Отчёт о ролевой игре «Апокриф: Четвёртая Эпоха».
Художественной ценностью не обладает. Возможно, будет дописываться, если у меня появятся силы.
Эта история началась в 121 году после Войны Кольца, но корни её, конечно, глубже. Начать с того, что мой дед был сыном харадского жреца. В смутные времена после конца Войны он поссорился то ли с князем, то ли с княжеским сыном, в общем, не стало ему на родине житья, и он бежал на купеческий корабль, одним из первых ставший торговать с Гондором. Хоть был он почти мальчишкой, но уже умел читать по звёздам и картам, и стал на корабле лоцманом и заклинателем погоды. Много лет он прокладывал кораблям путь вдоль побережья залива Белфалас, а потом влюбился в девушку из Эдельлонда и остался в Гондоре. Сын его уже сам стал купцом и авантюристом, мы часто переезжали, я видел и Дол Амрот, и Минас Тирит, и дальние земли, на которых только недавно была восстановлена власть Страны Камня. Я продолжил дело не отца, но деда, став картографом. Поначалу я тоже странствовал от города к городу, но потом осел в Пеларгире, найдя родственную душу в смотрительнице местного маяка, Сельфалвен.
* * *
Той осенью мы вернулись из экспедиции в Рованион. Уже в Лебеннине до нас донеслись слухи о войне с Харадом. К счастью, по прибытию в Пеларгир мы узнали, что дипломатам удалось решить дело миром. Осень прошла в ярмарках и праздниках. На маяке оставалось очень немного народу, и я чаще ночевал на постоялом дворе «Пурпурное древо», чем дома.
Однажды, ненастной ноябрьской ночью, посреди шумного пира я оказался за одним столом с дамой, которую мне представили как Атани, наместницу Харондора. Она возвращалась из Минас-Тирита после аудиенции у Короля, насколько я понял, неудачной. С самого начала она произвела на меня сильное и неоднозначное впечатление. С одной стороны, я восхитился её волей и явственно заметными способностями стратега. С другой стороны, я увидел, что люди для неё ничего не значат.
В начале зимы я погулял немного по центральному Гондору, пособирал слухи в Минас-Тирите и Дол Амроте. Слухи были смутны - об особом даре младшей дочери короля, об угрозе с Севера. Некий чиновник в Минас-Тирите делился с другом своими сомнениями, не будет ли помощь Харондору предательством страны. Потом я вернулся на маяк, наблюдал звёзды, размышлял, предавался праздности.
* * *
Славный город Пеларгир! Нигде в своих странствиях я не видел другого такого мирного и весёлого места. Где, как не в Пеларгире, могли придумать составить петицию в Корпус Света с требованиями отмены там целибата и запрета на вино, «подрывающего силы сих мужей, полных достоинств», а заодно и богатство пеларгирских кабатчиков. Подписание петиции само вылилось в небольшие народные гуляния. Это было ранней весной. Вскоре мы с Сельфалвен снарядили экспедицию в южные земли.
По побережью мы добрались до Умбара, оттуда по горным дорогам вернулись к долине Харнена, миновали Харондор и, наконец, достигли владений рода Арханна в землях Ханатты. У величественного Храма Гневного Солнца мы расстались с Сэль, которая отправилась обратно на запад, я же не надолго задержался в Хараде и отправился на восток, в земли народа Файранор. Я впервые столкнулся с этими людьми у их пограничной заставы на перевале в Карадрам Нурн. Файранор сразу произвели на меня очень хорошее впечатление: благородной простотой своего обихода, своеобразным юмором, жизнерадостностью. Дальше перевала меня не пропустили, и я пошёл с их караваном в Итилиен.
