О человеке, который жил в оккупированном нацистами Минске и действовал сам по себе, в одиночку
Оригинал взят у hippy_end в О человеке, который жил в оккупированном нацистами Минске и действовал сам по себе, в одиночку
К 30 июня 75 лет назад столица Белоруссии -- Минск -- была уже три дня как занята немецкими войсками...
Есть замечательный, хотя и очень мрачный, роман Ганса Фаллады "Каждый умирает в одиночку" -- о том, что люди, даже живя в условиях нацистской оккупации, все равно могли сами по себе, без связи с подпольными организациями сопротивления, что-то делать для будущей общей победы -- вдвоем... или в одиночку
Этот пост будет как раз о таком человеке, только действовавшем не в романе, а в реальности -- в оккупированном немцами Минске в 1941--1944 годах -- без связи с сопротивлением, сам по себе, на свой страх и риск
Его история прошла незамеченной на фоне другой истории, ставшей всемирно известной -- с нее и начну, чтобы перейти потом ко второй -- основной для этого поста -- части
Итак...
Часть 1. История Маши Брускиной, Володи Щербацевича и Кирилла Ивановича Труса
Вот фотография, сделанная 26 октября 1941 года в городе Минске и ставшая известной всему миру
Слева -- направо: рабочий минского завода им. Мясникова Кирилл Иванович Трус и бывшие школьники: 17-летняя Маша Брускина и 16-летний Володя Щербацевич
Их ведут к месту казни за организацию побега раненных советских офицеров из минского лазарета для военнопленных
Обратите внимание на количество собранных для этого немецких солдат
Далеее -- цитирую рассказы свидетелей очевидцев:
«Причастность Маши Брускиной к подпольной группе О.Ф.Щербацевич и К.И.Труса теперь уже не вызывает сомнения. Об этом говорят многочисленные свидетельства.
Свидетельство первое. Заведующая сектором партархива Института истории партии при ЦК КП Белоруссии Вера Сафроновна Давыдова.
«Подпольная группа Труса и Щербацевич организовала побег большой группы военнопленных командиров Красной Армии из лазарета, разместившегося в бывшем Политехническом институте (где Маша, как известно, работала медсестрой. - Ред.). Патриоты снабжали пленных бланками документов, сообщали им явки в городе. На конспиративных квартирах в семьях О.Ф.Щербацевич и ее сестры Н.Ф.Янушкевич бежавших переодевали в гражданскую одежду.
[Могу достоверно сообщить, что моя мать в 1941 году в оккупированном городе -- выпускница школы -- работала в немецкой комендатуре именно с целью воровства чистых бланков документов, которые затем передавались людям, связанным с партизанами. Ей повезло больше -- накануне ареста семью предупредили, и они ночью ушли в лес к партизанам. Так что так всё тогда и было в оккупированных советских городах]
Первой от руки предателя Б.Рудзянко пострадала группа, в которую входили Трус, Щербацевич и другие. Патриотов бросили в тюрьму, их ежедневно пытали, но они до конца оставались верными социалистической Отчизне. В дикой злобе палачи учинили над ними публичную расправу, в разных концах города появились виселицы. 26 октября 1941 года было повешено 12 подпольщиков…»
26 октября… День, когда Маша вышла из тюрьмы, чтобы с фанерным щитом на груди, сообщавшим всем, всем, всем - «Мы, партизаны, стрелявшие по германским войскам», в последний раз гордо пройти по улицам родного Минска. [Фотографию, запечатлевшую этот путь -- вы видели выше]
Итак, Маша была одной из двенадцати, казненных в тот день.
Свидетельство второе. Жена казненного К.И.Труса:
«Я, гражданка Трусова Александра Владимировна, подтверждаю, что на фотографиях изображены мой муж Трус Кирилл Иванович, девушка с фанерным щитом и подросток перед казнью. Мне известно, что девушка эта часто бывала у нас в квартире, приносила шрифт и еще какой-то сверток. Предполагаю, что одежду. Муж называл ее Марией. Муж инструктировал ее, где и как прятать оружие».
Заметим, что этот документ, хранящийся в Музее истории Великой Отечественной войны, составлен до того, как родилось предположение, что Неизвестная - это Маша. И тот факт, что Александра Владимировна опознала ее на фотографии со своим мужем, назвала Марией - очень важен.
