Метод Липпмана
Требуйте отстоя пены.
Прокомментирую - с немалой задержкой, да - основную идею книги Липпмана. Поскольку, во-первых, приведённые мной выдержки ( раз, два) могли создать ложное впечатление о доминировании в книге темы Первой мировой (это не так), и, во-вторых, идея мне, в общем-то, близка. Как говорится, сам хотел написать что-то такое - но прочитал до того, как написал.
Липпман, кажется, очень удачно обозначил дилемму демократии американского типа (сделаем вид, что это понятие не нуждается в уточнениях). Если решения, касающиеся человека, принимаются без его участия, то это унижает его достоинство - и, коль скоро достоинство не должно быть унижено, должна быть демократия, человек должен иметь возможность избирать и быть избранным. С другой стороны, выборные механизмы существенно ухудшают качество управления - в первую очередь потому, что общественное мнение сильно искажено, а кругозор избирателей и, что ещё важнее, избранных правителей не позволяет правильно решать проблемы, стоящие перед властью. Как минимум, так я могу изложить собственное понимание сказанного Липпманом.
Причин искажения общественного мнения множество - начиная от специфического устройства человеческой психики и заканчивая целенаправленными усилиями со стороны пропагандистов и цензоров. Пресса не может решить проблему и дать обществу объективную картину. Липпмана трудно цитировать, потому что большинство его идей изложены пространно, а длинные цитаты утомляют. Но вот попробую дать один абзац по поводу прессы прежде, чем перейти к описанию предложенного им решения:
...пресса стала рассматриваться как орган прямой демократии, которому вменяется в гораздо большем масштабе изо дня в день выполнять функцию, обычно приписываемую законодательной инициативе, референдуму и праву отзыва депутатов. Суд Общественного Мнения, открытый день и ночь, должен беспрерывно формулировать и утверждать законы, регулирующие все сферы жизни. Этого не происходит. А если принять во внимание природу новостей, то это невозможно. Ведь новости, как мы убедились выше, точны настолько, насколько точна изначальная запись события. Если событие не может быть названо, измерено, облечено в конкретную форму и представлено как нечто определенное, то оно либо не может принять характер новостей, либо подвержено случайностям и предрассудкам, неизбежно присутствующим в процессе наблюдения.
Решить возникающую проблему, по мнению Липпмана, можно, создав государственную сеть информационных бюро, которые будут собирать и обрабатывать информацию как для органов власти, так и - для прессы. Липпмана понимает, что это предложение содержить в себе серьёзную институциональную угрозу, и настаивает на том, что информационные бюро, даже приписанные к конкретным минимстерствам, должны быть "независимы". Его пожелания в этом отношении кажутся совсем благими, но обсудить хотелось бы не их. И, прежде чем перейти к обсуждению, приведу иллюстрацию работы этих бюро, предложенную самим Липпманом (в заключительной, восьмой части книги с ярким названием "Организованный интеллект"):
....Формулировки вопросов, сделанные человеком с узкопартийными взглядами, практически всегда состоят из целой серии фактов, изложенных в той последовательности, в какой он их наблюдал, но при этом вся масса фактов будет покрыта толстым слоем жира стереотипных фраз, нагруженных его эмоциями. Всегда держа нос по ветру, такой деятель выплывает из зала заседаний с какой-нибудь воодушевляющей идеей вроде Справедливости, Благосостояния, Американского Духа, Социализма. Находящийся извне гражданин на такие идеи реагирует испугом или восхищением, но он не в состоянии дать им оценку. Для того чтобы частное лицо смогло аргументировать свою позицию по данному вопросу, кто-то должен вытопить жир из предложенного ему продукта.
Этого можно достичь, если представитель граждан внутри данной системы будет проводить обсуждение ситуации в присутствии третьего лица - председателя или посредника, - направляющего обсуждение на аналитические данные, полученные от экспертов. Так должен функционировать любой представительный орган, рассматривающий вопросы, касающиеся отдаленных ситуаций. Допускается присутствие приверженцев узкопартийных взглядов, но оно должно уравновешиваться присутствием тех, кто не проводит своих личных интересов, кто достаточно владеет материалом и обладает способностью диалектически отличать реалистическое восприятие от стереотипа, от модели (pattern) и от переработанных версий. Это напоминает Сократов диалог, насыщенный желанием пробиться от слов к значениям и выйти на новые горизонты, поскольку диалектика современной жизни должна твориться людьми, столь же тщательно изучившими среду, сколь и человеческое сознание.