Вскоре после нашего прихода в Итилиен примчались гонцы из из Лоссарнаха с тревожными вестями о нападении неизвестного войска. Итилиенская стража и отряд файранор поспешили через долину Андуина на помощь, а в Итилиен вскоре прибыли беженцы и раненые. Госпитали были переполнены. Я помогал, чем умел - не слишком многое. Как-то в свободную минуту я сел зарисовать карту своей экспедиции. Двое местных купцов заинтересовались моей работой и предложили её сократить. Так я купил у них отлично сделанный набросок карты торговых путей всего Объединённого Королевства и южных земель. Вскоре вернулся отряд с вестями о том, что Лоссарнах освобождён, хотя и сильно пострадал, и я отправился в путь обратно домой, куда добрался без дальнейших приключений.
* * *
Там я сверил карты со своими и перерисовал их со всем тщанием. Одну копию отправил обратно в Итилиен с проходящими следопытами в подарок своим новонайденным коллегам. Мы пытались планировать новую экспедицию на север, в Арнор, но Сэль была меланхолична. Я поделился с ней своими подозрениями о том, что Харондор становится плодом раздора между Гондором и Харадом в силу своего неопределёного статуса, и тогда Сэль вспомнила, что на том осеннем пиру наместница Атани бахвалилась покровительством некоего тёмного властелина. Я припомнил, что тоже слышал что-то подобное, но тогда подумал, что она имеет в виду правителя Ханатта, который, конечно, как и все южане, смугл. Но теперь сопоставил факты и слухи я уверился: сердце наместницы предалось Тьме. Это было нелегко признать - мы уже почти привыкли считать Тьму старой страшной сказкой.
В середине лета в Пеларгир приходили проповедницы из Храма Гневного Солнца, рассказывали о своих обычаях и о вере. Я воспользовался удачным случаем и расспросил их про харадское гадание. Проповедница сказала, что в их Храме оно не практикуется, но что традиции гадания живы в Ханатта, и посоветовала человека, к которому можно обратиться, а может быть, даже пойти в ученики. Я взвесил всё и стал собираться в новую экспедицию в южные земли. Как раз во время сборов я случайно подслушал разговор Лорда Стража с парой файранорских следопытов и узнал, что он тоже подозревает наместницу Атани и хочет заказать им её убийство. Я открыл себя, сказал, что я как раз собираюсь на юг, хорошо знаю внешность наместницы и могу указать следопытам на неё - в обмен на охрану каравана.
Так и вышло. Мы без затруднений добрались до Харондора, попутно узнав, что в Умбаре тоже бродят сепаратистские настроения, и я показал следопытам на Атани - которая к тому времени несколько переменила внешность, дав мне лишний повод подозревать её если не в тёмном колдовстве, то во всяком случае в тёмных делах. Но следопыты не нанесли удар и, признаться, мне было трудно представить, что эти славные люди могут пойти на коварное убийство. Караван пошёл дальше на восток, и - о горе! - вскоре мы увидели дымы на горизонте, кружащиеся стаи птиц-падальщиц, верных спутниц битвы - и узнали, что Храм Гневного Солнца разрушен, и все его защитники и послушницы убиты - и не кем иным, как воинами Гондора. Охваченный глубокой скорбью, сам не свой, я последовал с файранор на их родину, считая в помутнении рассудка, что раз сердце Ханатта, Храм, разрушен, то и вся страна в целом раззорена. Позже я узнал, что карающая длань Гондора была обращена только на Храм, но это было слабым утешением.
* * *
Файранор приютили у себя разрозненные групки беженцев от войны. Мне довелось увидеть, как не кто иная, как Атани, беседует с Ярлом файранор. Я узнал, что она изгнанана, а в Харандоре военное положение. Она говорила о дружбе и сотрудничестве, и опять-таки поминала некую тёмную сторону, а я был мыслил, что здесь её речи не возымеют силы - но в сердце моём не было полной уверенности. Впрочем, я почти уверен, что в тот раз она ушла от файранор ни с чем. Мои знакомые следопыты стояли рядом со мной и спрашивали вполголоса, не атаковать ли сейчас - а я отвечал им, что не я дал им поручение убийства. Что я мог поделать?
