Не начинай то, что не можешь закончить
Почему не стоит инциировать внешнеполитические кризисы.
Поначалу я не планировал, что здесь будут появляться лонг-риды, но пропить любовь к многословию мне не удалось. Результат: давно обещанная развёрнутая рецензия на книгу Ричарда Лебоу Between Peace and War: 40th Anniversary Revised Edition (так официально называется юбилейное издание, да). Сразу оговорюсь: книги такого рода я читаю редко, поэтому умело поместить исследование в контекст не могу. Рецензия - мнение заинтересованного, но не сильно подкованного в этих делах читателя.
Определение кризиса
Как и положено, Лебоу начинает с определения предмета исследования. При этом отдельный интерес представляет собственно способ, которым Лебоу это делает. Он отмечает, вслед за авторами статьи в «Международной энциклопедии социальных наук» 1968 г., что существующие определения кризиса либо слишком специфичны либо, напротив, слишком широки. Тем не менее, в существующих определениях можно выделить общие составляющие: ощущение угрозы и высокий уровень тревоги у лиц, принимающих решения; ожидание возможного насилия и вера в то, что важные решения, или решения с далеко идущими последствиями требуются и должны быть приняты на основе неполной информации под сильным давлением. Кроме того, кризис - явление «острое» (acute), а не хроническое; ощущение кризиса является не абсолютным, а относительным, и, в целом, процесс принятия решений в условиях кризиса отличается от обычной внешнеполитической рутины.
Сделав эти замечания, Лебоу не предлагает собственное «классическое» определение кризиса. Вместо этого, он вводит определение «рабочее» (operational, если кто-то знаком с соответствующей русской терминологией, буду рад лучшему варианту перевода в комментариях). В рамках этого определения кризисом является событие внешнеполитической жизни, соответствующее следующим трём критериям:
1. Политики ощущают (perceive), что действие или угроза действий другого международного игрока причиняют ущерб конкретным национальным интересам, международной репутации страны, или их собственной способности сохранить власть.
2. Политики ощущают, что любое действие (за исключением капитуляции) в ответ на эти угрозы создаёт существенную угрозу войны.
3. Политики ощущают недостаток времени.
Главным недостатком этой классификации является имманентная гуманитарному знанию размытость формулировок. Главным же достоинством - на мой взгляд - можно назвать персонификацию. Никаких безличных формулировок типа «кризис - ситуация, в которой существующие противоречия между странами обостряются до предела». В центре внимания не абстрактные «страны», а вполне конкретные лица, принимающие решения. И этому - важнейшему - методическому принципу Лебоу следует на протяжении всей книги. Не «Германская Империя» или «немцы», а - Вильгельм II, Бетман-Гольвег, Мольтке. Не «США» или «американцы», а - Трумэн, Ачесон, МакАртур. Не «Индия» или «индийцы», а - Неру и Меннон. Это позволяет включить в процесс анализа вопросы внутренних противоречий и ввести в игру психологию принятия решений.
Классификация кризисов
Лебоу выбирает для исследования 26 кризисов (см. ниже) и делит их на три категории, при этом он специально оговаривается: предложенная им классификация не претендует на универсальность. В частности, он отмечает, что в наборе есть один случайный кризис (Доггер-Банка, т.е. Гулльский инцидент в отечественной традиции). Но, поскольку такой случай один, отдельную категорию Лебоу не вводит. Выделенные им варианты суть следующие:
Оправдание войны (Justification of Hostility): кризис, в котором инициатор просто хочет получить casus belli, используя провокацию, каковая может быть случайной или инспирированной. Принципиальное отличие от двух других типов кризиса в том, что решение о желательности войны принимается до кризиса. Этот тип кризисов представляется наименее «интересным» по той простой причине, что избежать войны в этом случае практически невозможно. Единственный возможный вариант мирного исхода - очевидная неудача инициатора с превращением провокации в casus belli (единственный исторический пример в наборе Лебоу, и по мнению Лебоу - кризис с «Лузитанией).