Таков, к примеру, тяжелейший спор в сталелитейной промышленности. Каждая сторона, участвующая в споре, выдвигает свой манифест, полный высших идеалов. Единственное общественное мнение, которое на данный момент заслуживает уважения, - это мнение, что нужно провести конференцию. Та сторона, которая говорит, что ее Дело слишком справедливо, чтобы оно было вынесено на обсуждение наряду с другими вопросами, вызывает мало симпатий, поскольку такого Дела нет ни у кого из смертных. Возможно, те, кто возражает против конференции, не говорят о Великом Деле буквально. Возможно, они утверждают, что противоположная сторона слишком безнравственна и они не могут пожать руку предателям. Единственное, что может сделать в такой ситуации общественное мнение, - это организовать слушания в присутствии должностных лиц для ознакомления с доказательствами безнравственности оппонентов. Ведь нельзя полагаться на мнение сторонников узкопартийных взглядов. Но предположим, принято решение о проведении конференции и конференция выбрала нейтрального председателя, за спиной которого стоят эксперты корпорации, профсоюза и, скажем, министерства труда.
Судья Гэри совершенно искренне утверждает, что его люди получают прекрасную зарплату и не работают сверхурочно, а затем переходит к краткому очерку истории России от Петра Великого до убийства царя. За ним поднимается Уильям Фостер и с такой же искренностью сообщает, что люди подвергаются эксплуатации, а затем переходит к истории освобождения человека от социального гнета от Иисуса из Назарета до Авраама Линкольна. В этот момент председатель обращается к сотрудникам информационной службы, чтобы те предъявили публике сведения по заработной плате и вместо слов «получают прекрасную зарплату» и «подвергаются эксплуатации» показали таблицу с данными о том, как на самом деле оплачиваются работники разных разрядов. Считает ли судья Гэри, что все они действительно хорошо оплачиваются? Да, считает. Считает ли Уильям Фостер, что все они подвергаются эксплуатации? Нет, он считает, что подвергаются эксплуатации разряды C, M и X . Что он имеет в виду под эксплуатацией? Он считает, что их зарплата меньше прожиточного минимума. Тогда как судья Гэри считает, что их зарплата соответствует прожиточному минимуму. «Что человек может купить на такую зарплату?» - спрашивает председатель. «Ничего», - говорит Уильям Фостер. «Все, что ему необходимо», - говорит судья Гэри. Председатель запрашивает правительственные статистические данные по бюджету и ценам . Он провозглашает, что разряд X получает зарплату, соответствующую среднестатистическому потребительскому бюджету, тогда как разряды С и M - нет. Судья Гэри отмечает, что он не считает официальную статистику надежной. Бюджет слишком высок, а цены понизились. Фостер также высказывает свое мнение. Бюджет слишком низок, а цены повысились. Председатель провозглашает, что этот вопрос не входит в юрисдикцию конференции, что официальные цифры остаются в силе и что эксперты судьи Гэри и господина Фостера должны обратиться в постоянный комитет объединенного информационного отдела.
«Тем не менее, - говорит судья Гэри, - мы разоримся, если изменим шкалу заработной платы». «Что вы имеете в виду, когда говорите, что вы разоритесь, - спрашивает председатель, - предъявите свои бухгалтерские книги». «Я не могу этого сделать, - говорит судья Гэри, - это частное дело». «Частные дела нас не интересуют», - говорит председатель и делает заявление, что заработная плата рабочих разрядов С и M является настолько-то ниже официального прожиточного минимума и что судья Гэри отказывается повышать их по причинам, о которых не хочет говорить. После подобной процедуры по этому вопросу может существовать общественное мнение в высоком смысле этого слова.
Ценность посреднической роли экспертов состоит не в формировании мнения, призванного убедить сторонников узкопартийных интересов, а в разрушении самой узкопартийной структуры. Судья Гэри и Уильям Фостер могут остаться при своих мнениях, хотя им придется выступать иначе. Но остальные, кто еще не присоединился к какой-то узкой группировке, этого уже не сделают. Поскольку стереотипы и лозунги, которые привлекают людей в такие группировки, легко развеиваются под воздействием подобной диалектики.