Мы встретились с А.В.Трусовой (она теперь не Трус, а Трусова, как звали мужа в подполье).
- Александра Владимировна, хорошо ли вы помните Машу?
- Машу? Ну, как же! На фотографии - она, в этом я уверена. Я тогда все глядела на нее и думала: небось, доченька, родители твои и не знают, на какое опасное дело ты решилась… Иногда она приходила не одна, а с ней еще подруга… Помню, муж предупреждал их: «Не прячьте оружие там, где живете. Будьте осторожны. И одежду для пленных вблизи своего дома не ищите, не просите…»
Свидетельство третье - о причастности Маши к подпольной группе Трус-Щербацевич. Каминская Стефанида Ермолаевна:
«…В сентябре я была арестована и до ноября 1941 года находилась в подвальной камере Минской тюрьмы по улице Володарского. Со мной сидели - Мария Мороз, коммунистка, как я думаю, Анастасия Бардиян - жена директора Матаровской школы и Надя Янушкевич (Щербацевич). Надя была очень больной, избитой, у нее отняли грудного ребенка, а потом ее перевели, я не знаю куда.
Вместо нее привели ее сестру - Ольгу Щербацевич. Ольга также вся была избита, ее очень часто звали на допросы. Сердцем мы очень сочувствовали, хотя мы были потрясены, но слезы старались сдержать, так как Ольга была очень мужественная. Когда нас выгоняли на работу, Ольга все время подходила к девушке, которая сидела в седьмом номере вместе с портнихой Леной Островской. Я эту девушку узнала на фотографиях, которые видела позже в Музее истории Великой Отечественной войны, где показано, как она повешена вместе с Володей Щербацевичем, которого я видела в тюрьме.
Когда их повесили, Мария Мороз говорила, что Ольга ей по секрету сказала, что арестовали всю группу, которая помогала военнопленным бежать из Минска. Мы видели, что Ольга очень любила эту девушку. Но имени я ее точно не знаю, потому что лично с ней не разговаривала. Эта девушка была чуточку выше меня, глаза карие, волосы вьющиеся, брови довольно плотные. Нос широковатый. С другими арестованными эта девушка в беседы не вступала, была замкнутой. Разговоры вела только с Ольгой, в тюрьме я их видела в октябре 1941 года, что и подтверждаю».
<…>
Свидетельство четвертое. Спасенного из лазарета Блажнова Ивана
Никитовича, ныне начальника отдела одного из минских заводов.
- Получил сильное ранение в левую ногу, - рассказывает он, - затем плен и фашистский лазарет. Это была бесчеловечная свалка, а не лазарет. Раненые валялись на голом полу.
Мне повезло, я лежал на листе фанеры…
- Помните ли вот эту девушку? - Мы показываем фотоснимки. - Нам точно известно, что она работала медсестрой в вашем лазарете.
Пауза.
- Нет.
И хотя это легко объяснимо (на втором этаже, где размещались легкораненые и куда Блажнова сразу же переместили узнавшие своего политрука бойцы, женщин вообще не было, они могли быть только на первом этаже, где находились тяжелораненые), - все-таки нам трудно скрыть разочарование.
- Как вас вывели из лазарета? - делаем мы еще одну попытку.
- Фельдшеру Писаренко разрешалось ходить по городу с повязкой. Он заготовил документы на меня, Левита, Зорина, Истомина, Рудзянко…
- Простите, какого Рудзянко?
- Того самого, предателя. Лейтенант Борис Рудзянко служил вместе со мной в одном корпусе, работал в штабе… Ну так вот, вывели нас под предлогом перевода в третью больницу, а привели к Ольге Федоровне. Она же распределила всех по квартирам. Я остался у нее, а Рудзянко поместили у Лены Островской…
Стоп! Лена Островская… Где мы о ней слышали? Ага, свидетельство Каминской: «Ольга все время подходила к девушке, которая сидела в седьмом номере вместе с портнихой Леной Островской…»
- Вы не помните, чем занималась Островская?
- Она была портнихой.