Побочный кризис (Spinoff crises): кризис, возникающий в отношениях между инициатором и третьей стороной как побочный продукт противостояния, кризиса или войны, которую инициатор ведёт с другим соперником. Парадоксальная особенность этого типа в кризиса в том, что обычно война не является желательным исходом для обоих соперников, но также является обычным исходом такого типа кризисов - потому, что ключевые интересы инициатора страдают или находятся под угрозой в результате действий игрока, не являющегося непосредственным участником кризисной ситуации. Близким нам из числа рассмотренных Лебоу побочных кризисов является кризис советско-финский, закончившийся одноимённой войной.
Балансирование на грани (Brinkmanship crises): кризис, в котором инициатор не стремится к войне, но преследует свои цели, создавая угрозу её возникновения. Собственно кризис возникает, когда инициатор ставит под угрозу важное обязательство или «приверженность» (commitment) оппонента. Наиболее сложный и «интересный» вариант, поскольку именно здесь и у инициатора, и у оппонента возникает наибольшее число возможных вариантов действий - или, скорее, возможностей для совершения роковой ошибки. Несмотря на то, что и в этом случае война оказывается частым исходом, к числу кризисов на грани принадлежат два главных вдохновляющих примера - Фашода и Куба.
Набор кризисов
Исторические примеры Лебоу выбирал следующим образом. Он попытался собрать вместе все случаи, которые описываются как «кризисы», и в которых принимала участие как минимум одна «великая держава», и которые имели место в период между 1900 г. и написанием книги (писалась она на протяжении всех семидесятых). После этого из списка были удалены случаи, не вполне соответствующие рабочему определению - в частности, Лебоу считает, что Тайваньский кризис 1958 г. и Берлинский кризис 1960-1961 г. не соответствовали понятию «остроты» (acute). Некоторые кризисы Лебоу не рассматривал из-за дефицита первичных материалов - в явном виде он упоминает советско-японской кризис 1938-1939 гг. С другой стороны, в список были добавлены два кризиса, случившиеся в конце XIX в., но представляющиеся автору достаточно интересным. По той же причине - интересно - в перечень добавлен и арабо-израильский кризис 1967 г., хотя в нём не участвовали (напрямую) великие державы. Итоговый перечень выглядит так (кликабельно):
Обилие пунктов, относящихся к американо-германской «подводной проблеме» 1915-1917 гг., конечно, смущает. На деле Лебоу разбирает два случая - кризис с «Лузитанией» (как пример неудачной попытки «оправдания войны» американским госсекретарём) и кризис 1917 г. - как классический пример «побочного кризиса». С другой стороны, Лебоу дробит «июльский кризис» на несколько частей. Так, австро-сербский конфликт идёт по категории «оправдания войны», кризис в отношениях Германии, Бельгии и Великобритании как «побочный», и кризис в отношениях Германии и России - как «балансирование на грани». Подобное членение представляется вполне оправданным, продуктивным. В целом Лебоу пишет, что перечень кризисов «не является исчерпывающим», но достаточно велик для того, чтобы можно было делать обобщения. С этим, скорее, можно согласиться. Более того, поскольку Лебоу главным образом занимается содержательным исследованием, исследуя внутреннюю логику процессов, а количественные («статистические») оценки использует очень редко, размер и полнота выборки не являются критически важными. Впрочем, в любом случае и сам список, и его рубрикация, и изложение событий - наиболее уязвимая часть работы, любой умелый и неблагожелательно настроенный историк-заклёпочник найдёт, где разгуляться.
Общая схема кризиса «на грани»
Первым двум типа кризисов Лебоу уделяет по главе. Текст его небезынтересен - в частности, многим российским читателям небезынтересно будет услышать версию событий испано-американского кризиса 1897-1898 гг. как «американцы не очень хотели начинать войну, но испанцы их успешно в этом убедили». Любопытно и общее заключение по поводу побочных кризисов: все они, по мнению Лебоу, закончились неудачно для инициаторов (испано-американский 1898 г., германо-американский 1917 г., советско-финский 1939 г.).
