Беринг. - Я сделал всё, что мог. Дальнейшее не в моей власти.
С этими словами он резко развернулся на каблуках и отправился к себе.
Весь оставшийся вечер все настороженно косились то на Беринга, то на Штурбубенина, ожидая взрыва. Но ничего не произошло, и ужин тоже прошёл спокойно.
Однако ночью моё растревоженное воображение вырвалось на свободу - мне снился Беринг, разрывающий пасть писающему Аркадию, капитан первого ранга Карасёнок, размахивающий лососем Кондратием с криком “Вазелин ещё надо заслужить!” и тому подобное. Оставив надежду нормально заснуть, я оделся и вышел на палубу подышать свежим воздухом.
- Алексей, ты здесь? - вдруг услышал я голос за спиной.
Я обернулся и увидел лейтенанта Марабуева, мнущего сигарету в трясущихся пальцах.
- Знаешь, я сегодня обратился к офицерам, посещавших мой курс, посвящённый исполнению Устава, с просьбой прислать мне отзыв. - начал он. - Так вот, только что в мою каюту вломился Аркадий и заявил, что он напишет мне отзыв, но только в том случае, если я в свою очередь напишу отзыв о его службе за прошедший год.
- Только что? - удивился я. - Ты на часы-то смотрел?
- А я о чём? - в голосе моего сослуживца послышались истерические нотки. - Кстати, он хочет не просто отзыв, он по пунктам перечислил мне всё, что я должен написать - как он стоически преодолевал трудности, героически брал на себя невыполнимые на первый взгляд задачи и с блеском их выполнял, и кроме того делал много чего сверх положенного по службе. Но ты-то знаешь…
Он попытался зажечь сигарету, но спички ломались в его пальцах одна за одной.
- Да знаю я, его же невозможно заставить хоть что-то делать! - подтвердил я.
- Именно! - лейтенанту наконец удалось добыть огонь и он с жадностью затянулся сигаретой. - Ну ничего, я ему напишу отзыв. Я всё напишу. И копию командиру отправлю!
- Только давай сначала выспись. - посоветовал ему я. - А утром с холодной головой напишешь, чтобы эмоции не мешали объективности.
- Само собой! - согласился Марабуев и решительно отправился к себе.
Ну, собственно, чего и следовало ожидать - Штурбубенин, как мы видим, сделал лейтенанта всухую. А ведь ещё не так давно этот человек грозился научить меня справляться с Аркадием! Впрочем, пари на это противостояние тогда заключить не удалось - все ставили на Аркадия, что и не удивительно.
Я ещё немного поразмышлял о непредсказуемости человеческой натуры и тоже двинул на боковую. На этот раз мне удалось уснуть и проспать до утра без каких-либо сновидений.
- Да… - протянул Громобоев, печально заглядывая в сахарницу, как будто надеялся найти в ней утраченную радость жизни. - Говорила мне мама: “Сыночек! Читай сопроводительные документы!”
- Не может быть! - удивился я. - Я знаю ваши матушку как чрезвычайно интеллигентную и утончённую даму, целиком посвятившую себя семье и дому. Я даже сомневаюсь в том, что она знает что такое сопроводительные документы.
- Ну да, ты прав. Тут я преувеличил. - согласился он. - Но мысль-то здравая!
- Мысль хорошая, не спорю. - согласился я. - Кстати о мыслях… Давеча я невольно подслушал разговор двух солидных господ, по внешности банкиров или богатых промышленников. Один другому говорит: “Соломон Маркович, вы сильный, вы справитесь!” А тот ему отвечает: “Я умный, Яков, я даже не возьмусь!”
- Потрясающе! - с восторгом воскликнул Громобоев. - Вот это по-настоящему мудро!
- Господа! - каптри Беринг промокнул губы салфеткой и решительно встал из-за стола. - Пожелайте мне удачи. Если я не вернусь, считайте меня…
Он обреченно махнул рукой.
- А если да, то нет? - уточнил я.
- Разумеется! - Беринг тряхнул головой, расправил плечи и чётким шагом вышел из кают-компании. На лице у него отпечаталась та отчуждённость от мирской суеты, какая бывает у идущих на казнь осуждённых.
- Куда это он? - спросил Хлебоборзов, проводив Якоба Йоганновича удивлённым взглядом.
- Сейчас очередь Штурбубенина рапортовать командованию об успехах за год. - мрачно пояснил я.
- Да поможет Бог ему, командиру и всем нам! - произнёс Хлебоборзов и истово перекрестился.
Остальные офицеры молчали, скорбно опустив головы.