Теперь все сомкнулось. Предатель Рудзянко сразу же после ареста, разумеется, назвал Островскую, приютившую его, и Ольгу Федоровну, которая привела его к Островской и потом в числе других спасенных увела в лес, к партизанам. Выдал он и остальных из группы Ольги Федоровны, в том числе и Машу. Так Маша Брускина и Елена Острвоская оказались в одной камере, по соседству с Ольгой Федоровной.
И хотя Блажнов так и не вспомнил Машу, потому что не знал ее в лицо, но они оказались накрепко связанными друг с другом - раненый военнопленный политрук Иван Блажнов и медицинская сестра комсомолка Маша Брускина, отдавшая жизнь за то, чтобы он оказался на свободе.
<…>
В опубликованных ранее воспоминаниях С.А.Давидович мы приводили записку Маши, присланную матери в канун казни, где она, уже зная о своей участи, просит мать передать ей любимое платье и кофточку»
[В этой одежде Маша и запечатлена на фотографиях
Непосредственно вешали НЕ немцы, а служившие нацистской Германии литовцы из второго литовского полицейского батальона]
Источник информации: http://jewishfreedom.org/page472.html
Далее -- три фотографии, снятые для устрашения непосредственно во время казни -- они также обошли весь мир
Офицер надевает на шею Маше веревку -- Маша в ее любимом платье и кофточке
Маша казнена -- офицер затягивает петлю на шее 16-летнего Володи Щербацевича
Последним казнят Кирилла Труса
Казнь совершили добровольцы 2-го батальона полицейской вспомогательной службы из Литвы, которыми командовал майор Импулявичюс. Время съёмки: 26.10.1941 г.
Источник фотографий: http://www.zabvo.su/showthread.php?470-Уникальные-фотографии-Военная-тематика/page24&s=4f5191211dd7d3ae2bf4a53f258052a8
Часть 2. История минского фотографа Алексея Сергеевича Козловского
Напоминаю, что для данного поста основной является именно эта -- вторая часть -- история работавшего в оккупированном Минске фотографа Алексея Сергеевича Козловского
Вот что он рассказал после освобождения Минска советскими войсками в 1944 году:
«С июня 1941 года по 1944 год я работал в частной фотографии так называемого фольксдойча Бориса Вернера. Немцы часто сдавали на проявку и изготовление отпечатков снятые ими пленки.
Приблизительно в ноябре 1941 года в мои руки попала пленка, на которой были запечатлены эпизоды казни советских людей - мужчины, девушки и подростка. Я проявил эту пленку с размерами кадра 6х9 см. Всего на ней было восемь кадров, которые не повторяли друг друга…
По-моему, если память мне не изменяет, я по заказу сделал по три отпечатка с каждого снимка. И, кроме этого, на свой страх и риск, я сделал еще по одному отпечатку, которые спрятал у себя в подвале с величайшей осторожностью, так как я давал подписку коменданту города Минска, что никаких дубль-отпечатков делать и сохранять не буду.
Людей, которые были на фотографиях, я лично не знал, но, потрясенный их мужеством, я решил сохранить эти документы для будущего. За годы войны мне удалось сохранить 287 фотографий, запечатлевших злодеяния немецко-фашистских захватчиков, которые я сдал органам Советской власти после освобождения города»
Источник информации: http://jewishfreedom.org/page472.html
Так вот, этот человек жил три года в оккупированном городе, проявлял пленки и изготовлял фотографии для немцев в лаборатории фольксдойча (сотрудничал с оккупантами), дав соответствующую подписку
Думаю, если бы немцы узнали о том, что он изготовляет лишние фотографии и прячет их, участь его, вероятно, была бы аналогичной участи подпольщиков
Однако о нем, в отличие от подпольщиков, о которых знали, у которых были товарищи, никто бы не узнал, и в памяти он бы остался скорее всего... как сотрудничавший с немцами коллаборационист
Понимал ли это Алексей Козловский?
Думаю, что да, наверняка понимал
И тем не менее -- в течение трех лет (!) -- вел свою никому не известную войну с оккупантами в одиночку
Сохранив в итоге 287 уникальных свидетельств -- в качестве своего вклада в общую победу над нацистской Германией
Не знаю, получил ли после войны Алексей Сергеевич Козловский медаль "За победу над Германией"? (Если после освобождения Минска его не призвали в армию)
Но на мой взгляд, он ее сполна заслужил, став примером того, что любой человек может действовать в оккупированном городе, в глубоком тылу даже сам по себе -- для общей победы
Действовать самому, на свой страх и риск, в одиночку...