Главный герой книги - кризис «на грани». Ему посвящено семь из десяти глав оригинального издания, и, по большей части, ещё одна, одиннадцатая глава, написанная к изданию 2020 г. Главная же удача автора - демонстрация потрясающей сложности кризиса на грани как процесса принятия решений. И лучше всего это демонстрирует приведённая ниже картинка - парадигма изучения и развития кризиса на грани.
Как видно, Лебоу выделят 24 (!) переменных, влияющих на итоговое решение и исход кризиса, по семи различным категориям. Само число переменных, которые необходимо контролировать или учитывать, уже указывает на ключевую проблему - сложность того, что мы называем «кризисом», такова, что полноценное рациональное решение, не подверженное когнитивным искажениям, фактически невозможно.
В тексте Лебоу уделяет должное внимание каждой из упомянутых выше переменных, и с успехом показывает, что все они могут быть важны. Комментировать всё в рамках рецензии, разумеется, нецелесообразно. Выберу некоторые яркие примеры неярких переменных.
Возьмём, скажем, переоценку прецедента. В общем виде не звучит грозно. Лебоу же приводит очень интересный пример. Одним из ключевых допущений, влиявших на действия руководства Германской империи во время Июльского кризиса 1914 г., было следующее: Николай II сдал назад во время Боснийского кризиса, сдаст и сейчас. Это мнение было ошибочным, а сама ошибка имела далекоидущие последствия. Сегодня проблема переоценки прецедента представляется особенно важной, поскольку вызывающая известные сомнения теория «ядерного сдерживания» подкрепляется даже не полноценным прецедентом, а оценкой прецедента (факт (прецедент) - СССР и США не воевали друг с другом в 1945-1991 гг., оценка - причиной этому было ядерное сдерживание; вывод - ядерное сдерживание работает).
Интересный пример приводит Лебоу и в случае с потребностью в поддержании самопредставления. Он упоминает восклицание Роберта Кеннеди во время Карибского кризиса. Который, говорят, при обсуждении варианта с авиаударом по советским ракетам воскликнул: «Мой брат не собирается стать Тодзио 60-х!» - и, опять же, говорят, эта ремарка имела важное и даже решающее значение. Любопытно, что сам Лебоу при этом говорит: «самопредставление может привести к отказу от решения, в остальных отношениях разумного, из-за того, что оно противоречит этому самопредставлению». Похвальная интеллектуальная честность - поскольку пример-то, казалось бы, позитивный. И полезный, полагаю, всем доморощенным маккиавелиастам, уверенным, что в большой политике нет места ценностям (оговоримся: сам Лебоу далее замечает, что ценности как таковые обычно не являются аргументом, однако, если принятое решение идёт вразрез с ценностями, политик испытывает когнитивный дискомфорт со всеми вытекающими когнитивными последствиями).
Другую сочную цитату Лебоу даёт по вопросу о том, как национальное самопредставление мешает эмпатиченому восприятию беспокойства оппонента о собственной безопасности. Здесь говорит сам Джон Фостер Даллес: «Хрущева не надо убеждать в наших добрых намерениях. Он знает, что мы не агрессоры, и не угрожаем безопасности Советского Союза». Эта фраза, впрочем, не привязана к конкретному конфликту. Среди случаев, рассмотренных Лебоу, здесь наиболее показателен корейский кризис 1950 г. Трумэн и Ачесон не верили в возможность масштабного китайского вмешательства в конфликт во многом потому, что не строили далекоидущих планов по отношению КНР - и, соответственно, не осознавали, насколько важно для руководства КНР сохранение «буфера» в виде Северной Кореи.
