Родина
Из Индии нам пишут - убивать человека плохо!
Ё.
Мы согласны.
Сделать нового - замечательно!
Трудно спорить. Тем более - сам процесс…
Но строго с восемнадцати.
Одно - плохо, другое - хорошо, и всё - с восемнадцати.
Согласились, разошлись, выключили свет.
Потом включаем - а там уже стволов - нарезных и гладких, Максима и Гатлинга, и крылатых там и авианесущих - деться некуда. Все, чтобы человека убивать.
Чтобы его сделать - по-прежнему тот же старый, маленький и часто не работающий.
Погодите, погодите, говорим - это плохо, договорились же!
Очень плохо, говорят из темноты.
И выезжают на танке.
И уже в погонах, как бы официально, и у всех профессия, скажем - истребитель.
То есть - убийство, что плохо, но почему-то для них обязательно, потому, что погоны.
Ловко они, думаем мы. Делать людей приходится без погон.
Хорошо, что они это тоже - с восемнадцати, думаем мы.
Но в магазине игрушек - пластиковый кольт. Вот член только с восемнадцати, а танк - пожалуйста, хоть с трех.
И фильмы для взрослых - не про войну. Про войну как раз для всех.
С детства включишь телевизор и гляди, как человека убивают.
Телевизор выкинешь, но от улицы-то не спрячешься.
А там стволы то на углах, то на фронтонах. На постаментах и в музеях. А если ты не впитываешь сам, они пройдут перед тобой парадом.
Вот попробуй выйти на парад изготовителей человека - припаяют, не отмоешься.
А эти - да, регулярно.
И все радуются, и детей на парады водят.
И прямо детям в лица - все эти стволы, на главной площади, где у нас труп, а напротив - плаха, и наверху, на маковках - кровавые пентаграммы.
Сейчас меня поправят, что там не только звезды, но еще кресты.
А крест, что - незабудка?
Орудие убийства, между прочим.
И если в том конкретном случае замучили троих, то сколько было до и сколько после?
Не знаю, в Индии, возможно, правит Эрос.
Но здесь Танатос пляшет и не видит берегов.
Он очевидно с кем-то, сука, спелся.
С кем?
А вот сейчас и выясним, звонят, откройте дверь!
- Кто там?
- Родина.
- Зачем?
- За долгом.
Упс.
Восемнадцать лет ты думал родина - это родители. И дом, и город и березки-перелески.
А вот пришла к тебе с большой буквы Родина. И она родителей важнее.
Она считает, что родила тебя лично и теперь ты ей должен.
А как мы отдаем долг Родине?
Участием в убийствах.
Ахренеть.
Когда Родина пришла ко мне в семь утра она была не в кокошнике и с пирогами, а в погонах и с автоматчиками.
У первой двери её встретила мама. Маму, конечно, отодвинули.
Но за второй дверью Родину ждала Нюша.
Нюша была алабай весом семьдесят килограмм.
В погонах она не разбиралась, родиной считала меня и стрелять в неё было глупо даже для автоматчиков.
Так и остался я в долгу.
А тех, кто долг отдал, я знаю много…
Двухтысячный год, условно мирное время. Нас в бригаде четверо - висим на веревках, красим цех.
Старшему - тридцать два. За плечами Афганистан, спецназ ВДВ. О войне не рассказывал ничего.
Нам с Саней по двадцать шесть.
Саша срочную воевал где-то в Азии, потом контрактом на Кавказе. Рассказывал мало, и у него менялось лицо.
Младший - едва за двадцать. Пулеметчик разведвзвода, Кавказ. Рассказывал охотно, но лучше бы молчал.
Мирное время. Четыре молодых парня. У троих - четыре войны.
Никто из них еще не изготовил человека, но каждый уже убил.
И с глазами у них был непорядок. Там навсегда поселился прицел.
Прошло восемнадцать лет.
Еще три известных войны и сколько-то неизвестных.
Родина… мать… твою… чего ж творишь-то?
Никакому Джону или Кристоферу не придет в голову сделать себе танк, приехать в пустыню и найти там Васю в танке, чтобы снести ему башню.
Танк - дорогая штука.
Только Родина может посадить Джона в танк.
И она устроена так, что нельзя задавать ей вопросы.
А задать один хочется. Кто ты, Родина? Можно на тебя посмотреть? Нельзя.
Потому, что нет никакой Родины. Есть просто пожилые мудаки, чей бизнес - давать детям стволы для убийства.
И всё.
Когда ты в танке, думать поздно, нужно воевать.
Поэтому давайте превентивно уберем все эти пушки с постаментов, хищников с гербов и флагов, памятники с автоматами - все эти атрибуты Родины.
Которая, на самом деле, - мудаки.
Давайте вспомним, что нам из Индии написали.
И будем жить и изготавливать людей все тем же старым, маленьким приспособлением.
И не позволять пожилым мудакам называться Родиной и размахивать перед детьми стволами всех калибров, пока они не докажут, что ими можно человека не убить, а сделать.