В тягостной тишине я встал и покинул кают-компанию. Оставаться в этой гнетущей атмосфере было решительно невозможно, да и службу никто не отменял.
В боевой рубке я узрел только мичмана Пьющенко, просматривающего последние распоряжения командования.
- Ну как, ничего от Мелкохоева не было? - с надеждой спросил я.
- Никак нет! - отозвался он. - Но может нам ещё повезёт…
Тут нужно пояснить, почему дежурные послания из штаба вдруг вызвали такой интерес на нашем эсминце. Дело в том, что контр-адмирал Мелкохоев очень любил рассылать по всем кораблям реляции, в которых пространно рассуждал о победах, одержанными нашими экипажами на ниве соблюдения устава и удовлетворения разнообразных требований штаба. Читать это было совершенно невозможно, поэтому они откладывались в отдельную папку без ознакомления с содержанием, и без того циркуляров хватало. Но однажды к нам поступил приказ с пометкой “Срочно!”, в котором говорилось, что некие злоумышленники разослали на корабли нашего флота распоряжение от имени контр-адмирала Мелкохоева. В этом распоряжении всем офицерам предлагалось совершить посильные взносы на обустройство на нашей базе шикарного борделя с приглашёнными лучшими жрицами любви. Далее шли увлекательные подробности об организации заведения, которое предполагалось обустроить на широкую ногу. Прибыль должна была делиться пропорционально вкладу. Предусматривалась и система скидок постоянным клиентам. Руководить всем этим должен был, естественно, Мелкохоев. В полученном нами приказе подложный документ требовалось незамедлительно изъять и уничтожить, а господам офицерам разъяснить, что во-первых, борделя однозначно не будет, а во-вторых, его превосходительство контр-адмирал Мелкохоев никакого отношения к данному предприятию не имеет, так что незачем нести ему деньги. Мы, разумеется, кинулись к папке с посланиями от Мелкохоева, но ничего подобного там не нашли, очевидно, до нас злоумышленники добраться не успели, а жаль. Но мы не теряли надежды, что тот документ или подобный до нас ещё дойдёт, должен же быть, в конце концов, и на нашей улице праздник!
Явился юный Пугачёв и мы принялись за рутинные дела. Однако время, отпущенное на обычный ежегодный офицерский рапорт, давно прошло, а ни Беринг, ни Штурбубенин всё не появлялись. Я начал волноваться за наших командиров: Аркадий, вознамерившийся получить от начальства всё, что он считал ему положенным, более чем серьёзный противник, даже несмотря на численное преимущество со стороны Беринга и Карасёнка.
Наконец раздались шаги и в рубку ворвался красный, как варёный рак, Беринг, мне даже показалось, что из ушей у него шёл пар. За ним семенил Аркадий, лицо его, хоть и было покрыто ярко-розовыми пятнами, однако же выражало твёрдое намерение идти до конца.
Беринг с размаху уселся на стул, взял в руки первые попавшиеся бумаги и попытался начать читать. Однако Штурбубенин решительно подгрёб к нему и тихо, но внятно произнёс:
- Якоб Йоханнович, всё же мы не всё выяснили. Вы должны выслушать мои доводы.
Беринг поднял на него глаза и некоторое время молча смотрел на зардевшегося мичмана. Потом, видимо собрав всю свою волю в кулак, он так же тихо ответил:
- Хорошо, Аркадий, пройдёмте ко мне.
И они вместе опять удалились.
- Господа, а как же там командир? Жив ли он? - забеспокоился я. Вид упорствующего Штурбубенина и из последних сил держащего себя в руках Беринга навёл меня на тревожные мысли.
Я решительно направился в сторону командирской каюты, пытаясь придумать повод заглянуть внутрь. К счастью, командир сам попался мне навстречу. Вид он имел вполне бодрый, хотя и придерживался одной рукой за переборку.
- Как вы себя чувствуете, Эраст Модестович? - выпалил я первое, что пришло мне в голову. - Аркадий вас не очень утомил?
- Нет, ну что вы, Алексей! - отозвался он с какой-то отрешенной улыбкой. - Просто что-то голова разболелась. К перемене погоды, видимо. Кстати, ваш Кондратий является отличным средством невербальной коммуникации!
Я хотел было уточнить, что именно он имеет в виду, но он нетвёрдой походкой лунатика уже двинулся в сторону лазарета.
За обедом обстановка оставалась напряжённой.
- А где Якоб Йоханнович и Аркадий? - недоуменно оглянувшись, спросил Громобоев.
- Аркадий продолжает выбивать из Беринга положительную оценку. - отозвался я. - Похоже, командиры невысоко оценили его успехи и рвение. Штурбубенин с таким положением дел, естественно, не согласен.