Заключение: даже и не думай
Если кризис на грани слишком сложен для принятия рационального решения, то такие кризисы должны часто оканчиваться неудачей для инициатора. У Лебоу так и получается, вот соответствующая табличка:
Число чистых побед инициатора (3) меньше числа чистых политических поражений (4) и составляет менее 25% от общего числа случаев (14). Более того, четыре из пяти упомянутых в табличке войн закончились поражением инциатора кризиса, пятая - корейская - была сведена вничью. Более чем впечатляющий результат. Сам Лебоу комментирует это так: многочисленные источники ошибок в рассуждениях делают необходимым быстрое обучение в процессе кризиса. Когда такое имело место быть (Фашода и Куба), инициатор мог как минимум отступить. Когда этого не было - оба «корейских» кризиса, Июльский кризис - дело оканчивалось войной.
Далее, Лебоу комментирует два подхода, имеющих прямое отношение к проблеме «кризиса на грани». Первый - «теория сдерживания». По поводу которой Лебоу высказывает и цитирует целый ряд сомнений и возражений. Хотя он и не говорит, что теория эта вообще не рабочая, однако в одном месте делает очень важное замечение: ключевым элементом в сдерживании являются особенности восприятия сдерживаемого. А это, заметим - переменная, которую сдерживающий не контролирует.
Второй подход, удостоившийся внимания Лебоу - это методы «управления кризисом». По поводу которых автор также высказывается скептически. Его ключевое возражение можно сформулировать следующим образом: любая попытка организовать «всестороннее и объективное» обсуждение проблемы на деле может превратиться в простую легитимизацию принятого решения. В частности - и тут приводятся практические примеры - введённый в обсуждение «адвокат дьявола» будет исполнять свои обязанности спустя рукава, а остальные участники обсуждения будут использовать его как мальчика для битья. При это Лебоу делает очень смелое замечание, особенно если принять во внимание его желание привлечь на помощью психологов: идея о том, что можно организовать рациональное обсуждение, есть не более чем пример психологической защиты в исполнении самих психологов, не готовых сказать себе, что у проблемы нет решения.
Интересно, что при обсуждении темы «управления кризисом» Лебоу режет «священную корову» - а именно, критикует работу комитета, созданного Кеннеди во время Карибского кризиса. В частности, он замечает, что ключевое решение - нужно добиться того, чтобы советских ракет на Кубе не было - Кеннеди принял до созыва комитета. При этом как минимум два высокпоставленных американских политика (в т.ч. Макнамарра) высказывали мнение, что советские ракеты на Кубе можно просто проигнорировать.
В финале книги нас ждёт замечательный интеллектуальный кульбит. Лебоу начинает свою работу с критики идеи о доминирующем значение фундаментальных причин кризисов и войн - указывая на то, что непосредственные причины, по его мнению, важны не менее, если не более. Подытоживая же своё исследование, он говорит, что при управлении кризисом ключевое значение имеют не собственно организация обсуждения, а фундаментальные особенности сложившейся к этому времени политической культуры. Таким образом, круг замыкается: фундаментальные причины не важны, но они всё-таки важны. Стоит отдать должное автору, честно отмечающему эту финальную иронию.
Коль скоро сам Лебоу так и не дал нам конструктивного заключения по проблеме, придётся сделать его самостоятельно. Каким образом можно концептуализировать сказанное выше? Пожалуй, только одним. Если кризис как явление столь сложен, что его сложно даже исследовать, если им почти невозможно управлять, то от использования кризиса как инструмента внешней политики лучше просто воздерживаться (посмотрите на Китай). Поскольку проблема не в том, что последствия могут быть негативными - настоящая проблема в том, что эти негативные последствия могут быть изначально невообразимыми. Развивая эту мысль, можно добавить: если единичный кризис может разрешиться к пользе инициатора, то попытка сделать кризис нормой внешней политики, построить цепочку кризисов, с неизбежностью ведёт к большой неудаче. Этот вывод, пожалуй, немного запоздал. Но всё же лучше, чем никогда.
