Белые моджахеды. Из воспоминаний Ф.Ф. Мейбома.
Воспоминания В.О. Вырыпаева о каппелевцах известны всем, кто интересуется Гражданской войной. Фёдор Мейбом остался как-то в тени Василия Осиповича. В общем-то, это и понятно. Вырыпаев был на дружеской ноге с Каппелем и прошёл с ним бок о бок все бои и походы от Сызрани до вагона в чехословацком эшелоне, где этот герой Белого Дела тихо отошёл на суд ко Господу. Мейбом же, в отличие от Вырыпаева, непосредственно с Каппелем не соприкасался, и даже чин его в своих мемуарах указывает неверно. Тем не менее, мемуары Мейбома интересны по-своему, и в них обретается немало любопытных фактов.
Фёдор Фёдорович Мейбом
Вот, например, один из них. В один из дней ожесточённых боёв за Поволжье Мейбома вызвал командир и приказал ему убыть в Казань, где принять под своё командование добровольцев-татар. Поскольку у белых каждый боец был на счету, а тут - сразу около батальона добровольцев, капризничать не приходилось. Скрепя сердце, Мейбом вынужден был расстаться с боевыми товарищами и отправиться в Казань. Добровольцев-татар он нашёл в следующем виде: "Я увидел большой казарменный двор, почти полностью покрытый группами сидящих татар. На фронте нужда в каждом бойце, а тут сотни добровольцев сидят без дела, никто о них не заботится. Татары сидят уже четыре дня. Обмундирования и снаряжения не дают, офицеров и со свечкой не найдешь... Кухни тоже нет, а ведь они голодные и холодные, а вот сидят и не расходятся" [1].
Хаос в белом тылу был обычным явлением на протяжении всей Гражданской войны, несмотря на грозные приказы командующих, но особенно - в период, когда борьбой руководили (точнее, пытались руководить) представители "революционной демократии". Мейбом сам легко объясняет это плачевное положение вещей. В условиях катастрофической нехватки людей всё живое и чувствующее стремилось попасть на фронт, в тылу же околачивались те представители офицерства, которые от фронта стремились под тем или иным предлогом отлынить. Соответственно, душой за дело они не болели и обеспечить сражающейся армии надёжный тыл были не в состоянии. Но заметим: несмотря на четыре дня (!!!) без крыши надо головой, без еды и без внятных распоряжений, добровольцы-татары никуда не расходились. Воистину, у этих мусульман и нам, православным есть, чему поучиться.
Образцы униформы мусульманских частей в белых войсках на Востоке России.
Хорошо заметна исламская символика на рукавах бойцов.
Мейбом взялся за дело со свойственным ему рвением. Нашлись и пригодные для житья казармы, и кухня, и повар к ней, и продукты на весь личный состав (добровольцев оказалось 606 человек). Первое же знакомство командира с будущими подчинёнными выглядело так: "Выйдя во двор, приказал строиться. Небольшая кучка поднялась, остальные продолжали сидеть и смотреть на меня. Подозвав к себе вставших, спросил их, почему остальные не встают. Ответ был прост: “Они не знают русского языка!” Эта новость меня огорошила. С помощью говорящих по-русски мы кое-как построили всех. Спрашиваю:
- Кто был в армии? - Подняли руки около двадцати человек.
- Кто был в унтер-офицерских чинах? - Подняли руки четыре человека.
Слава Богу, стало как будто легче, так как через них я смогу объясняться со всеми татарами. Сказал унтер-офицерам, чтобы они сказали всем не разбредаться по всему двору, а рассесться скученно, забрал их и пошел осматривать казармы" [2].
Обеспечив кое-как солдат жильём, продуктами и обмундированием, Мейбом связался со своим прежним командиром и попросил себе 8 офицеров в помощь. Офицеры были своевременно присланы, Мейбом разбил добровольцев на две роты, по три взвода в каждой, и взялся за обучение. В армии, как мы помним, из этих моджахедов [3] служили только 20 человек, а большинство просто не знало русского языка. "Начались строевые занятия. Мои четыре унтер-офицера были выше всякой похвалы. Три из них надели по две нашивки на погоны - это значит младший унтер-офицер, и один надел три нашивки - старший унтер-офицер. Я приказал им выбрать из всей массы хорошо говорящих по-русски и бывших в армии. Они привели ко мне на следующий день 10 человек, и я сразу произвел их в ефрейторы. Работа по строевой части пошла отлично. Мы уже проходили с ними перестроение, и они, хотя и плохо, но все же его проделывали. Штаб прислал мне еще шесть офицеров. Стало много легче. Распределил их по три в каждую роту. Работали с утра до позднего вечера, мучая себя и татар. Успели пройти рассыпной строй и удар штыком. Приготовились к стрельбе... Шел восьмой день, как я принял безропотных добровольцев татар. За это время были сделаны чудеса. Из толпы холодных и голодных мне удалось сделать воинскую часть" [4].