Я погостил у файранор ещё какое-то время и познакомился получше с их бытом и обычаями. Я уверился, что вся их культура создана из средств противления злу - от клятвенной верности Кругов до эксцентричного юмора и карнавальных верований. Потом с юга стали доходить более мирные вести, и мы со следопытами Хорьком и Драго, уже ставшими моими добрыми приятелями, и группой других беженцев отправились в долгий обратный путь. В горах Карадрам Нурн, недалеко от пограничной заставы, нам было жуткое видение: три тёмных фигуры, со странными рисунками на лицах. Я испугался - в памяти моей всплыли старые легенды про назгулов - и не вглядывался, но мои приятели, с присущим файранор бесстрашием, разглядели их лучше и увидели, что они несут некие чаши или кубки. Мы поспешили дальше на юг, надеясь, что пограничники справятся с незванными гостями, если те пожалуют к ним.
Я посетил пепелище Храма Гневного Солнца, и там мне было другое видение: дух, которого ханаттаннайн называют Оком Солнца, привиделся мне и поведал, с какой жестокостью был разрушен Храм. Скорбь и ненависть наполнили моё сердце, моя уверенность в том, что все эти бессмысленные смерти были вызваны движением воли всего лишь одного человека, росли. И я знал, что изгнание её не остановит. Я спешил домой, но однажды разговорился с беженкой из Умбара. Оказалось, что она работает в чайхане по соседству с постоялым двором, на котором гадает по руке гадалка. Я увидел в этом знак и решил отправиться в Умбар и встретиться с этой предсказательницой.
На месте же оказалось, что гадание в Умбаре весьма популярно, и я нашёл не только хироманта, но и картоманта, поговорил с ней и попросился в ученики. Она согласилась, но на одном условии: у меня должна быть собственная колода. Ещё от деда я знал, что такие колоды передаются по наследству из рода в род, либо создаются самим гадателем. К сожалению, дедовскую колоду мы после его смерти так и не нашли, хотя перерыли всё его наследство. Возможно, он не хотел отдавать её сыну, ставшему купцом, а возможно - видел, что в Гондоре жрецы не нужны. Так что мы порешили, что гадалка меня проинструктирует, а я нарисую себе карты сам, как до этого рисовал географические.
После этого я поспешил в Лебеннин, взвесил все «за» и «против», принял и решение и рассказал Лорду Стражу обо всех своих наблюдениях, выводах и подозрениях, а затем съездил в Дол Амрот и пересказал всё то же самое интенданту Корпуса Света. Отчистив таким образом своё сердце и сложив груз принятия решения, я с маленьким караваном (Сэль так и грустила в Пеларгире) отправился наконец в Арнор. Незадолго до отправления до нас дошла страшная весть о барлоге, сразившем короля и воинов Корпуса. Я уже почти ничему не удивлялся, и даже страх словно притупился.
* * *
В Арнор мы пришли ранней осенью и нашли в запустении, как будто вернулась Третья Эпоха. Из разговоров с редкими местными жителями я узнал, что экспедиция университета распущена. Я вспомнил смутные слухи о ректоре Университета и содрогнулся от мысли о том, что Тьма могла вернуться и в эти дивной красоты земли. Я начинал опасаться за сохранность своего рассудка. Порой мне мерещились человеческие фигуры, исчезавшие при пристальном взгляде, слышались голоса. Однажды голос заговорил со мной и представился капитаном арнорской гвардии, павшей в битве с неизвестным врагом. Он попросил меня… передать посылку деве-целительности из Лоссарнаха, когда-то спасшей ему жизнь. Посылку трубочного листа. Я был бы уверен, что помешался, если бы это был не трубочный лист. Я начал ещё лучше понимать дикие выдумки файранор: как ни парадоксально, абсурдные и нелепые шутки помогали им сохранять здравый рассудок перед лицом неведомого.