Поначалу я не планировал, что здесь будут появляться лонг-риды, но пропить любовь к многословию мне не удалось. Результат: давно обещанная развёрнутая рецензия на книгу Ричарда Лебоу Between Peace and War: 40th Anniversary Revised Edition (так официально называется юбилейное издание, да). Сразу оговорюсь: книги такого рода я читаю редко, поэтому умело поместить исследование в контекст не могу. Рецензия - мнение заинтересованного, но не сильно подкованного в этих делах читателя.
Определение кризиса
Как и положено, Лебоу начинает с определения предмета исследования. При этом отдельный интерес представляет собственно способ, которым Лебоу это делает. Он отмечает, вслед за авторами статьи в «Международной энциклопедии социальных наук» 1968 г., что существующие определения кризиса либо слишком специфичны либо, напротив, слишком широки. Тем не менее, в существующих определениях можно выделить общие составляющие: ощущение угрозы и высокий уровень тревоги у лиц, принимающих решения; ожидание возможного насилия и вера в то, что важные решения, или решения с далеко идущими последствиями требуются и должны быть приняты на основе неполной информации под сильным давлением. Кроме того, кризис - явление «острое» (acute), а не хроническое; ощущение кризиса является не абсолютным, а относительным, и, в целом, процесс принятия решений в условиях кризиса отличается от обычной внешнеполитической рутины.
Сделав эти замечания, Лебоу не предлагает собственное «классическое» определение кризиса. Вместо этого, он вводит определение «рабочее» (operational, если кто-то знаком с соответствующей русской терминологией, буду рад лучшему варианту перевода в комментариях). В рамках этого определения кризисом является событие внешнеполитической жизни, соответствующее следующим трём критериям:
1. Политики ощущают (perceive), что действие или угроза действий другого международного игрока причиняют ущерб конкретным национальным интересам, международной репутации страны, или их собственной способности сохранить власть.
2. Политики ощущают, что любое действие (за исключением капитуляции) в ответ на эти угрозы создаёт существенную угрозу войны.
3. Политики ощущают недостаток времени.
Главным недостатком этой классификации является имманентная гуманитарному знанию размытость формулировок. Главным же достоинством - на мой взгляд - можно назвать персонификацию. Никаких безличных формулировок типа «кризис - ситуация, в которой существующие противоречия между странами обостряются до предела». В центре внимания не абстрактные «страны», а вполне конкретные лица, принимающие решения. И этому - важнейшему - методическому принципу Лебоу следует на протяжении всей книги. Не «Германская Империя» или «немцы», а - Вильгельм II, Бетман-Гольвег, Мольтке. Не «США» или «американцы», а - Трумэн, Ачесон, МакАртур. Не «Индия» или «индийцы», а - Неру и Меннон. Это позволяет включить в процесс анализа вопросы внутренних противоречий и ввести в игру психологию принятия решений.
Классификация кризисов
Лебоу выбирает для исследования 26 кризисов (см. ниже) и делит их на три категории, при этом он специально оговаривается: предложенная им классификация не претендует на универсальность. В частности, он отмечает, что в наборе есть один случайный кризис (Доггер-Банка, т.е. Гулльский инцидент в отечественной традиции). Но, поскольку такой случай один, отдельную категорию Лебоу не вводит. Выделенные им варианты суть следующие:
Оправдание войны (Justification of Hostility): кризис, в котором инициатор просто хочет получить casus belli, используя провокацию, каковая может быть случайной или инспирированной. Принципиальное отличие от двух других типов кризиса в том, что решение о желательности войны принимается до кризиса. Этот тип кризисов представляется наименее «интересным» по той простой причине, что избежать войны в этом случае практически невозможно. Единственный возможный вариант мирного исхода - очевидная неудача инициатора с превращением провокации в casus belli (единственный исторический пример в наборе Лебоу, и по мнению Лебоу - кризис с «Лузитанией).