Вполне возможно, что первое впечатление, которое вызовет этот отрывок - это впечатление наивности. Удивительной чрезвычайно - поскольку это наивность, проявленная человеком, очевидно, искушённым. Следующим пунктом, вероятно, будет мысль о том, что информационных бюро наделали немало, а дело лучше не стало. Эти впечатления и соображения понятны, и я не могу сказать, что не испытал первого и не подумал о втором.
Тем не менее, здесь можно подумать и сказать иное. Можно усилить критику Липпмана: он, иногда явно, чаще подспудно использует понятие "объективной реальности", но не даёт удовлетворительного определения того, что же она из себя представляет - и, тем более, как её можно постичь (и можно ли вообще её постичь). Без этого его рассуждения о псевдосреде - воспринимаемой человеком реальонсти - при всей глубине и изяществе кажутся лишёнными твёрдой опоры.
Более того, Липпман для примера берёт относительно "простой" случай (скорее всего, бессознательно). Вопрос об экономическом положении группы людей - это вопрос, в котором можно использовать измеримые величины, что и происходит в предложенном примере. Однако, Липпман делает вид, что понятия "подвергается эксплуатации" и "получает зарплату ниже прожиточного минимума" тождественны, что не верно. А это означает, что наличие объективной информации о величине зарплаты и величине прожиточного минимума не позволяет разрешить ключевой вопрос - об эксплуатации - однозначно.
Однако, несмотря на описанные (и не описанные) возражения и сомнения ключевую идею Липпмана можно взять на вооружение - для себя. Если люди хотят быть обманутыми и обмануться, им не помочь. Но если кто-то хочет иного, если кто-то пытается получить удовлетворительный ответ для себя, то идея конкретизации должна быть одной из ключевых. Конкретизация может быть количественной, может быть качественной - но, в любом случае, сдуть "пену" красивых знаков, давно утративших контакт с означаемым, будет приятно.
Приведу несколько примеров. Если говорить о понятиях измеримых, то вот возьмём сочетание "чудовищные потери", которые нынче используют чаще, чем пару лет назад. Дисциплина (или гигиена?) ума требует при каждой встрече с этим оборотом задаваться двумя вопросами - собственно о величине потерь (это, конечно, несложно) и об эталоне "чудовищности" - это уже сложнее и интереснее. Пример может показаться тривиальным, но на практике можно заметить, что кажущиеся очевидными общие соображения нарушаются при первом же подходе к конкретике.
Если речь идёт о понятиях качественных, то методика конкретизации не так очевидна. Здесь, вероятно, имеет смысл опираться на чтот-то вроде "пяти почему" - само "пять" обосновать едва ли возможно, но наличие конкретного числа позволяет оборвать бесконечную цепочку. И, поскольку - говорят - человек может удерживать в памяти семь-десять однородных объектов одновременно, любое понятие лучше членить на соответствующее число составляющих. Можно, например взять два-три логических уровня с двумя-тремя объектами на каждом.
Для понятия, скажем, "демократия" можно сначала уточнить для себя три ключевых составляющих. Например: влияние общества на власть; разделение властей; сменяемость власти, Дальше можно каждое понятие снова уточнить: влияние общества равно возможность избирать, быть избранным, организовывать референудумы. И т.д.
Если кто-то говорит "Запад хочет", можно попробовать сначала расчленить понятие "Запад", а потом поприкладывать это "хочет" к составным частям. Думаю, это занятие доставить многим удовольствие - возьмите любое полное утверждение с оборотом "Запад хочет" и поменяйте "Запад" на "Австрия" или "Португалия", например. Позабавившись таким образом, можно дать оценку высказыванию как таковому и получить новую пищу для размышлений.
Приведённые выше соображения так же построены на подразумеваемом представлении о правильном ходе мысли - без явного определения этого хода. Этот изъян рассуждений заметен, и с ним придётся до определённой степени мириться. Если кому-то рассуждения покажутся интуитивно понятными и эмоционально привлекательными, то и хорошо. Если кому-то наоборот - тем для него хуже.