И я поспешил обратно в южный Гондор. Не заходя в Минас-Тирит, я прошёл в Арнах и передал посылку капитана. Ненадолго я задержался в Лоссарнахе, беседовал с лекарями (одна из которых оказалась тёткой нашей наместницы, Риан), но вскоре до нас дошла весть о новом нападении на Минас-Тирит, и Лоссарнах почти опустел. Я же захотел увидеть Ангвен, леди-картографа из Итилиена. В сгущающемся мраке, казалось, уже ничего не имеет значения, кроме дружбы. Мы гуляли по итилиенским дворцам и паркам, беседовали под звёздами про ушедшие эпохи, про судьбу и её предсказание, про эльфов и тайные знания, про редкостные вещицы и игры; я рассказывал дедушкины харадские сказки. Однажды в таверне за чашкой кофе мы поспорили с каким-то книжником.
«Магия уходит из Средиземья», - говорил он - «и, может быть, это и к лучшему.»
«Магия не исчезла», - возразил я. «Она затаилась в человеческих сердцах.»
Вскоре после этого я принял решение и стал снаряжаться в Умбар. Ангвен я предложил отправиться путешествовать со мной, и она согласилась. Дальнейшее смутно: я помню пышный праздник в Умбаре, изрыгающих огонь танцовщиков, варварскую и торжественную музыку. Помню по контрасту спокойный, сонный, пресыщенный Лебеннин - и как я узнал, что всё это время среди нас, в самом мирном и спокойном городе Королевства, таился Враг, скрываясь под личиной не кого-нибудь, а тишайшего, интеллигентнейшего интенданта Фуруасара.
Весной войско Умбара вышло в поход, и перед ним пали Минас-Тирит и Дол Амрот.
Мои коллеги по команде говорят, что не видели в игре общего сюжета, но отдельные игроки играли отдельные истории. Вполне вероятно, что они правы. Я ехал на игру с тем, чтобы написать её хронику. Вместо этого я написал историю своего персонажа.
Эта история началась в 121 году после Войны Кольца, но корни её, конечно, глубже. Начать с того, что мой дед был сыном харадского жреца. В смутные времена после конца Войны он поссорился то ли с князем, то ли с княжеским сыном, в общем, не стало ему на родине житья, и он бежал на купеческий корабль, одним из первых ставший торговать с Гондором. Хоть был он почти мальчишкой, но уже умел читать по звёздам и картам, и стал на корабле лоцманом и заклинателем погоды. Много лет он прокладывал кораблям путь вдоль побережья залива Белфалас, а потом влюбился в девушку из Эдельлонда и остался в Гондоре. Сын его уже сам стал купцом и авантюристом, мы часто переезжали, я видел и Дол Амрот, и Минас Тирит, и дальние земли, на которых только недавно была восстановлена власть Страны Камня. Я продолжил дело не отца, но деда, став картографом. Поначалу я тоже странствовал от города к городу, но потом осел в Пеларгире, найдя родственную душу в смотрительнице местного маяка, Сельфалвен.
* * *
Той осенью мы вернулись из экспедиции в Рованион. Уже в Лебеннине до нас донеслись слухи о войне с Харадом. К счастью, по прибытию в Пеларгир мы узнали, что дипломатам удалось решить дело миром. Осень прошла в ярмарках и праздниках. На маяке оставалось очень немного народу, и я чаще ночевал на постоялом дворе «Пурпурное древо», чем дома.
Однажды, ненастной ноябрьской ночью, посреди шумного пира я оказался за одним столом с дамой, которую мне представили как Атани, наместницу Харондора. Она возвращалась из Минас-Тирита после аудиенции у Короля, насколько я понял, неудачной. С самого начала она произвела на меня сильное и неоднозначное впечатление. С одной стороны, я восхитился её волей и явственно заметными способностями стратега. С другой стороны, я увидел, что люди для неё ничего не значат.