Что, как мне кажется, произойдет не скоро.
Ё.
Мы согласны.
Сделать нового - замечательно!
Трудно спорить. Тем более - сам процесс…
Но строго с восемнадцати.
Одно - плохо, другое - хорошо, и всё - с восемнадцати.
Согласились, разошлись, выключили свет.
Потом включаем - а там уже стволов - нарезных и гладких, Максима и Гатлинга, и крылатых там и авианесущих - деться некуда. Все, чтобы человека убивать.
Чтобы его сделать - по-прежнему тот же старый, маленький и часто не работающий.
Погодите, погодите, говорим - это плохо, договорились же!
Очень плохо, говорят из темноты.
И выезжают на танке.
И уже в погонах, как бы официально, и у всех профессия, скажем - истребитель.
То есть - убийство, что плохо, но почему-то для них обязательно, потому, что погоны.
Ловко они, думаем мы. Делать людей приходится без погон.
Хорошо, что они это тоже - с восемнадцати, думаем мы.
Но в магазине игрушек - пластиковый кольт. Вот член только с восемнадцати, а танк - пожалуйста, хоть с трех.
И фильмы для взрослых - не про войну. Про войну как раз для всех.
С детства включишь телевизор и гляди, как человека убивают.
Телевизор выкинешь, но от улицы-то не спрячешься.
А там стволы то на углах, то на фронтонах. На постаментах и в музеях. А если ты не впитываешь сам, они пройдут перед тобой парадом.
Вот попробуй выйти на парад изготовителей человека - припаяют, не отмоешься.
А эти - да, регулярно.
И все радуются, и детей на парады водят.
И прямо детям в лица - все эти стволы, на главной площади, где у нас труп, а напротив - плаха, и наверху, на маковках - кровавые пентаграммы.
Сейчас меня поправят, что там не только звезды, но еще кресты.
А крест, что - незабудка?
Орудие убийства, между прочим.
И если в том конкретном случае замучили троих, то сколько было до и сколько после?
Не знаю, в Индии, возможно, правит Эрос.
Но здесь Танатос пляшет и не видит берегов.
Он очевидно с кем-то, сука, спелся.
С кем?
А вот сейчас и выясним, звонят, откройте дверь!
- Кто там?
- Родина.
- Зачем?
- За долгом.
Упс.
Восемнадцать лет ты думал родина - это родители. И дом, и город и березки-перелески.
А вот пришла к тебе с большой буквы Родина. И она родителей важнее.
Она считает, что родила тебя лично и теперь ты ей должен.
А как мы отдаем долг Родине?
Участием в убийствах.
Ахренеть.
Когда Родина пришла ко мне в семь утра она была не в кокошнике и с пирогами, а в погонах и с автоматчиками.
У первой двери её встретила мама. Маму, конечно, отодвинули.
Но за второй дверью Родину ждала Нюша.
Нюша была алабай весом семьдесят килограмм.
В погонах она не разбиралась, родиной считала меня и стрелять в неё было глупо даже для автоматчиков.
Так и остался я в долгу.
А тех, кто долг отдал, я знаю много…
Двухтысячный год, условно мирное время. Нас в бригаде четверо - висим на веревках, красим цех.
Старшему - тридцать два. За плечами Афганистан, спецназ ВДВ. О войне не рассказывал ничего.
Нам с Саней по двадцать шесть.
Саша срочную воевал где-то в Азии, потом контрактом на Кавказе. Рассказывал мало, и у него менялось лицо.
Младший - едва за двадцать. Пулеметчик разведвзвода, Кавказ. Рассказывал охотно, но лучше бы молчал.
Мирное время. Четыре молодых парня. У троих - четыре войны.
Никто из них еще не изготовил человека, но каждый уже убил.
И с глазами у них был непорядок. Там навсегда поселился прицел.
Прошло восемнадцать лет.
Еще три известных войны и сколько-то неизвестных.
Родина… мать… твою… чего ж творишь-то?
Никакому Джону или Кристоферу не придет в голову сделать себе танк, приехать в пустыню и найти там Васю в танке, чтобы снести ему башню.
Танк - дорогая штука.
Только Родина может посадить Джона в танк.
И она устроена так, что нельзя задавать ей вопросы.
А задать один хочется. Кто ты, Родина? Можно на тебя посмотреть? Нельзя.
Потому, что нет никакой Родины. Есть просто пожилые мудаки, чей бизнес - давать детям стволы для убийства.
И всё.
Когда ты в танке, думать поздно, нужно воевать.
Поэтому давайте превентивно уберем все эти пушки с постаментов, хищников с гербов и флагов, памятники с автоматами - все эти атрибуты Родины.
Которая, на самом деле, - мудаки.
Давайте вспомним, что нам из Индии написали.
И будем жить и изготавливать людей все тем же старым, маленьким приспособлением.
И не позволять пожилым мудакам называться Родиной и размахивать перед детьми стволами всех калибров, пока они не докажут, что ими можно человека не убить, а сделать.
Что, как мне кажется, произойдет не скоро.