Прокомментирую - с немалой задержкой, да - основную идею книги Липпмана. Поскольку, во-первых, приведённые мной выдержки ( раз, два) могли создать ложное впечатление о доминировании в книге темы Первой мировой (это не так), и, во-вторых, идея мне, в общем-то, близка. Как говорится, сам хотел написать что-то такое - но прочитал до того, как написал.
Липпман, кажется, очень удачно обозначил дилемму демократии американского типа (сделаем вид, что это понятие не нуждается в уточнениях). Если решения, касающиеся человека, принимаются без его участия, то это унижает его достоинство - и, коль скоро достоинство не должно быть унижено, должна быть демократия, человек должен иметь возможность избирать и быть избранным. С другой стороны, выборные механизмы существенно ухудшают качество управления - в первую очередь потому, что общественное мнение сильно искажено, а кругозор избирателей и, что ещё важнее, избранных правителей не позволяет правильно решать проблемы, стоящие перед властью. Как минимум, так я могу изложить собственное понимание сказанного Липпманом.
Причин искажения общественного мнения множество - начиная от специфического устройства человеческой психики и заканчивая целенаправленными усилиями со стороны пропагандистов и цензоров. Пресса не может решить проблему и дать обществу объективную картину. Липпмана трудно цитировать, потому что большинство его идей изложены пространно, а длинные цитаты утомляют. Но вот попробую дать один абзац по поводу прессы прежде, чем перейти к описанию предложенного им решения:
...пресса стала рассматриваться как орган прямой демократии, которому вменяется в гораздо большем масштабе изо дня в день выполнять функцию, обычно приписываемую законодательной инициативе, референдуму и праву отзыва депутатов. Суд Общественного Мнения, открытый день и ночь, должен беспрерывно формулировать и утверждать законы, регулирующие все сферы жизни. Этого не происходит. А если принять во внимание природу новостей, то это невозможно. Ведь новости, как мы убедились выше, точны настолько, насколько точна изначальная запись события. Если событие не может быть названо, измерено, облечено в конкретную форму и представлено как нечто определенное, то оно либо не может принять характер новостей, либо подвержено случайностям и предрассудкам, неизбежно присутствующим в процессе наблюдения.
Решить возникающую проблему, по мнению Липпмана, можно, создав государственную сеть информационных бюро, которые будут собирать и обрабатывать информацию как для органов власти, так и - для прессы. Липпмана понимает, что это предложение содержить в себе серьёзную институциональную угрозу, и настаивает на том, что информационные бюро, даже приписанные к конкретным минимстерствам, должны быть "независимы". Его пожелания в этом отношении кажутся совсем благими, но обсудить хотелось бы не их. И, прежде чем перейти к обсуждению, приведу иллюстрацию работы этих бюро, предложенную самим Липпманом (в заключительной, восьмой части книги с ярким названием "Организованный интеллект"):
....Формулировки вопросов, сделанные человеком с узкопартийными взглядами, практически всегда состоят из целой серии фактов, изложенных в той последовательности, в какой он их наблюдал, но при этом вся масса фактов будет покрыта толстым слоем жира стереотипных фраз, нагруженных его эмоциями. Всегда держа нос по ветру, такой деятель выплывает из зала заседаний с какой-нибудь воодушевляющей идеей вроде Справедливости, Благосостояния, Американского Духа, Социализма. Находящийся извне гражданин на такие идеи реагирует испугом или восхищением, но он не в состоянии дать им оценку. Для того чтобы частное лицо смогло аргументировать свою позицию по данному вопросу, кто-то должен вытопить жир из предложенного ему продукта.
Этого можно достичь, если представитель граждан внутри данной системы будет проводить обсуждение ситуации в присутствии третьего лица - председателя или посредника, - направляющего обсуждение на аналитические данные, полученные от экспертов. Так должен функционировать любой представительный орган, рассматривающий вопросы, касающиеся отдаленных ситуаций. Допускается присутствие приверженцев узкопартийных взглядов, но оно должно уравновешиваться присутствием тех, кто не проводит своих личных интересов, кто достаточно владеет материалом и обладает способностью диалектически отличать реалистическое восприятие от стереотипа, от модели (pattern) и от переработанных версий. Это напоминает Сократов диалог, насыщенный желанием пробиться от слов к значениям и выйти на новые горизонты, поскольку диалектика современной жизни должна твориться людьми, столь же тщательно изучившими среду, сколь и человеческое сознание.