В начале зимы я погулял немного по центральному Гондору, пособирал слухи в Минас-Тирите и Дол Амроте. Слухи были смутны - об особом даре младшей дочери короля, об угрозе с Севера. Некий чиновник в Минас-Тирите делился с другом своими сомнениями, не будет ли помощь Харондору предательством страны. Потом я вернулся на маяк, наблюдал звёзды, размышлял, предавался праздности.
* * *
Славный город Пеларгир! Нигде в своих странствиях я не видел другого такого мирного и весёлого места. Где, как не в Пеларгире, могли придумать составить петицию в Корпус Света с требованиями отмены там целибата и запрета на вино, «подрывающего силы сих мужей, полных достоинств», а заодно и богатство пеларгирских кабатчиков. Подписание петиции само вылилось в небольшие народные гуляния. Это было ранней весной. Вскоре мы с Сельфалвен снарядили экспедицию в южные земли.
По побережью мы добрались до Умбара, оттуда по горным дорогам вернулись к долине Харнена, миновали Харондор и, наконец, достигли владений рода Арханна в землях Ханатты. У величественного Храма Гневного Солнца мы расстались с Сэль, которая отправилась обратно на запад, я же не надолго задержался в Хараде и отправился на восток, в земли народа Файранор. Я впервые столкнулся с этими людьми у их пограничной заставы на перевале в Карадрам Нурн. Файранор сразу произвели на меня очень хорошее впечатление: благородной простотой своего обихода, своеобразным юмором, жизнерадостностью. Дальше перевала меня не пропустили, и я пошёл с их караваном в Итилиен.
Вскоре после нашего прихода в Итилиен примчались гонцы из из Лоссарнаха с тревожными вестями о нападении неизвестного войска. Итилиенская стража и отряд файранор поспешили через долину Андуина на помощь, а в Итилиен вскоре прибыли беженцы и раненые. Госпитали были переполнены. Я помогал, чем умел - не слишком многое. Как-то в свободную минуту я сел зарисовать карту своей экспедиции. Двое местных купцов заинтересовались моей работой и предложили её сократить. Так я купил у них отлично сделанный набросок карты торговых путей всего Объединённого Королевства и южных земель. Вскоре вернулся отряд с вестями о том, что Лоссарнах освобождён, хотя и сильно пострадал, и я отправился в путь обратно домой, куда добрался без дальнейших приключений.
* * *
Там я сверил карты со своими и перерисовал их со всем тщанием. Одну копию отправил обратно в Итилиен с проходящими следопытами в подарок своим новонайденным коллегам. Мы пытались планировать новую экспедицию на север, в Арнор, но Сэль была меланхолична. Я поделился с ней своими подозрениями о том, что Харондор становится плодом раздора между Гондором и Харадом в силу своего неопределёного статуса, и тогда Сэль вспомнила, что на том осеннем пиру наместница Атани бахвалилась покровительством некоего тёмного властелина. Я припомнил, что тоже слышал что-то подобное, но тогда подумал, что она имеет в виду правителя Ханатта, который, конечно, как и все южане, смугл. Но теперь сопоставил факты и слухи я уверился: сердце наместницы предалось Тьме. Это было нелегко признать - мы уже почти привыкли считать Тьму старой страшной сказкой.
В середине лета в Пеларгир приходили проповедницы из Храма Гневного Солнца, рассказывали о своих обычаях и о вере. Я воспользовался удачным случаем и расспросил их про харадское гадание. Проповедница сказала, что в их Храме оно не практикуется, но что традиции гадания живы в Ханатта, и посоветовала человека, к которому можно обратиться, а может быть, даже пойти в ученики. Я взвесил всё и стал собираться в новую экспедицию в южные земли. Как раз во время сборов я случайно подслушал разговор Лорда Стража с парой файранорских следопытов и узнал, что он тоже подозревает наместницу Атани и хочет заказать им её убийство. Я открыл себя, сказал, что я как раз собираюсь на юг, хорошо знаю внешность наместницы и могу указать следопытам на неё - в обмен на охрану каравана.