Побочный кризис (Spinoff crises): кризис, возникающий в отношениях между инициатором и третьей стороной как побочный продукт противостояния, кризиса или войны, которую инициатор ведёт с другим соперником. Парадоксальная особенность этого типа в кризиса в том, что обычно война не является желательным исходом для обоих соперников, но также является обычным исходом такого типа кризисов - потому, что ключевые интересы инициатора страдают или находятся под угрозой в результате действий игрока, не являющегося непосредственным участником кризисной ситуации. Близким нам из числа рассмотренных Лебоу побочных кризисов является кризис советско-финский, закончившийся одноимённой войной.
Балансирование на грани (Brinkmanship crises): кризис, в котором инициатор не стремится к войне, но преследует свои цели, создавая угрозу её возникновения. Собственно кризис возникает, когда инициатор ставит под угрозу важное обязательство или «приверженность» (commitment) оппонента. Наиболее сложный и «интересный» вариант, поскольку именно здесь и у инициатора, и у оппонента возникает наибольшее число возможных вариантов действий - или, скорее, возможностей для совершения роковой ошибки. Несмотря на то, что и в этом случае война оказывается частым исходом, к числу кризисов на грани принадлежат два главных вдохновляющих примера - Фашода и Куба.
Набор кризисов
Исторические примеры Лебоу выбирал следующим образом. Он попытался собрать вместе все случаи, которые описываются как «кризисы», и в которых принимала участие как минимум одна «великая держава», и которые имели место в период между 1900 г. и написанием книги (писалась она на протяжении всех семидесятых). После этого из списка были удалены случаи, не вполне соответствующие рабочему определению - в частности, Лебоу считает, что Тайваньский кризис 1958 г. и Берлинский кризис 1960-1961 г. не соответствовали понятию «остроты» (acute). Некоторые кризисы Лебоу не рассматривал из-за дефицита первичных материалов - в явном виде он упоминает советско-японской кризис 1938-1939 гг. С другой стороны, в список были добавлены два кризиса, случившиеся в конце XIX в., но представляющиеся автору достаточно интересным. По той же причине - интересно - в перечень добавлен и арабо-израильский кризис 1967 г., хотя в нём не участвовали (напрямую) великие державы. Итоговый перечень выглядит так (кликабельно):
Обилие пунктов, относящихся к американо-германской «подводной проблеме» 1915-1917 гг., конечно, смущает. На деле Лебоу разбирает два случая - кризис с «Лузитанией» (как пример неудачной попытки «оправдания войны» американским госсекретарём) и кризис 1917 г. - как классический пример «побочного кризиса». С другой стороны, Лебоу дробит «июльский кризис» на несколько частей. Так, австро-сербский конфликт идёт по категории «оправдания войны», кризис в отношениях Германии, Бельгии и Великобритании как «побочный», и кризис в отношениях Германии и России - как «балансирование на грани». Подобное членение представляется вполне оправданным, продуктивным. В целом Лебоу пишет, что перечень кризисов «не является исчерпывающим», но достаточно велик для того, чтобы можно было делать обобщения. С этим, скорее, можно согласиться. Более того, поскольку Лебоу главным образом занимается содержательным исследованием, исследуя внутреннюю логику процессов, а количественные («статистические») оценки использует очень редко, размер и полнота выборки не являются критически важными. Впрочем, в любом случае и сам список, и его рубрикация, и изложение событий - наиболее уязвимая часть работы, любой умелый и неблагожелательно настроенный историк-заклёпочник найдёт, где разгуляться.
Общая схема кризиса «на грани»
Первым двум типа кризисов Лебоу уделяет по главе. Текст его небезынтересен - в частности, многим российским читателям небезынтересно будет услышать версию событий испано-американского кризиса 1897-1898 гг. как «американцы не очень хотели начинать войну, но испанцы их успешно в этом убедили». Любопытно и общее заключение по поводу побочных кризисов: все они, по мнению Лебоу, закончились неудачно для инициаторов (испано-американский 1898 г., германо-американский 1917 г., советско-финский 1939 г.).