К 30 июня 75 лет назад столица Белоруссии -- Минск -- была уже три дня как занята немецкими войсками...
Есть замечательный, хотя и очень мрачный, роман Ганса Фаллады "Каждый умирает в одиночку" -- о том, что люди, даже живя в условиях нацистской оккупации, все равно могли сами по себе, без связи с подпольными организациями сопротивления, что-то делать для будущей общей победы -- вдвоем... или в одиночку
Этот пост будет как раз о таком человеке, только действовавшем не в романе, а в реальности -- в оккупированном немцами Минске в 1941--1944 годах -- без связи с сопротивлением, сам по себе, на свой страх и риск
Его история прошла незамеченной на фоне другой истории, ставшей всемирно известной -- с нее и начну, чтобы перейти потом ко второй -- основной для этого поста -- части
Итак...
Часть 1. История Маши Брускиной, Володи Щербацевича и Кирилла Ивановича Труса
Вот фотография, сделанная 26 октября 1941 года в городе Минске и ставшая известной всему миру
Слева -- направо: рабочий минского завода им. Мясникова Кирилл Иванович Трус и бывшие школьники: 17-летняя Маша Брускина и 16-летний Володя Щербацевич
Их ведут к месту казни за организацию побега раненных советских офицеров из минского лазарета для военнопленных
Обратите внимание на количество собранных для этого немецких солдат
Далеее -- цитирую рассказы свидетелей очевидцев:
«Причастность Маши Брускиной к подпольной группе О.Ф.Щербацевич и К.И.Труса теперь уже не вызывает сомнения. Об этом говорят многочисленные свидетельства.
Свидетельство первое. Заведующая сектором партархива Института истории партии при ЦК КП Белоруссии Вера Сафроновна Давыдова.
«Подпольная группа Труса и Щербацевич организовала побег большой группы военнопленных командиров Красной Армии из лазарета, разместившегося в бывшем Политехническом институте (где Маша, как известно, работала медсестрой. - Ред.). Патриоты снабжали пленных бланками документов, сообщали им явки в городе. На конспиративных квартирах в семьях О.Ф.Щербацевич и ее сестры Н.Ф.Янушкевич бежавших переодевали в гражданскую одежду.
[Могу достоверно сообщить, что моя мать в 1941 году в оккупированном городе -- выпускница школы -- работала в немецкой комендатуре именно с целью воровства чистых бланков документов, которые затем передавались людям, связанным с партизанами. Ей повезло больше -- накануне ареста семью предупредили, и они ночью ушли в лес к партизанам. Так что так всё тогда и было в оккупированных советских городах]
Первой от руки предателя Б.Рудзянко пострадала группа, в которую входили Трус, Щербацевич и другие. Патриотов бросили в тюрьму, их ежедневно пытали, но они до конца оставались верными социалистической Отчизне. В дикой злобе палачи учинили над ними публичную расправу, в разных концах города появились виселицы. 26 октября 1941 года было повешено 12 подпольщиков…»
26 октября… День, когда Маша вышла из тюрьмы, чтобы с фанерным щитом на груди, сообщавшим всем, всем, всем - «Мы, партизаны, стрелявшие по германским войскам», в последний раз гордо пройти по улицам родного Минска. [Фотографию, запечатлевшую этот путь -- вы видели выше]
Итак, Маша была одной из двенадцати, казненных в тот день.
Свидетельство второе. Жена казненного К.И.Труса:
«Я, гражданка Трусова Александра Владимировна, подтверждаю, что на фотографиях изображены мой муж Трус Кирилл Иванович, девушка с фанерным щитом и подросток перед казнью. Мне известно, что девушка эта часто бывала у нас в квартире, приносила шрифт и еще какой-то сверток. Предполагаю, что одежду. Муж называл ее Марией. Муж инструктировал ее, где и как прятать оружие».
Заметим, что этот документ, хранящийся в Музее истории Великой Отечественной войны, составлен до того, как родилось предположение, что Неизвестная - это Маша. И тот факт, что Александра Владимировна опознала ее на фотографии со своим мужем, назвала Марией - очень важен.
Мы встретились с А.В.Трусовой (она теперь не Трус, а Трусова, как звали мужа в подполье).