В это время татарский батальон был неожиданно поднят по тревоге. Пришлось явиться в распоряжение генерала Н.П. Сахарова. Сахаров очень удивился, заметив на татарах образцово пригнанное обмундирование старой Императорской Армии и их блестящую выправку. Когда же Мейбом доложил ему об истории своей необычной части, Сахаров распорядился дать ей необходимое время на подготовку - благо, наступление красных удалось отбить до подхода татар.
Генерал Николай Павлович Сахаров.
Стрелять тренировались сразу боевыми патронами, чтобы не затягивать обучения. "Наступил третий день после ночной тревоги, - пишет дальше Мейбом, - а нас еще не вызывают. Я доволен, так как чувствую, что с каждым часом мои татары превращаются в настоящих солдат, а чем больше тренировки, тем меньше потерь в бою; чувствую, что если вызовут, то мои солдаты хотя и с потерями, но сумеют отразить врага, несмотря на их малое знание боевой службы солдата" [5].
И татары не подвели своего командира. Энтузиазм Мейбома полностью себя оправдал. "Получили приказ занять резервную позицию на правом фланге... Тучами, как саранча, снова лезут красные. Добровольцы отбиваются огнем и штыком, но масса противника все лезет и лезет. Чувствую, что и моим татарам скоро придется пойти в бой. За короткий срок, что я провел с ними, у меня появилось особое чувство любви и уважения к ним. Эти честные, неискушенные мусульмане добровольно пришли к нам, чтобы своею грудью защитить свои семьи и спасти свои храмы от поругания красного дьявола.
Получаю приказ быть готовым к атаке противника. Развертываю своих татар и уступом становлюсь на позицию против цепей противника. Красные во весь рост идут на сближение. Открываю огонь. Против нашей части мадьяры. Меткость огня моих бедных татар ниже всякой критики. Противник это чувствует и начинает идти на сближение быстрее. Вижу, что огнем я ничего не могу сделать, поднимаю солдат и веду их в контратаку. Дружно, как один человек, поднялись мои татары и с криками “Алла!” и “Ура!”, перегоняя друг друга, пошли в штыки. Мадьяры не выдержали и стали откатываться назад. Добровольцы левого фланга, увидев наш успех, также перешли в контратаку. Моим офицерам пришлось употребить всю свою энергию и изобретательность, чтобы вернуть татар обратно.
Полковник Сахаров прискакал на своей вороной кобыле и благодарил за блестяще проведенный штыковой бой.
- Ну, знаете, капитан! Ваши татары просто “Железные Аллаяры”!
После этого боя эта кличка так и осталась за нами. Потери у нас были очень незначительные - один стрелок убит и шесть легко ранены. Начались упорные бои. Красные шли на нас волнами, но мои татары старались всегда подпустить противника как можно ближе, открывали огонь и переходили в штыковую атаку, которой противник не принимал, а откатывался назад" [6].
Такая вот история. В общем-то - штришок к общей картине Гражданской войны, не более. Но этот штришок позволяет сделать сразу несколько важных выводов.
Во-первых и в-самых-главных. В очередной раз убеждаюсь, что лидеры Белого Движения (да и не только лидеры) дурью по поводу "едина краина - едина нация" не маялись. К нерусским участникам антибольшевистского сопротивления они относились безо всякого предубеждения, в том числе - и к мусульманам. Поэтому, когда современные неонацисты, понапрасну мечтающие о том, как Гитлер освободил бы их от "жидов и чернож...х" и построил бы им "истинно-арийскую ведическую Русь", начинают примазываться к Белому Движению, апеллируя к его героям и записывая всех своих оппонентов в "необольшевики" и "быдлосовки" - не верьте. В Белом Движении их идеи не нашли бы понимания.
Во-вторых, в условиях Гражданской войны против большевистского атеистического террора поднялось отнюдь не только православное русское население. Представители мусульманских народов внесли свой ощутимый вклад в борьбу с "красным драконом". А значит - и сегодняшние их потомки вполне могут быть настоящими патриотами России и её защитниками. И в признании этого бесспорного факта нет ни большевизма, ни предательства русской нации. А есть всего лишь знание собственной истории.
_____________________________________
Примечания.
[1] Мейбом Ф.Ф. Тернистый путь // 1918 год на Востоке России. - М.: Центрполиграф, 2003. - с. 121.
[2] Там же, с. 122.