Таков, к примеру, тяжелейший спор в сталелитейной промышленности. Каждая сторона, участвующая в споре, выдвигает свой манифест, полный высших идеалов. Единственное общественное мнение, которое на данный момент заслуживает уважения, - это мнение, что нужно провести конференцию. Та сторона, которая говорит, что ее Дело слишком справедливо, чтобы оно было вынесено на обсуждение наряду с другими вопросами, вызывает мало симпатий, поскольку такого Дела нет ни у кого из смертных. Возможно, те, кто возражает против конференции, не говорят о Великом Деле буквально. Возможно, они утверждают, что противоположная сторона слишком безнравственна и они не могут пожать руку предателям. Единственное, что может сделать в такой ситуации общественное мнение, - это организовать слушания в присутствии должностных лиц для ознакомления с доказательствами безнравственности оппонентов. Ведь нельзя полагаться на мнение сторонников узкопартийных взглядов. Но предположим, принято решение о проведении конференции и конференция выбрала нейтрального председателя, за спиной которого стоят эксперты корпорации, профсоюза и, скажем, министерства труда.
Судья Гэри совершенно искренне утверждает, что его люди получают прекрасную зарплату и не работают сверхурочно, а затем переходит к краткому очерку истории России от Петра Великого до убийства царя. За ним поднимается Уильям Фостер и с такой же искренностью сообщает, что люди подвергаются эксплуатации, а затем переходит к истории освобождения человека от социального гнета от Иисуса из Назарета до Авраама Линкольна. В этот момент председатель обращается к сотрудникам информационной службы, чтобы те предъявили публике сведения по заработной плате и вместо слов «получают прекрасную зарплату» и «подвергаются эксплуатации» показали таблицу с данными о том, как на самом деле оплачиваются работники разных разрядов. Считает ли судья Гэри, что все они действительно хорошо оплачиваются? Да, считает. Считает ли Уильям Фостер, что все они подвергаются эксплуатации? Нет, он считает, что подвергаются эксплуатации разряды C, M и X . Что он имеет в виду под эксплуатацией? Он считает, что их зарплата меньше прожиточного минимума. Тогда как судья Гэри считает, что их зарплата соответствует прожиточному минимуму. «Что человек может купить на такую зарплату?» - спрашивает председатель. «Ничего», - говорит Уильям Фостер. «Все, что ему необходимо», - говорит судья Гэри. Председатель запрашивает правительственные статистические данные по бюджету и ценам . Он провозглашает, что разряд X получает зарплату, соответствующую среднестатистическому потребительскому бюджету, тогда как разряды С и M - нет. Судья Гэри отмечает, что он не считает официальную статистику надежной. Бюджет слишком высок, а цены понизились. Фостер также высказывает свое мнение. Бюджет слишком низок, а цены повысились. Председатель провозглашает, что этот вопрос не входит в юрисдикцию конференции, что официальные цифры остаются в силе и что эксперты судьи Гэри и господина Фостера должны обратиться в постоянный комитет объединенного информационного отдела.
«Тем не менее, - говорит судья Гэри, - мы разоримся, если изменим шкалу заработной платы». «Что вы имеете в виду, когда говорите, что вы разоритесь, - спрашивает председатель, - предъявите свои бухгалтерские книги». «Я не могу этого сделать, - говорит судья Гэри, - это частное дело». «Частные дела нас не интересуют», - говорит председатель и делает заявление, что заработная плата рабочих разрядов С и M является настолько-то ниже официального прожиточного минимума и что судья Гэри отказывается повышать их по причинам, о которых не хочет говорить. После подобной процедуры по этому вопросу может существовать общественное мнение в высоком смысле этого слова.
Ценность посреднической роли экспертов состоит не в формировании мнения, призванного убедить сторонников узкопартийных интересов, а в разрушении самой узкопартийной структуры. Судья Гэри и Уильям Фостер могут остаться при своих мнениях, хотя им придется выступать иначе. Но остальные, кто еще не присоединился к какой-то узкой группировке, этого уже не сделают. Поскольку стереотипы и лозунги, которые привлекают людей в такие группировки, легко развеиваются под воздействием подобной диалектики.