- Александра Владимировна, хорошо ли вы помните Машу?
- Машу? Ну, как же! На фотографии - она, в этом я уверена. Я тогда все глядела на нее и думала: небось, доченька, родители твои и не знают, на какое опасное дело ты решилась… Иногда она приходила не одна, а с ней еще подруга… Помню, муж предупреждал их: «Не прячьте оружие там, где живете. Будьте осторожны. И одежду для пленных вблизи своего дома не ищите, не просите…»
Свидетельство третье - о причастности Маши к подпольной группе Трус-Щербацевич. Каминская Стефанида Ермолаевна:
«…В сентябре я была арестована и до ноября 1941 года находилась в подвальной камере Минской тюрьмы по улице Володарского. Со мной сидели - Мария Мороз, коммунистка, как я думаю, Анастасия Бардиян - жена директора Матаровской школы и Надя Янушкевич (Щербацевич). Надя была очень больной, избитой, у нее отняли грудного ребенка, а потом ее перевели, я не знаю куда.
Вместо нее привели ее сестру - Ольгу Щербацевич. Ольга также вся была избита, ее очень часто звали на допросы. Сердцем мы очень сочувствовали, хотя мы были потрясены, но слезы старались сдержать, так как Ольга была очень мужественная. Когда нас выгоняли на работу, Ольга все время подходила к девушке, которая сидела в седьмом номере вместе с портнихой Леной Островской. Я эту девушку узнала на фотографиях, которые видела позже в Музее истории Великой Отечественной войны, где показано, как она повешена вместе с Володей Щербацевичем, которого я видела в тюрьме.
Когда их повесили, Мария Мороз говорила, что Ольга ей по секрету сказала, что арестовали всю группу, которая помогала военнопленным бежать из Минска. Мы видели, что Ольга очень любила эту девушку. Но имени я ее точно не знаю, потому что лично с ней не разговаривала. Эта девушка была чуточку выше меня, глаза карие, волосы вьющиеся, брови довольно плотные. Нос широковатый. С другими арестованными эта девушка в беседы не вступала, была замкнутой. Разговоры вела только с Ольгой, в тюрьме я их видела в октябре 1941 года, что и подтверждаю».
<…>
Свидетельство четвертое. Спасенного из лазарета Блажнова Ивана
Никитовича, ныне начальника отдела одного из минских заводов.
- Получил сильное ранение в левую ногу, - рассказывает он, - затем плен и фашистский лазарет. Это была бесчеловечная свалка, а не лазарет. Раненые валялись на голом полу.
Мне повезло, я лежал на листе фанеры…
- Помните ли вот эту девушку? - Мы показываем фотоснимки. - Нам точно известно, что она работала медсестрой в вашем лазарете.
Пауза.
- Нет.
И хотя это легко объяснимо (на втором этаже, где размещались легкораненые и куда Блажнова сразу же переместили узнавшие своего политрука бойцы, женщин вообще не было, они могли быть только на первом этаже, где находились тяжелораненые), - все-таки нам трудно скрыть разочарование.
- Как вас вывели из лазарета? - делаем мы еще одну попытку.
- Фельдшеру Писаренко разрешалось ходить по городу с повязкой. Он заготовил документы на меня, Левита, Зорина, Истомина, Рудзянко…
- Простите, какого Рудзянко?
- Того самого, предателя. Лейтенант Борис Рудзянко служил вместе со мной в одном корпусе, работал в штабе… Ну так вот, вывели нас под предлогом перевода в третью больницу, а привели к Ольге Федоровне. Она же распределила всех по квартирам. Я остался у нее, а Рудзянко поместили у Лены Островской…
Стоп! Лена Островская… Где мы о ней слышали? Ага, свидетельство Каминской: «Ольга все время подходила к девушке, которая сидела в седьмом номере вместе с портнихой Леной Островской…»
- Вы не помните, чем занималась Островская?
- Она была портнихой.
Теперь все сомкнулось. Предатель Рудзянко сразу же после ареста, разумеется, назвал Островскую, приютившую его, и Ольгу Федоровну, которая привела его к Островской и потом в числе других спасенных увела в лес, к партизанам. Выдал он и остальных из группы Ольги Федоровны, в том числе и Машу. Так Маша Брускина и Елена Острвоская оказались в одной камере, по соседству с Ольгой Федоровной.