[3] Вопреки распространённому мнению, "моджахед" - это не террорист и не исламский экстремист. Это мусульманин, участвующий в джихаде - "священной войне". Поскольку татары-добровольцы Мейбома пришли сражаться против безбожных большевиков и защищать свою веру, их вполне можно обозначить именно этим словом. Безо всякой иронии.
[4] Мейбом Ф.Ф. Указ. соч. - с. 125.
[5] Там же, с. 126.
[6] Там же.
Фёдор Фёдорович Мейбом
Вот, например, один из них. В один из дней ожесточённых боёв за Поволжье Мейбома вызвал командир и приказал ему убыть в Казань, где принять под своё командование добровольцев-татар. Поскольку у белых каждый боец был на счету, а тут - сразу около батальона добровольцев, капризничать не приходилось. Скрепя сердце, Мейбом вынужден был расстаться с боевыми товарищами и отправиться в Казань. Добровольцев-татар он нашёл в следующем виде: "Я увидел большой казарменный двор, почти полностью покрытый группами сидящих татар. На фронте нужда в каждом бойце, а тут сотни добровольцев сидят без дела, никто о них не заботится. Татары сидят уже четыре дня. Обмундирования и снаряжения не дают, офицеров и со свечкой не найдешь... Кухни тоже нет, а ведь они голодные и холодные, а вот сидят и не расходятся" [1].
Хаос в белом тылу был обычным явлением на протяжении всей Гражданской войны, несмотря на грозные приказы командующих, но особенно - в период, когда борьбой руководили (точнее, пытались руководить) представители "революционной демократии". Мейбом сам легко объясняет это плачевное положение вещей. В условиях катастрофической нехватки людей всё живое и чувствующее стремилось попасть на фронт, в тылу же околачивались те представители офицерства, которые от фронта стремились под тем или иным предлогом отлынить. Соответственно, душой за дело они не болели и обеспечить сражающейся армии надёжный тыл были не в состоянии. Но заметим: несмотря на четыре дня (!!!) без крыши надо головой, без еды и без внятных распоряжений, добровольцы-татары никуда не расходились. Воистину, у этих мусульман и нам, православным есть, чему поучиться.
Образцы униформы мусульманских частей в белых войсках на Востоке России.
Хорошо заметна исламская символика на рукавах бойцов.
Мейбом взялся за дело со свойственным ему рвением. Нашлись и пригодные для житья казармы, и кухня, и повар к ней, и продукты на весь личный состав (добровольцев оказалось 606 человек). Первое же знакомство командира с будущими подчинёнными выглядело так: "Выйдя во двор, приказал строиться. Небольшая кучка поднялась, остальные продолжали сидеть и смотреть на меня. Подозвав к себе вставших, спросил их, почему остальные не встают. Ответ был прост: “Они не знают русского языка!” Эта новость меня огорошила. С помощью говорящих по-русски мы кое-как построили всех. Спрашиваю:
- Кто был в армии? - Подняли руки около двадцати человек.
- Кто был в унтер-офицерских чинах? - Подняли руки четыре человека.
Слава Богу, стало как будто легче, так как через них я смогу объясняться со всеми татарами. Сказал унтер-офицерам, чтобы они сказали всем не разбредаться по всему двору, а рассесться скученно, забрал их и пошел осматривать казармы" [2].
Обеспечив кое-как солдат жильём, продуктами и обмундированием, Мейбом связался со своим прежним командиром и попросил себе 8 офицеров в помощь. Офицеры были своевременно присланы, Мейбом разбил добровольцев на две роты, по три взвода в каждой, и взялся за обучение. В армии, как мы помним, из этих моджахедов [3] служили только 20 человек, а большинство просто не знало русского языка. "Начались строевые занятия. Мои четыре унтер-офицера были выше всякой похвалы. Три из них надели по две нашивки на погоны - это значит младший унтер-офицер, и один надел три нашивки - старший унтер-офицер. Я приказал им выбрать из всей массы хорошо говорящих по-русски и бывших в армии. Они привели ко мне на следующий день 10 человек, и я сразу произвел их в ефрейторы. Работа по строевой части пошла отлично. Мы уже проходили с ними перестроение, и они, хотя и плохо, но все же его проделывали. Штаб прислал мне еще шесть офицеров. Стало много легче. Распределил их по три в каждую роту. Работали с утра до позднего вечера, мучая себя и татар. Успели пройти рассыпной строй и удар штыком. Приготовились к стрельбе... Шел восьмой день, как я принял безропотных добровольцев татар. За это время были сделаны чудеса. Из толпы холодных и голодных мне удалось сделать воинскую часть" [4].