- Ну вот же невротик! - в сердцах вскричал юный Пугачёв.
- А куда? - думая о своём, машинально спросил я.
- Что? - с недоумением уставился на меня Стёпа.
- Куда, если не в ротик? - расхохотавшись, пояснил Хлебоборзов.
- Ну и пошляк ты, Алексей! - вспыхнув, воскликнул Пугачёв.
- Я? Ну конечно! - возмутился я. - Сам-то вон при слове прелюдия краснеешь и глазки опускаешь. Хотя у всех нормальных людей оно с музыкой в первую очередь ассоциируется.
- Господа, господа, прекратите! - вмешался Громобоев. - Негоже грызться перед лицом общей опасности в виде неудовлетворённого в своих карьерных устремлениях Аркадия. Мы должны сплотить свои ряды и сообща противостоять общей беде!
Неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы в кают-кампанию не ввалился уже полностью малиновый Штурбубенин. Ни на кого не глядя, он плюхнулся на стул и приступил к еде. Остальные офицеры постарались побыстрее закончить трапезу и молча разошлись.
Я тоже проглотил свой неизменный овощной суп-пюре, почти не чувствуя вкуса, и побежал искать Беринга. Нашёл я его на юте. Якоб Йоханнович стоял, вцепившись обеими руками в леер, и задумчиво смотрел в даль.
- Вы с командиром не одобрили рапорт Аркадия? - наплевав на церемонии, спросил я.
- А что делать? Так больше продолжаться не может. Я уже не знаю, как объяснить ему, что менять приоритеты полученных задач офицер не имеет права. Это практически должностное преступление. - сухо ответил он.
- Так что, командир действительно решил списать его с эсминца? - не веря своим ушам, произнёс я.
- Не обязательно. Можно просто высадить его на остров и забыть забрать. - смерив меня стальным взглядом светлых глаз, сказал Беринг. - Я сделал всё, что мог. Дальнейшее не в моей власти.
С этими словами он резко развернулся на каблуках и отправился к себе.
Весь оставшийся вечер все настороженно косились то на Беринга, то на Штурбубенина, ожидая взрыва. Но ничего не произошло, и ужин тоже прошёл спокойно.
Однако ночью моё растревоженное воображение вырвалось на свободу - мне снился Беринг, разрывающий пасть писающему Аркадию, капитан первого ранга Карасёнок, размахивающий лососем Кондратием с криком “Вазелин ещё надо заслужить!” и тому подобное. Оставив надежду нормально заснуть, я оделся и вышел на палубу подышать свежим воздухом.
- Алексей, ты здесь? - вдруг услышал я голос за спиной.
Я обернулся и увидел лейтенанта Марабуева, мнущего сигарету в трясущихся пальцах.
- Знаешь, я сегодня обратился к офицерам, посещавших мой курс, посвящённый исполнению Устава, с просьбой прислать мне отзыв. - начал он. - Так вот, только что в мою каюту вломился Аркадий и заявил, что он напишет мне отзыв, но только в том случае, если я в свою очередь напишу отзыв о его службе за прошедший год.
- Только что? - удивился я. - Ты на часы-то смотрел?
- А я о чём? - в голосе моего сослуживца послышались истерические нотки. - Кстати, он хочет не просто отзыв, он по пунктам перечислил мне всё, что я должен написать - как он стоически преодолевал трудности, героически брал на себя невыполнимые на первый взгляд задачи и с блеском их выполнял, и кроме того делал много чего сверх положенного по службе. Но ты-то знаешь…
Он попытался зажечь сигарету, но спички ломались в его пальцах одна за одной.
- Да знаю я, его же невозможно заставить хоть что-то делать! - подтвердил я.
- Именно! - лейтенанту наконец удалось добыть огонь и он с жадностью затянулся сигаретой. - Ну ничего, я ему напишу отзыв. Я всё напишу. И копию командиру отправлю!
- Только давай сначала выспись. - посоветовал ему я. - А утром с холодной головой напишешь, чтобы эмоции не мешали объективности.
- Само собой! - согласился Марабуев и решительно отправился к себе.
Ну, собственно, чего и следовало ожидать - Штурбубенин, как мы видим, сделал лейтенанта всухую. А ведь ещё не так давно этот человек грозился научить меня справляться с Аркадием! Впрочем, пари на это противостояние тогда заключить не удалось - все ставили на Аркадия, что и не удивительно.
Я ещё немного поразмышлял о непредсказуемости человеческой натуры и тоже двинул на боковую. На этот раз мне удалось уснуть и проспать до утра без каких-либо сновидений.