О финансах французского королевства.
В известной книге "Граждане. Хроника французской революции" Симон Шама приводит следующие данные по расходам французского бюджета в XVIII веке :
1. Война за австрийское наследство (1740 - 1748гг.) - 1 миллиард ливров.
2. Семилетняя война (1756 - 1763) - 1,8 миллиардов ливров. В1764 г. дефидит бюджета достиг 2,324 млрд., а расходы на погашение долгов поглощали 60 % бюджета (в два раза больше, чем в предыдущее десятилетие).
3. Прямые и косвенные военные расходы на американскую революцию - 1,3 млрд. ливров, причём 91 % этих денег представляли собой кредитные средства. В одном только 1781 г. (год битвы у Йoрктауна) американская кампания обошлась французской казне в 227 млн., из них 147 млн. было потрачено на флот - сумма, в 5 раз превышющая расходы на его содержание в мирное время.
Тем не менее, Шама показывает, что расхожее мнение о чрезмерности французских расходов, как причине финансового кризиса и последовавшей революции при сравнении состояния финансов Франции и её соперников не выдерживает критики. Цитирую :
" Пруссия, которую мы обычно представляем, как успешный продукт бюрократического милитаризма, в конце Семилетней войны оказалась в тяжелейшей ситуации, и её спасали только британские дотации. Свои проблемы она решила превзятием французской системы налогообложения... Голандская республика, которая охотно кредитовала всех желающих, в 1763-1764 годах оказалась в серьёзной депрессии . А Великобритания, выдаваемая за второй пример бюджетной компетентности, погрязла в долгах также глубоко, как её главный неприятель. Сегодня мы знаем, что британское налоговое бремя на одного жителя было в три раза больше, чем французское, и что в 1782 г. доля государственных доходов, съедаемых погашением долгов, колебалась около 70 %, опять-таки существенно выше, чем во Франции. С точки зрения абсолютных цифр даже после бюджетного хаоса, вызванного войной в Америке, мы не находим причин, по которым бы французский дефицит неизбежно должен был вести к катастрофе. Причины того, что французские правительства постепенно переходили от опасений к серьёзному беспокойству и, наконец, к нескрываемой панике, заключались не в реальнзх финансовых трудностях, а в том, как их воспринимали. Определяющие факторы денежного кризиса французского государства были политического и психологического характера, а отнюдь не институционального или фискального."
Далее Шама убедительно опровергает до сих пор встречающееся представление об "отсталой аграрной Франции" . В Англии на долю промышленности приходилось 25 % ВВП, во Франции - 20 %. Хотя в целом английская промышленность превосходила французскую, в некоторых областях темпы роста у французов были выше. Особенно хорошо это видно в металлургии, где рост производства в 1720 - 1790 годах составил 500 % во Франции и 100 % в Англии.
Есть в этой книге и интересные наблюдения по поводу модернизации коммуникаций (заведение дилижансов), приоритета Франции в воздухоплавании, гуманистических педагогических новаций (успешная разработка первых в мире программ обучения слепых и глухих детей). А также справедливое утверждение, что перевес французской сухопутной армии, демонстрировавшийся на протяжении четверти столетия почти непрерывных войн, был обеспечен системами вооружений и тактическими новинками, появившимися при ancien régime. Рост французского ВВП составлял в годы перед революцией 1,9 %. Превзойти этот показатель удалось только при империи.
Вывод из всего вышесказанного, на мой взгляд, достаточно очевиден . Социально-экономические проблемы, конечно же, существовали. Но не они были причиной революции. Скорее наоборот, революция прервала нормальное экономическое развитие и привела к массе проблем. Её долговременные геополитические последствия известны - потеря Францией ведущей роли в мировой политике и установление гегемонии англо-саксонских держав. Экономические тоже недвусмысленны : в 1815 г. объём французской торговли достигал 60 % от уровня 1789 года.