В это время татарский батальон был неожиданно поднят по тревоге. Пришлось явиться в распоряжение генерала Н.П. Сахарова. Сахаров очень удивился, заметив на татарах образцово пригнанное обмундирование старой Императорской Армии и их блестящую выправку. Когда же Мейбом доложил ему об истории своей необычной части, Сахаров распорядился дать ей необходимое время на подготовку - благо, наступление красных удалось отбить до подхода татар.
Генерал Николай Павлович Сахаров.
Стрелять тренировались сразу боевыми патронами, чтобы не затягивать обучения. "Наступил третий день после ночной тревоги, - пишет дальше Мейбом, - а нас еще не вызывают. Я доволен, так как чувствую, что с каждым часом мои татары превращаются в настоящих солдат, а чем больше тренировки, тем меньше потерь в бою; чувствую, что если вызовут, то мои солдаты хотя и с потерями, но сумеют отразить врага, несмотря на их малое знание боевой службы солдата" [5].
И татары не подвели своего командира. Энтузиазм Мейбома полностью себя оправдал. "Получили приказ занять резервную позицию на правом фланге... Тучами, как саранча, снова лезут красные. Добровольцы отбиваются огнем и штыком, но масса противника все лезет и лезет. Чувствую, что и моим татарам скоро придется пойти в бой. За короткий срок, что я провел с ними, у меня появилось особое чувство любви и уважения к ним. Эти честные, неискушенные мусульмане добровольно пришли к нам, чтобы своею грудью защитить свои семьи и спасти свои храмы от поругания красного дьявола.
Получаю приказ быть готовым к атаке противника. Развертываю своих татар и уступом становлюсь на позицию против цепей противника. Красные во весь рост идут на сближение. Открываю огонь. Против нашей части мадьяры. Меткость огня моих бедных татар ниже всякой критики. Противник это чувствует и начинает идти на сближение быстрее. Вижу, что огнем я ничего не могу сделать, поднимаю солдат и веду их в контратаку. Дружно, как один человек, поднялись мои татары и с криками “Алла!” и “Ура!”, перегоняя друг друга, пошли в штыки. Мадьяры не выдержали и стали откатываться назад. Добровольцы левого фланга, увидев наш успех, также перешли в контратаку. Моим офицерам пришлось употребить всю свою энергию и изобретательность, чтобы вернуть татар обратно.
Полковник Сахаров прискакал на своей вороной кобыле и благодарил за блестяще проведенный штыковой бой.
- Ну, знаете, капитан! Ваши татары просто “Железные Аллаяры”!
После этого боя эта кличка так и осталась за нами. Потери у нас были очень незначительные - один стрелок убит и шесть легко ранены. Начались упорные бои. Красные шли на нас волнами, но мои татары старались всегда подпустить противника как можно ближе, открывали огонь и переходили в штыковую атаку, которой противник не принимал, а откатывался назад" [6].
Такая вот история. В общем-то - штришок к общей картине Гражданской войны, не более. Но этот штришок позволяет сделать сразу несколько важных выводов.
Во-первых и в-самых-главных. В очередной раз убеждаюсь, что лидеры Белого Движения (да и не только лидеры) дурью по поводу "едина краина - едина нация" не маялись. К нерусским участникам антибольшевистского сопротивления они относились безо всякого предубеждения, в том числе - и к мусульманам. Поэтому, когда современные неонацисты, понапрасну мечтающие о том, как Гитлер освободил бы их от "жидов и чернож...х" и построил бы им "истинно-арийскую ведическую Русь", начинают примазываться к Белому Движению, апеллируя к его героям и записывая всех своих оппонентов в "необольшевики" и "быдлосовки" - не верьте. В Белом Движении их идеи не нашли бы понимания.
Во-вторых, в условиях Гражданской войны против большевистского атеистического террора поднялось отнюдь не только православное русское население. Представители мусульманских народов внесли свой ощутимый вклад в борьбу с "красным драконом". А значит - и сегодняшние их потомки вполне могут быть настоящими патриотами России и её защитниками. И в признании этого бесспорного факта нет ни большевизма, ни предательства русской нации. А есть всего лишь знание собственной истории.
_____________________________________
Примечания.
[1] Мейбом Ф.Ф. Тернистый путь // 1918 год на Востоке России. - М.: Центрполиграф, 2003. - с. 121.
[2] Там же, с. 122.
[3] Вопреки распространённому мнению, "моджахед" - это не террорист и не исламский экстремист. Это мусульманин, участвующий в джихаде - "священной войне". Поскольку татары-добровольцы Мейбома пришли сражаться против безбожных большевиков и защищать свою веру, их вполне можно обозначить именно этим словом. Безо всякой иронии.
[4] Мейбом Ф.Ф. Указ. соч. - с. 125.
[5] Там же, с. 126.
[6] Там же.