Главный герой книги - кризис «на грани». Ему посвящено семь из десяти глав оригинального издания, и, по большей части, ещё одна, одиннадцатая глава, написанная к изданию 2020 г. Главная же удача автора - демонстрация потрясающей сложности кризиса на грани как процесса принятия решений. И лучше всего это демонстрирует приведённая ниже картинка - парадигма изучения и развития кризиса на грани.
Как видно, Лебоу выделят 24 (!) переменных, влияющих на итоговое решение и исход кризиса, по семи различным категориям. Само число переменных, которые необходимо контролировать или учитывать, уже указывает на ключевую проблему - сложность того, что мы называем «кризисом», такова, что полноценное рациональное решение, не подверженное когнитивным искажениям, фактически невозможно.
В тексте Лебоу уделяет должное внимание каждой из упомянутых выше переменных, и с успехом показывает, что все они могут быть важны. Комментировать всё в рамках рецензии, разумеется, нецелесообразно. Выберу некоторые яркие примеры неярких переменных.
Возьмём, скажем, переоценку прецедента. В общем виде не звучит грозно. Лебоу же приводит очень интересный пример. Одним из ключевых допущений, влиявших на действия руководства Германской империи во время Июльского кризиса 1914 г., было следующее: Николай II сдал назад во время Боснийского кризиса, сдаст и сейчас. Это мнение было ошибочным, а сама ошибка имела далекоидущие последствия. Сегодня проблема переоценки прецедента представляется особенно важной, поскольку вызывающая известные сомнения теория «ядерного сдерживания» подкрепляется даже не полноценным прецедентом, а оценкой прецедента (факт (прецедент) - СССР и США не воевали друг с другом в 1945-1991 гг., оценка - причиной этому было ядерное сдерживание; вывод - ядерное сдерживание работает).
Интересный пример приводит Лебоу и в случае с потребностью в поддержании самопредставления. Он упоминает восклицание Роберта Кеннеди во время Карибского кризиса. Который, говорят, при обсуждении варианта с авиаударом по советским ракетам воскликнул: «Мой брат не собирается стать Тодзио 60-х!» - и, опять же, говорят, эта ремарка имела важное и даже решающее значение. Любопытно, что сам Лебоу при этом говорит: «самопредставление может привести к отказу от решения, в остальных отношениях разумного, из-за того, что оно противоречит этому самопредставлению». Похвальная интеллектуальная честность - поскольку пример-то, казалось бы, позитивный. И полезный, полагаю, всем доморощенным маккиавелиастам, уверенным, что в большой политике нет места ценностям (оговоримся: сам Лебоу далее замечает, что ценности как таковые обычно не являются аргументом, однако, если принятое решение идёт вразрез с ценностями, политик испытывает когнитивный дискомфорт со всеми вытекающими когнитивными последствиями).
Другую сочную цитату Лебоу даёт по вопросу о том, как национальное самопредставление мешает эмпатиченому восприятию беспокойства оппонента о собственной безопасности. Здесь говорит сам Джон Фостер Даллес: «Хрущева не надо убеждать в наших добрых намерениях. Он знает, что мы не агрессоры, и не угрожаем безопасности Советского Союза». Эта фраза, впрочем, не привязана к конкретному конфликту. Среди случаев, рассмотренных Лебоу, здесь наиболее показателен корейский кризис 1950 г. Трумэн и Ачесон не верили в возможность масштабного китайского вмешательства в конфликт во многом потому, что не строили далекоидущих планов по отношению КНР - и, соответственно, не осознавали, насколько важно для руководства КНР сохранение «буфера» в виде Северной Кореи.