Так и вышло. Мы без затруднений добрались до Харондора, попутно узнав, что в Умбаре тоже бродят сепаратистские настроения, и я показал следопытам на Атани - которая к тому времени несколько переменила внешность, дав мне лишний повод подозревать её если не в тёмном колдовстве, то во всяком случае в тёмных делах. Но следопыты не нанесли удар и, признаться, мне было трудно представить, что эти славные люди могут пойти на коварное убийство. Караван пошёл дальше на восток, и - о горе! - вскоре мы увидели дымы на горизонте, кружащиеся стаи птиц-падальщиц, верных спутниц битвы - и узнали, что Храм Гневного Солнца разрушен, и все его защитники и послушницы убиты - и не кем иным, как воинами Гондора. Охваченный глубокой скорбью, сам не свой, я последовал с файранор на их родину, считая в помутнении рассудка, что раз сердце Ханатта, Храм, разрушен, то и вся страна в целом раззорена. Позже я узнал, что карающая длань Гондора была обращена только на Храм, но это было слабым утешением.
* * *
Файранор приютили у себя разрозненные групки беженцев от войны. Мне довелось увидеть, как не кто иная, как Атани, беседует с Ярлом файранор. Я узнал, что она изгнанана, а в Харандоре военное положение. Она говорила о дружбе и сотрудничестве, и опять-таки поминала некую тёмную сторону, а я был мыслил, что здесь её речи не возымеют силы - но в сердце моём не было полной уверенности. Впрочем, я почти уверен, что в тот раз она ушла от файранор ни с чем. Мои знакомые следопыты стояли рядом со мной и спрашивали вполголоса, не атаковать ли сейчас - а я отвечал им, что не я дал им поручение убийства. Что я мог поделать?
Я погостил у файранор ещё какое-то время и познакомился получше с их бытом и обычаями. Я уверился, что вся их культура создана из средств противления злу - от клятвенной верности Кругов до эксцентричного юмора и карнавальных верований. Потом с юга стали доходить более мирные вести, и мы со следопытами Хорьком и Драго, уже ставшими моими добрыми приятелями, и группой других беженцев отправились в долгий обратный путь. В горах Карадрам Нурн, недалеко от пограничной заставы, нам было жуткое видение: три тёмных фигуры, со странными рисунками на лицах. Я испугался - в памяти моей всплыли старые легенды про назгулов - и не вглядывался, но мои приятели, с присущим файранор бесстрашием, разглядели их лучше и увидели, что они несут некие чаши или кубки. Мы поспешили дальше на юг, надеясь, что пограничники справятся с незванными гостями, если те пожалуют к ним.
Я посетил пепелище Храма Гневного Солнца, и там мне было другое видение: дух, которого ханаттаннайн называют Оком Солнца, привиделся мне и поведал, с какой жестокостью был разрушен Храм. Скорбь и ненависть наполнили моё сердце, моя уверенность в том, что все эти бессмысленные смерти были вызваны движением воли всего лишь одного человека, росли. И я знал, что изгнание её не остановит. Я спешил домой, но однажды разговорился с беженкой из Умбара. Оказалось, что она работает в чайхане по соседству с постоялым двором, на котором гадает по руке гадалка. Я увидел в этом знак и решил отправиться в Умбар и встретиться с этой предсказательницой.
На месте же оказалось, что гадание в Умбаре весьма популярно, и я нашёл не только хироманта, но и картоманта, поговорил с ней и попросился в ученики. Она согласилась, но на одном условии: у меня должна быть собственная колода. Ещё от деда я знал, что такие колоды передаются по наследству из рода в род, либо создаются самим гадателем. К сожалению, дедовскую колоду мы после его смерти так и не нашли, хотя перерыли всё его наследство. Возможно, он не хотел отдавать её сыну, ставшему купцом, а возможно - видел, что в Гондоре жрецы не нужны. Так что мы порешили, что гадалка меня проинструктирует, а я нарисую себе карты сам, как до этого рисовал географические.