Вполне возможно, что первое впечатление, которое вызовет этот отрывок - это впечатление наивности. Удивительной чрезвычайно - поскольку это наивность, проявленная человеком, очевидно, искушённым. Следующим пунктом, вероятно, будет мысль о том, что информационных бюро наделали немало, а дело лучше не стало. Эти впечатления и соображения понятны, и я не могу сказать, что не испытал первого и не подумал о втором.
Тем не менее, здесь можно подумать и сказать иное. Можно усилить критику Липпмана: он, иногда явно, чаще подспудно использует понятие "объективной реальности", но не даёт удовлетворительного определения того, что же она из себя представляет - и, тем более, как её можно постичь (и можно ли вообще её постичь). Без этого его рассуждения о псевдосреде - воспринимаемой человеком реальонсти - при всей глубине и изяществе кажутся лишёнными твёрдой опоры.
Более того, Липпман для примера берёт относительно "простой" случай (скорее всего, бессознательно). Вопрос об экономическом положении группы людей - это вопрос, в котором можно использовать измеримые величины, что и происходит в предложенном примере. Однако, Липпман делает вид, что понятия "подвергается эксплуатации" и "получает зарплату ниже прожиточного минимума" тождественны, что не верно. А это означает, что наличие объективной информации о величине зарплаты и величине прожиточного минимума не позволяет разрешить ключевой вопрос - об эксплуатации - однозначно.
Однако, несмотря на описанные (и не описанные) возражения и сомнения ключевую идею Липпмана можно взять на вооружение - для себя. Если люди хотят быть обманутыми и обмануться, им не помочь. Но если кто-то хочет иного, если кто-то пытается получить удовлетворительный ответ для себя, то идея конкретизации должна быть одной из ключевых. Конкретизация может быть количественной, может быть качественной - но, в любом случае, сдуть "пену" красивых знаков, давно утративших контакт с означаемым, будет приятно.
Приведу несколько примеров. Если говорить о понятиях измеримых, то вот возьмём сочетание "чудовищные потери", которые нынче используют чаще, чем пару лет назад. Дисциплина (или гигиена?) ума требует при каждой встрече с этим оборотом задаваться двумя вопросами - собственно о величине потерь (это, конечно, несложно) и об эталоне "чудовищности" - это уже сложнее и интереснее. Пример может показаться тривиальным, но на практике можно заметить, что кажущиеся очевидными общие соображения нарушаются при первом же подходе к конкретике.
Если речь идёт о понятиях качественных, то методика конкретизации не так очевидна. Здесь, вероятно, имеет смысл опираться на чтот-то вроде "пяти почему" - само "пять" обосновать едва ли возможно, но наличие конкретного числа позволяет оборвать бесконечную цепочку. И, поскольку - говорят - человек может удерживать в памяти семь-десять однородных объектов одновременно, любое понятие лучше членить на соответствующее число составляющих. Можно, например взять два-три логических уровня с двумя-тремя объектами на каждом.
Для понятия, скажем, "демократия" можно сначала уточнить для себя три ключевых составляющих. Например: влияние общества на власть; разделение властей; сменяемость власти, Дальше можно каждое понятие снова уточнить: влияние общества равно возможность избирать, быть избранным, организовывать референудумы. И т.д.
Если кто-то говорит "Запад хочет", можно попробовать сначала расчленить понятие "Запад", а потом поприкладывать это "хочет" к составным частям. Думаю, это занятие доставить многим удовольствие - возьмите любое полное утверждение с оборотом "Запад хочет" и поменяйте "Запад" на "Австрия" или "Португалия", например. Позабавившись таким образом, можно дать оценку высказыванию как таковому и получить новую пищу для размышлений.
Приведённые выше соображения так же построены на подразумеваемом представлении о правильном ходе мысли - без явного определения этого хода. Этот изъян рассуждений заметен, и с ним придётся до определённой степени мириться. Если кому-то рассуждения покажутся интуитивно понятными и эмоционально привлекательными, то и хорошо. Если кому-то наоборот - тем для него хуже.