Заключение: даже и не думай
Если кризис на грани слишком сложен для принятия рационального решения, то такие кризисы должны часто оканчиваться неудачей для инициатора. У Лебоу так и получается, вот соответствующая табличка:
Число чистых побед инициатора (3) меньше числа чистых политических поражений (4) и составляет менее 25% от общего числа случаев (14). Более того, четыре из пяти упомянутых в табличке войн закончились поражением инциатора кризиса, пятая - корейская - была сведена вничью. Более чем впечатляющий результат. Сам Лебоу комментирует это так: многочисленные источники ошибок в рассуждениях делают необходимым быстрое обучение в процессе кризиса. Когда такое имело место быть (Фашода и Куба), инициатор мог как минимум отступить. Когда этого не было - оба «корейских» кризиса, Июльский кризис - дело оканчивалось войной.
Далее, Лебоу комментирует два подхода, имеющих прямое отношение к проблеме «кризиса на грани». Первый - «теория сдерживания». По поводу которой Лебоу высказывает и цитирует целый ряд сомнений и возражений. Хотя он и не говорит, что теория эта вообще не рабочая, однако в одном месте делает очень важное замечение: ключевым элементом в сдерживании являются особенности восприятия сдерживаемого. А это, заметим - переменная, которую сдерживающий не контролирует.
Второй подход, удостоившийся внимания Лебоу - это методы «управления кризисом». По поводу которых автор также высказывается скептически. Его ключевое возражение можно сформулировать следующим образом: любая попытка организовать «всестороннее и объективное» обсуждение проблемы на деле может превратиться в простую легитимизацию принятого решения. В частности - и тут приводятся практические примеры - введённый в обсуждение «адвокат дьявола» будет исполнять свои обязанности спустя рукава, а остальные участники обсуждения будут использовать его как мальчика для битья. При это Лебоу делает очень смелое замечание, особенно если принять во внимание его желание привлечь на помощью психологов: идея о том, что можно организовать рациональное обсуждение, есть не более чем пример психологической защиты в исполнении самих психологов, не готовых сказать себе, что у проблемы нет решения.
Интересно, что при обсуждении темы «управления кризисом» Лебоу режет «священную корову» - а именно, критикует работу комитета, созданного Кеннеди во время Карибского кризиса. В частности, он замечает, что ключевое решение - нужно добиться того, чтобы советских ракет на Кубе не было - Кеннеди принял до созыва комитета. При этом как минимум два высокпоставленных американских политика (в т.ч. Макнамарра) высказывали мнение, что советские ракеты на Кубе можно просто проигнорировать.
В финале книги нас ждёт замечательный интеллектуальный кульбит. Лебоу начинает свою работу с критики идеи о доминирующем значение фундаментальных причин кризисов и войн - указывая на то, что непосредственные причины, по его мнению, важны не менее, если не более. Подытоживая же своё исследование, он говорит, что при управлении кризисом ключевое значение имеют не собственно организация обсуждения, а фундаментальные особенности сложившейся к этому времени политической культуры. Таким образом, круг замыкается: фундаментальные причины не важны, но они всё-таки важны. Стоит отдать должное автору, честно отмечающему эту финальную иронию.
Коль скоро сам Лебоу так и не дал нам конструктивного заключения по проблеме, придётся сделать его самостоятельно. Каким образом можно концептуализировать сказанное выше? Пожалуй, только одним. Если кризис как явление столь сложен, что его сложно даже исследовать, если им почти невозможно управлять, то от использования кризиса как инструмента внешней политики лучше просто воздерживаться (посмотрите на Китай). Поскольку проблема не в том, что последствия могут быть негативными - настоящая проблема в том, что эти негативные последствия могут быть изначально невообразимыми. Развивая эту мысль, можно добавить: если единичный кризис может разрешиться к пользе инициатора, то попытка сделать кризис нормой внешней политики, построить цепочку кризисов, с неизбежностью ведёт к большой неудаче. Этот вывод, пожалуй, немного запоздал. Но всё же лучше, чем никогда.