После этого я поспешил в Лебеннин, взвесил все «за» и «против», принял и решение и рассказал Лорду Стражу обо всех своих наблюдениях, выводах и подозрениях, а затем съездил в Дол Амрот и пересказал всё то же самое интенданту Корпуса Света. Отчистив таким образом своё сердце и сложив груз принятия решения, я с маленьким караваном (Сэль так и грустила в Пеларгире) отправился наконец в Арнор. Незадолго до отправления до нас дошла страшная весть о барлоге, сразившем короля и воинов Корпуса. Я уже почти ничему не удивлялся, и даже страх словно притупился.
* * *
В Арнор мы пришли ранней осенью и нашли в запустении, как будто вернулась Третья Эпоха. Из разговоров с редкими местными жителями я узнал, что экспедиция университета распущена. Я вспомнил смутные слухи о ректоре Университета и содрогнулся от мысли о том, что Тьма могла вернуться и в эти дивной красоты земли. Я начинал опасаться за сохранность своего рассудка. Порой мне мерещились человеческие фигуры, исчезавшие при пристальном взгляде, слышались голоса. Однажды голос заговорил со мной и представился капитаном арнорской гвардии, павшей в битве с неизвестным врагом. Он попросил меня… передать посылку деве-целительности из Лоссарнаха, когда-то спасшей ему жизнь. Посылку трубочного листа. Я был бы уверен, что помешался, если бы это был не трубочный лист. Я начал ещё лучше понимать дикие выдумки файранор: как ни парадоксально, абсурдные и нелепые шутки помогали им сохранять здравый рассудок перед лицом неведомого.
И я поспешил обратно в южный Гондор. Не заходя в Минас-Тирит, я прошёл в Арнах и передал посылку капитана. Ненадолго я задержался в Лоссарнахе, беседовал с лекарями (одна из которых оказалась тёткой нашей наместницы, Риан), но вскоре до нас дошла весть о новом нападении на Минас-Тирит, и Лоссарнах почти опустел. Я же захотел увидеть Ангвен, леди-картографа из Итилиена. В сгущающемся мраке, казалось, уже ничего не имеет значения, кроме дружбы. Мы гуляли по итилиенским дворцам и паркам, беседовали под звёздами про ушедшие эпохи, про судьбу и её предсказание, про эльфов и тайные знания, про редкостные вещицы и игры; я рассказывал дедушкины харадские сказки. Однажды в таверне за чашкой кофе мы поспорили с каким-то книжником.
«Магия уходит из Средиземья», - говорил он - «и, может быть, это и к лучшему.»
«Магия не исчезла», - возразил я. «Она затаилась в человеческих сердцах.»
Вскоре после этого я принял решение и стал снаряжаться в Умбар. Ангвен я предложил отправиться путешествовать со мной, и она согласилась. Дальнейшее смутно: я помню пышный праздник в Умбаре, изрыгающих огонь танцовщиков, варварскую и торжественную музыку. Помню по контрасту спокойный, сонный, пресыщенный Лебеннин - и как я узнал, что всё это время среди нас, в самом мирном и спокойном городе Королевства, таился Враг, скрываясь под личиной не кого-нибудь, а тишайшего, интеллигентнейшего интенданта Фуруасара.
Весной войско Умбара вышло в поход, и перед ним пали Минас-Тирит и Дол Амрот.
Мои коллеги по команде говорят, что не видели в игре общего сюжета, но отдельные игроки играли отдельные истории. Вполне вероятно, что они правы. Я ехал на игру с тем, чтобы написать её хронику. Вместо этого я написал историю своего персонажа.