И хотя Блажнов так и не вспомнил Машу, потому что не знал ее в лицо, но они оказались накрепко связанными друг с другом - раненый военнопленный политрук Иван Блажнов и медицинская сестра комсомолка Маша Брускина, отдавшая жизнь за то, чтобы он оказался на свободе.
<…>
В опубликованных ранее воспоминаниях С.А.Давидович мы приводили записку Маши, присланную матери в канун казни, где она, уже зная о своей участи, просит мать передать ей любимое платье и кофточку»
[В этой одежде Маша и запечатлена на фотографиях
Непосредственно вешали НЕ немцы, а служившие нацистской Германии литовцы из второго литовского полицейского батальона]
Источник информации: http://jewishfreedom.org/page472.html
Далее -- три фотографии, снятые для устрашения непосредственно во время казни -- они также обошли весь мир
Офицер надевает на шею Маше веревку -- Маша в ее любимом платье и кофточке
Маша казнена -- офицер затягивает петлю на шее 16-летнего Володи Щербацевича
Последним казнят Кирилла Труса
Казнь совершили добровольцы 2-го батальона полицейской вспомогательной службы из Литвы, которыми командовал майор Импулявичюс. Время съёмки: 26.10.1941 г.
Источник фотографий: http://www.zabvo.su/showthread.php?470-Уникальные-фотографии-Военная-тематика/page24&s=4f5191211dd7d3ae2bf4a53f258052a8
Часть 2. История минского фотографа Алексея Сергеевича Козловского
Напоминаю, что для данного поста основной является именно эта -- вторая часть -- история работавшего в оккупированном Минске фотографа Алексея Сергеевича Козловского
Вот что он рассказал после освобождения Минска советскими войсками в 1944 году:
«С июня 1941 года по 1944 год я работал в частной фотографии так называемого фольксдойча Бориса Вернера. Немцы часто сдавали на проявку и изготовление отпечатков снятые ими пленки.
Приблизительно в ноябре 1941 года в мои руки попала пленка, на которой были запечатлены эпизоды казни советских людей - мужчины, девушки и подростка. Я проявил эту пленку с размерами кадра 6х9 см. Всего на ней было восемь кадров, которые не повторяли друг друга…
По-моему, если память мне не изменяет, я по заказу сделал по три отпечатка с каждого снимка. И, кроме этого, на свой страх и риск, я сделал еще по одному отпечатку, которые спрятал у себя в подвале с величайшей осторожностью, так как я давал подписку коменданту города Минска, что никаких дубль-отпечатков делать и сохранять не буду.
Людей, которые были на фотографиях, я лично не знал, но, потрясенный их мужеством, я решил сохранить эти документы для будущего. За годы войны мне удалось сохранить 287 фотографий, запечатлевших злодеяния немецко-фашистских захватчиков, которые я сдал органам Советской власти после освобождения города»
Источник информации: http://jewishfreedom.org/page472.html
Так вот, этот человек жил три года в оккупированном городе, проявлял пленки и изготовлял фотографии для немцев в лаборатории фольксдойча (сотрудничал с оккупантами), дав соответствующую подписку
Думаю, если бы немцы узнали о том, что он изготовляет лишние фотографии и прячет их, участь его, вероятно, была бы аналогичной участи подпольщиков
Однако о нем, в отличие от подпольщиков, о которых знали, у которых были товарищи, никто бы не узнал, и в памяти он бы остался скорее всего... как сотрудничавший с немцами коллаборационист
Понимал ли это Алексей Козловский?
Думаю, что да, наверняка понимал
И тем не менее -- в течение трех лет (!) -- вел свою никому не известную войну с оккупантами в одиночку
Сохранив в итоге 287 уникальных свидетельств -- в качестве своего вклада в общую победу над нацистской Германией
Не знаю, получил ли после войны Алексей Сергеевич Козловский медаль "За победу над Германией"? (Если после освобождения Минска его не призвали в армию)
Но на мой взгляд, он ее сполна заслужил, став примером того, что любой человек может действовать в оккупированном городе, в глубоком тылу даже сам по себе -- для общей победы
Действовать самому, на свой страх и риск, в одиночку...